Kitobni o'qish: «Роман со змеей»
Я купил билет на электричку и вышел на воздух из павильона пригородных касс дожидаться посадки. На электричку, я имею в виду. Зарекаться, конечно, никому нельзя…
В воротах багажного отделения застряли с мусорными контейнерами два таджика. Оранжевая униформа, лица смуглые, точно с рекламы солярия. Блондинка в красном джипе, очевидно, хотела въехать на территорию. Она не понимала, что создает помеху рабочим, поскольку разговаривала по сотовому телефону. В другой руке у нее была дымящаяся сигарета. Чем дама собиралась рулить, оставалось загадкой.
Из-за ограды багажного отделения за противостоянием труда и капитала наблюдала настоящая русская девица – краса. Я сразу признал ее даже без кокошника, сарафана до пят, и косы до пояса. Джинсы, легкий джемпер и короткая курточка нараспашку шли ей ничуть не меньше народного костюма. Тем более, что все это тоже стало народным костюмом. Даже, пожалуй, международным.
В кармане у меня затренькал мобильник. Пока я его доставал, до мартышки в джипе дошло, что мешает людям, и она сдала назад. Моя красавица вышла через ворота следом за гастарбайтерами.
Глянув на дисплей своего мобильника, я заранее улыбнулся. Звонил Гоша Петров, наш наемный водитель.
– Здорово, Андрюха!!! – услышал я в трубке мужественный голос с хрипотцой. – Как дела?!!
– Здорово, Гоша!!! – в тон ему шутовски заорал я, провожая взглядом длинные ноги в облегающих джинсах, удаляющиеся от меня в сторону вокзала. – Дела бывают у женщин, да еще у прокурора. У меня только работа.
– А у нас в Кувшине чепе, – словно спохватившись, понизил голос Гоша. – Медведь человека заломал! Спонсора, представь!
– Ни фига себе! – воскликнул я так, словно если бы медведь заломал не Спонсора, а кого-то другого, это было бы ни «ни фига себе», а вполне нормально. – Что, насмерть?
– Наглухо. Медвежонка решил погладить в лесу. А за ним следом – медведица.
– Понятно, – в охоте я кое-что соображал. – Медведицу погладить не удалось.
– Она его погладила, Андрюша. Городской, леса не знает… Не знал!
Спонсора подцепила где-то на отдыхе за бугром Флора-Дурочка, владелица стекольного завода «Красный кувшин», чаще называемого в народе «Кувшин красного», или просто «Кувшин». Он находится в одноименном поселке, расположенном на берегу речки Шуды. Так себе речонка, когда в берегах, переплюнуть можно. Но, утка по весне там есть. Вот мы с Валериком и купили охотничий домик благодаря Гоше, с которым вместе работаем в городе. Он родом из этих мест.
После того, как Флора довела прежде процветающее предприятие до ручки, народ потерял работу. Какое-то время она еще пыталась выкрутиться. Привлекла средства односельчан за акции, но это не помогло. Люди, оставшись без работы, стали съезжать, кто куда мог. Дома пустели. Поэтому нам с другом Валериком и удалось по дешевке приобрести охотничий домик на краю деревни.
Гоша и братва, соль земли кувшинной, став обладателями фантиков, поначалу костерили сбежавшую заводчицу на чем свет стоит, потом поутихли. А она вдруг объявилась вновь, да не одна. Собрав сразу акционеров, представила крепкого хмурого мужика с густыми бровями и волосатыми, как у гориллы, руками как Дмитрия Петровича Щербакова, «нашего спонсора». Спонсор по совместительству оказался новым гражданским мужем хозяйки «Красного кувшина». Парочку окрестили «Флора и Фауна». Щербаков круто взялся за дело. Поправил развалившийся местами забор, после того, как поймал на воровстве железа Женю Дульникова по прозвищу Джо. Затем поставил внутри еще одно ограждение, обнес колючей проволокой. Между заборами он с вечера запускал двух волкодавов с симпатичными мордами и очень спокойными глазами.
