Kitobni o'qish: «Бездна и Ланселот»

Shrift:

Ах, не вернёшься ты ко мне,
Мой рыцарь Ланселот.
Не хочешь, рыцарь, знать,
Что тебя Элейна ждёт…

из «Старинной французской песенки»

Пролог
Русское чудо

Погода в Геленджике, хотя он и считается в России курортом, в феврале 1995 года к отдыху на пляже явно не располагала. Температура воды в Черном море в это время – самая низкая в году, погода стоит пасмурная, небо затянуто серыми тучами. Расположенное на Толстом мысу бежевое в полоску трехэтажное здание Центральной геофизической экспедиции «Южчерноморгеология», несмотря на то что его фоном служил живописный пейзаж кавказских предгорий, накрытое сетью мелкого дождя, выглядело невзрачным и скучным. В кабинете заместителя директора экспедиции Игоря Желябова находились еще трое: главный геофизик Олег Пивоваров, Георгий Шеринский, капитан геофизического исследовательского судна, и невысокий упитанный крепыш, своими манерами поведения напоминавший американца, которым он, собственно, и являлся. Желябов представил его своим сотрудникам, которых он специально пригласил по этому случаю, как Пола Тивела, специалиста по поиску затонувших морских сокровищ.

– Вот, товарищи, мистер Тивел специально прилетел из Америки, чтобы предложить нам заняться затонувшими кораблями, вернее, кораблем, а если еще точнее, то подводной лодкой, которая погибла в конце войны, – улыбаясь, сообщил Желябов по-английски, поскольку его подчиненные – ученый и моряк – хорошо владели этим языком. – Но, наверное, будет лучше, если он сам сейчас расскажет нам все детали.

– Да, конечно, – живо откликнулся американец. – Джентльмены, если позволите, я перейду прямо к делу. Предстоит найти в океане, на значительной глубине – вероятно, более пяти тысяч метров, старую японскую подлодку, которая была потоплена военно-морскими силами Соединенных Штатов пятьдесят лет назад и не имеет точных координат места своего нахождения. Не стану скрывать, сначала я обратился в американские и европейские компании, специализирующиеся на подводных исследованиях, потому что полагал, что России в ее нынешнем неблестящем экономическом положении не до передовых технологий. Однако скоро выяснилось, что я ошибался, и такой совершенной глубоководной техники, как у вас, сегодня нет ни у кого. Особенно меня интересует низкочастотный гидроакустический комплекс МАК-1. Вы много лет плавали с ним по морям и накопили огромный опыт работы. Так что вы мне подходите. Сразу скажу, что начинать надо без промедления, крайний срок – конец марта.

– Вы не сказали, в какой точке должны вестись работы, – заметил капитан Шеринский.

– Как это, кажется, говорят у вас, русских? «Каждый овощ должен созревать в свое время», Георгий, – несколько фамильярно ответил капитану американец. – «All in good time». Надеюсь, вы понимаете, что пока я не вправе разглашать эту информацию. Я смогу сообщить ее только тогда, когда мы будем в море, и то не сразу. Пока достаточно того, что экспедиция называется «Восходящее солнце». Причем нам сначала придется зайти на тренировочный полигон для апробации сонарного оборудования и системы обработки данных. Конечно, это будет оплачиваться особо. Если ваша техника работоспособна, я скажу, куда идти дальше. Попутно на судно надо будет взять в одном из портов мою рабочую группу.

– Понятно. Если срок начала работ – не позднее конца марта, то, значит, где-то в конце мая – июне время уже неподходящее, то есть там начинаются ураганы, да? А следовательно, это, скорее всего, зона «восточных волн», что идут из Сахары, и вызываемых ими тропических циклонов в Северной Атлантике, от Кабо-Верде до Кариб, – весело заявил Шеринский и тут же понял, что угодил точно в цель, потому что американец при этих его словах чуть не поперхнулся местной минералкой, которую только что любезно предложил ему хозяин кабинета.

