Kitobni o'qish: «Чернокнижник»
Глава 1
Образ Пьера Безухова – ничего себе тема! А Наташа Ростова? Как говорится, хрен редьки не слаще. Ходят, ходят, говорят что-то… А что, собственно, писать? Не напишешь же, что они всю дорогу дурью маются? Про капитана Тушина ещё можно, так она эту тему не дала. Правда, и про Тушина в кино очень мало, ну хоть что-то.
– Для того, кто летом читал роман Льва Николаевича Толстого, никаких проблем не должно быть, – говорит учительница, проходя по рядам между партами.
Ну да, конечно, только все и думали в каникулы про войну и мир. Делать больше нечего! Про войну ещё можно как-то, а что касается мира, то тут и думать нечего – такая тягомотина, что и десяти минут за книгой не просидишь.
– Сапожников, время не резиновое. Скоро заканчивать, а ты ещё не начинал.
Вот как она с другого конца класса всё видит? У меня же на лбу не написано, что я ничего ещё не написал? Впрочем, она права: сиди хоть час, хоть два, а всё равно ничего не высидишь. Опять надо писать на свободную тему, опять сочинять, как я провёл лето.
А лето было отличное. Сразу после школы родители отправили в лагерь от завода, где работает отец. И сразу отряд ушёл в поход. Палатка, костёр, песни – это просто сказка какая-то! Потом Вовка потерял свой ботинок, и весь отряд искал его. А ведь можно немного изменить. Предположим, потерялся не ботинок, а сам Вовка. А ещё лучше, если его похитили бандиты. Почему не написать? Это же сочинение, а не летопись. К тому же, кто проверит? Училка? С такой постной физиономией в походы не ходят. Она вообще, наверное, кроме классной доски и школьных тетрадок ничего не видела. А вот я сейчас возьму, и вставлю её в наш отряд! Посмотрим, как она завертится, когда туча комаров начнёт её жрать. Имя, разумеется, мы ей изменим, от греха подальше, костюмчик переоденем – надо что-нибудь попроще для похода. С возрастом проблема. Впрочем, нет. Пусть она будет вожатой отряда. Кстати, вожатым другого отряда должен быть её ровесник и, естественно, между ними возникнет роман, который разовьётся в грандиозную интригу. Это вам покруче князя Андрея будет, или этой дурочки, как её, вроде Соня.
Когда приходит комариное время, то, хоть защищайся от них, хоть нет, – спасу не будет. Вернее, не от комаров, а от мошек. Маленькие такие, и пролезут через любую сетку. Глазами моргнёшь – они в глазах, рот откроешь – они уже во рту. Через час лицо, шея и руки начинают гореть и чесаться, а через два хочется броситься в реку и уйти под воду с головой, выныривая только для того, чтобы глотнуть порцию воздуха. Есть ещё один способ. Говорят, что мошки и комары не переносят табачного дыма. Если кто пробовал, тот знает, что это полная ерунда. Правда, в табаке есть другая прелесть. Как только закуришь, девушки прибегут и норовят к тебе поближе пристроиться. Тут, ясное дело, о комарах уже забываешь, и дымишь так, что глаза начинают вылезать из орбит. А девчонки только приговаривают: «Ой, Коленька, милый, меня обкури».
В этом походе хороший расклад получился: двое вожатых – учителя физкультуры, и две молоденькие учительницы – одна русичка, а вторая физичка. И, хотя для вожатых было предусмотрено две палатки: одна мужская, а другая женская, комары с мошкой этот порядок нарушили. Нет, нет, спали, конечно, исключительно отдельно: мужчины с мужчинами, а женщины с женщинами, но на этом всё разделение и заканчивалось. После того, как дети укладывались спать, Лена убегала к Борису, а Таня к Николаю. И тут уж парни не жалели ни сил, ни здоровья – обкуривали на совесть. Почему нельзя было сидеть у костра вчетвером – неизвестно, но после отбоя всегда горели два костра, у которых было по паре вожатых. Костры горели часа два, три, после чего мужчины заливали их водой, и вожатые расходились каждый в свою палатку. Однако на этом день не заканчивался. Ко сну не отходили до тех пор, пока соседи по палатке не поделятся своими впечатлениями относительно только что прошедших посиделок.
