Kitobni o'qish: «Записки лентяя 2»

Находчивый

Это был один из тех редких осенних вечеров, которые иногда случаются в промежутках между дождливой сыростью. Бабье лето уже прошло, но такие, насыщенные тишиной и свежестью безветренные вечера, иногда радовали усталых горожан. Заходящее солнце ласкало лучами крыши домов, подсвечивая деревья парка, и придавая городскому ландшафту необычный, почти сказочный колорит.

Нельзя сказать, что рабочий день у Кирилла был сегодня особенно труден и насыщен, но, очарованный прелестью вечера, и почувствовав романтический настрой, он купил баллон пивка и направился в парк, раскинувшийся вокруг городского Театра оперы и балета, который старожилы называли просто «оперный скверик». Парк этот вызывал у Кирилла стойкую ностальгию, можно сказать, что вся предшествующая жизнь так или иначе было связана с ним. В младенчестве его возили сюда гулять на коляске, благо до дома было два квартала. В детстве они с друзьями изъездили все закоулки Парка на велосипедах, даже ежедневный путь в школу и из школы пролегал через него же. Во времена хулиганистой юности оперный скверик на время стал пристанищем металлистов, рэперов и прочих «неформалов», и Кирилл с пацанами иногда устраивали набеги сюда с целью отловли представителей данной субкультуры. Не со злости, а скорее от скуки. Когда наступила взрослая жизнь, Кирилл стал бывать в сквере реже, но иногда, как сегодня, не мог отказать себе в удовольствии, тем более, что до дома было, как и прежде, рукой подать.

Кирилл расположился на лавочке, отхлебнул добрый глоток и закурил. Благостно! С определенных пор в оперном скверике обнаружился еще один, неизвестно какой по счёту плюс – рядом с ним расположился один из корпусов сельскохозяйственного института, и студентки этого учебного заведения добавили эстетики своими частыми визитами. Кирилл отхлебнул ещё. Лавочка была выбрана с умом, и открывала максимально возможный обзор на аллеи парка. Быть может, этот вечер и закончится романтически. А может, и нет. Пока что Кириллу было и так хорошо. Блаженная расслабленность вытеснила накопившуюся за неделю усталость, тело становилось лёгким, а мысли были настроены больше на философско-ностальгический лад.

На скамейку Кирилла присела девушка. Лавочки в парке стояли ещё советского образца, длинные и массивные. Между ним и соседкой было не менее полутора метров, что создавало иллюзию необязательности немедленного начала общения. «Ничего так барышня, – оценил Кирилл, отхлебнув ещё, – нельзя сказать, что красавица, но какая-то изюминка в ней, безусловно, присутствует. Вообще, если верить рассказам побывавших за границей, русские девушки все супер красавицы, особенно по сравнению с забугорными. Там, твердили бывалые, если поскрести глянец, откроется такое… Впрочем, – продолжал он свои размышления, – главное, чтобы человек был хороший. И чтобы готовить хорошо умела!» Кирилл с улыбкой вспомнил сетования женившихся приятелей, как те иногда сбегают к мамам «покушать повкуснее». Он отхлебнул ещё, достал сигарету, прикурил, и тут только заметил группу лиц, направляющихся именно в его сторону.

Группа состояла из четырёх человек. Один нес на плече профессиональную видеокамеру на треноге, у девушки в руках наличествовал микрофон с логотипом известной телекомпании, третий держал перед собой открытую, но непочатую бутылку шампанского и два бокала, четвёртый лучезарно улыбался.

– Здравствуйте, молодые люди, – лучезарный обращался явно к Кириллу и его соседке по скамейке, – сегодня наша телекомпания снимает сюжет о любви! У нас есть к вам шикарное предложение. Сейчас вы перед камерой признаетесь в своих чувствах друг другу, страстно поцелуетесь. А мы вам за это нальем по бокалу шампанского. Можете и чокнуться тоже на камеру. Ну, как вам?

