Kitobni o'qish: «Халявные баксы»
Введение
Я – человек простой, не гений и не дурак точно. Ну может одна извилина в черепушке отличается от обычной для гомо сапиенса формы, потому что применительно к геологам «простой» – это как лейтенант или старлей в армии, а меня очень быстро сделали старшим геологом партии, что соответствует чину капитана, может даже майора. И тараканы в моей голове отсутствуют. Имею в виду больших, предпочитающих мозги жутких «правдолюбцев», хитрых карьеристов, бездушных мошенников, а то и просто бандитов – то-есть всех, кого народ за глаза или открыто называет подлецами и негодяями. Маленькие-то тараканчики, как и у всех без исключения, конечно присутствуют. Хотя понять они ли это, а не загадочные проявления души, не представляется возможным. Пример? Да запросто! Что такое для мужика страсть к охоте или рыбалке? Конечно, проявления авантюрной и романтической натуры. А для его жены? Конечно, маленький таракашка. Пример из интеллектуальной области? Пожалуйста. Что такое желание пополнить домашнюю библиотеку новыми интересными книгами? Конечно, проявления интеллигентности и утонченности мышления. А непреодолимое стремление жены расставить их на полке не по жанру и теме, а по ранжиру, качеству или цвету переплета? То- то и оно, сами понимаете что.
С одним маленьким таракашкой в моей голове жена мирилась всегда. И не возмущалась, если у меня появлялось желание наведать места, где прошли лучшие годы. Имею в виду студенческие, их-то по- другому никто и не считает. Места же эти в Москве, где я постиг основы профессии в Геологоразведочном институте, в том, что раньше находился на Моховой напротив манежа. Вот и навещал столицу раз в один – два года, по пути в отпуск из солнечного Казахстана в хмурую Смоленщину, где обитали мои предки – только до поры до времени, до всем известной «перестройки», закончившейся полным бардаком в стране.
С ее приходом геологам первыми стало « не до жиру – быть бы живу». Какие отпуска и поездки, если отрасль разваливали сразу и сознательно, прекрасно понимая, что открытых и разведанных месторождений столько, что от услуг романтиков поля можно отказаться лет эдак на десять – пятнадцать.
Но жизнь идет полосами. Обязательно трудная кончается, и начинается другая, когда можно вздохнуть с облегчением и вспомнить, что пора навестить и постаревших родителей, и сына, успевшего окончить институт, конечно Московский – по моему настоянию.
И вот, после долгого перерыва, познав все «прелести» переходного этапа от социализма к капитализму, уже другим человеком, для которого главное не государство а деньги, полученные или добытые полюбому, я снова шагаю по знакомым улицам и проспектам, неожиданно для себя удивляясь, восхищаясь и возмущаясь одновременно. Удивляясь вездесущей красочной рекламе на всевозможные, ранее часто запрещенные темы, количеству появившихся забегаловок, в которых можно не только перекусить, а и успокоить душу, не пряча бутылку под столом. Восхищаясь невиданному во времена генсеков обилию товаров в магазинах, возможности в любое время дня и ночи выпить и перекусить, если на то есть желание. Возмущаясь толпам на улицах и в общественном транспорте, количеству лиц явно не Московского рождения, часто таких, кого в былые времена не подпустили бы к городу ближе сто первого километра. Возмущаясь засилью машин невиданных ранее марок, заполонивших не только улицы и проспекты, а и тротуары, и даже дворы зданий, вплоть до выходов из подъездов.
Торопиться мне некуда. После института сын обосновался в Москве, и остановиться у него на несколько дней я могу всегда. Бросил в квартире дорожные вещи, и пока чадо с женой зарабатывают денежки, отправился на экскурсию по подзабытым местам. Очень интересно! Читаю рекламу, разглядываю витрины магазинов, в некоторые захожу лишний раз убедиться, что на прилавках есть все, вплоть до птичьего молока. Вот они, новые рыночные отношения! Глаз радуют! Правда, цены на товары тоже рыночные, честно говоря, приличные, иногда и запредельные, но товар-то – лежит на прилавках и никакой очереди! Может зря нас капитализмом с пеленок пугали? Вон он как шагает, не знаю как по стране – но по Москве семимильными шагами точно.
Больше часа я наслаждался обновленными видами хорошо знакомого мне города, подошло время посидеть, организовать что-то вроде второго завтрака. Раньше, при развитом социализме, подходящее место пришлось бы долго искать, потом стоять в очереди. Сейчас же на каждом шагу красочные витрины заманивали, зазывали посетить заведение и окунуться в полную нирвану.
