Kitobni o'qish: «История на ночь»

Глава 1

Как-то вечером, проверяя почтовый ящик, я неожиданно обнаружил письмо. Принял его за очередную рекламу и хотел уже выкинуть, но вовремя заметил, что адресантом значился Виктор Бурин, мой дядюшка. Бывший в стародавние времена знаменитым писателем, но стремительно растерявший популярность и превратившийся в отшельника с глубоким творческим кризисом.

Ещё когда его книги расходились как горячие пирожки, дядя прикупил особняк близ озера Кошта. Уютное местечко вдалеке от больших городов, где природа и неспешная сельская жизнь могли отвлечь от переживаний за будущее страны. Осев там, дядя Витя распрощался с остальным миром и лишь с близкими поддерживал переписку по почте.

Я долго разглядывал конверт, не решаясь его вскрыть, пока не сунул в карман, отложив дело на потом. Думалось, внутри непременно лежит что-то такое, что наложит на меня лишние обязательства. Да и сама идея отправить письмо казалась вычурной и давно устаревшей. Впрочем, дядя и жил прошлым, изо всех сил не желая принимать современность.

Я поднялся к себе в маленькую однушку с видом на коричневый высотный дом. Скинул верхнюю одежду и, не включая свет, устроился на кухне с чашкой растворимого кофе. В тусклых отсветах фонарей, с трудом добиравшихся до моего четвёртого этажа, я мог расслабиться и пустить мысли на волю.

Ещё один день прошёл. Однообразный, до краёв наполненный рутиной и серый настолько, что тяжёлые свинцовые тучи октябрьского неба могли показаться пёстрым ковром турецкого султана. Могли… но не казались. То и дело разрождаясь моросью, они навевали лишь тоску и уверяли, что завтра всё повторится вновь.

Осенняя хандра была моей старой спутницей. Каждый год она набрасывалась на меня, загоняла в плен антидепрессантов и долгих тоскливых вечеров. Сколько я ни ходил к психологам, так и не получил ответ, откуда она берётся. Вроде и работа неплохая, и машину недавно купил, и девушка есть, которая не скандалит по пустякам, а всё равно что-то не так. Тоска в груди будила настойчивое ощущение, будто что-то в моей жизни неправильно. Но что именно? Ответ вечно маячил на границе понимания, но так и оставался неуловимым.

Скоротечные сумерки быстро сменились тёмно-жёлтой столичной ночью. Взамен шелеста автомобилей на улице пробуждались голоса телеэфиров за стенами. Моё уединение нарушилось, поток пустых размышлений прервался. Я вспомнил про конверт, который ждал своей минуты в кармане куртки и вновь задумался, стоит ли его вообще открывать? Не проще ли сделать вид, будто никакого письма в помине не было?

Я не любил дядю. Он всегда был взбалмошным и самовлюблённым эгоистом, мнил себя едва ли не совестью нации. В любом важном разговоре мог запросто уйти в мир своих фантазий и наплевать на то, что перед ним раскрывается человеческая душа. Сколько раз я наступал на эти грабли? Сколько раз с горечью понимал, что мои откровения остались неуслышанными? И вечным оправданием оставалась погоня за идеальным сюжетом. Дядя плодил идеи с поразительной скоростью, но так за тридцать лет ничего не дописал.

И вот ведь какая штука эти противоречия. Ровно так же я дядю и любил. После гибели родителей, он остался единственным моим родственником и до восемнадцати лет каждый год я проводил каникулы в его имении. Посёлок Ветреный Утёс и озеро Кошта стали синонимом детства и юности. Первая любовь, первая драка, первая дружба… всё, совершенно всё произошло именно там, под не самым чутким надзором дяди. А в те минуты, когда он ещё оставался среди нас, смертных, мы обсуждали все новости с откровенностью, на которую иной психолог не решится. Потом я стал приезжать всё реже, а в последние несколько лет и вовсе его забросил. Разве что смс на праздник отправлял, да и то не часто.

Мне вдруг стало стыдно за упрёки дяди в эгоизме – сам то не лучше. Я открыл конверт, достал лист бумаги с неровными строчками и, с трудом разбирая почерк слабовидящего человека, начал читать:

«Здравствуй, дорогой Алёша.