– А какие ценности могут быть на борту лодки? – попытался развить тактический успех главный геофизик Пивоваров. – И какова будет наша доля, если мы их найдем?

– Там должно быть золото, – откашлявшись, уже более откровенно признался Тивел. – Я вижу, к чему вы клоните, Олег, но золото, если, конечно, оно еще там, юридически принадлежит японцам, поэтому тот, кто его поднимет, получит только положенное в таких случаях кладоискателям вознаграждение, и то не сразу. К сожалению, речь не идет о выделении доли от него подрядчикам, если только вы не согласитесь принять участие в финансировании всего этого проекта как партнеры, то есть прямо сейчас внеся в кассу несколько миллионов долларов. У нас говорят: «Кто платит бумагу, тот заказывает и волынку». Но я видел в порту ваше судно, оно покрыто ржавчиной, давно не крашено и явно переживает не лучшие времена. Без обид, парни, но я думаю, что в такой ситуации вы вряд ли сможете предложить мне равноправное партнерство. И потом… Я давно занимаюсь этим бизнесом, и можете мне поверить: в таких делах босс всегда тот, у кого за пазухой спрятана старая пиратская карта с заветным крестиком. А она есть только у меня. Так что сейчас я могу гарантировать вам лишь хороший гонорар – в разумных пределах – за хорошую работу по аутсорсингу. В полновесных американских долларах. К слову сказать, я открыл аккредитив в русском банке, так что готов перечислить вам аванс хоть сегодня.

Его собеседники некоторое время хранили молчание. Американец не только сравнял счет, но и вырвался на два корпуса вперед.

– Конец марта – это скоро, – наконец задумчиво произнес Шеринский. – И вы правы, Пол, судно и оборудование к такому рейсу надо серьезно готовить. Отыскать затонувший корабль в океане намного труднее, чем иголку в стоге сена. Чтобы провести поиски такого объекта, надо обеспечить точность работы всего коллектива и поисковой техники так, что это сравнимо с настройкой эталона времени.

– И все-таки, почему такая спешка? Кто-то еще претендует на клад? – не желая окончательно сдаваться, спросил директор Желябов и, глядя на американца, лукаво прищурился.

– Разумеется, – не моргнув глазом, ответил Тивел. – У меня по пятам идут англичане. Но конкуренты есть не только у меня, но и у вас тоже. Вам известно такое имя – доктор Анатолий Сагалевич?

– Конечно, это заведующий лабораторией глубоководных обитаемых аппаратов Института океанологии Российской академии наук, – без запинки отрапортовал Желябов.

– Точно, и у него есть отличное исследовательское судно – «Академик Мсти-слав Кел-дыш», – морща от усердия лоб, по слогам выговорил американец трудное название. А еще у них там, в этом институте, имеются шеститысячники «Мир», которые наш американский Центр развития технологий недавно признал лучшими в мире. Так вот, я знаю, что англичане тоже ведут с ним переговоры об участии в поисках этой подлодки. Поэтому я и прошу вас принять решение немедленно. В общем, как у вас говорят, «не тащить кота за усы».

– За хвост, Пол, кота не надо тащить за хвост. За усы не рекомендуется хватать тигра… Да, вы правы, Сагалевич – мужик серьезный, – выдавил из себя Пивоваров. – Не хотелось бы отдавать первенство в этом деле вот так, за понюх табаку. Хотя… все равно придется с ним сотрудничать. Если, как вы говорите, глубина там большая, то без «Миров» груз вряд ли поднимешь. Но найти его быстрее и проще будет именно с нашим оборудованием.

– Со временем мы, возможно, привлечем и тигра, то есть вашего Сагалевича, – заметил Тивел. – Пусть пока продолжает снимать кино с IMAХ и Кэмероном. Кстати, они с Джимом собираются этим летом начать работу над новым фильмом о «Титанике», где-то в районе Галифакса. Так что в случае чего «Кел-дыш» уже будет под рукой.