– Колька, а ты выяснил, замужем она или нет? – интересовался Борис.
– Выяснил. Никакого мужа нет. Правда, жених имеется.
– Жених не в счёт. Собственно, наш статус ничем не отличается от его. Ты согласен?
– Я-то согласен, но этого маловато будет. Надо, чтобы ещё они с этим согласились.
– А это уже целиком зависит только от нас, – философски заметил Борис.
– Как говорят математики, есть условия необходимые и достаточные. Наши старания, конечно, необходимы, но совершенно не достаточны.
– Слава богу, у меня русичка, а не математичка.
– А это ровным счётом ничего не значит. Перед законами все равны.
– Ну так уж и все?
– А вот ты что чувствовал, когда она к тебе прижималась? – не уступал в споре Николай.
– Ясное дело, что. Любой здоровый мужчина это должен чувствовать.
– Вот ты сам и подтвердил мою теорию, – обрадовался Николай.
– Ладно, хватит об этом. А то договоримся до того, что вообще будет не уснуть.
– Хорошо, давай спать, завтра продолжим.
В женской палатке всё происходило примерно по тому же сценарию.
– Татьяна, а у тебя сигареты есть? – спросила Лена свою подругу.
– Зачем они мне?
– Как это, зачем? А вдруг у него кончатся?
– Значит, кончатся.
– Слушай, ты меня удивляешь. Комары же сожрут!
– А я тогда к вам приду.
– Очень ты нам нужна!
– У вас, что, секреты есть?
– Можно подумать, у тебя нет.
– А у меня действительно нет, – удивилась Таня.
– Для чего же ты тогда в этот лагерь пришла?
– Попросили, и пришла. Я же педагог!
– Кто попросил?
– Откуда я знаю, кто попросил? В отделе по образованию каждое лето объявление висит. Предприятия подают заявки, а РОНО обеспечивает их педагогами.
– Так ты сюда по объявлению попала?
– Конечно. Я уже не первый год езжу. Очень удобно: всё лето отдыхаешь, тебя кормят, поят, да ещё деньги за это платят.
– Так ты, что, сюда за деньгами приехала? – захихикала Лена.
– Деньги, конечно не большие, но они никогда лишними не бывают. А что ты смеёшься, разве ты здесь за бесплатно работаешь?
– Ну, не за бесплатно, конечно, но сюда не за деньгами приехала.
– А за чем? – не поняла Таня.
– За романами, – заговорщически прошептала подруга.
– За какими?
– Ты, что, совсем ничего не соображаешь? Во всяком случае, не за «Войной и миром».
– Кстати, надо в библиотеке «Войну и мир» взять. После каникул мои охламоны сочинение по нему должны писать – хочется освежить в памяти.
– Слава богу, я преподаю физику, а не литературу. У меня, моя дорогая, на уме совсем другие романы.
– Ах, ты про это! – вдруг догадалась Таня. – У меня жених есть, так что…
– Ну и что? У меня два есть.
– То есть, как это, два? Разве так можно?
– А кто запрещал?
– Но ведь жених – это человек, который впоследствии становится мужем.
– Не становится, а может им стать. А может и не стать.
– Значит, ты заранее знаешь, что одному откажешь?
– Почему одному? Может быть, обоим.
– Ты хочешь сказать, что кто-то из этих, – Таня кивнула головой в сторону вожатых, – мужчин может стать твоим третьим женихом?
– Ты ничего не понимаешь! Это курортный роман, или, в нашем случае, лагерный. Прелесть его в том, что между мужчиной и женщиной нет никаких обязательств. Люди могут позволить себе абсолютно всё.
– То есть, как это, всё?
– А вот так. После лагеря мы разъедемся и больше никогда не увидим друг друга.
– А если увидим?