Пишу тебе с тяжёлым сердцем. Старый я стал, Алёшенька, и это совсем не радует. Здоровье медленно, но уверенно подводит, а вечера в одиночестве становятся невыносимыми. Ломит суставы, давление скачет, да и голова иной раз так кружится, что ни встать, ни сесть мочи нет.

Порой даже тени играют со мной в жестокие игры. Они, будто живые, гуляют по дому и прячутся, чуть только посмотришь в их сторону. Знаю, что нет их, но всё равно не по себе бывает, когда среди ночи мимо кровати что-то промелькнёт.

А тут я и вовсе чуть от страха не околел. За ужином вдруг голос слышу. Он ко мне, как к старому другу обращается, и всё зовёт куда-то, манит. Я уж едва сдержался, чтобы не пойти к нему.

Одним словом, Алёшенька, чувствую, осень будет страшная и мне её не пережить. Старость возьмёт своё, прежде чем успеет снег покрыть землю.

Понимаю, ты молод и как все молодые люди с трудом находишь свободную минуту, но мне печально будет покидать этот мир, не увидев тебя напоследок. Помню, как ещё совсем маленьким ты прятался в траве, и слышался над полем только звонкий заливистый смех. Помню и юношей, который во все глаза рассматривал местных девчат и вечно, вопреки запретам, убегал ночами на свидания под луной. Помню, когда ты возмужал и вернулся из армии. Вот было время! Столько сил, столько планов, с какими горящими глазами ты рассказывал, что пойдёшь по моим стопам. И только смутно я знаю, чем ты теперь живёшь и чем дышишь. Уж слишком коротко и редко ты пишешь. Но не подумай, что я виню тебя за это, я лишь хочу умереть с твёрдым пониманием, что всё у тебя в жизни сложилось как надо.

Приезжай, Алёшенька, хоть бы и на пару деньков. Мы бы и о жизни поговорили, и отца бы твоего вспомнили. Хорошим он был человеком, да и сына какого воспитал. Как он гордился каждым твоим достижением, с каким удовольствием об успехах рассказывал. Ты для него всё равно, что свет в оконце был, а мы так его и не помянули.

Надеюсь, что слова мои приведут тебя ко мне в гости. А я буду ждать, пока смогу ещё об этом помнить.

С любовью, твой дядя, Виктор Бурин»

Дядя уже несколько лет как отметил восьмидесятилетний юбилей и вряд ли мог похвастаться хорошим здоровьем, но письмо всё равно показалось мне до невозможности притворным. От всего этого пафоса и слезливых оборотов оставалось гнилое послевкусие. Может, я слишком зачерствел, но первым делом, закончив читать, я смял листок и бросил его в мусорное ведро. Если дядя хотел позвать меня в гости, то мог бы так не усердствовать. Иначе в каждом слове чувствовался укор за то, что племянник из меня никудышный.

Я посидел немного, успокоился и смягчился. А вдруг это правда, и дядя писал как мог? Может, у него в голове что-нибудь переклинило, окончательно запутав старика в дебрях фантазий, но суть он передал верно?

Можно было взять отгул на работе и отправиться в путь хоть завтра. Но стоило ли? Ветреный Утёс далеко, да и встретиться придётся с теми, о ком я успешно забыл. С призраками прошлого, на которое в моей жизни не осталось больше места.

Решиться было сложно. Кого винить, если что-нибудь пойдёт не так? В очередной раз ругать себя, что на месте не сиделось? Ну уж нет. Есть человек, который запросто даст мне совет, даже если я не буду просить. Марина.

Глава 2

Октябрьский ленивый дождь барабанил по окнам, теребил осенний пожар на деревьях и глянцевые от влаги тротуары, собирался лужами под колёсами автомобилей и небрежно стекал с цветастых зонтов прохожих. Дождь был везде и всюду, проникал под одежду и сквозь прохудившиеся крыши, и уже так надоел, что на него перестали обращать внимание абсолютно все. Но он всё шёл и шёл, не зная покоя.

Я сидел в маленьком кафе, приютившимся на углу Вознесенской и Пролетарской улиц. Местечко, которое давно стало не только постоянным местом наших с Мариной встреч, но и отсчётной точкой десятков историй. И тех, что будут рассказаны во всех подробностях, и тех, что навеки останутся известны лишь тем, кто в них побывал. Здесь в любое время можно было найти свободный столик, а музыка играла настолько тихо, что интересного разговора никогда бы не прервала.