При этих словах русские понимающе между собой переглянулись, ибо Галифакс расположен именно в Северной Атлантике. Сказав это, Тивел, несомненно, признал за ними право на часть закрытой информации, и это, по-видимому, означало, что он еще раз протягивает руку партнерам в знак своего особого доверия, более того, уверен в их положительном решении.

– Хорошо, Пол, нам над вашим предложением надо немного подумать, кое с кем посоветоваться, – подытожил Желябов, для солидности прихлопнув ладонью по столу. Завтра мы дадим ответ. Утром я вам позвоню.

– Что ж, посоветуйтесь, – широко улыбнулся Тивел. – Я вижу, вы все еще немножко живете в Стране Советов, хотя во всем остальном вам не откажешь.

Часть I
Золото микадо

Сегодня океан наконец почти успокоился. Большие волны, которые еще вчера, как щепку, бросали корабль, смирились и утихли. Над чистым горизонтом как ни в чем не бывало встало солнце и принялось усердно взбираться на свою невидимую небесную горку. Интересно, почему всегда, когда самое трудное позади, но никак не раньше, природа становится эдаким ласковым пушистым созданием, прячущим в своих мягких лапах острые когти, которыми она только что брала вас за самое горло?

Корабельное утро. Для американцев оно всегда начинается с чашки крепкого кофе и сигары на баке. Они старательно осваивают трудный чужой язык, приветствуя членов экипажа судна на ломаном русском. Те пытаются отвечать на английском, иногда еще более коверканном. Однако, несмотря на это, все друг друга прекрасно понимают. Американцы все больше спрашивают про русскую мафию и медведей, а русские смеются и говорят, что лично никогда не видали ни первого, ни второго. Они в свою очередь интересуются жизнью в Америке и почему-то уверены, что там жуткая безработица и сплошное притеснение чернокожих. Впрочем, некоторые русские спецы вполне сносно владеют английским.

– Доброе утро, мистер О’Нил, – помахал приветственно рукой, пробегая мимо, русский инженер Валерий с труднопроизносимой фамилией Казачков, а может, Козаченко, что, впрочем, ничуть не мешало ему прекрасно руководить технической частью проекта.

– Хелло, Валерий, – ответил, сидя в шезлонге, поставленном на верхней палубе, седовласый старик. – Кэк ди-э-ла? – добавил он на ломаном русском.

– Нормально, сегодня море спокойное, так что скоро начнем готовиться к погружению в районе залегания корпуса лодки и разброса обломков, который вчера оконтурила видеосъемка. Нам сказочно повезло, что она зацепилась за выступ скалы и не свалилась ниже, – ответил тот по-английски и продолжил свой путь.

– Обломки… – размышлял старик, которого все звали здесь Фред О’Нил. – Сколько же они там пролежали? Больше полувека. Мир наверху за это время успел сильно измениться, наполнившись совсем другими людьми. Но суть человека – душа, которая куда-то исчезает со смертью; вещи же не умирают, а остаются холодными, болезненными осколками прошлого в теле настоящего. Но ведь реально может существовать только настоящее. Прошлое же в настоящем гротескно, а потому их противостояние опасно. В этом, наверное, и состоит вечный трагизм бытия. Оно, как змея, кусающая себя за хвост. Вот и старая подлодка с переломленным хребтом, но по-прежнему начиненная смертью, все еще лежит на каменном дне и как будто ждет своего часа.

Кажется, операция «Восходящее солнце» идет к финалу. Тивел всегда добивается успеха. Имя «счастливчика Пола», морского кладоискателя, давно сделалось известным, а его экспедиции стали сенсациями. О нем пишут много всяких небылиц: будто он ищет на древних галеонах вовсе не золото, а элексир бессмертия; знается с нечистой силой и получает сведения о местах, где затонули корабли, прямо от душ погибших на них моряков. А в одной американской газете написали, что он потому так необыкновенно удачлив, что сам плавал на этих кораблях и, вообще, был знаком с Черной бородой, а может, это он сам и есть. И в то время, когда все порядочные люди, чтобы понять, что и где искать, годами пропадают в архивах, корпя над пыльными бумагами, или гоняются по аукционам за древними картами, Пола там не застать. Он просто знает, и все. Ну конечно, если бы не черт или мафия, кто бы еще помог ему выудить откуда-то команду ненормальных русских, которые вместо того, чтобы качать нефть, пилить лес и пить водку из самовара, волками рыщут по морям, видя на дне все, что плохо лежит.

