Kitobni o'qish: «Сбившиеся с пути»

Часть 1. Драма на водах

Глава 1. Очаровательная графиня

Нападение получилось стремительным. Михаил Нилыч, шагавший вдоль лечебного корпуса, услышал топот – и мгновение спустя грузный человек резко прыгнул из-за угла. Однако нападавшего ждал молниеносный отпор. Через несколько секунд поверженный противник с заломленными руками лежал на траве и голосил:

– Помогите! Убивают!

– Молчать! – рявкнул Михаил Нилыч. – Вокруг никого.

– А вы? – жалобно простонал нападавший, с ужасом глядя на рукоятку револьвера, чуть показавшуюся из кармана победителя. – Забирайте все, только жизни не лишайте!

– Я не разбойник, а военный – на лечении…

Выяснилось, что неизвестный просто спешил по важному делу. Экипаж извозчика сломался. Пришлось бежать, и вдруг камень попал под ноги… Тучный человек с красным потным лицом действительно мало походил на злодея. Он оказался репортером Н-ской городской газеты Петром Павловичем Пудовым.

– Меня сегодня, Михаил Нилыч, уже чуть не убил главный редактор, – возбужденно рассказывал он по пути к жилым зданиям курорта, – словно муху – газетой. Столичной. Оказывается, в наших краях поселилась сама Эльза Хвостова! А наш главный только сегодня узрел заметку недельной давности: граф и графиня Хвостовы отбыли в Н. на воды для отдыха и лечения. Теперь мечусь в поисках… Не дай бог шельмецы из других газет опередили…

– Не беспокойтесь, – ухмыльнулся Михаил Нилыч. – Вашему чутью можно позавидовать. Госпожа Хвостова здесь.

– Может, вы знакомы с графиней? – воскликнул репортер и буквально расцвел.

– Да, еще по Петербургу.

– Изумительно! Вы позволите…

– Нет, – отрезал Михаил Нилыч. – О графине – ни слова. Пусть сама решает, что сообщать прессе.

– Но представить меня госпоже Хвостовой не сочтете за труд?

– Разумеется.

Но с интервью господина Пудова все-таки опередили – правда, не его конкуренты-газетчики, а полиция. Растерянная служанка Лушка сообщила, что в покоях госпожи – помощник пристава. Репортер не смутился, договорился с Лушкой и вложил той в ладонь монету. Сам умчался собирать материал о происшествии.

Михаил Нилыч из вестибюля в окно увидел у здания курзала усатого околоточного надзирателя в светлом мундире. Полицейский разговаривал со смазливой кухонной девкой Машкой. Она держала в руке с пяток дохлых крыс за хвосты, а под взглядом полицейского съежилась и прятала глаза.

О серьезности происшествия говорило и присутствие в жилом корпусе высокого чина – городского пристава в черной форме. В сопровождении хозяйки курорта тот медленно шагал по коридору и осматривал каждую дверь покоев постояльцев.

– Господин пристав! – обратился к нему Михаил Нилыч, показав удостоверение. – Не угодно ли пройти ко мне?

В номере пристав почтительно вернул документ, расположился в кресле и пояснил:

– Господин штабс-ротмистр, дело весьма деликатное и неприятное. Пока вы изволили прогуливаться, ваша соседка княгиня Анна Андреевна Румянцева обнаружила пропажу драгоценностей. Исчезли два золотых браслета тонкой работы с изумрудами и бриллиантами и золотой перстень с рубином. Графиня в слезах, был даже обморок – приглашали доктора. Хозяйка в панике – такой конфуз. Вы здесь уже недели две, как мне сообщили. Может быть, заметили что-то подозрительное? Мне показалось, что ее сиятельство несколько прохладно отзывались о госпоже Хвостовой – чуть ли ни с намеком…

– Показалось, господин пристав! – рассмеялся Михаил Нилыч. – Да, некоторый холодок в отношениях графини Хвостовой и княгини Румянцевой ныне проявляется. Но с графиней я знаком по Петербургу и осведомлен, что ранее обе дамы были весьма дружны. Теперь графиню, похоже, забавляет некоторая недоброжелательность княгини. Их мужья и вовсе закадычные друзья. Накануне с компанией уехали на охоту – на несколько дней. Водное лечение их утомило… Но, господин пристав, я помимо лечения выполняю некое поручение. Взгляните, – Михаил Нилыч достал из ящика шкафа фотографию, протянул собеседнику и продолжил: – Иван Хватов, активист боевой организации партии эсеров. По оперативным данным, находятся в ваших краях. Весьма опасен и хитер. По его следу пущены несколько филёров Южного охранного отделения корпуса жандармов. И я на прогулках приглядываю за окрестностями. После ранения весьма полезно. Хватов не погнушается и хищением, может подкупить или запугать прислугу. А вырученные средства пустит на оружие.

