Kitobni o'qish: «Заклинатель Ос»
Часть I. Париж – это всё, что ты хочешь!
Глава 1
Сегодня четверг, а значит, придётся уходить от хвоста. Несолидное, даже бесчестное по отношению к коллегам мероприятие. Но ничего не поделаешь – придётся.
По четвергам за Николаем ходят Антуан Предето и Жан Мари Коши.
Антуан человек в годах, давно не мальчик. Он всегда вызывал у Николая почтение. Предето мучает подагра, и в любой обуви он ступает так, словно боится испачкаться. Суставы его наказаны за привередливость в питании, которой славились несколько поколений дижонских предков.
Жан Мари заметно моложе и выглядит вполне здоровым. Но известно, что, расшифрованный в Индокитае, он вынужден был вернуться, потерять в карьере темп и застрять в помощниках. Теперь никак не может наверстать упущенное.
Эти двое были коллегами Николая, сотрудниками местной контрразведки, такими же, как и он, рыцарями плаща и кинжала. Правда, из враждебного лагеря. Но, несмотря на это, доставлять им лишние хлопоты и портить отчёты Николай считал делом постыдным, вроде карточного жульничества при игре в преферанс по полкопейки с дальними родственниками из провинции.
Нехорошо, конечно, но уходить от слежки сегодня придётся.
Николай (агентурное имя Николаша) был разведчиком. Последним советским разведчиком или, если угодно, первым российским. Его направили, как принято говорить в профессиональной среде, «в поле» именно двадцатого августа тысяча девятьсот девяносто первого года.
Когда в Москве на площадях пела и плясала разнузданная демократия, а Железный Феликс в испачканном суриком долгополом пальто под улюлюканье толпы переезжал с именной Дзержинки на Крымский Вал. Когда уклончивые эстонцы категорически отказывались составлять единую общность с далёкими от цивилизации таджиками. Когда рецепты шоковой терапии только вырисовывались в вихрастых головах экономических разбойников. Именно в то время Николай Андреевич Перегудов уходил за кордон на первое своё задание.
По заданию Родины Коля Перегудов должен был учиться. Но не подрывному делу, не тайнописи, не стрельбе отравленными пульками, не этому. Он должен был набираться знаний в самых лучших учебных заведениях Франции. Франция любит поучать, особенно если ей за это платят деньги. Поэтому проще всего получить вид на жительство в Париже студенту. Коля вычел из своего возраста четыре года пребывания в Школе Комитета государственной безопасности, благо он всегда выглядел моложаво, и подал документы в Сорбонн ский университет на экономический факультет. Сдал экзамены. Его зачислили. И стал Николаша приобретать у французских профессоров эти самые знания.
Именно своей незаурядной способности впитывать информацию обязан Николаша приходом в профессию. Он запоминал всё. Даты и размеры, имена и клички, частности и подробности, специфические сведения и научные теории. Он свободно говорил на четырёх европейских языках и, если потребовалось, освоил бы ещё несколько. Ему не составляло труда описать свою жизнь по дням и процитировать близко к тексту труды Бенедикта Спинозы. Он держал в голове слова песен Джона Леннона и состав армии США. Знал расстояние до Сатурна и длину клинка самурая. Короче, экзамены он мог сдавать по любому предмету. И он учился, учился и учился. Не бесплатно, конечно, а за деньги. Сперва отдавал четыре с половиной тысячи франков, потом тысячу евро в семестр. Из своего кармана. И за квартирку нужно было платить самому, и за еду, разумеется, тоже. И за транспорт, и за одежду, и за сигареты, и за всё остальное. Бесплатно разрешалось вдыхать неповторимый парижский воздух с примесями автомобильных выхлопов и другого вздора.
По легенде, которой его снабдили в Центре, Перегудов являлся бедным студентом без внешних источников финансирования. Он должен пробиваться в жизни сам. Завести нужные знакомства и связи, научиться зарабатывать деньги, и обязательно небольшие по здешним меркам. Жить должен скромно.