– Ну и что! Я же им ничего не обещала. А они мне. Мы просто будем вспоминать это, как отлично проведённое лето. Кстати, твои ученики каждый год пишут сочинение: как я провёл лето. Представляешь, если бы мы это написали?
– Лена, я что-то не понимаю насчёт «их». Ты, наверное, хотела сказать его, а не их.
– Нет, дорогая, именно их. Если уж отрываться, так на полную катушку.
– Ну ты даёшь!
– Ничего я не даю. Так все делают.
– Я так не делаю.
– Сделаешь, куда ты денешься! Я научу.
Таня хотела сказать нет, но почему-то промолчала. Она лежала с закрытыми глазами и думала о том, что ей поведала подруга. Та больше ничего не говорила. Прошло минут десять или пятнадцать, и в палатке раздалось сладкое сопение. Таня повернулась на бок и последовала примеру Лены.
Наверняка, никого не заинтересует, как дети делают утреннюю зарядку, а потом пытаются впихнуть в себя ненавистную кашу. Никому не интересно, как мальчики и девочки бегают друг за другом в мешках. Что же касается песен у костра, то их репертуар набил оскомину каждому, кто хоть одно лето провёл в лагере. Человек, несомненно, пролистнёт это место, даже не читая. Он остановится только тогда, когда дети уснут, а вожатые, разбившись попарно, снова окажутся у костров. Остановится, и будет смаковать эти строчки с замиранием сердца, ибо он уже заранее знает, как развернутся события. И не дай бог в этой ситуации обмануть его ожидания. Как говорится, начнём прямо сейчас, и начнём с того самого места, с какого читатель этого желает.
Тут уж не надо быть особым провидцем, чтобы не понять, что сегодня, после таких разговоров в палатке, дым от сигарет плохо справлялся со своими обязанностями, и дамы были просто вынуждены прижиматься всем телом к своим спасителям. Но, если молодая девушка прижимается всем телом к молодому и здоровому парню, то, как говорят математики, эти условия являются необходимыми и достаточными. Для чего они достаточны, знают абсолютно все, не исключая тех, кто к математике не имеет ни малейшего отношения. Руки парней перестают подчиняться голове и тонут в складках одежды своей подруги. И, чем дальше забираются руки, тем больше растёт пропасть между ними и головой.
– Николай, что ты себе позволяешь?! – сердито говорит Таня.
– Я ничего не могу с собой сделать, – оправдывается Коля.
– Ты мужчина, и должен вести себя как джентльмен.
– Именно потому, что я мужчина, мне и не совладать с собой. Посмотри, у другого костра та же самая проблема.
Таня посмотрела на костёр, где находилась её подруга, и раскрыла рот от удивления. Кавалер завалил вожатую и судорожно стал раздевать её.
Николай расценил это, как руководство к действию.
– Ты что?! – Однако больше Таня крикнуть ничего не смогла. Сильная мужская ладонь плотно закрыла ей рот.
– Ты что кричишь? Детей разбудишь!
Таня отодвинула руку кавалера от своего рта и зажала его своими двумя ладошками. Далее всё произошло так быстро, что она ничего не поняла. Однако спросить у своего кавалера она не решалась. Более того, она не могла даже взглянуть на него.
Через некоторое время девушка увидела, как к костру подходит Лена со своим парнем.
– Ну что, подружка, всё путём? – спросила та. – А ты боялась. Я же обещала, что будет всё хорошо.
– Почему вы здесь? – почему-то спросила Таня.
– У нас сигареты кончились.
– Мне холодно.
– Я понял, – отрапортовал Николай.
Он запрыгнул в палатку и тут же вернулся с бутылкой водки.
– Я не буду водку, – хотела отказаться Таня.
– Пить надо обязательно, а то заболеешь, – тоном, не терпящим возражений, сказала Лена, и протянула стакан.
После того, как противная, но согревающая жидкость была выпита, ноги налились свинцом и мысли в голове стали путаться.
– Что это со мной сейчас было? – спросила Таня. – Я ничего не поняла.
– Вот и прекрасно. Сейчас посидим немного, мужички сил наберутся, и повторим.
