Kitobni o'qish: «Разные судьбы»
Село Скосырское, как и многие другие деревни и села, встречало своих героев с Великой Отечественной войны. Люди, уставшие от войны, брались за любую работу. Так и Степан Зацепин, остановившись у в этом селе, встал у кузнечного горна. Наравне с селянами он работал, помогал восстанавливать сельское хозяйство, бороться с разрухой. Но не смотрел на всю тяжесть того времени. Люди влюбляются, женятся, рожают детей. Это и происходит со Степаном и Евдокией. Они женятся, у них появляется сын Сергей и через год при загадочных обстоятельствах он пропадает на долгие семнадцать лет. В доме Евдокии вселилось горе.
А между тем, время идет. Прошло семнадцать лет. Сергей уезжает на учебу в Астрахань, где его поджидает масса сюрпризов, удивительных знакомств, которые круто изменят его жизнь и не только его. В их жизни есть место подвигу, они спасают на пожаре человека, рискуя собственной жизнью. У каждого из них своя собственная жизнь, своя судьба, любовь и цель, к которой они идут. Но, к сожалению, есть интриги, разочарования, потери и моим героям приходится это пережить, противостоять всем неприятностям, чтобы сохранить свою семью, не потерять веру в любовь.
Несмотря на долгую разлуку, Степан не потерял веру в любовь и при определенных обстоятельствах решает вернуться домой, где его так долго ждали, чтобы начать жизнь с нового листа.
А у молодого поколения после учебы начинается служба в Советской армии на Севере, где им кроме добросовестной службы, надо проявить себя. Они спасают после снежного бурана геологов. И тем не менее скоро дембель, возвращение домой. Однажды, прокатившись за рулем фуры, Сергей мечтает стать дальнобойщиком. Новая профессия, новые знакомства, которые увлекают его, интригуют, уводят далеко от дома, от родных. Сергей стоит перед дилеммой. Нужно сделать правильный выбор, чтобы вернуться домой и продолжать жить, работать, растить детей, внуков, чтобы хотя бы раз еще побывать в тех местах, которые запали в душу. Но не только красивые места западают в душу, но и люди тоже. Тяжелые воспоминания иногда приходят к Сергею. Некогда случайное знакомство изменило не только его жизнь, но и жизнь других дорогих ему людей. Знакомство с французской девушкой оставило глубокий след в сердце Сергея и не только след и сердечную рану, но и маленького Сержа. Да, да Катрин родила сына, не требуя ничего взамен, не претендуя на взаимную любовь. После последней встречи с Сергеем, она тихо ушла из жизни, унеся с собой любовь. Знакомство с этой замечательной девушкой помогло разыскать и встретить пропавшего без вести брата Степана Андреевича. Благодаря этому знакомству во Франции живут русские родственники, а в России – французские. А что? Бывает! И это очень даже неплохо…
* * *
– Мама, расскажи мне про папу, – часто надоедал своей матери семилетний Сережка.
– Ну сколько я тебе уже рассказывала, сынок.
– Ну мамочка, ну пожалуйста, ну еще разочек, – настаивал в свою очередь Сережка. И мать, вот уже в который раз, начинала рассказ об одном и том же, а сынишка, устроившись поудобнее, слушал мать внимательно, стараясь не пропустить ни одного слова. И в каждом ее последующем пересказе он находил себя, что-то новое и особое. Мать рассказывала об отце, часто менялась в лице. То к ее лицу подступала краска, то вдруг появится растерянная улыбка и мать моментально сбрасывала ее с себя, как бы боясь, что сын может о чем-нибудь догадаться. Ну а мальчик во время рассказа не видел ничего и никого, кроме своего отца. По рассказам матери он представлял его себе огромным, сильным и веселым. Мальчик часто спрашивал мать:
– Мама, а почему папа не живет с нами, когда он приедет, и приедет ли вообще? Любит ли он меня?
– Любит, любит, – успокаивала его мать, – приедет, скоро приедет. Но папка не приезжал, не появлялся и соседские мальчишки продолжали дразнить его безотцовщиной и оборванцем. Мальчик рос одиноко, мальчишеских компаний он сторонился и после школы он в лишний раз в свободную минутку помогал матери по хозяйству. Так шли годы и Сергей уже так к матери не приставал с расспросами об отце, но тех рассказов не забывал и не терял надежды на встречу с ним.