Однажды рыжий фоксик – маленькая злобная сволочь, дрожа от ярости, проскочил под забором за кошкой на территорию периметра. Один из серых монстров легонько так прихватил его зубами за шею, встряхнул, и тут же выплюнул, только с перебитым хребтом. Спонсор нажил тогда в лице Ромы, хозяина фоксика и лепшего кореша Гоши, себе второго врага в поселке. Первым уже был Джо, схлопотавший по милости Щербака условный срок и, главное, лишившийся ружья по судимости. Однако Фауну это не тревожило. Он завез дополнительное оборудование на завод. Жизнь закипела, народ оживился. И вот на тебе!
– Ты едешь, Андрей? – спросил Гоша.
– Уже билет взял. На электричку.
– А ты что, не на машине?
– Нет, пешком интереснее.
Гоша, конечно, не понял, чем интереснее пешком, а я объяснять не стал. Это с одна тысяча девятьсот семнадцатого года надо объяснять, как сказал писатель-сатирик Задорнов, почему мне пешком интереснее. Говорить про романтику, стук колес, прокуренный тамбур. «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались».
Объявили номер платформы, с которой будет отправляться мой электропоезд, и я, вскинув на плечо рюкзак, нырнул в подземный переход. Романтику пришлось похерить. Ни о чем другом, кроме как о Спонсоре, я теперь, естественно, и думать не мог. В голове вертелось: «Мужик и охнуть не успел, на него медведь насел».
Пересев с электрички на автобус в Ветлужском, я добрался до Варнавина, населенного пункта, расположенного в окружении дремучих лесов, через которые протекают дикой красоты реки. На одну из таких рек, под названием Лапшанга, мы с Валериком не раз пробирались сквозь глухой лес по грунтовке, иногда не без приключений, еще до того, как приобрели дом в Кувшине. Там, в селе Броды, где постоянных жителей теперь осталось полтора человека (потому что Вовуню считать за полноценного индивида уже нельзя) имеет свой дом, проживает в нем с ранней весны до поздней осени наш старший товарищ – Александр Михайлович Правилов, он же – дедушка Алекс, ученый-биолог, заядлый охотник, летописец и хронолог когда–то большого села, умиравшего на его глазах.
Мы еще застали в Бродах то время, когда работал магазин и местные аборигены меняли в нем свои пенсии на огненную воду, после чудили, и это находило отражение в дневниках дедушки Алекса. По мере того как чудаки закономерно один за другим уходили в мир иной, торговля перестала оправдывать себя, и лавочка закрылась.
Порой в Броды наезжали охотники и рыболовы, а так новостей местных, не привозных, у дедушки Алекса стало куда меньше, нежели в былые годы, и он заносил в свой журнал все больше сведения про живую природу и о погоде.
Проезжая через автостанцию в Варнавино то и дело останавливаешься, увидев кого-то из знакомых. В этот раз я, пустившись в путешествие на своих двоих, не надеялся кого-то застать на площадке по закону подлости. Каково же было мое удивление, когда я-таки увидел, и не кого-нибудь, а самого Рому, лучшего друга Гоши вот с таких, а с некоторых – и нашего с Валериком тоже, хозяина умершего насильственной смертью рыжего фокстерьера. Значение Ромы конкретно для нас с Валериком в Кувшине было очень велико, и это всегда подчеркивал Гоша. По любому возникающему вопросу Игорь Николаевич вечно отсылал нас к своему авторитетному другу.
При первом совместном застолье, которое и проходило в его избе, хозяин нам с Валериком был представлен Гошей как крутой охотник, убивший сорок медведей. «У!» – сказали мы с Валерием Витальевичем. На второй совместной пьянке число убитых топтыгиных возросло до шестидесяти. А на третьей выяснилось, что зверей было сто. Я совсем уверился, что могу без опаски ходить по краснокувшинскому лесу, поскольку всех медведей в нем давно извел Рома, и считал так вплоть до этого случая со Спонсором.
В последнее время Рома наладился откапывать из нор барсуков. Однако нам с Валерой не удалось приобщиться к новому для нас виду охоты по причине безвременной кончины норной собаки.
У хозяйственного и деловитого Ромы была только одна беда. Порой он запивал. Именно в такое злое время, по-видимому, в лесу вновь начинали размножаться медведи.
Когда я выскочил перед носом у Ромы, словно черт из табакерки, он, естественно, удивился:
– О! Андрюша! Ты как здесь? Слышал, что у нас произошло?
– Слышал, Рома. Значит, не всех ты медведей перестрелял?