Из семи столиков сегодня были заняты только три, да и те в глубине зала. Ещё один человек сидел у барной стойки, но он уже так надрался, что в скором времени должен был покинуть наше молчаливое общество. И только я оставался возле окна. Сидел, в сотый раз перечитывая письмо от дяди и всё нетерпеливее дожидался встречи.

Марина задерживалась. Среди прохожих, прячущих головы от дождя, она вот-вот должна была появиться. Я отрывался от письма и смотрел на улицу. Вглядывался в лица, безуспешно искал её. Потом проверял, нет ли новых сообщений на телефоне, но и там ничего нового не находил.

Наконец она появилась. Разбудила сонный покой кафе звонком дверного колокольчика, охрипшего от радости. Я поднял глаза, увидел, как она входит, и всё вокруг вдруг преобразилось, расцвело, заиграло красками. Её влажные волосы шоколадного цвета спускались из-под капюшона, а лёгкая кожаная куртка и обтягивающие джинсы казались излишне откровенными. Без всякой скромности, подчеркивали все козыри и скрывали недостатки. Впрочем, недостатков у Марины не было вовсе. Уверенная в себе, с горделивой осанкой и надменным равнодушием на фарфорово-белом лице. Не знаю, как у Марины это получилось, но даже спустя два года отношений я всё равно не мог смотреть на неё спокойно. Я видел в ней недостижимую высоту, которую взял случайно и мог потерять в любой момент. Наверное, поэтому каждый раз я ждал, что первыми её словами будут: «Извини, нам надо сделать перерыв».

Марина сбросила капюшон, поставила зонт в стойку и осмотрелась. Провела внимательным взглядом по залу и, когда встретилась глазами с пьяницей у барной стойки, недовольно поморщилась. Слишком сально тот на неё уставился, да ещё пальцем поманил, будто она девочка лёгкого поведения. Зато, увидев меня, Марина широко улыбнулась, помахала рукой и подошла невесомой походкой.

– Ну и погодка, – сказала она, усаживаясь напротив. – Такое ощущение, что кто-то наверху решил нас непременно затопить.

Подошёл официант, и Марина заказала два кофе. Себе – капучино, мне – двойной эспрессо. Как всегда.

– Погода как погода, – пожал яя плечами. – Не помню ни одну осень, чтобы было сухо.

– Ну, или как-то так. Что читаешь? – кивнула она на потрёпанный лист в моих руках.

– Дядя Витя написал. Говорит, болеет сильно, даже помирать собрался.

– Это плохо. Старость – не радость, как говорится. А может, ему к тебе переехать? Одному в таком возрасте, знаешь ли, совсем тяжело. Да ещё в глухой деревне… Это даже звучит стрёмно.

– Он вроде об этом не просил, – неуверенно сказал я.

Такая мысль мне в голову не приходила, но теперь очень не хотелось, чтобы Марина настаивала.

А она всё-таки продолжала:

– И не попросит. Старики вообще народ упрямый. Будут до последнего говорить, что сами о себе позаботятся и всех ещё переживут. У одной моей подруги так бабушка упиралась, пока среди недели её инсульт расшиб…

– Марин, пожалуйста, – меня передёрнуло от того, что она могла сказать дальше. – Давай вот без этого. Я и так себя скотиной чувствую из-за того, что не ездил к нему ни разу за десять лет.

– Так съезди сейчас, в чём проблема? Дела подождут, а дядя один.

– Он, знаешь ли, не самый приятный человек.

– И что? Я на тебя посмотрю, когда девятый десяток разменяешь. Тоже будешь ходить и брюзжать, что молодёжь распустилась и в твоё время такого разврата не было.

– Не буду я такого говорить, – отвернулся я чтобы скрыть улыбку.

– Ой, да брось. Ты и сейчас уже постоянно бубнишь по поводу и без.

– Знаешь, правда, не очень хочется выслушивать истории, как все его любили, а потом несправедливо забыли. Это же у него любимая тема. Особенно история о том, что в каком-то письме сорока двух в начале девяностых подделали его подпись.

