Kitobni o'qish: «Живая святая православного джихада»

Денис задумчиво смотрел на замершую у обочины полусгоревшую технику. Бронетранспортеры, внедорожники, грузовики – чем ближе к линии боев, тем больше покореженного металла скапливалось у дороги. Газель бодро проезжала мимо немых памятников войны, лавируя среди выбоин на асфальте.

– В Прокофьевку ездил? Там еще больше металла лежит, – прокомментировал картину за окном водитель Виталич, – Я думаю, когда мы закончим, надо одну такую дорогу оставить – не убирать ничего. Чтоб, значит, каждый мог посмотреть, как лихо оно тут было.

Денис задумчиво кивнул, разглядывая отдельно лежавшую танковую башню. Газель подбросило на кочке, и водитель забористо выругался.

– Вот на кой ты к этим сектантам поперся, скажи мне на милость? – резко дергая рулем, спросил он. Денис открыл было рот, но Виталич сам же и ответил на свой вопрос: – Делать потому что тебе нечего. Сидел бы в своей Москве, в тепле, какао пил. Канал бы завел в «Телеге». Других репостил, ножи продавал. Как белый человек.

Денис усмехнулся:

– Я же журналист. Если долго в Москве сидеть, редактор пошлет женский футбол снимать.

– Да, это будет пострашнее нашей возни! – расхохотался водитель.

Виталича, ополченца первой волны, Денис знал с 2014 года, когда молодым корреспондентом газеты «Новая правда» в первый раз приехал на Донбасс. Сегодня страх и ярость тех дней уже подзабылись. Изменилась и война, и люди.

– Они что, натурально сектанты? – спросил Денис.

Водитель пожал плечами и ответил, не отрывая глаз от дороги:

– Ты их рожи как увидишь, так сам и поймешь.

Он помолчал, а потом, покачав седой головой, добавил:

– Они на всю башку отбитые. Приехали где-то в мае двадцать второго, откуда-то из Сибири. Бабы в Донецке остались, а мужики – на фронт. И как бы те, кто в России, шлют донецким, а те уже на передок.

Денис кивнул: он знал эту схему и благодаря ей нашел контактное лицо в церковной общине.

– Мужики сразу ломанулись на Дмитровку, – продолжал ополченец, – Там их положили изрядно, но они таки закрепились. Выгрызли себе землю, окопались и воюют.

– Плохо, что ли? Хорошо же! – Денис улыбнулся и провел рукой по аккуратной бородке.

– Так-то да, вот только отмороженные они слишком. Действуют по принципу «убивай всех, Господь выберет своих».

Денис промолчал. Фронтовые командировки не были для него в новинку. За восемь лет войны он видел много проявлений звериной жестокости со стороны противника и не осуждал те подразделения, в которых пленные не успевали доехать живыми до госпиталя. Видимо, решил военкор, эта церковная община тоже не заморачивалась с обменным фондом.

– Скоро уже приедем, – сказал Виталич.

Солнце стояло высоко в зените, согревая сочную зелень листвы. Лесополосы прорезали неухоженные поля с плотными рядами противотанковых мин. В ярко-голубом небе белел след самолета.

На горизонте появились очертания нужной им деревушки. Денис пригладил собранные в хвост волосы и надел модный безухий шлем. Он улыбался, сам не понимая чему.

Пункт временной дислокации добровольческого отряда Церкви Святых Новомучеников и Исповедников располагался в помещении сельского клуба. Серое кирпичное здание с многократно залатанной крышей выглядело убого и неопрятно. Рядом с домом был натянут большой навес из маскировочной сетки, под которым стояла машина инкассации и пикап с кунгом.

Виталич припарковал газель возле других машин и не спеша покинул кабину. Из здания к ним уже направлялся среднего роста мужчина с коротко подстриженными волосами и светло-русой бородой. Без оружия и каски, в костюме «горка» и кроссовках он выглядел как офисный работник, выбравшийся с друзьями на охоту. Но образ белого воротничка нарушала татуировка на лице. Черной краской через лоб и подбородок проходила линия толщиной в два сантиметра, и такая же пересекала ее от виска до виска через веки, образуя крест.

На груди встречающего виднелась нашивка с позывным «Воронеж».

– Здравствуйте! – он протянул руку, подойдя к гостям. – Анатолий Воронин, можно просто Толя.

