Kitobni o'qish: «Пуансон», sahifa 6

Эпизод 4

Наша делегация замерла на месте. Находившийся на опушке возле кучи небрежно рассыпанных яблок сложил руки рупором и гортанно, совершенно нечленораздельно, что-то прокричал. Из глубины лесной чащи донеслись тождественные вопли на разные, столь же непереводимые голоса. Незаметно вокруг зачинщика переклички собралось целое стадо человекоподобных существ, с жадностью набросившихся на рассыпанные перед ними дары.

Стоявший к нам спиной обернулся, печально улыбаясь, перекрестился и сказал: – Ну что ж, проходите, коль пришли.

Мы опешили, но все же проследовали в расположенный неподалеку бревенчатый дом. Пока мы шли, мелькнуло подозрение, почему он крестит себя, а не нас, но ответа я тогда не знал.

Хозяин дома, когда мы расселись на предложенные деревянные табуреты, заговорил:

– Вопросы излишни. Знаю, с чем вы пожаловали, и постараюсь объясниться. Представляете ли вы глубину одиночества того, кто разумен? – поднял раскрытую ладонь, охлаждая наш пыл. – Однажды, ощутив нечто сотворенное в череде бесконечного множества мертвых звезд и осознав в том себя, решился перестать таковым являться. Жизнь развивалась медленно, часто спотыкалась, терялась в потемках, забредала в тупики. Встал вопрос в поводыре, и я даровал ей разум. Наделенная новым качеством, та бодро зашагала вперед, со ступени на ступень, все дальше вверх по лестнице. Добравшись, наконец, до вершины эволюции, вдруг заскучала и стала искать способ самоуничтожиться. Последствия – не погибель для меня, конечно, но сильное разочарование, возможно – необратимое. И я нашел выход, не лучше и не хуже: бузяки, их ипостась – зеленые глаза, вы встречались с ними на Пуансоне. В критический момент они уничтожают рукотворное из металла, а разум запирают в клетку, – рассказчик улыбнулся, – кошки, любимые создания, а крылья – это для удобства погрузки на шар. В мире теней, – старик впервые употребил собственное определение, – тела сжигают, просеивая тени сознания через лабиринт, – развел руками, – естественный отбор. В недрах планеты «чистый разум» собирается, а затем используется в качестве удобрения для яблонь, на которых и созревают плоды, замыкающие круговорот, – с этими словами он поднялся и жестом предложил последовать за ним. – Ах да, – вновь улыбнулся, – мои помощники – уцелевшие особи кремневой эволюции, к несчастью, обладающей иммунитетом к воздействию зеленых глаз, недостаток, погубивший их цивилизацию.

Человекообразные догрызали последние плоды, огрызков нигде не валялось.

– С обезьянами ничего не получается, – пожаловался, – представляете, перед вами тысячное поколение.

Дед явно скромничал. Те, кого он назвал обезьянами, уже либо лишились, либо собирались лишаться шерсти, начиная прямо с головы. Многие наиболее продвинутые особи держали в руках первобытные орудия, в основном палки.

– Делаю все от меня зависящее, уговариваю слушать музыку, рисовать, строить замки на песке и, главное, пытаюсь заставить думать, как угодно, о чем пожелают и когда заблагорассудится.

Сдавленный крик, раздавшийся за спинами, оборвал повествование. Кадастр, сцепившись с одним из самых рослых обезьяночеловеков, катался по траве.

– В чем дело, Бука, сейчас же перестань, это же наш гость.

Но ни Бука, ни Кадастр не реагировали на призывы и продолжали бутузить друг друга, кусая и таская кто за волосы, кто за шерсть. После нескольких особо ловких движений Кадастр оказался сверху и, издав победный клич, треснул Буку кулаком по лбу, тот робко дернул ногами и затих.

– Знай наших, дык ить…

Ион вопросительно посмотрел на победителя: – Командир, вы чего не поделили-то?

Кадастр поднялся, отряхнувшись, вытер пот и, пошевелив бровями, забубнил: – Обезьяны это, ну того, Ню хвать, значит, и деру.

Старик не на шутку развеселился: – Нет, ну вы подумайте, даже не предполагал, что это случится так сразу, в одночасье. Что ж, эксперимент, пожалуй, тронулся с мертвой точки. Не беспокойтесь, в конце концов, это и ее желание тоже.

Присутствовавшие при поединке будущие люди, почтительно склонясь, обступили победителя.

Кадастр испуганно озирался: – Это они зачем, это как это, дык ить чего?

– Избрали тебя вождем, оставайся, не пожалеешь.

Ликующая толпа, получив снисходительное согласие, подняла и понесла на руках раздающего воздушные поцелуи нового вождя. Как же иначе, обезьянам без предводителя никак нельзя.

И тут я подумал о Ню. Мне показалось, что вдруг я понял ее мировоззрение, те причины, по которым она покидала нас сейчас. Те причины, побудившие оставить Землю, став частью посланников, тех, кого вместила пилюля.