Но то, что говорила подруге Лена, не доходило до сознания. Девушка встала на четвереньки и стала выбрасывать из своего желудка всё, что там было.
В это время из детской палатки выскочил звеньевой и побежал к костру, у которого совсем недавно были Борис и Лена.
– Колька, прячь её, быстро! Дети проснулись!
Николай затащил Татьяну в кусты, а Борис подошёл к звеньевому.
– Ты почему не спишь? – строго спросил он.
– Я извиняюсь, Борис Петрович, у нас «ЧП».
– Какое «ЧП»?
– Вовка потерялся.
– То есть, как, потерялся?
– Он пошёл вон за те кусты, и не вернулся.
– А зачем он туда пошёл? Неужели нужду нельзя было справить где-нибудь поближе?
– Он не по нужде туда ушёл.
– А что же он там делал?
– Я извиняюсь, Борис Петрович.
– При чём тут, извиняюсь. Ты ответь мне, зачем он ночью туда пошёл?
– Я извиняюсь, Борис Петрович. А вы нам за это ничего не сделаете?
– Что ты заладил, как попка-дурак? Сейчас время дорого. Говори, ничего не сделаю.
– Мы, Борис Петрович, за вами подглядывали по очереди. Потом приходили и всем рассказывали. Вовка пошёл к тем кустам, потому что его очередь была.
Звонок прервал мысль.
– Всем сдать сочинения! – скомандовала учительница.
Она подошла к Сапожникову и выразительно посмотрела на него.
– Успел, или так и просмотрел в окно?
– Не успел самый конец, про Вовку.
– Какого Вовку? Ты про что писал?
– Как всегда, на свободную тему: «Как я провёл лето».
– На доску посмотри.
Сапожников посмотрел на доску и прочел название свободной темы: «Лев Толстой как зеркало русской революции». Сапожников уже понял, что его труд будет оценен на единицу. Если бы только это! К своему ужасу, он вспомнил, что забыл поменять имя своего главного героя, а вернее, героини.
– Татьяна Александровна! Разрешите, я только имя в сочинении поменяю?
– Зачем, Сапожников? И так ясно, что ты получишь.
Татьяна Александровна собрала сочинения и унесла их в учительскую, оставив своего ученика догадываться, к чему приведёт его литературная шутка.
В учительской Татьяна Александровна с грустью посмотрела на внушительную стопку сочинений и стала укладывать их в полиэтиленовый мешок, чтобы взять работы учеников домой на проверку.
– Нет, нет, Танечка. Работы необходимо доставить в РОНО.
– Но я даже не проверила!
– Вот там это и сделают. Это плановая проверка.
– В таком случае, остаётся только поблагодарить РОНО за то, что они сделают за меня мою работу.
– Я надеюсь, у тебя всё в порядке?
– Как всегда, если не считать одной моей маленькой вольности. Я изменила свободную тему. По плану положено писать на тему: «Как я провёл лето», а я дала: «Лев Толстой как зеркало русской революции».
– Ну, если только это, то ничего страшного. А зачем ты её изменила?
– Если честно, то эта тема надоела не только ученикам, но и учителям. Сколько себя помню, всё про это дурацкое лето пишут. Хоть бы один раз про осень дали.
Учительница составила опись документов, положила её поверх сочинений и отнесла после уроков эту кипу в районный отдел народного образования. Плановая проверка сделала ей внеплановый подарок. Сегодня она вместо того, чтобы проверять тетрадки, может весь вечер провести со своим женихом.
Вероятнее всего, от того, что вечер был проведён великолепно, настроение молодой учительницы было таким же. Она вошла в школу, и даже не обратила внимания на то, что все сотрудники смотрят на неё по-особенному. Подойдя к учительской, Таня увидела завуча с выражением лица палача перед казнью, которая своим телом закрывала дверь.
– Прошу к директору, милочка!
– К какому? – не поняла Таня.
– К нашему, разумеется.
Завуч строевым шагом, будто она была не учителем, а военнослужащей, направилась в кабинет директора. Молодой учительнице ничего больше не оставалось, как, семеня ножками, плестись в хвосте начальницы.