– Только этого нам не хватало! – буквально простонал пристав. – Но чрезвычайно вам признателен, господин штабс-ротмистр. Вы позволите взять снимок?

– Пожалуйста. У меня эта физиономии навечно в памяти. Как раз от Хватова я получил пулю в грудь три месяца назад – в перестрелка после теракта… И еще. Лушка Лаптева, которая в услужении у графов Хвостовых, баба непростая. Детей бог не дал – в младенчестве умирали. Мужа ликвидировали при подавлении крестьянского мятежа в пятом году. Вскоре графиня забрала ее в Петербург. Забавно: Лушка весьма похожа на госпожу Румянцеву. Княгиню сей факт раздражает. И Лушка прекрасно ту неприязнь чувствует – черт знает, что бабе в голову могло прийти…

Когда Михаил Нилыч провожал гостя, из соседнего номера вышли очаровательная брюнетка графиня Хвостова и помощник пристава. Масленые глаза полицейского блестели. Он рассыпался в любезностях и несколько раз поцеловал даме руку. Лушка убежала и вскоре вернулась с репортером Пудовым. А Михаил Нилыч обратился к графине:

– Елизавета Антоновна! Дозвольте представить вам этого почтенного господина…

Графиня Хвостова согласилась на интервью только после обеда и предложила Михаилу Нилычу отобедать вдвоем. По выходу из здания краем глаза он успел заметить, что княгиня Румянцева наблюдает за ними из окна…

С веранды курортного ресторана открывался прекрасный вид на горы. В ясный июльский день отлично просматривался и далекий Эльбрус. Михаил Нилыч больше любовался очаровательной графиней – в свои двадцать шесть та выглядела гораздо моложе. От лукавого взгляда голубых глаз на душе становилось удивительно хорошо, а блюда казались вкуснее обычного. Половые в белых фартуках умело прислуживали господам. С соседнего стола доносился горячий спор о недавнем роспуске второй Госдумы. Графиня Хвостова ехидно поинтересовалась:

– Прислушиваетесь по долгу службы, господин Смыслов? Про меня тоже всю подноготную приставу выложили?

– Не видел необходимости, – холодно ответил Михаил Нилыч. – Вы более не под нашим надзором. Хотя, полагаю, под влиянием каприза в любой момент можете возобновить прежние связи. Но красть чужие драгоценности – не ваш стиль. Вот свое даже последнее вы бы могли отдать бывшим товарищам…

Графиня Хвостова громко расхохоталась. За соседним столом замолчали и с недоумением покосились на молодую женщину. А она, потягивая вино, объясняла собеседнику:

– Не дождутся! Большевизм – давно перевернутая страница моей жизни. Не оказалось в нем романтики. Слышите, какую чушь несут те господа о политике? Только ни от этих болтунов, ни от тех ниспровергателей основ ничего не зависит. Гармония природы и общества вечны. Теперь я вижу смысл жизни только в поиске красоты – природы, человеческого тела… Революции и полицейские глупости мне только помеха…

– И вы решили отвлечь помощника пристава своими фривольными картинками, – заметил Михаил Нилыч. – Тот, извините, аж слюной истекал.

– Вы, как всегда, проницательны, – со смехом ответила графиня. – И благодарю вас, мой любезный жандарм, что не дали этим болванам лишних поводов для глупых подозрений. Надеюсь, больше они не помешают моим занятиям. Я сейчас под впечатлением вчерашнего письма от Зиночки Лансере, пардон, теперь Серебряковой. Она редкий талант, и так интересно написала о живописи! И вдруг какие-то пошлости с кражей побрякушек – фи!