Смотри, агент Николаша, говорили ему инструктора в спецшколе, не выходи из легенды. Ты будешь учиться, станешь общаться со студентами. Присматривайся, с кем дружить перспективно, а с кем нет. На последних время не трать. Когда закончишь курс, сохраняй отношения с первыми. Твои друзья по университету пойдут работать в разные фирмы, служить в государственные учреждения, займутся крупным бизнесом. Многие вступят в брак с другими представителями своего круга, пригласят тебя на свадьбы. Ты сходи. Таким образом, сфера знакомств расширится. Потом ты поступишь на юридический факультет, и твоими однокашниками станут те, кто через десять лет окажутся во властных структурах и на ответственных должностях в законодательных органах. Многие из них пробьются в международные организации. С такими дружи особенно. Выпивай на вечеринках и пикниках, спорь на семинарах, кури травку в Латинском квартале. Короче, будь своим.
– А на что мне жить? – спрашивал лейтенант Перегудов.
Придумаешь что-нибудь на месте, отвечали ему руководящие товарищи. Только учти – никакого криминала. Никаких грабежей по подворотням, азартных игр в притонах, сильных наркотиков и тому подобного. Твои, даже самые тесные и нежные, контакты в марсельской тюрьме с алжирцами-нелегалами для нашей Родины не представляют никакого практического интереса.
Получив два высших – самых престижных – образования, ты отправишься туда, где повышают квалификацию менеджеры высшего звена с предприятий авиационного и космического комплексов и капитаны других высокотехнологичных отраслей, к примеру телекоммуникационной. Так что ты не должен ударить в грязь лицом. Готовиться в точных науках, философии, политологии, в науке управления… начинай уже сейчас.
Когда Коля окончил экономический факультет Сорбонны и поступил на юридический в Нантере, Родина внесла коррективы в его личную жизнь. В Центре посчитали, что неплохо бы Николаше оказаться геронтофилом. Не прожжённым извращенцем и маньяком, который проходу старухам не дает, а тихим, так сказать, безобидным, мелким, пугливым геронтофильчиком. Это будет объяснять его желание познакомиться с пожилой супругой влиятельного политического деятеля или крупного бюрократа, представляющего интерес для Родины. Коля поначалу запротестовал, но Родина сурово нахмурила брови. И теперь он, не реже одного раза в месяц, вынужден на последние деньги таскать божьих одуванчиков и старых перечниц в кафешки и рестораны, да не просто так, а на виду у всех своих друзей и знакомых обоих полов. Мужики откровенно ржали, а женщины смотрели на него с подозрением и старались, опасаясь подвоха, на первом свидании не давать. Нет-нет, со старушками до постельных мерзостей дело не доходило (хотя, насытившись оплаченным обедом с вином, некоторые были не прочь). Этого Коля не допускал, да и Родина на полной достоверности почему-то не настаивала. Жалела, наверное, ведь хлопот у Николаши и так прибавилось. С каждой – а иные глуховаты – старушкой договорись, назначь встречу, потом пять раз позвони-уточни, ведь у многих склероз и провалы в памяти, доведи под ручку до людного места, накорми диетическим питанием и приведи под ручку назад… Морока! Зато сейчас, прослушав курс «управление персоналом среднего звена», он эти проблемы решил просто. Договорился с отставной телеграфисткой мадам Сюзанной, что даёт ей ежемесячные благотворительные обеды, а она, если занеможет, должна самостоятельно обеспечить подмену. Болела мадам Сюзанна часто. Знакомых телеграфисток у неё оказалось масса. Жаждали благотворительности все до одной. Народ повалил валом, норовили приходить даже парами. Но Николаша выставил жёсткие условия: старухи должны являться в одиночку, быть опрятными и непрожорливыми. Так Перегудов прослыл старушьим ветреником и спецом по замшелым вертихвосткам. Чего не сделаешь ради любимой Родины? Правда, и учиться он не забывал.
Так прошло почти десять лет. Коля добился немалого. Он стал со многими знаком. Общался с образованными людьми. Писал статьи в толстые научные журналы. Выступал на семинарах. И даже считался экспертом в области экономики некоторых никак не желающих развиваться стран.
Стабильных заработков Николаша не имел. Но за посреднические и консультационные услуги в рискованном деле инвестирования на просторы отечества иногда перепадало. Так что одет он был прилично и имел подержанный автомобиль «Рено». Пару вечеров в неделю, чтобы не растерять навыков кулачного боя, он служил вышибалой в полуподпольном заведении, которое включало в себя peep show, бар и магазинчик неприличных товаров, на улице Сен-Дени. Платили четыреста франков за выход. Пара тысяч в месяц ему перепадала за работу шофёром со знанием русского языка в туристическом агентстве у площади Этуаль. Немного денег приносила игра на бильярде. Иногда платили за статейки. Правда, совсем крохи. Родина начисляла и переводила на счёт зарплату в рублях.