Войдя в кабинет, завуч выпрямилась перед директором, втянула в себя совсем немаленький живот, отчего грудь её выкатилась вперёд не колесом, а, как минимум, противотанковым заграждением, и по-военному отрапортовала:
– Задержанная доставлена!
– Вы свободны, – зыркнул на завуча директор.
Противотанковое заграждение тут же сдулось, оставленные позиции сразу заполнил живот, и конвоир вышла из кабинета. Татьяна Александровна, не понимая, что творится кругом, глазами, полными слёз, уставилась на директора.
– Александр Сергеевич, я ничего не понимаю, – прощебетала она.
– Я сам ничего не понимаю, – ответил ей директор, вставая из-за стола. – Нас вызывают в РОНО.
– Нас?
– Нас. Именно нас.
Всю дорогу молодая учительница ждала, что директор ей хотя бы намекнёт, для чего их вызывают, но начальник так и не произнёс ни единого слова. Только когда они зашли в кабинет заместителя начальника РОНО, Таня услышала голос шефа.
– Борис Николаевич, вот та самая учительница, которую вы хотели видеть, – промолвил директор.
Заместитель начальника посмотрел на часы и одобрительно кивнул головой.
– Точность – вежливость королей, – сказал он Александру Сергеевичу.
– Я вам нужен? – спросил директор.
– Лично вы, нет. Происшествие, о котором пойдёт речь, к вам никакого отношения не имеет. Впрочем, я бы посоветовал вам остаться. Так или иначе, вопрос коснётся морального облика ваших учителей.
Директор, видимо, каким-то образом уже был посвящён в тему разговора, потому что нисколько не удивился этим словам. Он сел в угол кабинета и тихо стал наблюдать за происходящим. Такая реакция могла быть объяснена только одним: у директора был человек, который имел навыки работы в разведке или контрразведке. Вероятно, существовали источники, по которым происходила утечка информации из районного отдела народного образования. Вспоминая военную выправку завуча, почему-то было даже ясно, кто снабжал директора этой утекшей информацией.
– Собственно, вы нужны не столько мне, сколько другому ведомству, – обратился заместитель начальника к молодой учительнице. – Прошу любить и жаловать – следователь по особо важным делам городского УВД.
Заместитель театрально показал ладонью на невзрачного мужчину, который сидел рядом с ним. Лица мужчины видно не было, потому что он был повёрнут вполоборота, и, к тому же, находился в тени.
– Вы этим летом работали в пионерском лагере «Буревестник»? – спросил он Татьяну Александровну.
– Да, – ответила она растерянно, не понимая, зачем ей задают этот вопрос.
– Вы оказались в этом лагере по направлению РОНО?
– Да.
Заместитель начальника при этих словах тяжело вздохнул и отвернулся.
– У вас там произошло «ЧП», был похищен ребёнок.
– Это не у меня, а в соседнем отряде. К тому же, ребёнка нашли через два дня.
– Ребёнка нашли, а похитителям удалось скрыться. Впрочем, к преступникам мы вернёмся немного попозже. Сейчас меня интересует вопрос, как могло так получиться, что ребёнка смогли похитить. Вы мне ничего не хотите сказать?
Лицо учительницы литературы слегка порозовело. Она опустила глаза и отрицательно помотала головой.
– Напрасно, напрасно, Татьяна Александровна, вы не хотите помочь нам. Это бы избавило вас от ответов на мои не совсем тактичные вопросы.
– Я не знаю, что сказать вам.
– Чем вожатые занимались после отбоя? – сухо спросил следователь.
– Сидели у костра и ждали когда дети заснут. Как только ребята засыпали, мы тоже ложились спать.
– Конкретнее, чем вы занимались у костра?
– Ничем. Болтали, рассказывали анекдоты…
– А ещё конкретнее?
– Вы хотите, чтобы я все анекдоты вспомнила?
– Нет, анекдотов не надо. Вы групповым сексом занимались?