Прошли годы. Голодное послевоенное время кончилось, хозяйство Евдокии постепенно наладилось благодаря ее труду. Да и не просила она ни у кого помощи. Разве мало было таких, как она? Вот и пришлось ей одной выкарабкиваться из нужды. Знамо дело, у кого мужик дома, те о ней давно и думать уже забыли. Да и Степан тоже хорош. Приехал в село как набегом, перепахал всю душу, выжал все из нее, оставил Сережку маленького, да и скрылся – как в воду канул. А уж какой он был-то! Евдокия выпрямилась, обтирая руки о передник от мыльной пенной воды, убрала тронутую серебром седины прядку волос под плат и села на табуретку.
– А уж какой он был-то! – шепотом повторила свою мысль Евдокия. Евдокия вспомнила, как вечером заходила в кузницу, а там ее Степан огромным молотом бил по раскаленной болванке. Мышцы крупными шарами перекатывались у него под рубахой, а она – Евдокия, как зачарованная смотрит на него широко раскрытыми глазами. А после они шли домой так, как могут ходить только самые, что ни на есть влюбленные. Степан уже стал подумывать о постройке нового дома, выписал лес, да перевезти его пока не было никакой возможности. Он уже и план наметил, какой дом будет, и мыслями своими делился со своей Евдокией. И не было счастья Евдокииного, как ей тогда казалось, и конца, если бы не тот злосчастный день, который украл у нее любимого мужа, а у Сережки – папку, который, по его мнению, был лучше всех на свете.
В тот злосчастный день приехали к ним в село шофера. Встретился с ними Степан на счет того, чтобы перевести лес для нового дома, да только дома он больше не появился. Что на него подействовало или знакомого встретил, да тот что-то передал ему или еще что, да только кончилось семейное счастье для Евдокии и ее маленького Сережки с того дня. Бросил их Степан в те трудные годы. Люди говорили разное. Может у него семья есть еще где-то, поэтому и заехали к ним в село шофера и обсказали ему все как есть. Иначе чего бы им было делать у них в селе. Да только не верила Евдокия, что вот так просто он мог уехать от них, разлюбить, растоптать, наплевать. Не верила и сынишке говорила:
– Приедет наш папка, в командировке он, отозвали его, потому как руки у него золотые, специалист он хороший. И ходила Евдокия на станцию долго, в надеже встретить его с какого-нибудь поезда, ходила и в летний зной и зимнее ненастье и в весеннюю распутицу, месила солдатскими сапогами дорожную грязь. Восемь верст туда и восемь обратно. Ходила до тех пор, пока ей соседи не стали тыкать, дескать, хватит ей убиваться по нему и не заслуживает он этого, не стоит он слез твоих, а надо подумать о том, что у нее сын растет, о нем нужно заботиться, он ее надежда и опора в жизни, он ее счастье и будущее. Она соглашалась с соседками, а Степана все одно, не могла забыть. Но время шло и надо было жить и растить сына.
С тех давних пор прошло семнадцать лет. Евдокия с годами, с переживаниями, да с нуждой утратила былую красоту, но по-прежнему в ее лице еще много было обаятельного. А что касается сына, то он вырос, возмужал, над губой у него пробивалась темная полоска усов. Был он высок и не по годам широк в плечах. Многие из местных девчат заглядывались на него и в тайне завидовали его будущей избраннице. А Сергей был замкнут и не разговорчив. Охотно общался только с матерью, с другом Колькой Соловьевым, да со старым колхозным сторожем дедом Спиридоном.