– Хотел бы верить в такие чистые помыслы, графиня. Однако постоянно вспоминаю ваш ловкий трюк с так называемым натурщиком – Кляйнзаком…

– Вы все тот же ревностный служака, – с веселым смехом прервала его графиня. – Не ищите в жизни только мрачные стороны. Скорее поправляйтесь от ранения, и к вам придет душевный покой.

Глава 2. Живопись и музыка

Через два дня ближе к обеду Михаилу Нилычу принесли свежий выпуск городского вестника с двумя статьями Петра Пудова. В первой кратко рассказывалось о похищении драгоценностей у графини Румянцевой. Но из жонглирования словами становилось ясно: расследование топчется на месте.

Вторая была гораздо объемнее: «В мире культуры России хорошо известна Эльза Хвостова, урожденная Елизавета Антоновна Каратаева. Блестящая сильная женщина, она с младых ногтей смело прокладывала дорогу в жизни. Ради спасения отца, мелкопоместного помещика, в юности создала хор из одаренных крестьянок и с успехом давала концерты. Под псевдонимом Эльза она приводила в восторг публику редким по красоте сопрано. Теперь отеческое хозяйство процветает. А перед чарами обаятельной девы не устоял молодой граф Сергей Сергеевич Хвостов. Новый век Елизавета Антоновна встретила в Петербурге уже в качестве графини Хвостовой. В столице увлеклась живописью и занималась у Осипа Эммануиловича Браза. Из-за беспорядков, прокатившихся по России в последние два года, прославленный мастер недавно отбыл во Францию. В интервью перед отъездом г.Браз своими лучшими учениками назвал Зинаиду Серебрякову и Эльзу Хвостову…»

Графиня Хвостова почти все свободное время на курорте посвящала живописи. Примерно треть ее работ – пейзажи, остальные – разные человеческие образы. Она предпочитала работать с людьми из народа, а не профессиональными натурщиками. Особое ее пристрастие – создание картин в стиле ню. Подлинный человек, считала графиня Хвостова, предстает только в наготе.

В конце статьи сообщалось о предстоящем сегодня вечером благотворительном концерте Эльзы Хвостовой под аккомпанемент военного оркестра. На фотографии, перепечатанной из журнала, юная Елизавета Антоновна была запечатлена на сцене с хором. А среди хористок штабс-ротмистр узнал молоденькую Лушку.

Закончив чтение, Михаил Нилыч выглянул в окно и увидел обеих женщин во плоти. Одетая в легкое светло-бежевое платье, графиня Хвостова быстро шагала в сопровождении Лушки. Та вела под уздцы ишака, на которого были навьючены коробки, мольберт, сумка с рулонами бумаги и холстов, корзина со снедью и бутылками. Михаилу Нилычу графиня показалась нынче особенно прелестной. Он попытался вообразить графиню без всяких одежд – и от соблазнительной мысленной картины перехватило дух. И с большим трудом штабс-ротмистр подавил порыв страсти…

За обедом многие курортники держали в руках газету, оживленно обсуждали статью о Хвостовой и предстоящий концерт. Сидя за столом, Михаил Нилыч с некоторым удивлением заметил среди кухонных девок Лушку – та помогала разгружать продукты из телеги. К девкам верхом подъехал степенный казак средних лет – лицо его кого-то смутно напомнило. Он что-то спросил, но девки только пожимали плечами. Казак погрозил нагайкой куда-то в пространство предгорий и ускакал прочь. А с соседнего стола за этой картиной внимательно наблюдала княгиня Румянцева.

В жилой корпус они возвращались вместе. Княгиня возмущалась, что муж до сих пор на охоте:

– А все Серж Хвостов неугомонный… И мой Поль мой за ним тянется. Не удивлюсь, если давно вернулись и кутят сейчас в Н. А вы собираетесь на концерт?

– Да. Уже послал за букетом для графини.

– Вы, кажется, давно с ней знакомы. Не знаете – она не кокаинистка? Что-то такое болтали сегодня…

– Вам ли повторять нелепые сплетни, княгиня! – с возмущением ответил Михаил Нилыч. – Вы же знакомы с графиней гораздо ближе меня.

– Извините, Михаил Нилыч, вам ведь лет тридцать или чуть больше… Но к вам с таким почтением отнеслась полиция. Может, вы не военный, а чиновник по особым поручениям при государе? Не слышали, как идет расследование по краже моих украшений?