Я выбрал понравившуюся коробочку из стекла и стали, над входом в которую реклама обещала все вкусно и недорого, вошел в помещение и устроился за одним из шести столиков. Приятно-то как! Светло, чистота стерильная, посетителей человек пять не больше, а у дальней от входа стены – бар с витриной причудливых бутылок с красивыми этикетками. Да, в сфере обслуживания капитализм явно переплюнул не воплощенные бывшей властью ожидания, надежда на которые долгие годы теплилась в душе каждого.
Не успел оглядеться, а ко мне уже спешила официантка в стильном и аккуратном костюмчике, подчеркивающем нужные места привлекательной фигуры и не скрывавщим стройные ножки красавицы. Я не мог не улыбнуться, вспомнив официанток доперестроечных времен: всегда не очень красивые, как правило пожилые и в неопрятном одеянии, они редко вызывали лично у меня положительные эмоции. А таких вот симпатюшек, если и встречал, то в редких престижных ресторанах, в которых столь же редко отмечался по совсем невероятным поводам, да в самолетах аэрофлота в качестве стюардесс.
Подошедшая красавица мою улыбку заметила, очаровательнейшей своей ответила, и задала обычный в подобных случаях вопрос:
«Что вы желаете?»
Я с восхищением смотрел на девушку, совершенно забыв, что же собирался заказать. И не придумал лучшего, как с сожалением вздохнуть: с такой красавицей любой мужчина мечтал бы поговорить, посидеть за бутылкой вина, ну и так далее. Все это девушка легко прочитала на моем лице, еще раз улыбнулась и опустила глаза на маленькую книжечку в руках, сделав вид, что готова записать заказ. Пришлось фривольные мысли из головы выкинуть:
«Сто грамм хорошей водочки, ну и закусить что-то, вроде сосиски».
Девушка кивнула головой, бросила на меня мимолетный взгляд – как мне показалось, заинтересованный, и направилась в сторону буфета – бара, очень завлекательно покачивая умопомрачительной попой. Н-да, капитализм не всегда имеет волчий оскал, иногда это и чарующая улыбка искусительницы.
Через пару минут я сделал глоток качественного напитка, пожевал кусочек сосиски, и откинувшись на спинку стула, вытянул ноги – дать им возможность отдохнуть после непривычного для геолога асфальта. Немногие посетители заведения были заняты такой же расслабухой, а очаровательная официантка возле бара разговаривала с одним из сослуживцев, не забывая наблюдать за присутствующими. Возле меня она оказалась моментально, как только отодвинул в сторонку пустые тарелочку и стаканчик.
«Желаете еще что-то?» – со знакомой улыбкой задала очередной вопрос.
Я с сожалением вздохнул – принятые сто грамм не помешают, но заказывать еще, когда экскурсия по Москве только начинается, совсем ни к чему. Да и вечер впереди, рюмку придется не раз поднимать с сыном, его женой, их друзьями. Пришлось ответить соответственно ситуации:
« Спасибо, хватит. С утра вредно и наедаться и напиваться ».
« Очень вы серьезный мужчина », – опять же с улыбкой и некой интимной ноткой ответила девушка и положила на стол счет за съеденное и выпитое. Я полез в карман за бумажником, и доставая его, не мог, ну просто не мог не задать вопрос:
«Объясните мне, незнайке: почему вы, такая молодая и красивая, работаете простой официанткой? Неужели в Москве не можете найти места получше?»
Улыбка на лице девушки не исчезла, но в ней пропала знакомая лучезарность и проявилось некое сожаление, может быть волнение. Но ответить она все же решилась, начав с вопроса:
« А почему вы, такой представительный мужчина, посетили наше заведение, а не ресторан? Одеты отлично, и деньги есть», – ну да, есть, только халявные, честным трудом не заработанные, – «хотя и не в Москве живете, а где-то под солнышком – вон как загорели! И фигура у вас спортивная!» Я приятно удивился прозорливости красавицы и подтвердил ее суждения кивком головы. А она продолжила: « Вот и я не москвичка, приехала из маленького городка. А устроиться непросто, если нет желания выполнять сразу две работы».
« Как это две?» – удивил девушку наивностью.
Красавица подняла вверх очи и покрутила головой, демонстрируя ущербность в моих знаниях особенностей столичной жизни.