Пол осторожничает, конкурентов хоть отбавляй. Они идут за ним следом – хотят перехватить его удачу. Вот недавно рядом долго маячило какое-то подозрительное английское судно. Поэтому, прежде чем прийти на место, Пол запустил экспедицию по большому кругу. Еще в марте из Черного моря вышло русское судно, нанятое им с экипажем и командой ученых. Через Босфор оно прошло в Средиземное море, через Суэцкий канал – в Индийский океан, затем пересекло Тихий. В Калифорнийском заливе опробовали сонары и систему обработки данных. Потом, убедившись, что техника русских работает как надо, через Панамский канал вышли в Атлантику. На Барбадосе, в Бриджтауне, на борт поднялась команда Тивела из двенадцати человек, и мы двое: я и Джейн, которую сейчас все зовут тут Дорис. Никто, кроме Пола, не знает, кто мы и какую роль играем в этой экспедиции. Впрочем, и нам не очень известно, кто такой Пол. Он сам отыскал нас с Джейн, что было нетрудно, так как мы с ней давно уже создали небольшую компанию, которая объявила своей целью поиск этой же подводной лодки. Пол просто предложил нам не конкурировать, а объединить усилия и деньги. Он хочет поднять со дна японское золото. Ни о чем другом он, конечно, не догадывается. Вообще, всей правды, слава богу, здесь не знает никто, кроме меня и Джейн, и не должен ее узнать. Все уверены, что мы ищем золото. Пусть и будет так.

Приказ приступить к поисковым работам Тивел отдал неожиданно, после того как все уже отчаялись бороздить океан. Команда почти две недели пребывала в страшном напряжении, прилипнув к сонарам и мечтая увидеть на сонограмме хоть тень субмарины. Обследовали десятки квадратов, день шел за днем, но ничего не происходило. Многие заговорили, что надо прекращать поиски. Но, видно, богиня Фортуна, прежде чем повернуться к тебе лицом, сначала показывает менее принятые для демонстрации публике части тела. Когда пик нервного напряжения был пройден и наступало разочарование, второго мая на самом последнем профиле, полученном по координатам, извлеченным из старой карты Тивела, на которой некоторые успели заметить знак свастики и готические немецкие буквы, появилась длинная черточка, похожая на сигару. Сомнений почти не осталась – это та самая субмарина, которую никто не видел уже полвека. Причем лежала она не на глубине двух с половиной – трех миль, как предполагалось раньше, а совсем близко, в каких-то ста шестидесяти ярдах от поверхности, на самом краю горизонтального выступа подводной горы. Уныние сменилось всеобщим ликованием. Все жаждут продолжить работу. Теперь пришел черед подводного фотокомплекса «Нептун». У русских отличная аппаратура, хотя и неавтономная, и ее пришлось буксировать за кормой на расстоянии в две-три мили с помощью шестнадцатитонной лебедки. Это была тонкая работа. Валерий, с которым он только что поздоровался, руководивший у русских ученых всей научно-технической частью, сам сел за пульт управления и умудрился филигранно провести аппарат в каких-то десяти футах над объектом, в кромешной тьме, которая даже на такой относительно малой глубине абсолютна, не зацепив за корпус, и с помощью вспышек заснять его, передав информацию по кабелю наверх. И вот пятого мая в 02:03:03 по Гринвичу на экранах мониторов появилось четкое изображение. Боже мой, это была она! Я узнал ее сразу, как будто покинул вчера. Джейн, стоявшая за моей спиной и напряженно следившая за экраном, нервно вскрикнула. Субмарина покоилась на уготованном для нее гладком каменном ложе, на самом краю подводного плато, отвесно обрывавшегося в глубокую пропасть. Внешне она почти не изменилась, если не считать бурого налета ржавчины, покрывавшего весь ее нескончаемо длинный корпус, постепенно извлекаемый из тьмы светом прожекторов. На каменистом дне рядом с лодкой все еще валялись куски металла, трубы, вентили, куски, похожие на эбонит аккумуляторных батарей, какие-то лоскуты ткани, даже круглые очки в металлической оправе и один форменный японский погон. Наконец поток электрического света обнажил в левом борту большую пробоину, рваные края которой были уродливо выгнуты наружу. А из вспоротого чрева лодки на дно океана ниспадал сияющий водопад из множества металлических брусков. Такое впечатление, что субмарина истекала золотой кровью. В лучах прожекторов слитки переливались и искрились, будто торопились наверстать время, потерянное для их дерзостной красоты в темной океанской могиле.