– У-у! Разве их всех перестреляешь? В тайге?.. А ты где остановился, что-то не вижу?
– Как где? – удивился я. – Да вот же я стою! Я без машины.
– Что, запил?.. – понизив голос, спросил Рома доверительно и с сочувствием.
– Боже упаси! Просто решил на электричке покататься, детство вспомнить. А тут Гоша со своей жуткой новостью! Я уже пожалел, что машину не взял. Какое тут детство? Всю дорогу Спонсор из головы не выходит. Все думаю, как же это он?..
Поддерживая таким образом непринужденный разговор с нашим главным краснокувшинским покровителем, я боковым зрением отметил, что к нам кто – то приближается.
– Здравствуйте!
Повернул голову и чуть не подпрыгнул от удивления. Перед нами стояла моя девица-краса с вокзала. Вот так встреча! Я, правда, про нее уже забыл навсегда, а ведь надо же!
– Здравствуйте.
– Привет, Танюха, – по-свойски приветствовал ее Рома. – Ну что, поехали? Ты с нами? – спросил Рома меня.
– Если возьмете.
Когда мы забрались в Ромины «Жигули», девушка – на заднее сидение, а я со своим рюкзаком – рядом с Ромой, он догадался представить мне свою знакомую:
– Это вот, Андрей, племянница моя, Татьяна.
Я на законном основании обернулся к ней и произнес:
– Очень приятно, – нисколько не кривя душой. Девушка улыбнулась и скромно кивнула, мол, ей тоже – очень. Я заглянул в ее глаза, увидел два омута, и в каждом из них – черта! Этакого, знаете ли, веселого, с пятачком и рожками. Впрочем, может быть, это было лишь мое собственное отражение. Насчет рожек надо будет у жены спросить. Этой осенью я не в первый раз уезжаю на охоту.
– Вы не знакомы еще? – уточнил Рома.
– Нет, – сказал я с большим сожалением. Она еще раз улыбнулась мне. Я понял, только что погиб, совсем пропал, один хороший человек. Его зовут Андрей Владимирович Купавин. То есть, я.
– Вот ведь как! – засмеялся Рома. – На одной улице живете, через дом, а не знакомы.
До меня стало доходить. Не так давно, уже при нас, в Кувшин перебралась Ромина сестра с мужем, жившая до этого где-то в Сибири. Что-то говорилось и про племянницу, приехавшую следом за ними, которая то ли учится, то ли работает теперь в Нижнем Новгороде.
– Как же это случилось со Спонсором? – спросил я Рому. Он тронул свою «шестерку» с места, дал газу, стараясь сразу развить как можно больше скорость. – Чего он в лес-то поперся?
– За металлом поехал с Савроськой. Их Никотиныч довез до уса…
Я не помнил ни Савроську, ни Никотиныча, хотя прозвища такие слышал.
– … Они же по усу рельсы откапывают. Спонсор хотел что -то для завода прибрать.
Усом называли заросшую железнодорожную ветку, которая тянулась через лес. Когда-то по ней доставляли напиленные бревна до реки. Как остановился завод, каждый в Кувшине стал промышлять, чем мог.
– Мужик и охнуть не успел, как на него медведь насел! – вспомнил я в очередной раз.
– Ты знаешь, уже, Татьяна? – спросил девушку Рома. – Медведь на человека напал. На Щербакова, Спонсора?
– Он что… растерзал его? Какой ужас!
Я хотел успокоить девушку, что с таким дядей ей решительно нечего бояться, его медведи стороной должны обходить при его послужном списке, но подумал, что, пожалуй, еще одна шутка в отношении Ромы будет перебором с моей стороны.
Беда со Спонсором и присутствие племянницы в Роминой машине так взволновали меня, что впервые я проскочил Плодовиху и поворот на Броды, даже не заметив этого, и не позвонив, вопреки традиции, Александру Михайловичу.