На другом краю села стояла большая хата. В этой хате и жил дед Спиридон со своей внучкой Верой. Мать свою Вера не помнила, она умерла, когда ей было всего два года, а отец уехал на Север на заработки, приезжал три года подряд, привозил отцу деньги, дочке – подарки и не мог нарадоваться на свою маленькую дочурку Верочку. Целые дни он проводил с ней, если не было никаких дел. Отцу все говорил:
– Пап, еще годик и приеду, вот тогда и заживем. Но получилось не так как он предполагал, а совсем иначе. Прибыла к ним на Север партия геологов, вот там и познакомился Михаил с молоденькой медицинской работницей Юлей. И с тех пор они стали встречаться, он понял, что вся жизнь его пойдет поперек его задуманных планов. И в следующий отпуск он уже не приехал домой навестить старого отца и свою маленькую дочурку Верочку. Нельзя сказать, что он не любил ее, не жалел, не скучал. Нет, не так все это. Женился он там и решил, что дочку он заберет немного позже, когда получше привыкнут друг к другу, а когда привыкли, то наступило то время, которое бывает у молодоженов, когда они ждут ребенка, а поле нужно было подождать, чтобы он подрос, а уж когда этот новый человек проявил свой характер, то Юлия наотрез отказала Михаилу, чтобы он забрал к себе дочку. Так и решил Михаил, что будет помогать отцу и дочке и хотел бы изредка навещать их. Приезжал не раз, брал дочку на руки, обнимал, целовал ее, а девочка смотрела на незнакомого дядьку испуганно и удивленно, отталкивалась от него своими ручонками. Он ставил ее на землю и с досадой думал, что она его не узнает. И от этих мыслей внутри у него все корежило, слезы горечи сами текли у него из глаз. Были мысли вообще не возвращаться к Юлии, но там был маленький сын Вовка. Он не виноват вовсе, что у него такая бессердечная мать к другим детям. А девочка быстро привыкла к незнакомому дядьке, потому что он был добрый и ласковый или потому что все-таки что-то осталось от отцовского образа и это что-то постоянно возвращалось к этому доброму незнакомому дядьке. Еще немного времени и они были неразлучными друзьями, но отпуск, как бы этого не хотелось, проходил быстро и скоро нужно было уезжать. От близкой разлуки на душе скребли кошки. Тяжело было расставаться с дорогими и любимыми сердцу людьми, которые нуждались в нем, а он нуждался в них.
– Может останешься, сынок, а?
– Останься, пожалуйста, папулечка! – упрашивала его дочка.
– Не могу, – еде выдавливал из себя он эти слова, – не могу, мои дорогие. Я приеду еще, я обязательно приеду, а пока буду писать.
– Я понимаю, – говорил отец, – поезжай, тебе тоже тяжело, пожалуй, тяжелее, чем нам. Ну а может поднажмем, да и все вместе с Юлей, с Вовкой сюда, а?
– Постараюсь, отец, – говорил Михаил, хотя заранее знал, что даже разговора никакого не состоится. Он уезжал из родного дома с тяжелым сердцем и с тоской, как это бывает во время разлуки. Всю дорогу его мучали мысли: «Почему все так получается? Почему я не могу жить вместе с дочкой, сыном и Юлей? Почему же она такая. Если любит она его, то почему не хочет, чтобы она жила вместе с ними? Значит не любит». Эти мысли тяжелым камнем ложились на его сердце. Скорей бы уж Вера выросла да вышла замуж.
А между тем время шло и выросла Вера Плетнева, закончила восьмилетку и стала работать дояркой на ферме. Долго обучать ее не пришлось, так как этому ремеслу она была обучена давно, еще дома, будучи школьницей. Ее сверстницы после восьмилетки продолжали учеб в районе. Они приезжали на выходной, на каникулы. Они заметно отличались от Веры. Были веселей, беспечней ее. Многие Веру не понимали. Как можно сидеть дома в летние теплые вечера в семнадцать лет. Подруги пытались вызвать ее в клуб на танцы или просто погулять, а она нет – «Некогда мне. Надо постирать, обед сготовить, деду помочь». Любые причины лишь бы остаться дома. Боялась она вечерних гульбищ с песнями, гармонистами, да с парнями ухарями, каких на селе хватало. Боялась, что вдруг к ней подойдет какой-нибудь, да не дай Бог заметит кто, нет уж. Разговоры пойдут. Лицо Веры от этих мыслей загоралось краской. «Успею еще», – решает Вера, – «Да и дед дома один».
Однажды вечером Вера гнала домой корову, коров в стаде уже не оставалось и Вера последняя манила свою Чернушку куском хлеба домой, как вдруг заметила Евдокию Зацепину.
– Здрасте, теть Дусь! Куда это Вы от дому так поздно?
– Да Зорька, будь она не ладна, запропастилась куда-то. Каждый день жди от нее какую-нибудь каверзу. Не видали, Вер, А?