Лицо учительницы сделалось пурпурным. Директор школы, казалось, хотел просверлить её глазами.
– Насчёт группового не помню, – еле выговорила учительница. – У нас было два костра, и мы сидели попарно.
– Следовательно, вы не возражаете, что занимались развратными действиями?
– Развратных действий не было, потому что дети уже спали.
– Кто спал, а кто и смотрел ваши, с позволения сказать, эротические спектакли.
– Что вы хотите сказать?
– Я хочу сказать, что ваши действия были развратными, так как дети наблюдали за вами.
– Что!? – Лицо Татьяны Александровны из малинового превратилось в мраморно-белое.
– Господи, неужели мы обсуждаем поведение педагогов? – прошептал заместитель и выразительно посмотрел на директора школы.
– Вы этого не знали? – продолжал следователь. Учительница отрицательно покачала головой.
– Хотите, я вам скажу, почему вы не знали?
– Говорите, что хотите, мне уже всё равно.
– Вы были пьяны. Причём, так пьяны, что ничего не соображали. Станете отрицать?
Татьяна Александровна опустила глаза вниз и еле-еле прошептала:
– Нет.
– Вы не хотите спросить меня, откуда я всё это знаю?
– Это и так ясно: вожатые рассказали вам, при опросе.
– При допросе, – поправил следователь.
– Ну, при допросе, не всё ли равно?
– К сожалению, вы опять оказались неправы. Ваши приятели ничего мне не рассказывали. Они, как и вы, только подтвердили то, что я им рассказал.
Бледное лицо учительницы слегка порозовело, и она удивлённо подняла свои глаза на следователя.
– Нам это поведал ваш ученик, Сапожников. Извольте прочитать.
Следователь протянул школьную тетрадку. Татьяна Александровна открыла тетрадь и, не читая, быстро просмотрела написанное.
– Он не мог этого написать, – твёрдо сказала она.
– Почему?
– Потому что за тридцать минут до конца урока я видела, что он даже не начинал.
– Ну и что?
– За тридцать минут никто не способен написать семь страниц. Это невозможно, даже если человек – писатель.
– Это правда, – подтвердил заместитель начальника.
– А если этот писатель – гений? – предположил следователь.
– Ну, если гений… – Заместитель развёл руками.
– Обождите, это вы намекаете, что Сапожников гений?
Предположение следователя так возмутило учительницу, что она моментально забыла, что всего несколько секунд назад не могла поднять глаз от стыда.
– У этого гения в каждом предложении по пять ошибок.
– Это всего-навсего грамотность. Многие писатели не очень дружили с грамматикой. Вам привести пример?
Однако учительница не слышала следователя. Она читала сочинение своего ученика и не могла оторваться.
– Откуда же он узнал? – тихо вырвалось у неё. – Да, да, он мне так и сказал: «Я про Вовку не успел написать».
– Насколько я понимаю, Вовка – это тот самый мальчик, которого похитили? – вступил в разговор директор.
– Тот самый, – уточнил следователь.
– Но откуда он мог всё знать? – уже громко спросила следователя учительница.
– Это и необходимо выяснить. Я проверил. Ваш Сапожников все три смены провёл совершенно в другом лагере за триста километров от места происшествия.
– Если Сапожников сказал, что не успел написать про Вовку, значит, он знал всё и о похищении, – заключила Татьяна Александровна.
Следователь неожиданно встал из-за стола.
– Я узнал, то, что хотел узнать, – сказал он. – Ваш ученик владеет очень важной для следствия информацией. Надеюсь, мальчик не пострадает за свою откровенность?
При этом следователь посмотрел на заместителя начальника отдела народного образования.
– Как вы могли подумать? – ответил вопросом на вопрос тот.
– Что касается морального облика ваших педагогов, то разбирайтесь с этим вопросом без меня.
Следователь поклонился и вышел из кабинета.
Оставшиеся долго сидели молча. Никто не хотел касаться этой грязной и неприятной темы. Тишину нарушил заместитель начальника.