В Кувшине возле Роминого дома нас поджидала Наталья, его супруга. Гоша называл ее «Натахой», поскольку когда-то они учились в одном классе. Натаха многим превосходила своего мужа: ростом, статью, нравственностью. Она не только сама практически не употребляла алкогольные напитки, но и мешала супругу идти на поводу у дурной привычки, по мере сил. Мерой этой она, кстати, превосходила его тоже. Я видел собственными глазами, как Рома, рвавшийся в магазин, чтобы приобрести еще огненной воды, совершал энергичные движения руками, ногами, взрывая башмаками фонтаны песка, но при этом не двигался с места, как на беговом тренажере, поскольку Наталья держала его сзади рукой за штаны. В итоге разбушевавшийся муж был заперт в чулан. Правда, надо отдать должное Роме, на этом он не сдался. Как только Натаха потеряла бдительность, сумел вылезти через узкое окошко, в которое кошка протискивалась с трудом, и продолжить банкет.
Наталья родила Роме четверых детей, и, мне кажется, являлась образцом той самой женщины, которые есть еще в русских селеньях, не смотря ни на что. Не знаю, удастся ли ей когда-нибудь отличиться на пожаре, может быть, это и не обязательно, а только когда я однажды увидел возле Роминого дома, неведомо откуда взявшегося, настоящего, живого коня, то сразу подумал, что это его, верно, остановила Натаха, случайно вышедшая на улицу как раз в тот момент, когда конь скакал мимо по своим делам…
– О! Здрасте! – воскликнула Наталья, когда мы вышли из машины. – А вы как все вместе?
– Случайно, Наталья, – вынужден был признаться я с сожалением, имея ввиду Ромину племянницу, с которой я уже мечтал оказаться вместе не случайно. – Здравствуй!
– Как же вы Спонсора не уберегли? – затронул я сразу животрепещущую тему.
– Нашел он, с кем в лес ходить! – с возмущением воскликнула Наталья. – С Никотинычем и Савроськой! С этими алкоголиками!
– Что же Савроська медведя не прогнал? – спросил я.
– Говорит, его рядом в тот момент не было. Он грибы собирал, а Щербаков за речку перешел по мосту. Только слышит: «Э-э-э!!!» – Наталья изобразила, как медведь ревет. – Выбежал на просек, а никого нет. Ни Спонсора, ни зверя. Видел, говорит, только, как медвежонок за елки забежал. Стал аукать Щербакова, не откликается. Под берегом нашел, лежит. Медведица-то как дала ему лапой, так пол-лица нету.
– Бр-р-р! – я живо себе представил, как это было, и посмотрел на Татьяну. На ней теперь тоже лица не было. Такого, как в машине, я имею в виду. Со сдерживаемой улыбкой, глазами – омутами, и в каждом по черту. Новую, серьезную мину на ее лице я впитал в себя так же, как прежде лукаво – веселую.
– Как Гоша? – спросил я Рому, чтобы переменить тему. – Как братва?
– Гоша с Джо «уазик» красили вчера, – сказал Рома. – Я им бампер приварил.
Натаха отвела Татьяну в сторону, поговорить о чем – то о своем, о женском. «Уазик» – это хорошо, – подумал я. – Поедем в лес за глухарями». А вслух спросил:
– Как Джо? Охотится?
– Брал ружье у Хустова. Свое-то у него отобрали. Не знаю, добыл ли чего.
– Что Хустов делает?
– Глаз лечит! – встряла, вернувшись к нашему разговору, Натаха. – Стася ему подсветила глаз, чтоб лучше видел, когда к молдавашкам шляется!
Я знал эту общую беду всех женщин Кувшина. Две сестры – молдаванки, потерявшие жилье в Приднестровье, поселились здесь у какой-то дальней родственницы, давно схоронили и родственницу, и мужей, дети вернулись на родину, а они прижились. Достигнув сорока пяти, бабы вновь стали ягодками, да такими, что слаще некуда, не отказывали никому, и, тоскуя, видимо, по своей теплой родине, постоянно подогревались изнутри.
– Все-таки спалят их притон когда-нибудь! – погрозила кулаком Наталья куда-то в сторону. Посмотрев на ее кулак, я подумал, что Хустову крепко повезло, что глаз ему подсветила своя жена, а не Ромина. Рома только махнул рукой на ревнивую бабу и спросил:
– К Гоше сейчас зайдешь?
– Нет, Рома, позже. Надо сначала печку протопить, все-таки не май месяц.
Я подхватил с травы свой рюкзак и повесил за плечо.