« Что, мужики на работе пристают?» – решился я на предположение.
« Если бы», – девушка вздохнула, – « мужиков можно послать куда подальше, а хозяина, к кому нанимаешься, как? На дверь сразу покажет».
Пришлось прискорбно вздохнуть мне. Конечно, и в старые времена начальники пользовались положением и красивых женщин без внимания не оставляли. Но все в рамках обоюдного согласия, чтобы не дай бог дама не возмутилась и не подняла шум – за такое можно было и с хорошей должности полететь. Теперь же, когда бывшие начальники превратились в законных хозяев тех же предприятий, кого и чего им бояться? Некого и нечего, что девушка мне и подтвердила. Правда, многие из них сейчас скромниц из себя не строят, а секс с хозяином считают необременительным способом дополнительного заработка. Но не все же – очаровательная официантка к таким дамам точно не относится, за что симпатии мои к ней сразу же выросли. Но все, что я мог – это ограничиться советом, если не просто отговоркой:
« Понимаю и сочувствую. Но мужики не все паскудники. Главное – не спешить, вас обязательно хороший человек заметит, и работу предложит достойную».
«Ждать такого, как вы?» – улыбнулась моя симпатия.
« Можно и такого,» – согласился с приятным для меня выбором, уже поднимаясь из-за стола, – «только помоложе.»
Мы еще раз улыбнулись друг другу, кивнули головами в знак расставания, и я с сожалением забегаловку покинул, с невольно пришедшими в голову мыслями на тему соотношения продемонстрированных мне здесь, сейчас, приятных и отвратительных черт новых для страны капиталистических отношений. Много раз я к этим мыслям возвращался, но окончательно для себя так и не решил: капитализм для нас благо, или же рано или поздно выродится в уродину, в какую страна превратилась при коммунистах?
Полного спокойствия, уверенности в будущем, лично у меня нет. Как никто в мире мы можем опошлить и извратить все, что там для нас капитализм, принесшей Европе комфорт и процветание! Мы же другие, у нас всегда и во всем свой путь! За что нас никто не понимает, а многие на всякий случай не перестают опасаться.
Часть первая
Как объяснить, почему в семнадцатом году самодержавие и основы капитализма уничтожались малограмотным народом в гражданской войне несколько лет, а в наше время такой же процесс, только обратный – из социализма в капитализм – прошел быстро и гладко? Причем с полным падением моральных устоев большинства? Мы что, перекушали братства и равенства, честности и верности, а принцип один за всех и все за одного, позволивший победить в Великой Войне, как уж плох? Трудно согласиться, но перерождение в худшую сторону прошел каждый из нас. В том числе и я, и шло оно неумолимо, по воле обстоятельств, а никак не по собственному желанию.
В эту жуткую молотилку в числе первых попали организации чисто бюджетные, конечный продукт которых невозможно реализовать на рынке. Неинтересными стали и геологи, ненужными, даже лишними, и финансирование урезалось с каждым годом и при любой возможности. А в камералках по всей стране шли бесконечные споры на тему что делать и что ждет впереди. Не знаю, как в других, но в нашей партии никто увольнялся не хотел, и новое местечко не подыскивал. Да и бесполезным было делом – в геологических организациях свободные вакансии давно отсутствовали, а уходить на сторону большинство побаивалось, все на что-то надеясь.
Я понимал, что ситуация вот-вот изменится, и пора уже не думать, а действовать – договариваться, куда в случае форс-мажора податься. Конечно, куда-то с близкими к геологии условиями существования. Выбор был минимальным: только в рудодобывающие организации, при которых всегда ведутся разведочные работы. Таких в ближнем окружении нашлось несколько, в том числе две привлекательные: занимались добычей золотосодержащей руды, очень нужной для страны, а потому имели отличные перспективы существования при любой смуте. Но, оказалось, и там работников хватало своих, а стало быть, с моими надеждами получался полный облом.
Честно говоря, мне повезло. Как-то в конце апреля я зашел в кабинет к Игорю Георгиевичу, главному геологу. Как один из руководителей партии, он раньше подчиненных узнавал о новых веяниях в вышестоящих организациях, о последних издаваемых там директивах. И всегда пытался использовать эти знания на благо. Вот и сейчас мы в очередной раз поговорили на тему трудоустройства полевиков и меня в их числе, и он поделился своим мнением:
«Геологам пора переучиваться, менять профессию. Для государства мы превращаемся в обременительную обузу».