Уже несколько Колиных знакомых стали заметными людьми во французской экономике. Кое-кто даже оказался носителем национальных секретов. Одна дама представила Николашу своему супругу – заместителю министра.
Поскольку Перегудов считался иностранцем, он всё-таки попал в сферу любопытства спецслужб, хотя и не вызывал серьёзных подозрений. Чисто профилактически, на всякий случай, за ним иногда устанавливали слежку, пускали хвост, чтобы понять, чем этот парень дышит. Раза два-три в месяц, не чаще. Всегда только по четвергам, уж такой был на Колю установлен график. И как правило, на охоту выходили Антуан Предето и Жан Мари Коши. Николаша давно с помощью Центра всё про них выяснил. Досье составлено, фотографии подклеены, перспективы разработки агентов оценены. Вербовать их, если потребуется, будут другие. Только едва ли так случится – рядовые топтуны. Жан Мари ещё куда ни шло, он молод – его могут перевести в перспективное место. А вот Антуан вряд ли на что-то сгодится, у него впереди только пенсия. Но уходить от хвоста – значит вызывать подозрения. Раз уйдёшь, второй, и кто-нибудь из тех, кто читает отчёты, призадумается. Да и самим топтунам надоест бегать, они возьмут да и проломят тебе башку, чтобы не портил показателей. С лежачим клиентом всегда спокойнее иметь дело.
Уходить от хвоста придётся, тут нет никаких сомнений. Но как уходить? Каким путём? Ясно только, каким путём уходить Николаша не будет. Никаких проходных дворов, поднятого воротника плаща и шляпы, надвинутой на глаза.
Никаких прыжков в проходящий мимо полупустой ночной трамвай и марш-бросков через железнодорожный переезд перед носом несущегося в Брюссель скоростного поезда. Действовать нужно так, чтобы ни Антуану, ни Жану Мари даже в голову не пришло, что он, вечный студент Николя, ушёл от слежки, из-под их контроля. Но как это сделать?
Избавляться от хвоста придётся так, чтобы никто и не подумал, что Перегудов ушёл. Ни-ни! Ни в коем случае. Боже упаси!
Сегодня Николашин день в заведении на улице Сен-Дени. Работать принято допоздна, до тех пор, пока не проводят последнего посетителя. Многие гости уйдут сами, другим придётся намекнуть словами, а третьим помочь крепкими, тренированными руками. Такая уж у него была должность – вышибала.
Поскольку Коля всего лишь студент с видом на жительство без права работать по найму и иметь социальные гарантии, то ему не дозволено пять раз в неделю приходить в кондиционированный офис в Дефансе и составлять там высокооплачиваемые бизнес-планы для автомобильных корпораций. Государство против, чтобы Коля руководил процессом производства цемента марки 600 в Лионе. Сорок часов в неделю учить детей геометрии ему тоже нельзя. Он не мог служить в пожарной команде и регулировать уличное движение, распределять заказы на строительство дорог и мостов, кроить бюджеты и обвинять в суде. Ему было позволено только одно: заламывать руки и давать Франции по морде, если она перепьёт и решит вести себя непристойно по отношению к приезжим «девочкам хоть куда». Только это и разрешалось студенту Сорбонны.
Итак, Николаша приступил к своим вышибальным обязанностям в заведении на улице Сен-Дени, 46 в двадцать два часа пятнадцать минут, сменив крепкого негра, откликавшегося на имя Мишель.
Притон бушевал. Ребята прибывали. Подгулявшие папаши, прыщавые первокурсники, переодевшиеся по случаю увольнительной солдаты, разведённые служащие, водители дальнобойных грузовиков и небогатые торговцы толпились у стойки, ожидая внимания бармена. На подиуме, украшенная впивающимися в задницу золотистыми трусами и криво приклеенной улыбкой, как заводная ручка двигателя внутреннего сгорания, крутилась рыхлая мулатка. Посетители поглядывали на неё, как на закуску к аперитиву, и пили. В основном пиво или вино, иногда водку и виски, ещё текилу, бренди, ром, джин. У некоторых блестели глаза и играл румянец, а в движениях проступила вальяжность, плавность, размах и отвага. Так кутилы готовились к броску на женщин.