– Я тоже пойду, – стала прощаться Татьяна. Ой, как мне понравилось это «тоже»! Я же крепко–накрепко запомнил слова Ромы, что живем мы с ней на одной улице, через дом! Я подхватил свободной рукой Татьянину сумку так, словно проделывал это уже сто раз. Мы пошли по песчаной дороге вдоль почерневшего деревянного забора.
– Мне нравятся эти заборы, дома, – указал я кивком на то, что было перед глазами. – Они вписываются в окружающую природу, не то что крашеные. Мрачное великолепие. Люблю приезжать сюда. Правда, то, что произошло со Спонсором, это уже чересчур… мрачно! Придется брать пули, идя в лес. Ты умеешь стрелять? спросил я вдруг Татьяну.
– Умею, – неожиданно для меня сказала она.
– Хм! – усмехнулся я. – Думал, скажешь, нет. Пойдем, постреляем? Распугаем всех медведей, чтоб близко не думали даже подойти?
– Мне сначала из дома всех мышей распугать надо, – засмеялась она. – Тетя с дядей в санаторий уехали. Поэтому я – на хозяйстве.
– Хорошо! – осенило меня. – Насчет мышей – это тоже ко мне, прошу! У меня тут недалеко товарищ один живет. Он всю жизнь с грызунами борется. Биолог по образованию. В городе – с мышами и крысами, поскольку работает в санэпидемстанции. Точнее, работал. А тут – с бобрами. Они у него все сети путают и рвут. Без рыбы оставляют. Он бобра супостатом называет. Но, с бобром ты и сама управишься, если что, раз стрелять умеешь.
Татьяна наверняка догадалась, что я с ней флиртую. К сожалению, мы дошли до ее дома.
– Так что, я спрошу у товарища такое средство, чтобы все мыши построились в колонну и пошли вон.
– Правда? – Кажется, я услышал кокетство в ее голосе. Лед тронулся, господа присяжные заседатели?
У моего друга и коллеги Валерика Перевалова имеется куча недостатков, в отличие от меня, человека во всех отношениях положительного. Но, всех собак вешать на него все же не стоит. Хватит той, что уже висит на его шее. Я имею в виду охотничьего пса породы курцхаар по кличке Пиф, такого же беспокойного, как и его хозяин. Уезжая из Кувшина, Валерик старается всегда оставлять после себя порядок. Несмотря на то, что особых гостей мы никогда не ждем. Они сами приходят.
И теперь, отпирая замки, я знал наверняка, что в избе чисто, однако, едва вытащив ружье из рюкзака и разложив вещи, взялся мести, мыть пол, сгребать все же набравшийся помаленьку мусор. Признаваться для чего, точнее – для кого, я стараюсь, не хотелось даже себе, чтобы мое второе «я», существо довольно ехидное, не подняло меня на смех. Оно-то было уверено, что тот, точнее – та, для которой я так выделываюсь, здесь не появится никогда…
Вылизав полы, как кот одно место, я собрал мусор в ведро, и понес его на свалку. Батарею пластиковых бутылок решил не трогать, а расставил аккуратно вдоль стены в сенях. Вдруг пригодятся весной на поплавки для сетки?
Свалка за домами – место примечательное. Не понятно как, но весь сваленный мусор… тоже вписывается в окружающую природу! Это я не о том, что природа вокруг настолько безобразна, боже упаси! Напротив, она великолепна. И так властвует, что через весь хлам, разбросанный по земле, тут же прорастает кустарник, трава, и он заселяется живностью: бабочками, жуками, муравьями, ящерицами, мышами и… змеями!
Гадючек мой друг Валерик любит до страсти. Увидев свою подружку на тропе, плюется, чертыхается и говорит, что охоты сегодня не будет. Зная его трепетное отношение к змеям, я никогда не упускаю возможности указать ему на козюльку, если первым замечаю ее. Если Валерий Витальевич меня чем-нибудь расстраивает, я обещаю поймать для него экземпляр посолиднее, то есть потолще и подлиннее, посадить в банку, и пристроить рядом с его кроватью на табурет. Валерик к моим угрозам относится с уважением, поскольку знает, что в детстве я мечтал стать змееловом. Диковинное, по оценке нормального человека, увлечение пришло ко мне после прочтения жутко интересной книги о пустыни, в которой описывалась охота за змеями, дающими ценное сырье для медицины, – свой яд. Трудно объяснить, почему меня так завораживали змеи.