О, это было настоящее чудо! Судно огласилось восторженными криками на двух языках. Американцы и русские смеялись и обнимались, горячо поздравляя друг друга, как будто между ними никогда и не было холодной войны. Итак, завтра в воду спустят трал и глубоководный колокол, который доставит на дно водолазов, они погрузят и поднимут наверх золото и вообще все ценное, что найдут на борту. Так решил Пол. Он уверен в успехе.

– Но это, – говорил себе О’Нил, – мы еще посмотрим, по ком будет звонить колокол. Пусть мертвые хоронят своих мертвецов.

Сидя в шезлонге, старик прикрыл веки. Он не спал, хотя перед его внутренним взором оживали картины прошлого, странные, как сон, так что уже было невозможно определить, что было на самом деле, а что воссоздано воображением.

* * *

Декабрь в Микронезии выдался на редкость знойным. Даже после захода солнца воздух над океаном оставался горячим и неподвижным, с иссиня-черного неба глядели в воду крупные звезды, а корабельный форштевень нехотя раздвигал темную маслянистую воду, беспокоя чужеродным звуком тихий сон тропической ночи. «Принцесса Елизавета» – недавно сошедший со стапеля фешенебельный четырехтрубный пассажирский лайнер – совершала свой первый рейс, выйдя рано утром 1 декабря 1941 года из австралийского Сиднея и имея своей конечной целью порт Гонолулу на Гавайях.

Океанские корабли – это плавучие города, которые не знают сна. Правда, днем на их палубах пустынно и тихо, а временное население отдыхает от истинной ночной жизни, которая начинается только с заходом солнца и продолжается до самого утра, но на капитанском мостике, в машинном отделении и многочисленных судовых службах кипит напряженная скрытая работа, которой достигается этот внешний покой. Однако стоит последним лучам солнца зажечь багряный пожар на широких окнах корабельных надстроек, как, дерзко бросая вызов слабеющему светилу, разом вспыхивают огни многочисленных салонов, ресторанов и казино, стремительно наполняющихся состоятельной публикой.

На верхней палубе царило особое оживление. Лоуренс М. Джадд, американский политик, недавно ставший губернатором самоуправляемой территории Гавайи, завершал свой вояж в Австралию, куда он сразу после назначения нанес первый деловой визит. В главном салоне был накрыт пышный стол, на котором между высокими букетами из белых лилий, источавшими терпкий пьянящий аромат, краснели огромные лангусты, достойные кисти фламандцев, на прозрачных горках мелкого льда ждали гурманов свежайшие кремовые устрицы, а в хрустальных вазах теснились груды экзотических фруктов. По залу сновали, лавируя между гостями, одетые в белые ливреи официанты; они ловко балансировали серебряными подносами, уставленными бокалами с шампанским. На столах, сдвинутых к краю салона, покрытых крахмальными скатертями и украшенных гавайскими цветочными леями, выстроился батальон из широких тяжелых стаканов, готовых принять в свое прохладное чрево темную влагу рома и виски.