– Увы… И уверяю – насчет меня вы заблуждаетесь.

И Михаил Нилыч принялся рассказывать армейские истории той поры, когда был еще полевым офицером и не ведал, что станет жандармом.

Глава 3. Происшествие

Послеобеденный сон Михаила Нилыча грубо прервал громкий стук в дверь. На пороге стояла Лушка. На молодой бабе не было лица.

– Господин штабс-ротмистр, – проговорила она. – С барыней нехорошо… Я ее в ванне целебной оставила. Барыня велела мне часа через полтора прийти. А сама не отпирает дверь и не отвечает. Что делать-то?..

– Беги немедленно к хозяйке! – скомандовал Михаил Нилыч. – Пусть срочно отправит туда плотника и врача. Какой номер кабинета?

Он выскочил из здания и увидел у курзала толпу. Только что подъехал военный оркестр. Солдаты выгружали из экипажа трубы и барабаны. Рядом сновал репортер Пудов с помощником – тот устанавливал фотоаппарат на треноге.

Но Михаилу Нилычу было не до них. Он примчался в лечебный корпус к кабинету номер три и принялся стучать в дверь и кричать:

– Елизавета Антоновна, отзовитесь!

Подошла медсестра в белом халате и равнодушно сказала:

– Девка ее уже звала. Наверное, разомлела госпожа и заснула на топчане…

Михаил Нилыч попытался просунуть в узенькую щель между дверью и косяком перочинный нож и откинуть крюк, но лезвие сразу заклинило. Тогда он разбежался и ударил в дверь плечом. Что-то хрустнуло, но преграда устояла. При втором ударе дверь удалось продавить сантиметра на полтора. А от третьего она с треском распахнулась – крюк вырвал из косяка скобу с гвоздями.

Но, похоже, он опоздал… В большой ванне, отделанной мраморной плиткой, неподвижно застыло обнаженное тело графини Хвостовой. Медсестра охнула и принялась суетливо помогать Михаилу Нилычу. Они извлекли женщину из ванны и уложили на топчан. Та не дышала, а сердце не билось… Михаил Нилыч с сестрой перевернули тело – но вода изо рта не полилась… Михаил Нилыч приступил к искусственному дыханию рот в рот с энергичным массажем грудной клетки, но быстро прекратил. Тело в минеральной воде уже немного остыло. Видимо, смерть наступила не сию минуту, а полчаса или больше назад…

В помещение вбежала Лушка, рухнула на колени около мертвой графини и громко заголосила. Следом вошли хозяйка с врачом и не нужным уже плотником. Его тут же выставили из помещения и велели никого не пускать. Хозяйка побежала вызывать в полицию.

Михаил Нилыч тщательно осмотрел место происшествия. Ванна располагалась у стены, минеральная вода поступала туда по трубе через кран. Платье, соломенная шляпка и белье графини были аккуратно развешана на плечиках. Ее безжизненное тело оказалось полностью загоревшим, а на плече краснела ссадина длиной несколько сантиметров. Совсем не так мечтал увидеть нагую графиню Михаил Нилыч…

Он тряхнул продолжавшую завывать Лушку за плечи и грозно прошептал:

– Замолчи, баба! Откуда ссадина у графини?

– Не знаю… Может, за ветку зацепилась…

– А ты почему от госпожи ушла и на кухне прислуживала?

– За минеральной водой приходила… Кончилась…

– Так в корзине у вас сколько бутылок было!

– Обливались – из-за жары… Я, барин, сейчас не соображаю ничего…

Взгляд Михаила Нилыча упал пузырек на втором топчане, почти скрытый свисающей одеждой. На этикетке «Ацетилсалициловая кислота», были также указаны название аптеки и дата. Внутри находился светлый порошок, и по запаху штабс-ротмистр опознал кокаин. В памяти тут же всплыл странный вопрос княгини Румянцевой… Михаил Нилыч все же справился с внезапным порывом умыкнуть пузырек – оставил склянку на прежнем месте.

Полиция приехала часа через полтора, и городской пристав внимательно выслушал Михаила Нилыча. Врач заявил, что смерть графини, возможно, наступила от сердечного приступа, но только вскрытие даст ответ…

И вот толпа отдыхающих и гостей, собравшихся на концерт, созерцала совсем другое зрелище: накрытое простыней тело вынесли из здания лечебницы. Гробовую тишину нарушил военный оркестр – зазвучал похоронный марш Шопена. Носилки погрузили в полицейский экипаж. И едва стихла траурная музыка, раздался пронзительный женский крик. Княгиня Румянцева рухнула без чувств – ее едва успели подхватить.