– Денис Малко, «Новая правда». Я списывался с вами в «Телеграме».

Толя кивнул.

– Да, мы вас ждали.

Пока военкор доставал сумку, встречающий повернулся к водителю:

– С моим грузом?

Виталич хмыкнул.

– Полный кузов. Но нужны помощники – парни втроем грузили.

– Денис, давайте со мной, – махнул рукой Толя. – Ребята сейчас подойдут, – обещал он Виталичу и пошагал к серому дому.

Внутри бурлила армейская жизнь: стиралась одежда, готовилась еда, проверялись боеприпасы. Солдаты собирали дроны, изучали карты, а некоторые решили урвать время для сна, богатырским храпом сотрясая увешанные иконами стены.

Помещение, где Толя оставил Дениса, напоминало недорогой, но опрятный хостел. Несколько двухъярусных кроватей, тумбочки для мелких вещей, простые занавески на единственном окне. Другие подразделения рано или поздно разнообразили бы интерьер флагами СССР или Российской Империи, символикой родов войск или хотя бы футбольных клубов. Но здесь не нашлось даже ожидаемых флагов генерала Бакланова и Союза православных хоругвеносцев. Только изображения святых и сцен из Библии. У Дениса еще до поездки создалось впечатление, что церковь старается не выпускать из своих рядов тех, кто однажды туда попал. Теперь он пришел к мысли, что религия заменила этим людям идеологию.

Ждать встречи с командиром добровольцев пришлось долго, но военкор не терял времени даром – отсыпался. Когда Толя разбудил его, за окном уже стемнело.

– Пойдемте, – позвал он, – вас ждет отец-исповедник.

Ночью суеты в доме стало меньше. Быстро пройдя узкими коридорами через все здание, они остановились у старой деревянной двери. Провожатый постучал.

– Войдите, – ответил громкий, но мягкий голос.

Мужчины вошли в полумрак помещения, и Толя представил гостя:

– Отец Григорий, это военкор из «Новой правды».

Денис с интересом осмотрел кабинет. В углу под потолком виднелись иконы с маленькой горящей лампадкой. При ее слабом свете казалось, что комната полна загадок. Тени играли на прислоненном к столу оружии, старых папках с документами и картами, ворохе одежды на продавленном диване. На столе мигал светодиодами ноутбук.

– Отец Григорий Нефедов, – представился хозяин комнаты.

– Денис Малко.

Они крепко пожали друг другу руки. У командира добровольцев оказались длинные, до плеч, волосы и густая борода. И там, и там обильно серебрилась седина. В неярком свете блестели цепкие, умные глаза. Кожу изрезали морщины, но, кроме них, ее покрывало что-то еще. Сначала Денису показалось, что это грязь, но вскоре он понял, что это буквы. Как и у Толи, на лице отца Григория была татуировка.

– Можно свет включить? Боюсь, что в такой темноте у нас с видео ничего не получится.

– Конечно, – отец Григорий подошел к окну и проверил, плотно ли задернуты шторы.

– Толь, нажми кнопочку.

Яркий электрический свет наполнил комнату, и все невольно заморгали.

– Я вас оставлю, – сказал доброволец и, получив согласный кивок отца-исповедника, вышел за дверь.

– Проходите, присаживайтесь, – пригласил Дениса отец Григорий.

Только теперь военкор рассмотрел лицо командира. На загорелой коже чернели расплывающиеся, но еще отчетливо читаемые буквы. Они складывались в слова молитвы, и Денис не мог оторвать взгляд, пока полностью не прочитал надпись «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу, и ныне и присно и во веки веков. Аминь».

Довольный произведенным эффектом, отец Григорий улыбнулся. Денис отчего-то закашлялся. На него неожиданно накатило смущение, и военкор начал сосредоточенно искать в своем рюкзаке оборудование для съемки. Успокоив себя привычными действиями, он еще раз посмотрел на командира.

От пронзительного взгляда серых глаз отца-исповедника внутри становилось холодно. С начала встречи Денис не мог расслабиться, постоянно ощущая невольное напряжение.

Установив камеру и повесив себе и собеседнику петлички микрофонов, военкор собрался было начать интервью, но отец Григорий перехватил инициативу.

– Знаете, Денис, так получилось, что мне по роду деятельности приходится много общаться с людьми, и я чаще выступаю в роли слушателя, а не рассказчика.