На раут помимо политического штаба губернатора были приглашены присутствующие на корабле в качестве пассажиров американцы – крупные сахарные магнаты и офицеры морской пехоты, которые следовали на военно-морскую базу Апра-Харбор на острове Гуам, несколько американских дипломатов, направлявшихся с семьями в отпуск, – а также французский консул на Гавайях с супругой и два японских офицера, по-видимому военных атташе, по какой-то лишь им известной причине оказавшихся на борту «Принцессы Елизаветы».

Собравшееся общество имело внушительный вид. Огни люстр искрились на лацканах черных смокингов и мехе дамских горжеток, по паркету тихо шуршали туфли из дорогой тонкой кожи. Золотые позументы на парадной вечерней форме морских пехотинцев, накладки на наконечниках ножен и крестообразных гардах их традиционных «мамлюкских» сабель составляли мужественный фон для изящного, усыпанного изумрудами и бриллиантами золота дамских колье. Под стать этой раззолоченной публике был и блестящий медными духовыми биг-бенд, который неторопливо наигрывал модные свинги Гленна Миллера и как раз начал исполнять очередной популярный мотив из «Серенады солнечной долины», когда в зал в окружении нескольких человек стремительным шагом вошел губернатор и, обмениваясь короткими приветствиями, рукопожатиями и улыбками со своими знакомыми из собравшейся публики, направился к возвышению, устроенному в глубине зала. Он уже давно разменял шестой десяток, но выглядел весьма моложаво. Высокий и стройный, в безукоризненном смокинге, с тщательно уложенной копной обильно покрытых сединой густых волос, которые нередко встречаются у коренных американцев на западе континента, Лоуренс М. Джадд мог разом сойти и за голливудскую кинозвезду, и за главу клана мормонов, и за отпрыска старинной аристократической фамилии. Молодцевато взбежав на подиум, он подошел к установленному там микрофону, музыка сразу же стихла.

– Дамы и господа, Алоха Оэ! – воздев руки, что давало ему возможность продемонстрировать великолепные бриллиантовые запонки, произнес он традиционное гавайское приветствие. Раздались аплодисменты. – Я благодарю вас всех за то, что согласились почтить своим вниманием этот скромный прием, который мы организовали, чтобы лучше познакомить вас с тем, что мы делаем и что намерены сделать в будущем. Вы, наверное, в курсе, что я представляю Гавайи – самоуправляемую территорию Соединенных Штатов Америки, этот благословенный Господом мир, раскинувшийся посреди Великого океана. От Америки и Азии его отделяют тысячи миль, и некоторые называют нас краем света. Можно сказать и так, но можно и иначе: Гавайи – это то, что соединяет Америку, Азию и, конечно же, всю Океанию! Для Америки эти острова – дальний Восток, для Востока – крайний Запад! В некотором смысле мы – аванпост цивилизации, несущий культуру, просвещение и прогресс другим народам, которые были обделены в своем развитии. Рассказывают, что когда белый человек впервые пришел на острова, он увидел там голого туземца, который безмятежно лежал на песочке под пальмой, покуривая трубку. «И долго ты так бездельничаешь? – спросил его белый человек. – Почему бы тебе не встать, взять снасти, наловить рыбы, продать ее, вместо маленького каноэ купить себе большую лодку, чтобы поймать еще больше рыбы, снова продать, а потом разбогатеть!» «А зачем мне богатеть?» – удивился абориген. «Ну, чтобы, когда ты состаришься, иметь возможность не работать и наслаждаться жизнью». «Но я ведь и так ничего не делаю и уже теперь наслаждаюсь жизнью, зачем же мне ждать старости?» – рассмеялся тот. Вот так считал этот глупый туземец! Мы же видим нашу миссию в том, чтобы дать коренному населению островов даже не рыбу, а хорошую удочку, то есть возможность проявить себя всем тем, кто в этом не преуспел, но кто в этом нуждается. Я не расист, и мы все любим наших канака. Когда-нибудь на Оаху или Мауи мы создадим заповедник нетронутой полинезийской культуры, собрав в нем представителей всех островов: от Новой Зеландии до Гавайев. Пусть они там поют и танцуют, радуя себя и туристов со всего света. Но в то же время мы верим, что человек пришел в этот мир не затем, чтобы пассивно его созерцать, бездельничая, так сказать, под благостной сенью. Нет! Ему предначертано, проявив неустанную энергию и предприимчивость, своим каждодневным упорным трудом овладевать силами природы, поставить их себе на службу, заставив дать ему все, что он пожелает, и крутить, крутить все сильнее маховик прогресса. Мы верим, что именно в этом состоит божественное предназначение человека. У нас говорят, что бывает два типа гавайцев – тот, в ком течет гавайская кровь, и тот, в груди которого бьется сердце гавайца. Мое гавайское сердце сегодня стучит как мотор. Господь создал Гавайи так, что они – единственный транспортный узел на востоке Тихого океана, через который идут пути, соединяющие США и Канаду с Японией, Китаем, Филиппинами, Австралией и Новой Зеландией. Уже сегодня у нас есть Перл-Харбор – крупнейшая гавань, которую мы расширили и углубили и которая уже теперь способна принять одновременно десятки торговых и военных кораблей. А скоро рядом с ней появятся новые верфи, торговые биржи, супермаркеты, роскошные отели и рестораны. Я верю, недалек тот день, когда Гавайи станут полноценным американским штатом, и, возможно, когда-нибудь здесь родится новый президент США! Мы ждем в гости к нам всех, начиная с Австралии и кончая Японией! Естественно, только с мирными намерениями. Алоха Оэ, друзья! А теперь прошу вас, не стесняйтесь, танцуйте, угощайтесь, в общем, наслаждайтесь жизнью, ибо она хоть и прекрасна, но коротка. Да пребудет с нами Бог!