Глава 4. Дань памяти

Весь вечер Михаил Нилыч не находил места. Он то чистил револьвер, то расхаживал по комнате в размышлениях о нелепой смерти графини Хвостовой. Действительно ли произошел несчастный случай?

Около полуночи в дверь осторожно постучали. Это был несчастный граф Сергей Хвостов.

– Извините, что потревожил… Мы с Полем только вернулись. Я в полнейшем душевном смятении… Михаил Нилыч, если не хотите к утру обнаружить еще один труп – помогите. Поль не может – он при княгине Анне Андреевне. Она после вечернего обморока не встает…

Недавний прогноз Румянцевой оказался точным: ее супруг и граф Хвостов с товарищами вернулись на курорт изрядно подшофе – после охоты компанией отдохнули в трактире в Н. Там познакомились и разговорились с одним заядлым охотником. А когда тот ушел, у некоторых курортников обнаружилась пропажа денег и патронов. Исчезло даже одно ружье.

Подвыпившая компания нагрянула в городское полицейское управление к самому полицмейстеру. Тот велел своим людям показать знатным охотникам несколько фотографий подозреваемых. Среди них оказался и знаток охоты из трактира. В полиции начался переполох, а господам велели соблюдать крайнюю осторожность при возвращении на курорт. А графу Хвостову сообщили полученную с курорта трагическую новость…

В покоях Хвостовых мужчинам прислуживала молчаливая Лушка. И после каждой реплики графа Сергея «помянем мою несчастную Лизоньку» баба всхлипывала и вытирала слезы. Затем граф велел ей выпить за помин души хозяйки целый стакан водки и ложиться.

Мужчины остались вдвоем, и граф с трудом бормотал.

– Я в курсе, какую роль вы играли некогда при бедной Лизоньке… Мы с ней весьма ценили вашу деликатность…

– Граф, – прервал его излияния Михаил Нилыч, – судя по переполоху в полиции, у знатока охоты были удлиненное лицо, карие глаза и редкие зубы? Так? Это опаснейший эсер-боевик Хватов. Вам повезло. Если бы князь Румянцев во хмелю проговорился про свою высокую должность при дворе, вы могли бы лишиться давнего друга прямо в трактире…

Но граф Сергей уже ничего не мог ответить. Михаил Нилыч помог ему добраться до постели, и граф тут же захрапел. Томимый недобрыми предчувствиями, штабс-ротмистр отправился в святая святых покойной графини Хвостовой – мастерскую. Графиня посторонних туда не пускала. Но она умерла, и было не до церемоний.

Михаил Нилыч зажег свечу и принялся тщательно рассматривать готовые работы на холстах и наброски углем и карандашом на бумаге. Пейзажи его не особо интересовали, больше люди. Изображать их графиня Хвостова и вправду предпочитала в чем мать родила. К удивлению Михаила Нилыча, героиней нескольких полотен оказалась голая Лушка. Обычно сосредоточенная и хмурая, на картинах молодая баба улыбалась и выглядела счастливой.

Несказанно удивила Михаила Нилыча еще одна картина – с обнаженной княгиней Румянцевой, а еще сильнее – своеобразная трактовка суда из греческих мифов. В образе Париса предстал граф Сергей Хвостов, одетый лишь в набедренную повязку. Бугор на ней красноречиво указывал на состояние мужского естества… Вместо яблока Парис держал в руке черный фаллос с ремешками-завязками. С этого предмета не сводили похотливого взгляда абсолютно нагие Гера, она же княгиня Румянцева, и Афина – Лушка. На месте Афродиты оставалась пустота – очевидно, художница еще искала нужный образ.

От столь откровенных работ штабс-ротмистра бросило в жар. Черновые наброски успокоили. Были среди них портреты многих курортников – очевидно, сделанные по памяти. Михаил Нилыч узнал и себя, и хозяйку, и пристава с помощником, и Машку с кухни. Выделялось в этой серии изображение коренастого голого мужчины с неприятным лицом, словно наспех вырубленным топором. Картинка напомнила конфуз двухлетней давности – Михаил Нилыч даже стиснул зубы. Противный тип стоял на постаменте, немного наклонившись и свесив руки. Под изображением была дата – 1905, а вверху – три красных вопросительных знака.