Филерам, которые следят за Колей, не позволено делать подобных капиталовложений. Они имеют право только поглядывать на бушующие вокруг низменные страсти, да и то не всегда, а лишь в те моменты, когда для конспирации отведут взгляд от объекта. Находиться они будут раздельно: один на улице, а другой внутри заведения, меняясь время от времени местами. Через полчаса им станет ясно, что одной из обязанностей Николаши является подробное консультирование посетителей о предоставляемых услугах. Топтуны увидят, что по долгу службы ему часто приходится покидать торговое помещение, чтобы проводить того или иного «возбужденца» в кладовые, где припрятаны основные удовольствия. Иногда он исчезал надолго, на четверть часа, если клиент попадался с норовом или не знал, чего хотел. Бывало, гость робел, зажимался, и ему требовалась мужская поддержка или добрый дельный совет, что тоже входило в Колины обязанности.
Так что Перегудов всегда находился в гуще событий. Его постоянно теребили, мучили вопросами и претензиями. А когда, наконец, освободится Лулу? Сколько ещё будет подмываться Жульетт? В какие деньги встанут жаркие ласки Мари? А если я по-быстрому, то положена скидка? Народ требовал самого глубокого удовлетворения своих низменных потребностей и настаивал на качественном проявлении высоких чувств, но чаще просто скандалил и капризничал.
Николаша вникал. Приходил на помощь. Оказывал внимание. Чаевые не брал, не левачил. К руководству был лоялен, в конфликты не вступал. Он держался за эту должность. В заведение, не вызывая ни у кого подозрений, могли явиться любые мужчины. Здесь Николаша мог, не сходя с места, уйти от хвоста. Сюда к нему на встречу выходили связные, разведчики-нелегалы, резиденты, радисты из Центра и другие товарищи по оружию. Место было чистое, непритязательное и не вызывающее ненужных подозрений. Пришёл мужчина, потолкался по залу, выпил кружку светлого, полюбовался на девушек из шоу, перекинулся парой слов с вышибалой, заглянул в спаленку, вступил в случайную связь и был таков: ищи-свищи. Сегодня и Николаю предстояло осуществить случайную связь – связь с Родиной. В полночь к нему должен явиться связной.
Глава 2
Связной опоздал на четверть часа. Ровно в пятнадцать минут первого дверь в подконтрольное Николаше заведение отворилась и отчизна предстала в облике подгулявшего, отбившегося от своих, окрашенного в клубные цвета английского футбольного болельщика. Накануне состоялся матч между британским клубом «Манчестер Юнайтед» и местным «Пари Сен-Жермен», и сейчас по улицам столицы бродило несколько тысяч таких парней. Все они были пьяны, краснолицы, задиристы, громогласны и покрыты татуировками, то есть ничем не отличались друг от друга.
Своего Николаша узнал сразу, и не по традиционным русским щекам, занимающим большую часть физиономии, и не по широкой, как Волга, попе. Узнал по четырём характерным, выполненным стилизованным под детский почерк шрифтом буквам, составившим на фалангах пальцев правой руки слово BOBA. Коле было хорошо известно назначение этой надписи. В дворовой драке она служила щегольски выполненной визитной карточкой бойца при точном попадании в лицо противника. Чтобы в момент, когда полетевшие из глаз искры осветят кулак, потерпевший мог прочесть, кто именно ему так славно врезал. Разумеется, татуировку сделали всего несколько часов назад, и к утру её уничтожит жидкость для снятия лака с ногтей. Но сейчас четыре выцветшие буквы послужат ориентиром при поиске среди бушующего людского моря одного-единственного, родного и близкого человека – посланца Родины
– Вас устраивают блондинки? – обратился Коля с первой фразой пароля.
– Частично. – Хрипловатый, словно пропитой голос дал правильный отзыв.
– У нас найдутся и частичные блондинки.
– Не всегда часть хуже целого. Вот ритуал идентификации и состоялся. Связь с Родиной установлена.
Изредка отчизна давала о себе знать не по электронной почте, не с помощью закладки контейнера, объявления в вечерней газете или надписи губной помадой на фонарном столбе. Иногда Родина решала воочию взглянуть своему сыну в лицо. Заботливо оценить, не похудел ли? Подрос? Или осунулся? Не запил ли, не пристрастился ли к другим пагубным привычкам? И, прости господи, не разбогател ли?