Тут же на подиуме появились две улыбчивые молодые гавайки в ярких саронгах, возложившие на плечи мистера Джадда красочные цветочные леи, и под бурные аплодисменты публики он стал спускаться вниз и почти уже сделал это, когда слегка споткнулся на последней ступени, но тут же постарался сгладить неприятный эффект, сделав рукой неопределенный, как бы извиняющийся жест и подарив публике белозубую американскую улыбку.

– Не очень-то хороший знак, – произнес солидный господин в золотом пенсне, обращаясь к своему спутнику – молодому лейтенанту морской пехоты. – Вообще, – продолжил он, любуясь на просвет рубиновым цветом вина в своем бокале, – политик на корабле еще хуже, чем женщина, хотя и женщин здесь тоже предостаточно.

– Позвольте с вами не согласиться, мистер Томпсон, по крайней мере в отношении женщин, – слегка улыбнулся в ответ офицер. – Они представляют опасность лишь на военном судне, здесь же мы вполне защищены от их чар Женевскими конвенциями.

Эти двое познакомились на судне за партией в преферанс. Мистер Персиваль Томпсон оказался преуспевающим финансистом из Сан-Франциско, куда возвращался из Австралии, где решал какие-то важные денежные вопросы. Он относился к тому редкому типу людей без возраста, которым одинаково можно дать и тридцать пять, и пятьдесят лет – в зависимости от обстоятельств. Сразу было видно, что наблюдение за своей внешностью занимало в его жизни немалое место. Гладкая, розоватого цвета кожа округлого лица, черные, аккуратно постриженные темные волосы и небольшие усы, на славу ухоженные, словно вырезанные из слоновой кости ногти – все это делало его если не красавцем, то вполне экстравагантным и приятным господином. Немного портила первое впечатление некоторая полнота, однако лишний вес вовсе не мешал ему двигаться уверенно и ловко, а отлично сшитый, идеально сидевший на фигуре костюм делал его даже элегантным. Во всяком случае, старым или пожилым назвать мистера Томпсона было нельзя. Судя по тому, что за картами он быстро сделал каждого из своих партнеров беднее на двести долларов, с финансами он управлялся довольно непринужденно. Несмотря на свою внушительную комплекцию и серьезные деловые интересы, Томпсон был подвижен, весел и вообще производил впечатление истинного бонвивана. Напротив, молодой лейтенант, которому на вид можно было дать лет двадцать пять, выглядел более серьезным. Было заметно, что он не привык к такому блестящему обществу и потому чувствовал себя несколько скованно. Положение отчасти спасал его синий мундир и театральная сабля на боку, на рукоять которой он красиво положил руку в белой шелковой перчатке. Картину дополняли густые, слегка вьющиеся темные волосы и большие синие глаза на приятном, мужественном лице, так что успех у дам был ему обеспечен.