– Чертов Кляйнзак! – шепотом выругался Михаил Нилыч. – Неужели графиня и вправду решила завершить эту работу? Или?.. А вдруг бывшие товарищи решили с ней поквитаться за измену?

Он порылся в походной сумке с рулонами холстов и бумаги и обнаружил, что у одного листа оторван угол. А на дне нашелся обрывок ремешка – по цвету точно такой же, как на незаконченной картине. «Сколько же раз его завязывали и развязывали, чтобы перетерся?» – мысленно изумился штабс-ротмистр.

Глава 5. Поиски на поляне

Всю ночь Михаилу Нилычу снились нагие женщины, сошедшие с картин Эльзы Хвостовой, а потом еще голый Кляйнзак…

Из-за этого Михаил Нилыч проснулся в половине седьмого. Он глянул в окно и увидел кухонную девку Машку. Та шагала в степь с лопатой на плече и небольшим мешком в руке. Примерно в полутораста саженях от ресторана остановилась и принялась копать. Михаил Нилыч распахнул окно и в бинокль рассмотрел, как девка высыпала в яму с десяток дохлых крыс и зарыла их. Движения всегда шустрой Машки показались довольно неловкими.

Почему-то Михаил Нилыч сразу успокоился и заснул еще часа на три. Завтракать потом не хотелось, и он ограничился посещением водной галереи. Там же находился граф Хвостов. Тот, похоже, решил наверстать упущенное за время охоты и поглощал целебную воду стакан за стаканом, не задумываясь о рекомендациях медиков. Выслушав просьбу Михаила Нилыча, граф тут же написал записку для Лушки.

– Покажешь, где вчера с графиней работали на природе, – сказал служанке Михаил Нилыч. – Хочу посмотреть, об какой сучок она так ровно поцарапалась…

Лушка недоуменно пожала плечами и проводила штабс-ротмистра к живописному уголку в полутора верстах от курорта – на поляну в небольшой рощице среди скал. Трава местами была примята, а по всей поляне ветром разнесло обрывки бумаги. По распоряжению Михаила Нилыча Лушка неохотно собрала их – это были фрагменты какого-то рисунка. При этом баба постоянно настороженно озиралась по сторонам. Однако ничего похожего на сучок показать не смогла.

– Может, до ветру ходила барыня в кусты – там и поранилась… – предположила Лушка и вдруг крикнула: – Ложитесь, барин!

Она моментально повалила Михаила Нилыча на траву и рухнула рядом. В то же мгновение раздался пистолетный выстрел, и пуля вонзилась в ствол березы. Штабс-ротмистр молниеносно развернулся и увидел силуэт среди редкого кустарника в полусотне саженей от поляны. Выхватить револьвер из кармана было делом мгновения. Еще одна пуля вонзилась в землю в каком-то аршине от головы жандарма, и тот дважды выстрелил в ответ. Человек в кустах упал.

Лушка взвизгнула и стремительно помчалась к сраженному противнику. Пригнувшись и держа наготове револьвер, штабс-ротмистр ринулся следом. Баба первой добежала до неподвижного тела и остановилась. Во взгляде Лушки читалось явное облегчение. Михаил Нилыч подошел к убитому и с изумлением воскликнул:

– Хватов, сукин сын! Вот и поквитались!

Где-то неподалеку хрустнула ветка, и Михаил Нилыч шагнул на звук.

– Стойте, убьют! – закричала Лушка, резко обняла штабс-ротмистра сзади и завыла: – Барин, родной, не бросайте, одна я на свете осталась…

Чувствуя поцелуи на шее и прикосновение упругой груди к спине, Михаил Нилыч вспомнил Лушку нагой на картинах и с трудом справился с приступом дикого вожделения. Освободившись из объятий, он кинулся на поиски. С полчаса исследовал рощицу вдоль и поперек, но больше никого не обнаружил. Зато в степи в версте от опушки показался небольшой казачий разъезд. Михаил Нилыч несколько раз выстрелил в воздух и помахал всадникам рукой.