– Не, теть Дусь, не видала. Да придет, куда ей деться-то.
– Придет, знамо дело придет, так ведь доить надо. Увидишь, может около вас будет ходить, ты прибеги скажи, – уже вслед кричала Евдокия.
– Ладно скажу!
Вера пришла домой, приготовила пойло, ополоснула подойник и пошла доить свою Чернушку. Чистым полотенцем протерла вымя, смазала его и ласково приговаривала, поглаживая ее по круглым теплым бокам:
– Ну нагулялась сегодня, хорошая моя, покушала душистой травушки, а молочка много принесла? Много вижу, даже не держится. Сейчас-сейчас я тебя освобожу.
И она начала доить. Тонкие струйки весело и звонко забили о подойник. Ловкие Верины руки от привычной работы быстро наполнили подойник душистым парным молоком Чернушки. Вера определила Чернушку в стойло и пошла разливать молоко по кринкам. Налила одну кринку поменьше и отнесла деду.
– Дедусь, не спишь? На вот попей молочко парное, только подоила.
Дед отложил недоплетенную корзину и с наслаждением припал к кринке. Несколько раз он принимался пить молоко и наконец поставил порожнюю кринку на стол.
– Спасибо, внучка, спасибо, – благодарил дед внучку, едва переводя дыхание. А скажи-ка, Верочка, что это ты с подружками гулять не ходишь, а? Или меня, старика, жалеешь, боишься одного оставить?
Вера смутилась.
– Да так, не хочется. А что? – Вера вопросительно глянула деду в глаза.
– Так ведь годы твои такие. Все гуляют, а ты нет. Встретила бы кого, погуляли, да и время замуж выходить. Может на этих вечерках счастье твое ходит, а ты дома.
– Да ты что, дедуля, тебе что плохо со мной? Плохо, да?
– Что ты, что ты! Я же для тебя лучше хочу!
– Ладно, дедуля, ложись-ка ты спать, а я чугунки пока поснимаю.
Вера взяла ухват и принялась доставать из печи чугунки, а дед, кряхтя и охая, полез на печь. Управившись с делами, Вера наконец легла спать, но сон не шел. Она все думала над словами деда. И что это вдруг взбрело ему в голову – замуж. Вспомнила отца и подумала, как ей его не хватает, да и соскучилась сильно. «Завтра обязательно напишу ему письмо, пусть приедет в отпуск» – она силилась представить, как приехал отец, вот она бежит к нему на встречу с распростертыми руками. Подбегает, прижимается лицом к его груди, потом заглядывает к нему в глаза и с ужасом замечает, что это не отец, а юноша с красивым и добрым лицом. Вера отталкивается от него и бежит прочь, а юноша кричит ей вдогонку «Куда же ты? Иди ко мне, Зоренька моя!» – тут девушка просыпается. Под впечатлением сна она выходит на крыльцо и что же это? Она слышит те же слова. Голос осторожный, вкрадчивый.
– Зоря, Зоренька! Иди сюда, Зоренька моя.
На лице у Веры появилось нечто вроде улыбки. Это сын Евдокии, Сергей, зовет свою корову Зорьку, забредшую в их огород. Вера хотела уйти незамеченной, но Сергей успел заметить ее.
– Разбудил я Вас? – спросил Сергей.
– Да нет, дед спит, а я еще не ложилась, – неизвестно почему солгала Вера и тут же замечает, что стоит перед ним в одной рубашке.
Вера опрометью влетела в дом, села на кровать и закрыла лицо руками. А Сергей, тем временем, привязал веревку к рогам коровы, похлопал ее по спине и сказал:
– Пошли, бездомная! Иш что выдумала, лазить по чужим огородам, да еще ночью. Человека поставили в неловкое положение, теперь и вовсе сторониться будет, а все из-за тебя.
Дальше шли молча, с коровой разговор не складывался. Придя домой, Сергей бросил перед коровой охапку сена и вошел в дом.