– Это в поддержку Ельцина, что ли? Да пусть рассказывает, – Марина коснулась моей руки. – Ты делай вид, что слушаешь, а сам всё мимо ушей пропускай. Как, собственно, всегда и делаешь.

– Легко сказать. Он как только заметит, что я его не слушаю, так начнёт бубнить ещё сильнее. Вообще тогда не отвяжется. Подожди, а может, ты со мной поедешь? – пришла вдруг мне новая идея, и сразу так понравилась, что я не мог её не предложить. – Там природа замечательная, деревня уютная. Сеновалы мягкие…

– Это ж с кем ты там сеновалы проверял? – спросила она, сверкнув серыми глазами, и спрятала улыбку в чашке кофе.

– Ни с кем. Просто догадываюсь, – слукавил я. – А вот с тобой мы это и проверим.

Марина задумчиво посмотрела на меня, водя пальцем по краю чашки, и ответила:

– Нет, не смогу.

– Кто бы сомневался.

– Ну, правда. У меня завал на работе. Даже сейчас с тобой тут сижу, и понимаю, что потом мне это аукнется.

То, что у Марины каждая минута расписана, я слышал постоянно. Юридический представитель, высококвалифицированный специалист. Когда-то ей пришлось ради работы забросить любимый спорт, а что взамен? Нет времени даже на природу выехать.

– Я подожду, – предложил я.

– Чего? Когда твой дядя помрёт?

С тяжёлым вздохом пришлось согласиться. Если всё действительно так плохо, то каждый день был на вес золота.

– Ладно, – решился я наконец. – На этих выходных поеду к нему и посмотрю, как там дела.

– Оставь мне адрес. Вдруг получится на денёк вырваться.

– Посёлок Ветреный Утёс… – начал было я, но быстро по взгляду Марины понял, что лучше записать.

Я достал ручку и взял салфетку. Принялся выводить аккуратные буквы, что оказалось непростым делом. Салфетка норовила порваться от малейшего резкого движения, но я почти справился, когда вдруг стол пошатнулся.

– Я глубоко извиняюсь, мадам, – пережёвывая слова произнёс мужчина, что всё это время напивался у барной стойки. Я не заметил, когда он подошёл, но теперь он стоял, покачиваясь, у нашего стола и нахально, не скрывая похоти, рассматривал Марину. – Разрешите поинтересоваться, вашей матушке зять не нужен?

Марина окинула его презрительным взглядом и посмотрела на меня с немым вопросом, буду ли я что-нибудь с этим делать. Вот только мне связываться с пьяницами не хотелось совершенно. Это всегда могло закончиться не в мою пользу, а лишний раз кулаками махать я не любил. Но ситуация поставила в тупик, и другого выхода не было.

– Идите, пожалуйста, своей дорогой, – попросил я, обрекая себя слушать поток оскорблений.

Так и оказалось. Произнеся сквозь зубы «А тебя никто не спрашивал», пьянчуга перешёл на сплошной мат. Говорил громко, взахлёб, теряя мысль на середине фразы и не всегда успевая за языком. Все посетители смотрели исключительно на него, а официант и бармен как будто даже ставки делали, кто кому наподдаст.

И только Марина смотрела на меня с усмешкой, приподняв бровь. Издевалась. Знала, как сложно в такие моменты побороть неуверенность, и специально ничем не помогала.

Пьяница не собирался останавливаться. Его несло. Он то и дело тыкал меня пальцем в грудь, и наконец это надоело. Я сделал усилие над собой, встал и сжал кулаки. Решил так: если я скажу ему максимально доходчиво, чтобы валил в дальние дали, и он не поймёт, тогда будь что будет. В конце концов, он один и едва на ногах держится.

– Слушай, ты…

Но слушать он не стал. Наотмашь врезал мне по лицу, и вместе мы повалились на пол, разбрасывая в стороны столы и стулья. Пьяница тяжело сопел и работал кулаками, пытаясь попасть мне по рёбрам. А я изо всех сил старался увернуться от ударов.

Подбежали официант и бармен, схватили пьяницу под руки и вытолкали из кафе, попутно извиняясь за причинённые неудобства.

Сжалилась и Марина. Официант принёс лёд, завёрнутый в тряпичную салфетку, и Марина приложила его к моей щеке. Драчун хоть и в стельку был пьян, а всё же так заехал, что до сих пор перед глазами комната покачивалась.