– Спасибо, что наша доблестная армия может встать на защиту слабого пола, – вдруг произнес рядом чуть хрипловатый женский голос, принадлежавший, как оказалось, зрелой и значительной даме в колье из крупного черного жемчуга. – А то я уж думала, что мистер Джадд всех совсем заболтает, потчуя нас бородатыми анекдотами. Не знаю, уговорил ли он кого-нибудь поехать на его расчудесный остров, но половина джентльменов после блестящей губернаторской речи сразу же побежала в курительную комнату, – с усмешкой сказала она, слегка махнув рукой, в которой был зажат стильный эбонитовый мундштук, снаряженный тонкой дымящейся сигаретой, потерявшей от ее движения накопившийся на кончике пепел и обнажившей свой маленький огненный глаз.

Надо сказать, что на корабле имелась роскошная курительная комната, оформленная в истинных английских традициях, – своего рода мужской клуб, посещать который не воспрещалось и дамам, но это было, конечно, не принято. Тем более что тем немногочисленным представительницам прекрасного пола, которые решили предаться модному благодаря феминистскому влиянию занятию, дозволялось курить прямо в салоне. Но чтобы как можно меньше переносить в салон запах табака из неприступного бастиона мужских амбиций, входящие туда джентльмены, в угоду дамам, надевали специальные жилеты, которые снимали лишь перед выходом. Пепельницы в таком уважаемом месте не предусмотрены, ибо при курении сигар считается верхом неприличия стряхивать пепел с сигары; его плотный столбик должен выбирать подходящий момент для падения по своему собственному усмотрению. Поэтому он часто оказывается на костюме. Но с атласных лацканов смокинга пепел слетает легко, не оставляя следов.

– Бог с вами, дорогая миссис Андерсон, – игриво ответил толстяк, обнаруживая знакомство с ироничной дамой, – все бы вам злословить! Позвольте представить лейтенанта Ланселота. Мистер Ланселот, это миссис Андерсон – моя старинная знакомая из Сан-Франциско, страшно богатая дама и самый острый язычок от Фриско до самого Нью-Йорка. Так что будьте начеку!

– Ланселот? – немного удивленно переспросила миссис Андерсон. – Это характеристика ваших рыцарских качеств, юноша, или имя?

– Имя, с вашего позволения, мэм, – ответил Ланселот. – Так меня все зовут, видимо, мое первое имя воспринимается и как последнее.

– Хм, ну что же, имя хотя и редкое, зато известное и красивое, и я с удовольствием буду вас так называть.

– Кстати, заметьте, миссис Андерсон, – пришел на выручку лейтенанту Томпсон, – что мы с моим воинственным спутником храбро остались здесь, предпочитая аромату сигар хорошее вино и замечательное дамское общество. А потому, леди, не посыпайте нам раньше времени голову пеплом, а лучше цельтесь в смокинг, он все стерпит. Что же касается нашего гавайского губернатора, то я с ним полностью согласен. Честно говоря, мне импонируют его свежие панполинезийские идеи, хотя он мудро и выдает себя за прогрессора, а не неоколониалиста, каковым, без сомнения, и является. Ведь тот, у кого в кармане острова Микронезии, Полинезии и Меланезии, владеет и всем Тихим океаном, а у кого океан, тот заказывает и музыку, не правда ли, лейтенант? – не слишком ловко сострил он, обращаясь к морскому пехотинцу.