– Ну, нашел блудную? – И не дождавшись ответа продолжала, – нет, продам я ее, ныне же продам, молока мало дает, бегай, ищи ее, чуть запоздаешь одни заботы, толку мало, продам, – решительно сказала Евдокия. Мать достала чугунки из печи с ужином и, накидывая кофту, сказала:
– Ты уж сам тут, сынок, доить ее надо. И вышла во двор, захватив подойник и полотенце. Сергей, поужинав, вышел во двор и сел на крыльцо. «Где она была? У деда Спиридона в огороде. Шуму мы там наделали. Вера вышла. Вера? Видела я ее, когда Зорьку искала. Да, хорошая девушка. Красивая и работящая, ласковая такая и хозяйство все на ней на одной держится. Вот и одна без отца, без матери выросла, с дедом. Дед Спиридон ей и за отца, и за мать был. Все сердце и душу ей вложил, а теперь она отвечает ему тем же. Как аукнется, так и откликнется. «Да-а-а» – вновь протянула Евдокия, – хорошая девушка, таких сейчас мало. Вот бы ты, сынок, привел в дом жену такую. Ох и зажили бы мы.
Сергей сделал вид, что не понял намека матери и промолчал, а мать не продолжила разговор.
– Пойдем спать, сынок.
– Иди, мам, я еще посижу. Не хочется спать, я посижу, подышу воздухом. Ночь-то вон какая теплая.
– Да, ночь теплая, душно даже. Парит, как перед грозой.
Мать вошла в дом, а Сергей достал сигареты и закурил. При матери Сергей не курил, стеснялся. Легкий теплый ветерок слегка шевелили волосы Сергея. Ночную тишину нарушали только стрекотанье кузнечика, да крик ночной птицы. Погода располагала откровенным мыслям Сергея. Он думал о Вере. Ему очень хотелось сблизиться с этой девушкой. Свободное время ему хотелось проводить с ней, говорить ей какие-то теплые и ласковые слова. Сергея тянуло к Вере. Он хотел видеть ее постоянно, всегда, сейчас, сию минуту. Сергей встал, щелчком откинул докуренную сигарету. Красный огонек, описав дугу, зашипел в луже. Сергей тронул калитку, она заскрипела, он оставил ее и чтобы не привлекать внимание матери, махнул через забор.
В доме деда Спиридона также не спал один человек. Вера сидела на кровати и думала о Сергее. Он ну никак не хотел выйти из ее головы. Вера вставала, ходила по комнате, хотела думать о чем-то другом, но мысли о Сергее снова и снова возвращались к ней.
– Что же это со мной, – думала девушка, – влюбилась? – спрашивала она себя. Нет же нет, не может быть. Но почему? – тут же возражала себе Вера. Он ведь такой хороший. Что-то толкнуло Веру к окну. Вера раздвинула занавески и от неожиданности вздрогнула. На улице перед окном стоял Сергей. От неожиданности девушка вскрикнула и мгновенно задернула занавески.
– Пришел, Пришел! – сердце Веры радостно билось в груди. Но была какая-то неопределенность из-за того, что она не знала, как произойдет их первая встреча. Да произойдет ли она?
– Завтра, завтра я сама встречу его и все скажу, обязательно скажу.
Утром следующего дня председатель вызвал Евдокию и ее сына к себе, чтобы обсудить некоторые вопросы, касающиеся и дел колхоза, личные дела Евдокии и особенно дела ее сына.
– Ну что у тебя за разговор к нам, Матвеич?
– Есть разговор, да только не знаю с чего его начать. В общем, тебе, Евдокия, придется до следующего лета пожить одной. Нет у нас агронома. Понимаешь? Вчера состоялось правление и решили мы послать твоего сына на учебу в Астрахань. Будет наш скосырский агроном. Сердце Евдокии переполнилось гордостью за своего сына. Но остаться одной на целый год было дня нее делом непривычным.
– Да как же, Матвеич, одна ведь я остаюсь. Дров на зиму не заготовлено, сенокос скоро. Под силу ли мне одной? Да и он нигде ведь не был, а тут сразу такую даль.
– Ну это не беда, парень он толковый. Мы вчера на правлении решили единодушно, то есть пришли к одному мнению послать вот его, – и он жестом показал на Сергея. Он у тебя парень с головой, умней и находчивей другого мужика, у которого за плечами целая жизнь.
Евдокия, растрогавшись, приложила к повлажневшим глазам конец платка.
– Да мне то, я дома. Смотри сам, сынок.
– Поеду я, мама.