– Ты мой защитник, – хвалила меня Марина совсем как ребёнка, но в голосе слышалась насмешка.

Или это я стыдился, что не смог одолеть забулдыгу?

– Я его даже не ударил ни разу, – грустно произнёс я.

– Ну и что? Ты же попытался его уговорить. Это лучше, чем просто кулаками махать.

– Таких идиотов надо наказывать, иначе они ничего не поймут.

– Да они всё равно ничего не поймут, а ты в дураках окажешься.

– Я бы ему всё равно морду набил, просто не успел. Официант этот всё испортил.

– Конечно, я в тебе нисколько не сомневаюсь, – кивнула Марина, и я не заметил в ней фальши.

Глава 3

Уже вечером эта история обрела новые очертания, преобразилась. Я дрался не с пьяницей, еле стоящим на ногах, а с двумя крепкими братками. Они нагло и сколько приставали к Марине, а вступился за неë, как настоящий мачо: без лишних слов встал и врезал по морде. И все, кто был в кафе, смотрели на меня с трепетом. Именно такой вариант стал моей правдой.

Пока собирал вещи и гадал, что ещё положить, позвонил старому приятелю Косте. Несколько лет назад он переехал из Москвы. С тех пор мы редко общались, и то лишь по телефону. Пытались поддерживать дружбу и делились новостями, хотя смысла в этом с каждым годом я видел всё меньше. Впрочем, такое общение позволяло дать волю фантазии и рассказывать всё, что происходило в моей жизни, именно так, как мне больше нравилось.

Костя никогда не сомневался в моих словах и верил всему, что бы я не придумывал. Во всяком случае, ни разу даже не намекнул, что я кривлю душой.

– И я, короче говоря, первого уложил одним ударом, – вещал я про события в кафе, засовывая в рюкзак стопку нижнего белья.

– Силён, – прогудел Костя густым баритоном. – А второй?

– А что второй? Пришлось с ним повозиться. Он в меня стулом хотел кинуть, но в итоге окно разбил. Короче, дятел. Сила есть, ума не надо, – пояснил я, словно это было настолько очевидно.

– Пьяный, что ли, был? – предположил Костя.

Иногда его догадки были куда точнее, чем он думал. Но меня несло, история уже сложилась в голове и имела приятный финал, а признавать противника слабым я не собирался.

– Ага, щас. Это я поддал хорошенько. Ни много, ни мало, пол-литра беленькой в желудке плескалось.

– Жесть. Боюсь представить, что бы ты на трезвую голову с ними сделал.

– Да в общем-то я и был почти трезвый. Ты же знаешь, как мне опьянеть сложно.

– Это да. А Марина как? Ей-то не влетело, надеюсь?

– Не, она в слёзы-сопли, само собой, но цела и невредима. Ревела полчаса, еле успокоил. Зато потом прямо в машине мне минетик отстрочила.

– Круто, блин. Хорошая у тебя девчонка, мне б такую.

– Не, брат, таких больше нет, это исключение, – блаженно протянул я, а про себя подумал, что неплохо бы было этот самый минет от неё хоть раз получить.

– Точно. Жаль, мы с ней так и не познакомились. Может, кстати, в гости как-нибудь заедешь?

– Может быть, когда-нибудь. Я ж как крот в этих контрактах зарылся, время на кафе-то с трудом нахожу, – снова приврал я. – И себя надо обеспечить, и Маринке на подарки наскрести.

Когда-то всё действительно было так. Я осваивал копирайтинг и наивно полагал, что с каждым написанным текстом моя жизнь будет только лучше. Не спал ночами, сутки напролёт проводил перед монитором, и энергетиками превращал себя в олицетворение зомби с серой кожей и красными глазами. Но запал постепенно сошёл на нет, когда заработок перестал сильно зависеть от количества. Потому когда один знакомый предложил хлебное место, где не требовалось выжимать из себя все соки, я согласился без раздумий. Да и деньги маячили неплохие.

Вот только рассказывать об этом я не торопился. Мне нравилось, что моим трудолюбием восхищаются. Это отлично повышало самооценку, особенно когда всякие мерзавцы роняли её ниже плинтуса.