Минут через десять казаки были на поляне, и Михаил Нилыч показал удостоверение возглавлявшему их уряднику. Тот спешился, козырнул и доложил:

– Ваше благородие, по депеше из Н. прочесываем местность, ищем боевика. С соседней станицы гонца прислали – от них двое подозрительных ускользнули, вроде бы в эту сторону… Батюшки, так вы того самого злодея ликвидировали, с фотографии!

– Значит, мне не показалось – был и второй, – задумчиво произнес Михаил Нилыч. – Урядник, попробуйте все же поискать его. Одного казака оставьте здесь для охраны, а я с курорта свяжусь с городским управлением полиции.

Михаил Нилыч тщательно обыскал убитого. Среди липовых документов обнаружились пузырек с кокаином и – удивительно! – пропавшие браслеты и перстень княгини Румянцевой… А пузырек был как две капли воды похож на обнаруженный у графини Хвостовой, даже дата на этикетке совпадала.

Глава 6. Посетители и свидетели

В ресторане Михаила Нилыча начала колотить нервная дрожь. Много раз за годы службы смотрел он смерти в лицо, но вот так коварно старуха с косой подкралась впервые… Справиться с неприятным состоянием помогли бутылка коньяка и сосед по столу – граф Хвостов.

После обеда граф охотно согласился на просьбу Михаила Нилыча, и они прошли в покои князей Румянцевых. Княгиня Анна Андреевна до сих пор не вставала и приняла гостей, лежа в постели. Граф Хвостов поведал ей, что от полиции пока нет известий о причинах смерти несчастной графини Елизаветы.

– А вот ваша пропажа нашлась…

И он протянул княгине ее драгоценности. Та вежливо поблагодарила и грустно произнесла:

– Что теперь эти побрякушки, когда нет больше Лизочки… Серж… – княгиня запнулась и продолжила: – Вы нашли это у вашей Лушки?

Удивление княгини Румянцевой, узнавшей о месте находки драгоценностей, было неописуемым…

Через несколько минут Михаил Нилыч за столом начал складывать картину из найденных на поляне обрывков. Уцелели далеко не все, так что пришлось повозиться. Аккуратно наклеив фрагменты на чистый лист и набросав пунктиром недостающее, Михаил Нилыч получил изображение обнаженной девушки – Машки с кухни. Получалось, Лушка сказала не всю правду о причинах своей отлучки из мастерской на поляне. Было над чем задуматься…

Размышления прервал стук в дверь, и Михаил Нилыч встретил неожиданного гостя – Н-ского полицмейстера. Оказалось, смерть Эльзы Хвостовой наделала много шума в Петербурге. Полицмейстера уже вызывал Н-ский градоначальник и требовал разобраться как можно скорее. Но пока было ясно только одно: причиной смерти стала остановка сердца. Но что ее вызвало, почему в легких не оказалось воды, оставалось непонятным. Хоть в вещах графини и нашли пузырек кокаина, в организме не обнаружилось никаких следов его применения…

– Даже ликвидацию Хватова на этом фоне восприняли весьма буднично, – посетовал полицмейстер. – Во время ночной облавы удалось взять двух его сподвижников. Оказалось, Хватов сколачивал отряд из уголовников и горцев – не то для экса, не то для теракта. Полагаю, вас скоро ждет повышение, господин штабс-ротмистр. А насчет Эльзы Хвостовой соображения имеете?

– Только мыслительное сырье…

Полицмейстер отправился к графу Хвостову, а Михаил Нилыч – к хозяйке курорта. Поинтересовался, каким ядом травят здесь крыс. Оказалось, в этом году выписали новое заграничное средство – действует быстро. Крысы охотно лакают его и не успевают осознать опасность.

– Пусть мне принесут образец, – попросил Михаил Нилыч. – И еще – в свете последних событий. Прошу вас сегодня же провести медицинский осмотр всех женщин с кухни и вас там присутствовать. Скажете им, что в уезде якобы началось распространение кожной инфекции. Сообщите мне об их телесных повреждениях.

Через полтора часа Михаил Нилыч, прощаясь с полицмейстером, передал тому бутылку из-под минеральной воды с заграничным крысиным ядом. А незадолго до ужина узнал от хозяйки, что у девки Машки вся спина и зад исполосованы плетью. Некоторые ссадины воспалились, у Машки даже поднялась температура. Михаил Нилыч сразу вспомнил, на кого был похож вчерашний степенный казак у кухни, понял, о ком тот справлялся, и распорядился:

– Велите ей зайти ко мне после ужина.

