Kitobni o'qish: «Лишь украдкой»

Тамаре Власовой,

которая когда-то сказала,

что своего сокровенного

любить она будет

и в потусторонней неизвестности.

«Заманчиво шептаться при луне»

 
Заманчиво шептаться при луне,
Не требовать обычного пути,
Заманчиво, но царства лилий мне
В окрестности другой нельзя найти.
 
 
Невесело далёкому костру
У берега, на лоне забытья,
Невесело речному серебру
Под вербами без трелей соловья.
 
 
Всё нежится в полночной синеве,
Горит окном отрадное жильё,
Виднеются ромашки на траве,
Но кроется далёкий лик её.
 

«На ручей в окно она глядела»

 
На ручей в окно она глядела,
На цветы, на зыби ивняка.
Но в тоске не виделось ей дела
До скупых отдушин уголка.
 
 
С ней слегка сражаюсь я сначала,
За порог ищу потом уйти,
Но в халат она ключи послала,
Предо мной возникла на пути.
 
 
В нежный плен объятий заключила,
Всякий спор отвергла без труда.
Большинством играющая сила
Неспроста владела мной всегда.
 

«На качелях она месячной полночью»

 
На качелях она месячной полночью
Среди пёстрых огней длила катание,
Колдовской шоколад ела на воздухе,
Серпантином увитая.
 
 
Я держался при ней, веря, что в памяти
Не пропасть ей такой – мехом окутанной,
С белоствольной четы снежными хлопьями
Ненароком осыпанной.
 
 
Что содействует ей – мнится чарующим,
А немилым оно только считается;
Пролепечет: «Умри!» – сгинешь от нежности.
Повелительно лучшее!
 

«Под балконами цветы»

 
Под балконами цветы
В полутьме дышали знойно;
Обнимала крепко ты,
Сердцеед – уже спокойно.
 
 
Любопытная семья
Нависала на перила —
Всё подверг упрёкам я,
Всё в округе ты простила.
 
 
Небезрадостны черты
Легкомысленного дела:
Поначалу никла ты,
На разлуку – хорошела.
 

«Подружка любимая словами и взорами»

 
Подружка любимая словами и взорами
Коснётся подспудного порой проницательно —
Того, что настойчиво тревожит укорами,
Что блёстками лживыми скрываю старательно.
 
 
Но как мы врачуемся приёмами нежными,
Как мало терзаемся шипами жестокими!
По нраву мне милая покровами снежными,
Кудрями воздушными, глазами глубокими!
 
 
Прозрение девушки – то счастье случайное,
Всезнание чудное – то магия мнимая,
Приводит от ревности в смущение тайное
Словами и взорами подружка любимая.
 

«Заходила ты в пруд – и бежала попятно»

 
Заходила ты в пруд – и бежала попятно.
Твои визги звучали по-девичьи приятно.
Ты плескала в меня, заводя поединки,
И с отогнанной тиной трепетали кувшинки.
 
 
Ты плескала в меня пламенеюще-смело,
Но дрожало на гальках ароматное тело.
Докучал я тебе – ты сердилась ужасно,
Но совсем отступался – горевала безгласно.
 
 
Докучал я тебе: то возникло навечно —
Где голубке сердиться, мне смеяться сердечно;
Где ласкать я хочу, ты сражаться готова…
Но зовёшь искупаться меж кувшинками снова!
 

«На воду брошены последние цветы»

 
На воду брошены последние цветы,
Забыты летние интриги,
Но мне безгорестно: мне выполнила ты
Закладку чудную для книги.
 
 
Безумно плещется багряная листва,
Фонтан осёкся в лихорадке,
Но мне безгорестно: мне дороги слова
На появившейся закладке.
 
 
«Разъединяются не прихотью любой —
Необходимостью суровой.
Но мне безгорестно: мне быть ещё с тобой,
Закладкой быть ещё вишнёвой».
 

«По вине прикосновения»

 
По вине прикосновения
Слышу в комнате глухой
Шум увядшего растения,
Шум отчаянно сухой.
 
 
Принесла воды спасительной
Милосердная рука
Для цветка в алчбе томительной,
Для последнего цветка.
 
 
Нелегко существование,
Но пленительно зато,
Где столь явственно призвание,
Где способности – ничто.
 

«Несмело простишься с убогой теплицей»

 
Несмело простишься с убогой теплицей
Для жизни богатой, но подлинно трудной;
Тревожна разлука с заветной цевницей,
Добра не сулящей стезе безрассудной.
 
 
Неужто секира суровых условий
Не даст инструменту губительной раны?
Та певчая птица, что всех образцовей,
Летит из остылой в отрадные страны.
 
 
Решения духа как будто зловещи,
Нетвёрдому надо того, что нетрудно,
Но, только осилив ужасные вещи,
Приблизишься к цели, сияющей чудно.
 

«Стороной, стороной»

 
Стороной, стороной
Шумно листья шелестят;
Я не сплю, надо мной
Тонко ласточки свистят.
 
 
Я блажен, я могу
Предаваться чувством ей,
Лишь её берегу
В ясной памяти своей.
 
 
Колдовски тронут я
Речью самой ходовой;
Не дано забытья —
Впечатления с лихвой.
 

«Даётся под небом её предпочтенье»

 
Даётся под небом её предпочтенье
Пустому цветку:
Достойное чувства другое растенье
Несёт ей тоску.
 