– Да, помню. Я тебе сто раз говорил, что всех денег не заработать. Лучше бы о здоровье подумал, – напомнил Костя, подтверждая в очередной раз, как это приятно.

– Потом подумаю, когда времени будет побольше. Его ведь как денег, брат, вечно не хватает.

Я с трудом затолкал в рюкзак ещё одну пару штанов и закрыл молнию. Оставалось только зубную щётку закинуть.

Я вполуха слушал, что Костя рассказывает о своей жизни. Прохаживался по квартире, вспоминая, ничего ли не забыл. И вдруг на кухне что-то громыхнуло, словно шкаф с посудой обвалился. Я ринулся проверять, что произошло, но увидел лишь тот лëгкий беспорядок, что царил там всегда.

Не успел я удивиться, как загремело в комнате. Это уже напрягло до предела. На соседей не похоже, на уличный шум – тем более. И, конечно, когда я пришëл посмотреть, в чëм дело, всë было в полном порядке.

Я сел, потëр виски. Может, всë из-за удара? Сотрясение какое-нибудь, или ещё что?

– Ты правда думаешь, что они тебе верят? – раздался голос в трубке, что я по-прежнему держал возле уха. Он принадлежал не Косте, звучал гораздо громче его монотонного бормотания.

– Что за хрень? – воскликнул я и отбросил телефон.

Уставился на него, ожидая чего-то. Взрыва? Молний? Короткого замыкания? Чего угодно! В тот момент, когда страх подступил к горлу, я слабо соображал, что случилось. Но сердце быстро успокоилось, а в висках заныло. Просто какое-то наваждение, вот и всё. Утомился за день, да ещё эта драка. Вот и мерещится всякая чепуха.

Я поднял телефон и вновь приложил к уху.

– Алло, ты меня слышишь? Эй? – настойчиво пытался докричаться до меня Костя.

– Да, извини, я просто трубу уронил.

– Ага, ну ладно, бывает. Что ты последнее слышал?

– Ты про работу рассказывал, – рассеяно проговорил я, даже примерно не помня, на каком моменте отвлëкся.

– Это ж когда было? Я уже полчаса, как говорю, что скоро женюсь.

Я не мог сконцентрироваться на словах Кости. Они ускользали далёким эхом, а в голове творился хаос.

– Кость, я тебя поздравляю и все дела, но давай об этом в другой раз поговорим. Голова жутко болит, – предложил я, когда понял, что меня подташнивает от его голоса.

Костя, конечно, сильно огорчился, что я не разделил его восторга, но мне было не до того.

Положив трубку, я отправился в ванную умыться. Холодная вода могла привести в чувства и окончательно прогнать наваждение. Вот только свет я не включил. Слишком яркая лампа могла подстегнуть и без того неслабую головную боль. А тусклого света из коридора вполне должно было хватить, чтобы всё разглядеть.

Я встал перед раковиной, посмотрелся в зеркало. На своë бледное лицо с испуганными глазами. Заметил припухлость на щеке, оставшуюся после удара. Фингала не будет, и на том спасибо. Но как же жалко я сейчас выглядел.

Включил воду и наклонился к струе, чтобы умыться. Прохлада коснулась кожи, и дрожь пробежала по спине, будто всё это время, сам того не замечая, я был напряжён, как струна, и теперь весь завибрировал.

Распрямился… и застыл в ужасе. В отражении я увидел за собой тень. Сгусток темноты, заполнивший самый тëмный угол ванной комнаты. Он пульсировал, то сжимаясь, то расширяясь, менял форму. Но хуже всего было то, что от него ко мне тянулись подвижные, змееподобные отростки.

«Лжец. Лжец. Лжец», – пульсировало в ушах.

И я не знал, что с этим делать. Ледяная волна пронеслась по спине и покрыла мурашками кожу. Я зажмурился и изо всех сил молил Бога, чтобы всё это оказалось лишь галюцинацией.

А когда открыл глаза вновь, ванная в отражении обрела привычный вид. Обычная темнота в углу, тусклый полумрак у двери и тëмные силуэты душевой кабины, стиральной машины, полок.

Я поспешил уйти и плотно закрыл за собой дверь. Тревога заставляла сердце учащëнно биться. Никогда раньше я не видел галлюцинаций, так что первое знакомство мне совсем не понравилось. И очень хотелось, чтобы оно стало последним.