– Здравствуй, товарищ, – негромко произнёс Николай по-русски.
– Ну, как ты тут, на чужбине? – Связной забрал со стойки пиво и широко оглянулся, словно выбирая себе лучшую девушку.
– Трудно, – почти без лукавства отвечал Коля. – Я устал. Устал от роли бедного. Устал отворачиваться от денег, избегать успеха и уклоняться от признания. Мне надоело считать гроши и делить каждый кусок сыра на три части.
– Все, кто на долгой легенде, так живут. – Связной удачно имитировал пьяную речь. – И я так жил. Но ты не унывай, Родина о тебе не забыла.
– Не забыла?! Да что ты такое говоришь? – Коля эмоционально развёл руками, демонстрируя шпикам из контрразведки, как вдохновенно он работает с клиентом. – Я доброго слова от Центра за пять лет не услыхал ни разу, Вова.
– Агент Николаша. – Лицо связного окаменело, но ноги продолжали выписывать пьяные па. – Слушай приказ командования. За проявленную выдержку, за мужество, за качественно и в срок проделанную работу от имени командования объявляю вам благодарность и поздравляю вас с присвоением очередного воинского звания – капитан.
– Служу необъятной Родине, – не без удовольствия ответил Коля, уже порядком подзабывший устав.
– Это первое, – продолжал связной. – Второе. Вас, капитан Перегудов, Центр уведомляет о постановке в очередь на однокомнатную квартиру. Сдача ведомственного дома в районе Южное Бутово запланирована на четвёртый квартал будущего года. Родина верит в вас, капитан.
– Рад стараться, – хрипловатым взволнованным шёпотом отозвался Коля, встав по стойке «смирно» только одними глазами. Тело его в это время продолжало лавировать среди волн посетителей сомнительного заведения на улице Сен-Дени.
– И это ещё не всё, Николай, – по-отечески заглядывая в лицо, продолжил связной. – На ваше имя в Сбербанке России открыт счёт, куда в соответствии с новыми утверждёнными правилами перечисляются оклад, суточные, подъёмные и командировочные денежные средства по норме для сотрудников, работающих в поле второй категории. Заметные деньги. Одни только суточные составляют двести пятьдесят восемь рублей в день без банковского процента.
– Минуточку, а что значит «поле второй категории»?
– Это означает – мирное время и неагрессивный политический режим страны пребывания. Первую категорию – четыреста семнадцать рублей – дают за работу в условиях боевых действий против превосходящих сил противника, во время религиозных конфликтов, массового кровопролития и, наконец, при нелегальном проникновении в племена с ярко выраженной традицией каннибализма. Но я считаю, что двести пятьдесят восемь рублей – это тоже неплохо, тем более что банк на них начисляет ещё и шесть с половиной процентов годовых. Можно ведь за такие деньжищи служить? Правильно, Коля?
– А чем мне здесь за квартиру платить? Четыреста пятьдесят евро в месяц. На какие шиши заливать машину бензином, когда я еду триста километров по заданию Родины к моему приятелю Анри Канта в его замок под городом Лиль в провинции Па-де-Кале? Общественный транспорт в замки не ходит. Чем прикажете угощать мадам Мориак, вдову генерала, одного из идеологов стратегии безопасности Франции? На двести пятьдесят восемь рублей не шибко-то разгуляешься. Тем более что и до этих денег отсюда не доберёшься.
Николаша закипал.
– Потише, потише, капитан, – принялся оглядываться по сторонам связной. – Всегда вы так, командированные. Едешь к вам, спешишь, рискуешь здоровьем по поездам да самолётам. Везде сквозняки, перепады температур… Питаешься сухомяткой, спишь сидя. Несёшь вам добрые вести, а вы… – голос связного задрожал, – вместо благодарности и почтения – желчь и раздражение. Как работать? Скажите на милость!
– Как? Финансирование нужно обеспечить. Бюджетное поквартальное финансирование. Или если не можете, то поощряйте инициативу снизу. Дайте мне волю, разрешите поменять легенду. Хватит с меня нищего студенчества. Хочу быть молодым процветающим бизнесменом. Здесь купил, там продал. Инвестиции, консультации, дивиденды, акции, индекс Джонса… Да я бы горы свернул! Родной Конторе ещё бы деньжат заработал.