«Но кто-то же должен искать руду? Ладно, с десяток лет добытчики продержатся на разведанном, а потом что? И их закроют?» – влез я с собственным убеждением.
« Не закроют», – не согласился Игорь Георгиевич, – «не дойдет до такого. С десяток лет мы, конечно, помучаемся, а потом все потихоньку образуется, не может смута длиться вечно!»
Так вот меня успокоил. Но переучиваться, как предложил, для меня, да и для ребят из моей группы поздновато, возраст не тот. Соглашаясь, что делать это кое-кому все же придется, для себя лично я не мог представить другой профессии, кроме геолога. Пришлось у Игоря Георгиевича попросить совета:
« И на кого я, по-твоему, должен переучиться?»
«По-моему – ни на кого,» – главный геолог заулыбался, зная что я не представляю жизни без работы в поле, – «Ни на кого тебя не переучишь, но кое- что предложить могу».
«И что, если не секрет?» – тут уж я весь во внимание.
Начальник с серьезным видом помолчал, вздохнул, и глядя мне в лицо выложил:
«На днях Сергей Логинов заезжал, ты его знаешь,» – я кивнул головой – Сергей работал геологом в небольшой старательской артели, километрах в семидесяти от поселка партии добывающей золотосодержащую руду на небольшом нами же выявленном объекте. «Так вот», – продолжил Игорь Георгиевич, – «ему помощник требуется, что бы мог подменить в случае чего. Я про тебя намекнул, сейчас и самого ввел в курс дела. Через пару дней Сергей подъедет, с тобой поговорить. Но излишне не обольщайся, еще не ясно, что предложит. Подумай, что ему ответить, хотя», – главный геолог встал из за стола и начал вдоль него прохаживаться, – «в данный момент лучшего тебе не найти.»
В последнем я с ним был согласен, еще не зная, что в артели предложат делать и за какие деньги, Наверное, на лице это проявилось, потому что собеседник, глянув на меня усмехнулся, и озвучил теперь свою надежду:
« Глядишь, и ребят туда пристроишь. Артель, где золотишко добывают, точно не разгонят, а деньги зарабатывают приличные, не в пример нашим окладам», – и не мог не съехидничать: «Капитализм там, и рыночные отношения, о которых у нас в партии болтали, болтали, пока благополучно не заговорили, как любое хорошее начинание!»
Вскоре мы разошлись, и я вернулся в комнату к ребятам. Но рассказывать о встрече с главным геологом и мелькнувшей надежде устроить их в старательскую артель простыми работягами поостерегся, пока рановато.
Через три дня Сергей появился в партии. В кабинете Игоря Георгиевича и при его присутствии состоялся разговор. Вообще-то все давно знали друг друга, иногда встречались и обсуждали вопросы по геологии, делились новенькой информацией. И Сергей отлично знал, что как на специалиста, на меня может положиться. А потому по согласованию с руководством артели предложил быть негласным заместителем на случай своего в ней отсутствия. Отсутствовать же приходится пять – семь дней в месяц – на нем, кроме дел геологических, лежала увязка и утряска бумаг при сдаче добытой артелью руды, от содержания чистого золота в которой напрямую зависели заработки артели. Для этого приходилось посещать перерабатывающее руду предприятие, куда только добираться почти сутки. Основной же моей работой будет отбор проб, вернее руководство отбором, для постоянного контроля содержания благородного металла в изымаемых из карьера рудных массах.
Предложение Сергея меня устраивало, и я немедленно согласился. Договорились, что за десять дней я закончу дела в партии, и он за мной подъедет, отвезет к месту новой работы и представит руководству заключить договор, или как сейчас говорят – контракт.
Теперь пора позаботиться о ребятах: как в артели, не найдется ли для них место? Сергей развел руки: этого сказать не может, не его компетенция. Но если я не против, на тему с начальством поговорит.
Мы еще минут двадцать потрепались о нынешних во всем трудностях, теперь с участием Игоря Георгиевича, и Сергей Логинов из партии уехал. После чего главный геолог, которому быть моим руководителем осталось десять дней, грустно вздохнул и подвел итог:
« Печально все. Как ни крутись, придется расставаться. А надеялся до пенсии с тобой поработать. С пол слова понимали друг друга! И не только по работе – какие охоты и рыбалки у нас были! Да и вообще», – он махнул рукой и отвернулся в сторону, – «жить не хочется! Это ж надо, до чего страну и народ довели – лучшие специалисты оказались лишними!»