 
Случается мять ей душистое племя
Во мгле дождевой:
Любая минута – не лучшее время
Для неги живой.
 
 
Прекрасней ли было б её подчиненье
Примеру друзей?
То было б уныло – пускай треволненье
Сопутствует ей.
 

«На качели пришли мы без мысли резонной»

 
На качели пришли мы без мысли резонной
В полумгле дождевой.
За речами раскрыл я свой зонт однотонный,
Ты – расцвеченный свой.
 
 
Прояснил я тебе щепетильные страсти,
Да нельзя не вздохнуть:
Их изысканный смысл убеждает отчасти,
Тривиальный – ничуть.
 
 
Уязвления в нас одинаково жгучи,
Но крылаты на спад:
Утешаемся мы, что соблазны летучи,
Что спасает уклад.
 

«Идя со знакомой, на диво любезной»

 
Идя со знакомой, на диво любезной,
Шутил осторожно о страсти коримой.
Внезапно столкнулся с отчаянной бездной,
Зиявшей во взоре ревнивости зримой.
 
 
Невольно смутился: презрения стоит
Язвящий другую на поприще хвата,
Ведь он её чары любовью удвоит,
Изменой – до капли лишит аромата.
 
 
Сомнительна, впрочем, иная проруха,
Дано ошибаться в чужом окаянстве.
Порой не струится морозного духа,
А сад отчего-то в морозном убранстве.
 

«Румянца жар, актёрство, мишура»

 
Румянца жар, актёрство, мишура,
Нездешний лик и пряди вихревые
Велят ему для мнимого добра
Служить ей не впервые.
 
 
Наказанный забывчив оттого,
Что горести и тесные тенёта
Рассматривать она влечёт его
С орлиного полёта.
 
 
Но что порой любая высота?
Желанней грех и чувственные вкусы.
На клавишах оставлена фата,
А на скульптуре бусы.
 

«Не только с юмором оценивает он»

 
Не только с юмором оценивает он —
И с пониманием отчасти:
Судьёй становится не всякий пустозвон,
А раб исследуемой страсти.
 
 
Не ваше поприще, не плод иметь ему —
Нести критическое слово.
Знаток он избранный для вас, и потому
Гласит уверенно, сурово.
 
 
Не распознаете вы псевдомудреца.
А кто предмет его смущений?
Средь осмеяния спокойный до конца,
Реализующийся гений.
 

«Хорошо бы спуститься к реке»

 
Хорошо бы спуститься к реке,
Где на ряби дробится луна,
Где гитара, звуча вдалеке,
Приворота полна.
 
 
К сожалению, планы свои
На песке создавал я порой.
Вы не ждёте заветной ладьи.
Вы томитесь игрой.
 
 
Не хочу сокрушаться сейчас,
А печалей немало терплю,
Но, возможно, похож я на вас,
Если вас я люблю.
 

«Забыл я на время святую науку»

 
Забыл я на время святую науку,
Черёмухой пахло гнилое жильё;
В окно занесла ты лилейную руку,
Чтоб ливень обрызгал её.
 
 
Давно светлоокой не видел я рядом,
Остыли тревоги живой суеты;
Лица дорогого коснулся я взглядом —
И взглядом ответила ты.
 
 
Не теплится в ком-то огня колдовского,
Но кроется что-то, победно разя;
Тут общего мало, но много такого,
Чему научиться нельзя.
 

«Протекли три стаи в виде клина»

 
Протекли три стаи в виде клина,
Протекли, курлыча надо мной;
Вдалеке сомкнулась их община,
Дождь объял округу пеленой.
 
 
Журавли при встречах и разлуках
Извещать умеют о себе —
Ничего не ведомо о муках,
О твоей безропотной судьбе.
 
 
Ты всегда крепила дорогого
Добротой святого образца —
Не теряй с оглядкой на другого,
Что несла с оглядкой на Творца!
 

«Чуть улыбается с портрета»

 
Чуть улыбается с портрета
Певица редкой теплоты.
Звезда хранила тайну света,
Хранила тайну красоты.
 
 
Вершили суд иные строго,
Но суд их истинен едва ль;
Она цветов объяла много,
Сложила жатву на рояль.
 
 
А запоздалому тюльпану
Виднеться выпало при ней,
Что помнить я не перестану
Душеспасительно поздней.
 

«Мне забыть об охлаждении»

 
Мне забыть об охлаждении,
Мне светиться, не скорбя:
Я признался в сновидении,
Что люблю тебя.
 
 
Ты стоишь – очарование!
Ты ступаешь – я дрожу!
Но, тая переживание,
С головой дружу.
 
 
Что лишь юным извинительно,
Что потеряно давно,
В сновидении – пленительно,
Наяву – смешно.
 

«Руку лилейную тронуть однажды»

 
Руку лилейную тронуть однажды
Пало кому-то наградой тоски.
Вот оно, счастье, достойное жажды, —
Царственной вашей коснуться руки!
 
 
Имя счастливцу вы дали впервые —
Дали как будто хмельное питьё!
Прятала фея глаза роковые,
Встарь отвергая безумство моё.
 
 
Сон увидал я, где фея с улыбкой,
Трепетно рдея, прильнула ко мне.
Светел я в путах иллюзии зыбкой —
Любящей вас я дознался во сне!