Хорошо, что сейчас мусор пошел выносить я, а не Валерик, который остался в Нижнем. Иначе, охоты у него вечером бы точно не было! Сразу две его «подружки» расползлись в разные стороны, шурша по сухой траве. У Валерика от одного такого звука могла бы случиться истерика!
Вернувшись к дому, я понял, что и моя вечерняя охота накрылась. Правда, по другой причине. Не зря я еще на свалке услышал звук мотора. Перед крыльцом стоял «уазик», цветом и внешним видом больше похожий на легкий танк, а подле него – невысокий коренастый дядька с добрым лицом.
– Здорово, Андрюха!!! – заорал местный авторитет.
– Здорово, Гоша!!! – приветствовал и я его. Мы обнялись так, словно не виделись сто лет, и похлопали друг друга по спине.
– Ну, как жизнь? – задал Гоша традиционный вопрос.
– Налаживается, – с удовлетворением ответил я, демонстрируя пустое помойное ведро. – Печку топлю, порядок навел дополнительный! Вот! Ну что, пойдем чай пить?
– Пойдем. Что, Валерик не поехал?
– Нет. Потому что он пьет не чай!
– Ох, Валерик, Валерик, – покачал укоризненно головой Гоша.
Пока я хлопотал с чайником, послышался топот башмаков в сенях, вошли Рома и Женька-Джо – высокий, выше меня, жилистый. Самый крутой охотник в Кувшине, оставшийся без ружья по милости Спонсора.
– Здорово, Женя! Рома, проходите.
Ох, нравятся мне местные! Как они заходят, рассаживаются, – неторопливо, солидно. Как завязывается неспешная беседа.
– Вот такая у нас история, Андрей, – будто бы продолжил прерванный разговор Рома. – Не знаем, что и делать теперь.
– Да, – поддержал товарища Гоша, – Спонсор, конечно, тяжелый человек был, вот Джо чуть не посадил…
– Да, это Мусор выслужиться захотел, – защитил Джо покойного Щербакова.
– Мусор козлится, – согласился Гоша. – Но Щербаков и сам был не подарок, не тем будь помянут!
– Для завода – считай, как раз подарок! – вставил Рома.
– И я о том же, – сказал Гоша. – Теперь вот как без него?
– Медведя спроси, – мрачно пошутил Женька.
– Ты на него зла не держи, – на правах старшего товарища пожелал Гоша.
– На кого, на медведя?
– На Спонсора покойного, – не принял шутки Гоша. – Он о заводе беспокоился.
Я хотел сказать, что Спонсор, вероятно, о своей будущей прибыли беспокоился, но промолчал.
– Я и не держу. – Женька хлебнул чаю.
– Да Спонсору просто Мусор напел! – воскликнул Рома, разволновавшись. – Когда Флора сбежала, мы еще смотрели какое-то время за хозяйством, акционеры все-таки! – он усмехнулся. – А потом плюнули. Думали, все. Крантец заводу! Навсегда. И стали потихоньку тащить, кто что мог. Кто доски, кто железо. Скоро одна труба осталась бы, если бы Дурочка не вернулась. Женьку просто крайним решили выставить, чтоб другим неповадно было.
Мусором называли участкового милиционера Митю.
– Скоро наладчики приедут, а у нас конь не валялся, – сказал Рома.
– А Хустов где? – спросил я.
– Он будет зэками руководить, – по-своему ответил мне Рома, – ограниченными в свободе. Щербак – бывший вэвэшник. Он со своими в исправительном центре вась-вась, ему – пожалуйста! Дешевая рабочая сила. Зэки будут оборудование подключать. Хустов, наш электрик, станет присматривать. А дальше – все. Потому что Спонсор хотел сам лично заниматься снабжением производства и сбытом готовой продукции. А теперь – некому. Рабочая сила есть, а «котел» – пуст. Засыпать нечего. Сырья нет!.. В общем, мы к тебе за помощью хотим обратиться, Андрей, – самым неожиданным образом подытожил Гоша. – У тебя же оптовая фирма, ты в этом шаришь.
– И что? – спросил я, еще не желая верить, что попал.
– Организуйте снабжение и сбыт, помогите Флоре, она в долгу не останется.