«Может, все и к лучшему», – понесло меня на лирику, – «Кажется, что сейчас пустой болтовней дело не кончится. Власть должна поменяться, и окажутся в ней не одни коммунисты. Что бы ни говорили, а дело идет к тому. Так что», – здесь я улыбнулся, – «перебьемся, лет пять, эту смуту, и снова вместе поработаем, Какие наши годы!»
« Не надейся», – не согласился уважаемый начальник, – « лет десять страдать придется, не меньше»
Пришлось вздохнуть и мне: согласен с Игорем Георгиевичем, но очень хотелось надеяться на лучший вариант.
Рассказывать ли ребятам о сделанном мне предложении, я сомневался. Могут и обидеться: себе втихаря место нашел, а им что делать? Вроде как их бросил. Но подумал, и решил не темнить. Вдруг место в артели и для них найдется, но не всех устроит? Так что желательно отношение к возможной работе каждого знать заранее.
В комнате ребята сразу определили, что у меня имеется ценная информация, и молча ждали момента, когда я начну ею делиться. Самый нетерпеливый – Владимир – уже норовил открыть рот, что бы начать процесс словесного общения. Но пока выдерживал паузу, невольно заставив меня вспомнить, что он, побывав в свое время главным инженером небольшой партии, быстро прикрытой по причине случившихся там двух трагических происшествий, лучше других разбирается в житейских ситуациях, в том числе и лучше меня, когда дело касается хозяйственных вопросов. И я надеялся, что от предложения поработать в артели он не откажется.
Действительно, Владимир сразу поднял руку:
«Согласен, поеду с удовольствием. Деньгу можно зашибить хорошую, а они для меня край как нужны – дочь в институт отправляю. Вот и повкалываю сезон спокойно, не думая, когда в отпуск неоплачиваемый отправят!»
«С женой посоветуйся», – не забыл я напомнить, – «чтобы мне голову не открутила!»
«С женой давно обговорено», – успокоил приятель, – «в партии школу в этом году точно не закроют – работа у учителей пока есть, вот и поживет одна. А я навещать буду, всего-то километров шестьдесят».
«Семьдесят», – уточнил я, в мыслях с планами Владимира согласившись. И повернулся в сторону среди нас старшего по возрасту Лени:
«А ты что думаешь?»
Леня у нас другой. Он техник-геолог, старожил партии. Работает в ней с момента создания, никуда никогда не переводился и даже не пытался это сделать – партия и работа устраивали на все сто, и я не был уверен, что он захочет поехать в другое место.
Приятель, молча перебиравший бумажки на столе, даже не поднял голову. Ясно, артель его не устраивает, и этого я должен был ожидать: когда жена ушла, Леня очень долго обижался на весь женский пол и не обращал на него никакого внимания. Пока не встретил Ларисочку, окружившую мужика такой заботой, вниманием и аурой любви, что тому было просто некуда деваться. В любви и согласии они живут уже несколько лет, и я должен понимать, что один, без Ларисочки, Леня никуда не поедет. Это он и подтвердил, наконец-то оторвав голову от лежащих на столе бумажек:
«Не, не поеду. Руки болят», – Леня и правда давно жаловался, – «а там на них вся нагрузка придется. Да и возраст не тот, чтобы работу нашу, ну творческую, что ли, менять на тяжелую физическую. Посижу в партии, пока не уволят. А там видно будет».
Владимира отговорки приятеля не убедили:
«Не вешай лапшу на уши, работать он, видите ли, не может физически. Не работать, а Ларисочку оставить одну боишься!»
«Ну и боюсь», – согласился Леня, – «тебе не понять, что чувствуешь, когда жена бросает! А у меня такое было, и повторяться не хочу. Проживем с Ларисой и без артели!»
«Без артели проживешь», – с ехидством согласился Владимир, – «а без денег – вряд ли!»
«Все», – прервал я начавшуюся перепалку, – «с Леней понятно, а ты как?» – обратился к третьему из своих подчиненных – к Паше.
В моей группе Паша появился вместе с Владимиром, все из той же закрытой партии, где был простым геологом. Им оставался и у меня, и такое положение его устраивало. Причем имел два малых «короеда», которых нужно кормить и одевать, и я полагал, что в наше время от хороших денег он не откажется.