– Ну вот и все, вот и порядок, – забасил Матвеич, похлопывая его по плечу. А ты, Евдокия, не переживай, мы свои люди. Все поможем, и дрова, и сено, все сделаем в первую очередь. А то как же иначе, сына забираем для себя, для родного колхоза. Вот колхоз и поможет тебе. Ну а сейчас идите домой и готовьтесь к отъезду. Завтра утром отвезу на станцию. В Астрахани его встретит мой двоюродный брат. Ты, Евдокия, должна его помнить. Гостил он у меня как-то. Вот у него и поживет пока, а там видно будет. Ну идите, готовьтесь. Да, Евдокия, мимо Плетневых пойдете, занесите им письмо Вере от отца.
Упоминание о Вере перенесло мысли Сергея в прошедшую ночь. Так и не встретились и не поговорили, а завтра уезжать. Проходя мимо дома Плетневых, Сергей вдруг остановился.
– Мама, дай мне письмо, я сам отдам, – сказал он, слегка краснея.
– Да, конечно, отдай, сынок, а я пойду потихоньку, начну готовить.
Сергей постучал в дверь.
– Войдите, не заперто, – проскрипел старческий голос деда Спиридона.
У Сергея все куда-то провалилось. «Неужели ее нет дома? Такой удобный момент. Другого такого вряд ли предвидится». Сергей вошел.
– Здравствуйте, дедушка.
– А, Сережа, проходи. У тебя что, дело или так побалакать?
– Да балакать мне, дедушка, нет времени, уезжаю я завтра. В Астрахань. Меня председатель отправляет на агронома учиться, так что надо собираться в дорогу. А к вам я зашел, письмо вот занес, да попрощаться заодно.
– Чего же сейчас прощаться? Завтра уезжаешь, завтра придем вон с Верой провожать, там и попрощаемся.
– А где Вера? – спросил Сергей.
– Придет сейчас. Куда ей деться-то. В лавку ушла за табаком, мой закончился.
– Ну ладно, пойду я, дедушка.
– Ну ступай покуда.
В сенях Сергей столкнулся с Верой.
– Здравствуй, Вера!
– Здравствуй! – ответила девушка.
– Я письмо тебе занес.
– От папы? – радостно вскликнула она, взглянув на Сергея очаровательными голубыми глазами.
«Какие глаза, как озера» – подумал Сергей. Вера отвела взгляд в сторону. Но этот мимолетный взгляд принадлежал ему. Он дал ему толчок. Вера хотела было пройти в дом, но Сергей остановил ее за руку.
– Вера, я уезжаю завтра на целый год.
– Куда? – упавшим голосом спросила девушка и вновь подняла на него свои глаза-озера. И на этот раз в них отразилась и печаль, и грусть, и не надо было слов. Ее глаза были так выразительны, что Сергей понял все без слов.
– Председатель говорит в Астрахань учиться на агронома, а я так много хотел тебе сказать, чтобы ты все знала.
Девушка слушала Сергея внимательно, изредка поднимая на него свои теперь уже грустные, но такие прекрасные глаза.
– Приходи сегодня вечером, мне нужно тебе очень много сказать. Придешь?
– Да, – тихо сказала Вера и скрылась за дверью.
Сергей вышел за калитку. Навстречу ему шли девчата и пели песню. Увидев Серея, они замолчали. Самая бойкая из них, как и ее мать Катерина Седова, подошла к нему, заглянула в лицо и с лукавой усмешкой спросила:
– Ожидаете кого-нибудь, Сергей Степанович? Да? Кого бы это? Стоит ли ждать? Смотрите какие девушки! – девчата прыснули от этих слов. Катерина выпрямилась, прошлась плавно, как в танце. – Ну как, не подходим?
– Нет, – равнодушно сказал Сергей.
– Ну смотрите, пробросаетесь, Сергей Степанович, ох пробросаетесь! – Катя круто повернулась и пошла наигранно, поворачивая бедрами. «Кривляка» – подумал Сергей и направился к дому.
Вечером, когда мать и сын управились с делами, к ним зашла Вера. Она тяжело дышала от быстрой ходьбы, лицо ее залил румянец. Она прислонилась спиной к стене. Получилось так, что они стояли друг против друга.