Девушка-соседка молчала. Что называется, «персонаж без речей». Кирилл же лихорадочно размышлял. Шампанское шикарное, дорогое. Как бы так сделать, чтобы ничего не делать, а вина испить. И тут его осенило. Он встал, подошел поближе к телевизионщикам, приобнял ближайших за плечи, и проникновенно сказал:

– Вы знаете, друзья, ваше предложение просто замечательно, и в другое время, при других обстоятельствах, мы непременно согласились бы с ним! Но! Дело в том, что мы с ней, – он кивнул в сторону соседки, по-прежнему пребывавшей в молчании, – тайные любовники. У меня жена-стерва и трое детей, у неё муж – «авторитетный бизнесмен». Встречаемся урывками и секретно, дорожим каждым мгновением. Поэтому, ребята, сами понимаете, не можем мы целоваться на камеру, разрушим мы этим даже то немногое, что имеем. Вот такая у нас ситуация!

Лица телевизионщиков приобрели растроганно-торжественное выражение.

– Знаешь дружище! Мы тоже люди, и всё понимаем. И очень ценим твою откровенность. Черт с ним, с сюжетом! Найдём кого-нибудь ещё. Но ты так впечатлил нас своим рассказом, что мы хотим угостить вас шампанским без всяких обязательств с вашей стороны. Просто от души!

Сказав это, телевизионщик налил Кириллу и его соседке по бокалу, пожелал счастья, и вся группа отбыла на поиск других объектов для репортажа.

Девушка повернулась к Кириллу.

– А ты находчивый! Классно! Меня Рита зовут, а тебя?

Во всем виноват кот

Рощупкин тяжело вздохнул. Он опять не выспался как следует. Его организм обладал совершенно удивительным свойством – с одной стороны, засыпать в любое время суток, не обращая внимания на окружающую действительность, а, с другой стороны, и просыпался он от малейших колебаний в атмосфере. Такой вот парадокс. Дома причиной ночных вскакиваний чаще всего был любимый кот Васька, которого Рощупкин за природную округлость часто звал просто «Толстый», – и тот с готовностью откликался, особенно когда дело касалось питания. Так вот этот самый котяра приобрел мерзкую привычку посещать свой туалет по ночам, а, сделав необходимые дела, долго драл газету, постеленную на дно лотка, когтями, «закапывая» исторгнутые котовским организмом отходы. Ширкающие и корябающие звуки разносились в ночной тишине квартиры обычно до тех пор, пока Рощупкин не рявкал изо всех сил «Хватит ширкаться, Толстый!» .

Сегодняшняя ночь не была исключением. Рощупкин сладко предвкушал возможность урвать 30-40 минут сна в автобусе, по дороге на работу, особенно если удастся занять любимое место у окна в той части салона, где сиденья располагались напротив друг друга – там почему-то спалось лучше всего. В этот раз все сложилось как нельзя лучше. Лицом к нему расположился какой-то толстяк, похожий на бывшего тяжелоатлета, с барышней, зато рядом – сухонькая старушонка, занявшая краешек сиденья. Рощупкин погрузился в объятия Морфея.

Сон был легок и свеж, как бывает только в детстве. Наш герой шествовал по полю, расстилавшемуся до самого горизонта, светило солнце, тело обдувал ласковый ветерок. А на встречу, мило улыбаясь, шла хорошенькая девушка в белом сарафанчике. Вот она заметила что-то в густой траве, присела и стала яростно разгребать ногтями землю, издавая при этом скрежещущий бумажный звук.

Уже выпадая из сна, Рощупкин понял, что чудесному видению опять помешал этот чертов котяра. Набрав воздуха в грудь, он гаркнул, что было мочи: «Хватит ширкаться, Толстый! Достал уже со своей газетой! Сейчас дам по башке!». После чего открыл глаза.

Последнее, что отложилось в памяти перед тем, как неожиданно наступила тьма, было виденье того самого тяжелоатлета с «Известиями» в руках и неодобрительный взгляд бабуси – соседки.

– Ты не знаешь, что с нашим соседом сверху случилось? Забинтованный какой-то

– Не знаю. Главное – орать перестал по ночам

– Орать?

– Ну да. Я же люблю ночью до холодильника сгонять, а он орал что – то типа «Хватит!», «Толстый!». Ну, я и смущался иногда.