Я даже не стал говорить о том, что наслышан, как хозяйка завода не остается в долгу, спросил по-простому:
– Ты что, Гоша, шутишь, что ли?
– Да нет, Андрей, не шучу.
– Не шутим мы, Андрюша, – подтвердил Рома.
Я обвел взглядом лица присутствующих и убедился: не шутят.
– Вы как себе это представляете? – Я все пытался отмахнуться по-простому, понимая в душе, что это не тот случай. – Приехал на три-четыре дня поохотиться, мимоходом запустил завод, и пошел дальше уток стрелять?
– Задержись. Там братва без тебя управится. Флора завтра с похорон вернется, пойдем, поговорим? Она бумаги покажет, ты лучше разберешься. Сама-то она что может? Наруководила уже один раз, дурочка. На тебя одна надежда.
«Вот и поохотились! – подумал я. – А Валерик, тот вообще свихнется! Скажет, что я ему удружил, так удружил. А при чем здесь я?»
– Сырье-то на какие шиши закупать? – я поймал себя на мысли, что уже включаюсь в процесс. Братва загудела:
– Деньги есть! Все схвачено! Не сомневайся, Андрей, Щербаков круглую сумму на счет положил. На все хватит. Я выслушал, и как-то само собой подумалось вслух:
– Здорово получилось! Денег дал и откланялся. Удачно медведь как подвернулся!
Зачем сказал, сам не понял. Брякнул просто так, и вдруг почувствовал, что в избе повисла тишина. Слышно стало, как дрова в печке потрескивают. Подняв нос от чашки с чаем, я увидел, что всем, как будто, стало неловко.
– Что? – не понял я. Народ молчал, переглядываясь и кряхтя. – Что?!
– Задолжали Щербакову, – смущенно заговорил Женька. – С Хустовым за электрическими кабелями поехали в Нижний. Где-то третью часть примерно не добрали по перечню, не оказалось на складе. Обещали подвезти, мы решили пару дней у Гоши перекантоваться, чтоб второй раз не ездить. У него жена как раз в Лысково уехала, квартира пустая… Ну и пожили… неделю. Когда протрезвели, оказалось, почти сто штук прогуляли.
– Это тебе не в деревне по бабам на халяву ходить, – съехидничал Рома с плохо скрытым чувством зависти в голосе.
– Хоть есть что вспомнить? – развеселился я. – И что Спонсор сказал?
– Да он и не узнал. Кабеля сгрузили, никто недостачу не проверял.
– Ну, теперь и не проверит, – успокоил я, превращаясь в соучастника растраты. – Раз у Флоры деньги есть, она новую экспедицию снарядит. Только оплачивает пусть по безналичному расчету, чтобы снова бес не попутал!
– Деньги мы вернем, конечно, – сказал совестливый мужик Гоша.
– Ну что, вроде бы все обговорили мы? – спросил Рома.
Я вышел на воздух, проводить гостей. Потягиваясь после сидения за столом, посмотрел на роскошные звезды в ночном небе. Не стал обращать внимания коллектива на Большую Медведицу, чтобы не усугублять. Однако до конца марку не выдержал, спросил Женьку, как выдающегося охотника:
– А что, у медведицы такой удар может быть, что здорового мужика в раз – того?
– Она его не лапой. Он – о камень.
«Новое дело», – подумал я.
– Как о камень?
– Там, на Варваже-то, берег возле моста крутой, метра два, пожалуй, будет. Лапой она ему кожу с лица содрала только… Он назад, так, упал, и – головой о камень.
– Ты откуда знаешь, Джо? – спросил Гоша. Рома, видимо, тоже слышал это впервые.
– Я в Варнавино отмечаться ездил. Там мужики говорили.
Если ты в Кувшине не проснулся с первыми петухами, это не беда. Всегда найдется, кому разбудить тебя. Эта особенность, навещать нас кому-нибудь из братвы ни свет ни заря, иной раз не на шутку сердила Валерия Витальевича, так что «гости дорогие» на его устах превращались в «кувшинные рыла». Хорошо, что они этого не слышали. Было бы неудобно.
Просыпаясь следующим, естественно – ранним, утром, как обычно, от стука в окно: «Андрюха!» – я порадовался, что Валерика нет.