В покоях штабс-ротмистра Машка точно так же прятала глаза, как на днях при разговоре с надзирателем, и с большим трудом согласилась сесть. Похоже, даже на мягком кресле ей было некомфортно.

– Штабс-ротмистр Смыслов, – назвался Михаил Нилыч, показывая удостоверение. – А теперь рассказывай, девка, за что тебя так исполосовал батька?

– За дело… – еле выговорила смертельно побледневшая Машка.

– И я даже знаю, за какое, – невозмутимо заметил Михаил Нилыч, показывая восстановленный рисунок.

Машка громко разрыдалась, закрыв лицо руками. Каждое слово из нее приходилось буквально тянуть клещами, но предположения штабс-ротмистра подтвердились. Графиня Хвостова давно уговаривала Машку позировать обнаженной. Сулила подарки и деньги. И в конце концов девка сдалась. Лушка пришла на кухню за водой и временно там осталась. А Машка побежала на поляну. Разделась там догола и позировала на фоне кустов. Графиня тоже обнажилась и вдохновенно рисовала. Внезапно на поляну со страшной руганью ворвался Машкин батька на жеребце. Графиня пыталась прикрыть девку от отцовской нагайки, но сама получила случайный удар по плечу. От неожиданности упала, и казак немного присмирел. Отругал на чем свет стоит Машку, разорвал в клочья почти готовый набросок и увез дочь обратно на кухню. Выпорол от души уже дома, в станице.

– Так ты понимаешь, дура-девка, что графиня, может, от такого душевного потрясения и померла? – грозно рявкнул Михаил Нилыч. – Не голоси ты, ради Христа! Слушай внимательно! Чтобы я батьку твоего под суд не отдал, пусть расскажет, кто его надоумил. Откуда ему было про твои художества знать? Потом переговоришь с той бабой. Спроси, сколько ей заплатили. Пусть придет ко мне – я дам больше. И тогда все это останется нашей тайной.

Глава 7. Посетители и свидетели

На следующий день Н-скую городскую газету доставили между завтраком и обедом. Информация о графине Хвостовой занимала две полосы – соболезнования, воспоминания, фоторепортаж… Внимательно разглядывая снимок с носилками и толпой, Михаил Нилыч с величайшим изумлением увидел вроде бы знакомое лицо – точнее, его половину.

– Что за черт! – воскликнул он. – Получается, и она его видела, но сомневалась. Вот и поставила знаки вопроса… Может, испугалась?

Михаил Нилыч тут же заказал у хозяйки экипаж и выехал в Н. В редакции его дружески встретил репортер Пудов и охотно показал все негативы. Нашелся среди них и такой, где неприятное лицо попало в кадр полностью, а не наполовину. Портрет увеличили и распечатали для штабс-ротмистра в нескольких экземплярах.

Вскоре тот сидел со снимками в кабинете полицмейстера и рассказывал:

– Оказывается, в ваших краях скрывается еще один опасный социалист – но уже из боевой технической группы большевиков. В пятом году мои люди почти захватили его, но упустили у дома графов Хвостовых. Графиня Елизавета Антоновна в то время была под нашим контролем, ибо сочувствовала большевизму из романтических соображений. Жандармы осмотрели дом и застали хозяйку в студии. На постаменте стоял противный голый мужик и кривлялся – изображал карлика из сказки Гофмана. А графиня рисовала его и напевала куплеты из оперы Оффенбаха: «Флик-фляк! Флик-фляк! Вуаля, вуаля Кляйнзак!» Один из моих ослов еще сказал: «Здоровый мужик, а таким непотребством на жизнь зарабатывает. Тьфу!» Он, подлец, на улице с усами был, в доме разгримировался – они его и не узнали. Всыпал я им по первое число… Пристыдил потом графиню, а она только хохотала и дразнилась, как ловко моих болванов провела. С тех пор тот тип у нас в сводках называется Кляйнзаком. След его давно потерян. Какого черта он открыто приходил на курорт – ума не приложу. Толпа толпой, но все же… Хотя появилась одна версия… Яд успели проанализировать, господин полицмейстер?