Оказалось, ошибался: Паша скорчил кислую физиономию, почесал затылок, и уставившись в потолок, выдавил:
«Не знаю, надо с женой посоветоваться»
«Конечно, сам ты решить ничего не можешь!» – поддел Владимир и этого.
Возмущенный Паша вскочил со стула и собрался возразить поклепу в свой адрес, но нужных слов от волнения не находил. Пришлось придти ему на помощь:
«Не слушай этого чудика. С женой он советовался, это точно. Только сделал все заранее, ну а ты к своей сбегай – в соседней комнате сидит, за стенкой!»
Паша, так и не вымолвив ни слова, а только помахав руками, выскочил из комнаты, после чего и я, и Леня посоветовали Владимиру быть повыдерженней в разговоре с друзьями. Тот отреагировал ожидаемо:
«Ну да, он же у нас красна девица! Можно только с поцелуями лезть, да сопли пускать!»
Из соседней комнаты обиженный Паша вернулся с ответом: нет, жена не соглашается отпускать его к черту на куличики на целый сезон. Будет он заниматься подсобным хозяйством – расширять огород, разводить кур, а может и поросенка заведет. Как-нибудь проживут, зато не разлучаясь. Понятно, подкаблучника своего Людочка никуда одного отпускать не собиралась.
Вот так-то. Получалось, что друзья мои о трудоустройстве рассуждали, а в душе каждый место для себя давно определил.
Уже легче, трудоустроить одного человека всегда проще, чем нескольких. Но с Сергеем Логиновым я говорил о трех жаждущих попасть в артель. Получается, что неправильно информировал изначально. Неудобно, и для меня неприятно – не привык людей обманывать. Нужно найти еще хотя бы одного человека. Два – если и не три, то все же лучше, чем один.
Заручившись согласием Владимира, я побежал в гараж к приятелю не из геологического цеха, с которым давным-давно связан совместной охотой, рыбалкой и всеми присущими им страстями. Дока, т.е. Евдоким, в партии трудится механиком, но не в пример некоторых технарей новое место работы пока не подыскал по той же причине, что и я: оба не можем существовать без степи, гор, горушек и сопок. Без возможности наслаждаться, причем постоянно, общением с дикой природой и ее обитателями.
Пришлось по гаражу немного побегать, прежде чем Дока появился на горизонте. Я тут же рванул за ним, и успел схватить за руку, прежде чем приятель шмыгнул в каптерку. Он резко обернулся, и лицо расплылось в улыбке:
«Ты, слава богу! А я подумал, что м…ку этому – Николаеву – понадобился! Заколебал сегодня окончательно! То то сделай, то это! Словно у меня десять рук!»
Николаев – бывший несостоявшийся геолог, сейчас главный инженер партии. Человек вредный, злопамятный, за что нелюбимый почти всеми и мной в первую очередь. Поэтому всегда сочувствовал Доке, у которого Николаев прямой начальник.
«Не переживай», – утешил приятеля, – «он перед закрытием партии выпендривается. Ты-то место себе найдешь, с техническим образованием, а ему что делать? Он же геолог, причем несостоявшийся, и как инженер кроме партии нигде не нужен!»
«Это точно», – с удовольствием согласился Дока, и поинтересовался, – «а я тебе зачем?»
«Для разговора серьезного», – заинтриговал мужика, – «давай-ка в конуру твою пройдем, что бы не мешали нам.»
В каптерке я выложил разговор и с Игорем Георгиевичем, и с Сергеем Логиновым. И о малой-малой надежде на трудоустройство его в артели, если, конечно, на то есть желание. Приятель слушал меня внимательно, все больше и больше возбуждаясь. Наконец я замолчал, а Дока забегал по каптерке, крутя головой и размахивая руками:
« Я давно от этого долбаного Николаева уйти хочу!» – начал он изливать душу, – «Но куда? В городе, как и ты, работать я не смогу. Без всего этого,» – он показал рукой на окошко, и я понял: «без всего этого» – это без степи, гор, озера, без охоты и рыбалки, Ну как и я, один к одному. «А в артели повкалывать – самое то, и деньгу получишь, и при деле будешь по крайней мере до конца сезона,» – это он начал соглашаться с моим предложением, – «А главное – я здесь останусь, с тобой рядом. Так что с предложением согласен, если дело выгорит – поеду на любую работу. Где наше не пропадало!»
От Доки я ушел удовлетворенный полностью. Два желающих повкалывать в артели есть, остается дождаться Сергея Логинова, и надеяться на хорошие для всех новости.