Прошлепав в тапочках через сени по ступенькам на крыльцо, я отодвинул щеколду, открыл дверь, и увидел Толика – родного брата Гоши. За его спиной бил копытом холеный «уазик», оттюнингованный пластмассой по самую крышу. Толик с семьей жил в Варнавино, а это все-таки уже почти город, если убрать теленка с обочины, и гусей с проезжей части. На улице было, однако, прохладно. Не зря я печь топил.
– Привет, Толик! А где Гоша?
– Ай! – в сердцах воскликнул Анатолий Николаевич. – Спит. Набухались с Женькой вчера.
– Как набухались? – удивился я. – Они же от меня вечером как стекло ушли. Только чай пили!
– Дурное дело нехитрое. Угостили. Хустов. Ему Стаська глаз подбила. Дома сидит, скучно ему. Они и навестили друга. Женька, молодой лось, с утра уже в лес порысачил. А этот – на массу давит.
– А что Хустов, за дело получил? – поинтересовался я.
– Если бы! – рассмеялся Толик. – У молдавашек Савроська зависает. А Витек – так, мимо проходил. Заглянул только стаканчик опрокинуть.
– Ясно. Проходи, чайку? – предложил я.
– Нет. Поехали на Варваж? – предложил Толик. – Посмотрим, где Спонсор утонул.
– Утонул? – не понял я. – Как утонул? Это уже третья версия! Сначала его якобы медведь заломал, потом он о камень ударился, теперь, ты говоришь, утонул?
– Все так. Медведь ударил, с обрыва башкой вниз рухнул, но умер он от того, что захлебнулся. Вскрытие показало.
– Да-а-а! – только и мог выдохнуть я. – Поедем. Ружье возьму. Вдруг птичка на дорогу выйдет гальковать?
По осени птичка выходит на дорогу гальковать, то есть клевать камешки. Они помогают ей в пищеварении так же, как местным жителям – алкоголь. И нужен он им круглый год, а не только по осени. Поэтому магазин в селении – в ближайшем будущем, по крайней мере – вряд ли постигнет участь стекольного завода.
В то время как Толик показывал высокий пилотаж, то ныряя в ямы, то накреняясь так, что «уазик» почти ложился на бок, я смотрел вперед на дорогу в надежде увидеть черную шею глухаря. Один раз вспорхнул рябчик, и это все. То ли было рано, то ли холодно.
Близко к мосту подъезжать не стали. То самое место определить было не трудно, его огородили красной лентой. На душе стало тревожно. Толик, не скрывая любопытства, подошел к ограждению, и, улыбнувшись мне, со словами: «Мы не волки, флажков не боимся», – перешагнул через ленту. Я последовал его примеру. Внутри периметра не было так натоптано, как за ним. Медвежьи следы четко отпечатались на песке. Следы сапог – тоже. В месте падения на обрыве образовалась выемка. Каменюка внизу впечатлял. Я представил, как Спонсор, отведав здоровенных медвежьих когтей, полетел вниз, затылком на этот камень, и, потеряв сознание, булькнулся головой в воду…
Толик рассматривал следы молча. Не знаю, что он прочитал на земле, для меня уже было достижением то, что я сумел отличить медвежью лапу от сапога сорок четвертого размера.
– А ведь его, вероятно, можно было спасти? – задал я вопрос Толику. – Пока он еще не сильно нахлебался? Сделать искусственное дыхание?
– Ой! – выразил Толик свой скепсис. – Кто будет делать искусственное дыхание? Савроська, что ли? Он слов таких не знает.
– А ему теперь не впаяют оставление человека в беспомощном состоянии? – постарался я сформулировать, как мог, свои опасения.
– Вряд ли. Его же рядом не было. Он не сразу Щербакова нашел.
Я решил сфотографировать следы, обрыв, речку и окружающую обстановку, чтобы показать потом Валерику и Александру Михайловичу, достал цифровик. Если постараться, можно отличить следы Щербакова, – все те же сапоги, от следов Савроськи, они поменьше. Кажется, это кроссовки. Так, глядя под ноги, я дошел до двух окурков. Один был от дорогих сигарет с фильтром, другой – что-то типа «Примы». Следы кроссовок и сапог здесь сходились. Посмотрев направо в лес, я увидел нечто примечательное, и пошел туда.