– Вот пришла, – тихо сказала Вера.
– Угу, – глухо буркнул Сергей и не узнал своего голоса.
Снова молчание. Вера, не зная, что делать, теребила концы платка, повязанного вокруг шеи, а Сергей смотрел на девушку и не находил слов. Выручила мать, чувствуя их неловкость.
– Что же ты, сынок? Проводи Верочку в горницу.
Вера закраснелась еще больше.
– Мам, мы лучше на улицу пойдем.
– Ну-ну, – не стала перечить мать.
За селом они повернули на стежку. Шли они молча, каждый хотел сказать что-то свое, хорошее, но оба молчали, словно не решаясь мешать удивительно веселому пению разноголосых птиц. Незаметно вышли к пруду и, не решаясь смотреть друг на друга, они вглядывались в отражение на зеркальной глади пруда. Сергей взглянул на Веру и вдруг почувствовал какой-то прилив нежности к этой девушке. Сердце его колотилось, легким не хватало воздуха. Им овладело какое-то непонятное чувство.
– Вера, я давно хотел тебе все сказать, объясниться, но не мог, боялся, что ты не поймешь. И надо было дотянуть до сегодняшнего дня, а завтра уезжать. Вера, Верочка, ты мне очень нравишься и давно, – он в порыве схватил ее руку и приложил к сердцу. Ты давно у меня здесь, в моем сердце. Я люблю тебя, люблю очень. Понимаешь? Где бы я ни был, что бы я ни делал, я думаю только о тебе. Завтра мне уезжать. Ты будешь ждать меня? Я очень хочу, чтобы ты ждала меня. – Все это он сказал так быстро, как бы боясь упустить что-либо важное для него. Вера слушала его, широко раскрыв глаза.
– Сережа, милый, – едва слышно успела прошептать она, когда тот замолчал.
Девушка уронила ему на грудь голову. Сергей сверху посмотрел ей на голову и нежно обнял ее за плечи, слегка притянув ее к себе. Они так стояли долго, как бы боясь нарушить это сладостное прикосновение.
– Я сама давно хотела тебе это, но боялась, как и ты, не знала с чего начать, как подойти, – говорила Вера, все также не отрываясь от его груди.
Сергей чувствовал ее своим телом, как в ее девичьей груди стучит сердце, которое открылось ему, чувствовал, как бьется его сердце. Их сердца переговаривались между собой и не могли наговориться по той радостной причине, что нашли друг друга. Где-то заговорила кукушка.
– Кукушка, – тихо сказала Вера, осторожно отстраняясь от Сергея.
– Смеркается уже, а домой идти не хочется. Погуляем еще? – Сергей нежно обнял ее за плечи и они зашагали в сторону реки.
Они остановились на берегу Быстрянки под плакучей ивой. Ветки этого удивительного дерева опускались до самой земли, тянулись к воде. Создавалось такое впечатление будто дерево плачет, а река – это его слезы. Вера прислонилась спиной к стволу, Сергей смотрел на девушку так зачарованно, что она опустила глаза. Сергей ранее не любил никого и поэтому никак не мог разобраться в том состоянии, в котором он сейчас находится. Какая-то неудержимая сила подтолкнула его, он весь содрогаясь, прильнул к губам приоткрытого рта девушки. Вера, не ожидая ничего подобного вздрогнула и как-то съежилась вся.
– Зачем ты это сделал, Сережа? – спросила она, отвернувшись, – не смотри на меня теперь. Сергею стало не по себе.
– Прости меня, Верочка. Я сам не знаю, как это произошло и я вовсе не хотел тебя обидеть, – говорил он, гладя ее по мягким волосам.
Вера посмотрела на юношу сияющей улыбкой. Его слова она восприняла ни как оправдание, а как извинение.
Легкий ветерок лениво перебирал тростник, заходящее солнце бросало свои последние сияющие красные лучи в теплые воды Быстрянки, как бы соединяя реку с небом, на котором серебром блестели первые звезды. Но скоро и эту красоту скроет темная ночь, покрывало которой нет-нет да разорвет сверкающая зарница. Всю эту красоту сопровождало прекрасное пение соловья.
– Домой не хочется идти.
– Погуляем еще?
– Да, конечно. Ведь еще не поздно?