– А теперь послушайте, люди с планеты Земля. Я – всего лишь разум, случайно созданный природой. Мозг, ядрами которого служат звезды, а наблюдаемый вами образ – материализованный фантом. Ну вот, вроде бы и все, что знал, рассказал, возвращайтесь домой, – в очередной раз перекрестившись, он направился к жилищу, вдруг передумав, приблизился ко мне и прошептал: – Шрот, не пиши рассказ, таких историй не бывает, не спорь со мной, я прочел.

Он уходил уверенной сильной походкой, седые локоны вздрагивали на плечах, отмеряя такт шагов и последние минуты нашего с ним знакомства.

* * *

Пока я составлял маршрутную карту для автопилота, Ажан и Ион поочередно управляли пилюлей в ручном режиме. На третий день, завершив расчеты, я отправился в рубку, за пультом находился Ион. Мы поздоровались.

– Порядок?

– Будет, если Ажан утвердит маршрут. Когда его вахта?

– Скоро, через пять минут, – второй пилот улыбнулся, – дедуля-то не так уж и прост, – начал он издалека, – намолол каких-то бредней и удрал. Тебя отрядил в писатели.

– Да ерунда, – изменил я тему, – главное, у нас остались координаты и мы всегда сможем вернуться. Кстати, а что он там говорил о фантоме?

– Так и говорил, что, мол, фантом он… – ответил Ион, продолжая улыбаться.

– То есть то, чего не существует?

– Все гораздо проще, ребята, – подключился к беседе Ажан, – не обратили внимания, как он похож на представление о нем?

– И что с того? – отозвался второй пилот.

– А то! Вселенский разум, в миру – агроном, ставящий эксперименты с материализацией фантома, не впечатляет.

– Но для чего-то люди ему нужны? Показуха с обезьянами, согласен, – глупо.

– Дело тут в другом, – Ажан задумался, – мозг, в котором галактики играют роль молекул, так же раним, как и наш, – Ажан постучал по виску, – и весь огромный интеллект бессилен перед происходящими внутри катаклизмами. Вспомните слова о погибели, а речь там шла о маленькой планете и о тех, кто чуть не стали тому виной. Не это ли сполна доказывает, что человек – единственная надежда на спасение.

– Хочешь сказать, человечество станет способно поддерживать равновесие в звездных системах?

– Обсудим это дома. Шрот, тебе есть чем нас порадовать?

Я протянул Ажану расчеты.

– Выходит, – сделал выводы первый пилот, не отрываясь от сводной таблицы, – топлива на самостоятельную посадку – нема. Хорошо. Сколько времени займет регистрация маршрута?

– Несколько минут.

– Значит так, через четверть часа каждый в персональном саркофаге. Всем снов, до встречи на орбите Земли. – Ажан остался в рубке, а мы с пилотом расходились по разные стороны коридора.

– Шрот?

Я обернулся.

– Интересно, старикан-то не потому такой умный, что читать умеет?

На этот раз Иону удалось, засмеялся я один. Минутами позже, сладко зевнув, я провалился в пеструю темноту сновидений, впрочем, все как обычно.

* * *

Зеленая клякса ползет, вытягивая тоненькие ножки. Вдруг, будто спохватившись, вздрагивает и начинает надуваться. Некоторое время дуется, дуется и, наконец-то, лопается. Я открываю глаза и знаю, зачем нас нашли и буксируют к Земле. Скоро увижу планету в окно. А когда приземлимся, упаду, распластаюсь и поцелую.

Наслаждаясь чувством изменяющейся гравитации, выпрыгиваю в коридор и с размаху чуть не разбиваю голову. – Что за черт? – и тут я начинаю понимать назначение перегородки, отделяющей отсеки с саркофагами Ажана и Иона.

Сжатые со злостью кулаки самопроизвольно дуплетом ударили по стене, та ответила молчанием. Ворвавшись в рубку, включил информационный экран, в строках состояний напротив третьего и четвертого отсеков значилось – «разгерметизация». Я заплакал и, ничего не соображая, лихорадочно заметался над пультом управления – ах, вот она, зараза…

Дрожащий палец давит на клавишу, включая монитор. Тот засветился, и металлический голос продублировал появившийся текст – «Повреждение обшивки между третьим и четвертым отсеками»… Он мог бы долго говорить, сыпать цифрами и процентами вероятности, но образовавшаяся в динамике дыра размером с кулак повредила ему голосовые связки.

Выглянул в окно. Даже без наличия третьего глаза во лбу стало ясно – рядом нет никого. Пилюля, сбитая с орбиты метеоритом, виновным в гибели пилотов, изменив траекторию полета, попала под влияние гравитации планеты.

– Это не Земля! – вспыхнула догадка. – Здесь иные очертания и расположение материков. – Это не Земля!!! – склонившись над пультом управления, набрал на клавиатуре вопрос.

«Данных о развитии цивилизации на планете, именуемой Земля, не поступало», – дважды прочитал я вслух, чувствуя, как нервно вздрагивают руки. Боже, руки – сухая дряблая кожа и загнутые книзу ногти, нет, замотал головой, они не могут мне принадлежать. Но руки слушались, и я коснулся лица. Впалые щеки и бугры морщин под глазами на ощупь – семидесятилетняя история формировала убеждение: я – старик.