– Ворочать миллионами есть кому и без тебя. К закромам Родины не протолкнёшься. Бюджет дербанят, только треск стоит. Сейчас в отчизне богачей явный перебор. Всему миру глаза золотыми цепями и виллами на ривьерах колем. У нас дефицит трудолюбивых и незаметных кротов, тихо и бескорыстно делающих то дело, которое им Родина поручила. Понял?
– Понял. – Коля потупился, отстраняясь от связного. Тот не отступал. Вокруг гудел кабак. Топтуны со скуки тоже приняли по рюмочке и с сочувствием поглядывали на Николая заблестевшими глазками. Все знают, как надоедливы бывают пьяные со своими разговорами.
– Ладно, не обижайся, – прошептал человек из Центра. – Помогу я тебе, Николаша. – Связной развязным движением попробовал закинуть руку на плечо собеседнику. – Есть у меня шабашка, для себя берёг. Пятьсот евро в сутки. Работы на две недели, оплата после поступления отчёта. Я сейчас отправлюсь дальше по маршруту, вас, гавриков, проведывать: Лион, Мадрид, Касабланка, Богота, Лима… Работы много. Хотел было тут у тебя задержаться, подкалымить, но уж больно ты парень хороший, не могу тебе не помочь. Ты вместо меня всё сделаешь, ты и деньги получишь. А потом, на обратном пути, мне двадцать пять процентов от вырученной суммы отстегнёшь. Ладно?
– Ладно, ладно, – закивал Коля. – Я работы не боюсь, Центр знает.
– Ну и хорошо. – Связной икнул. – Пятьсот евро – это чистыми. Понесённые по ходу выполнения работы расходы компенсируются дополнительно. Вот тебе адрес электронной почты и пароль к нему. – Связной BOBA, как бы теряя равновесие, опёрся Коле на грудь и опустил в карман рубахи сделанный из жевательной резинки контейнер. – Подробные отчёты по другому адресу посылай. Туда же сообщи и номер своего банковского счёта. У тебя наверняка что-то такое давно подготовлено?
Коля согласно кивнул, делая вид, что отстраняется от настырного, перепившего посетителя, который к тому же собирается блевануть на вышибалу.
– Только действуй не со своего компьютера, дружок. Откуда-нибудь с нейтральной территории. Из интернет-кафе, что ли. Не мне тебя учить, я сам не знаю толком, откуда эта шабашка всплыла. Надо быть осторожным.
– Понял, Вова. Тебя когда ждать-то?
– Я сам тебя здесь месяца через два найду. Ты ведь по четвергам?
– Да. А теперь нам пора. Передавай привет нашим и извини, если сделаю больно.
– Ах ты, сука, я тебе покажу больно! – вскричал по-английски с пьяным лондонским акцентом связной. И пришлось Николаю приступить к своим прямым служебным обязанностям.
Коля схватил обмякшего связного одной рукой за грудки, а второй за ремень джинсов и, почти отрывая его от пола, потащил к выходу. Не должен настоящий вышибала терпеть пьяные речи от не желающих делать коммерческие предложения девушкам посетителей. В зале прекратили сосать пиво и уважительно расступились, с интересом следя за Николаем. Дверь услужливо открыл контрразведчик Антуан, и связной BOBA, пытаясь не группироваться, полетел на заплёванный, мокрый от недавнего дождя асфальт улицы Сен-Дени. Николаша шагнул за порог следом, наклонился, чтобы добавить хулигану под рёбра, и тихо сказал:
– Забыл спросить, а что за работа-то, Вова?
– По специальности, Коля. Попасёшь объект, составишь отчёт, и всё. Бывай, – морщась, ответил связной.
В зал Николаша вернулся под аплодисменты. Пьяных английских болельщиков в Париже никогда не любили.
В завтрашнем донесении в Центр связной BOBA отметит, что агент Николаша найден в неплохом состоянии. Будет упомянуто, что он активен, целеустремлён, сохранил правильные инстинкты и находится в хорошей физической форме. В конце текста BOBA вставит, что контакт был произведён в запланированном месте и продолжительность его составила семь минут сорок четыре секунды, что полностью соответствовало действительности.
О левой работе он не скажет ни слова.