– Собственно, в чём разбираться? Не можем же мы вывесить приказ на весь РОНО, где во всех деталях будут описаны ваши художества. – Заместитель вопросительно посмотрел на Татьяну Александровну. Та снова покраснела и опустила глаза.
– С остальными вожатыми уже разобрались, они уволены по их собственному желанию. – Это заместитель говорил уже директору.
– Мы вам ещё нужны? – спросил директор.
– Не смею задерживать. Только прошу вас всё сделать быстро.
– До свидания, – попрощался директор. – Можете не сомневаться, всё будет решено в самый кратчайший срок.
Выйдя на улицу, Татьяна Александровна поклонилась директору, что-то пробурчала себе под нос, из чего можно было понять, что она прощается и хочет уйти.
– Куда это вы? Я вас ещё не отпускал. Мне надо поговорить с вами, – сказал директор.
– О чём можно ещё говорить? Всё уже сказано. К тому же, как я понимаю, решение относительно меня уже принято.
– Вы неправильно понимаете. Никакого решения ещё нет. Прошу вас…
Директор подошёл к своим «Жигулям» и открыл дверцу, приглашая учительницу сесть.
Видно, чаша позора была испита Татьяной Александровной не до конца. Она тяжело вздохнула и, подчиняясь приказу начальника, села в машину с лицом Иисуса, несущего свой непомерно тяжёлый крест. Она закрыла лицо руками и ждала новых вопросов, как жертва ждёт ударов палача. Однако автомобиль мчался по дорогам, а вопросов не было. Учительница медленно открыла лицо и вопросительно посмотрела на директора. Тот управлял машиной, сосредоточив всё внимание на дороге. Казалось, что пассажирка совсем не интересовала водителя. Пауза затянулась настолько, что Таню стали раздражать не вопросы, которые должен задать директор, а их отсутствие.
– Я не буду вас увольнять, – наконец нарушил тишину Александр Сергеевич.
– Почему? – удивилась Таня.
– Потому что ничего этого не было.
– Но это было.
– Но вы же сами сказали, что точно не помните, потому что были пьяны.
– Да, я впервые пила водку и у меня что-то случилось с головой.
– Не похожи вы на пьяницу и развратницу. А в жизни всякое случается: сидели у костра, стало холодно, вам предложили выпить, чтобы согреться, вам стало худо. Ваш кавалер или кавалеры этим воспользовались. Разве не так?
– Не так. Это случилось до того, как я выпила водки.
– Неужели вы не попробовали сопротивляться, закричать, например?
Таня отрицательно помотала головой.
– Вы жестами не отвечайте, я не на вас, а на дорогу смотрю.
– Нет. Я боялась разбудить детей.
– А если бы детей не было?
– Тогда бы всего этого не было.
– Вот и давайте считать, что этого действительно не было.
– А как же Сапожников? Он же всё знает!
– Это просто фантазии молодого человека. Будем считать так.
– А следователь?
– Вот следователь пусть этим и занимается. Что касается меня, то, как директор, я не могу и не хочу в это поверить. В противном случае, мою фамилию начнут склонять в РОНО по всем падежам и успокоятся только тогда, когда я тоже уволюсь.
– Вы предлагаете смотреть в глаза школьников и врать?
– На двадцатом съезде партии было провозглашено, что нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме. Вы этому верите?
Татьяна Александровна грустно ухмыльнулась.
– Вот видите, вы сами этому не верите, однако каждый день смотрите в глаза своим ученикам и врёте.
Учительница вопросительно посмотрела на директора.
– Что вы на меня так смотрите? Сами-то верите, что Лев Толстой был зеркалом русской революции?
Таня отрицательно помотала головой.
– Значит, мы с вами договорились?
– Александр Сергеевич, для чего вы меня выгораживаете?
– Опять двадцать пять! Во-первых, я не верю в то, что эта история произошла по вашей воле. Скорее всего, вас к этому принудили. А во-вторых, я не вас, а себя выгораживаю.
Автомобиль скрипнул тормозными колодками, клюнул носом и остановился.
– Приехали, – сказал директор. – Вы, кажется, здесь живёте?