– Еще не поздно, – Сергей протянул ей руку, она слегка хлопнула по ней ладошкой и они пошли.
– Кто это здесь гуляет так поздно? – раздался из кустов густой бас. Вера вздрогнула.
– А, это Вы, дядя Егор? – девушка всполыхнула, как пожар. К счастью, в темноте этого никто не заметил. Навстречу им шел, держа в поводу коня, Матвеич.
– Что это вы, молодежь, никак меня напугались?
– Да нет, неожиданно просто.
– Ну как, Сергей, подготовился к отъезду?
– Да, я готов.
– Завтра на семичасовом поедешь, так что в шесть утра жди, заеду. Ну гуляйте, а мне пора. Ваше дело молодое, а нам на ночь пора, кости греть. Гуляйте, время сейчас мирное, счастливое. Это нам вот не довелось нагуляться вволю. Война, брат, помешала. Хватило горького да слез на много лет. Еле расхлебали. Ну да ничего. Зато сейчас на ногах крепко стоим, да так крепко, что никакая сила не стронет с места. Ну ладно, не буду мешать. До утра. – И председатель широким шагом зашагал к дому.
– Хороший наш Егор Матвеич. Дедушка говорит хороший, что горя хлебнул через край. В людях разбирается. Односельчан знает своих. К каждому у него свой подход.
Незаметно они подошли к дому Веры.
– Ну, иди, Сережа. До утра!
– Нет, ты иди!
Вера повернулась и быстро скрылась в темноте. Сергей вздохнул полной грудью и зашагал к дому. На душе было радостно и немного грустно. Грустно от того, что нужно было уезжать, расставаться с родным селом, односельчанами, людьми, которые его любят и будут ждать. Утром Сергей проснулся до шести часов и первая мысль у него была «придет ли Вера?». «Придет!» – решил он и пошел умываться. Пока он бренчал умывальником, подъехал председатель.
– Ну как, герой, уже на ногах? Молодец! – гудел председатель, хлопая его по плечу. – Ну, Евдокия, собирай на стол, корми сына в дорогу. – Евдокия посмотрела на председателя повлажневшими глазами. – Ну что ты, соседка, сырость разводишь. Не на войну, на хорошее дело сына провожаешь. Через год специалистом вернется.
– Да я это так, Матвеич, по бабьей привычке, – улыбнулась она сквозь слезы. – Садись и ты, председатель, а то что это ты в стороне, неладно получается.
За завтраком старшие все давали советы.
– Ты, сынок, там в поезде смотри, следи за чемоданом, не отходи от него, а то люди всякие бывают, есть такие, которые этим и живут. Да в Астрахани этой тоже. Город незнакомый, большой, машин много. Товарищей выбирай из деревни, городские ведь и водку пить научат. Компании там разные, девчонки городские быстро голову вскружат.
– Ну тут уж нет, Евдокия, – вмешался председатель. Он парень хоть и молодой, но зато самостоятельный. Да и зачем ему городские, если у него здесь зазноба есть почище всякой городской.
Сергей моментально залился краской.
– Ну ладно, хватит его учить, – завидя неловкое положение Сергея, увел этот разговор в сторону Егор Матвеич, – у него своя голова на плечах есть, не хуже нашей.
Они встали из-за стола и вышли во двор. Около машины председателя уже стояли люди, которые пришли проводить односельчанина. Проводить Сергея пришли: его друг Николай Соловьев, дед Спиридон, Вера и уж кого не ожидал, так это Екатерину Седову, и та пришла.
– Ну, Серега, видишь сколько народу пришло тебя проводить! Уважают тебя односельчане.
– Ну что же, сынок, поезжай, счастливого пути! Помни, что я тебе наказывала.
– Все будет хорошо, мама! Береги себя! – он поцеловал и обнял мать. Николай протянул руку другу.
– Напиши мне, Сергей, как ты там, друзья ведь мы.
– Хорошо, Коля, обязательно напишу.
И тут произошло непредвиденное. Екатерина вдруг направилась к нему. Ей видимо очень хотелось расстроить проводы.
– Ну, Сергей Степанович, хоть Вы и не хотели, но я все равно пришла проводить, да вижу, что зря, – она колко и недобро взглянула на Веру. Скатертью Вам дорога, и она протянула ему руку.
