Kitobni o'qish: «Забастовка»

Ночь, тусклая настольная лампа, чашка кофе, монитор. За окном накрапывал дождь, но сквозь толстые бордовые шторы его барабанная дробь едва слышалась. Антон устало постукивал по клавишам, заканчивая рассказ:

«Джек приоткрыл дверь, и сердце заколотилось, как безумное. Мурашки пронеслись по спине, шевеля волоски.

Чудовище было здесь. Оно стояло спиной к двери и громко дышало. Оно было высокое, со здоровенными руками. На его пальцах виднелись острейшие когти.

Казалось, Джеку надо было срочно бежать прочь. Но он не мог сдвинуться с места. Только зубы лязгали, как обезумевшие.

И вдруг чудовище развернулось, показав свою жуткую нечеловеческую морду с блестящими паучьими жвалами, торчащими поверх рта.»

Антон поставил точку, откинулся на спинку стула и произнёс:

– На сегодня всё. Ну его. Надоел.

Вторую неделю он писал этот рассказ, и всё время что-то было не так. То саспиенса не хватало, то фокал скакал, то ещё какая-то жуть в текст пробиралась. А хотелось-то по заветам коучей: шесть слов в предложении, четыре предложения в абзаце, постельная сцена на третьей странице, расчленёнка на шестой. При этом дуга характера должна чётко обозначиться, а сюжет делиться поровну на семь ступеней.

Но постоянно что-то мешало, а Антон переписывал и переписывал, и переписывал.

«Джек покрылся мурашками от увиденного», писал он в напряжённой сцене. «Сердце заколотилось, срываясь в галоп, зубы залязгали от дикого ужаса»

Сцена первого появления чудовища сменялась промежуточной. А потом снова:

«Мурашки галопом пустились по спине. Сердце забилось чаще от дикого ужаса. Зубы беспрерывно стучали»

Затем снова сюжет становился на пару абзацев спокойным, размеренным. Вводил читателя в заблуждение. И вдруг опять:

«Мурашки частыми волнами пробегали по коже. Сердце беспрерывно колотилось в груди. Кошмар заставлял зубы клацать галопом…»

И всё в том же духе. Иногда к этому набору добавлялись шевеления и вставания дыбом волос, помутнения в глазах и холод, который то бегал по спине вместо мурашек, то остужал кровь в жилах и венах.

Не устраивал Антона и главный антагонист. Чудовище казалось недостаточно чудовищным. Его появления были предсказуемы, а страх от них слишком наигранный. Иной раз хотелось смеяться в самых напряжённых сценах, а это вовсе не укладывалось в правила жанра.