Kitobni o'qish: «Двенадцать миллиардов»

~ * * * ~
/Солнечная система. Планета Земля. Окрестности центральной базы ОДО /

Ночную мглу внезапно разрезал острый свет бортовых фонарей небольшого межпланетного звездолета, его полозья с грубым скрежетом соприкоснулись с поверхностью планеты, и через шлюзовое отверстие начал быстро выезжать автоматический трап. Из чрева корабля выбежали двое.

– Засек его сигнал? – послышался тихий женский голос. Его владелица, как и сопровождавший ее мужчина, была облачена в черную защитную маску, полностью скрывавшее ее лицо.

– Настраиваюсь… – с заметной нервозностью в голосе, прозвучал в ответ низкий мужской бас. – Где-то там, у начала сейсмического разлома. У одного из активных кратеров.

– Частота два-шесть-двадцать четыре.

– Я помню. Вперед! Еще около ста метров. Вот только почему нет визуального сигнала от сканирующего дроида?

– На “Полярисах-Б12” установлены новейшие системы предотвращения возгораний. Кроме того, отсек с ядерным топливом при соприкосновении с Землей автоматически демпфируется. Ни дыма, ни огня и не должно быть видно. Быстрее! Корабли ОДО могут появиться здесь в любую минуту.

Преодолев небольшую каменную возвышенность, они оказались перед полуразрушенным межпланетным кораблем. Его громадный корпус застыл всего на волоске от гибели. Значительно накренившись, он свисал носом в бездну дымящегося кратера.

– Никогда бы не подумал, что в этом секторе такое творится.

– Пару десятилетий назад Институт проводил здесь исследования в области стабилизации сейсмических процессов на планете. И хотя спустя несколько лет решение было найдено, для этих земель это обернулось катастрофой. Перераспределение напряжения первых двух слоев коры больше всего отразились именно на этой зоне. Произошли необратимые процессы, последствия которых видны до сих пор. Но мы здесь не для этого, – внезапно прервала свой рассказ девушка, словно поняв бессмысленность продолжать углубляться в историю. – Мы должны вытащить его. Надеюсь, мы прилетели не слишком поздно.

– Подключаюсь к главному компьютеру. Есть сигнал о наличии живого организма. Система жизнеобеспечения еще функционирует. Но мощности хватит всего на тринадцать минут.

– Сможешь удаленно запустить двигатели?

– Ты шутишь? Даже реверсный не запустить. Корабль почти полностью разрушен от удара о поверхность.

– Вот Дьявол, – с раздражением произнесла девушка.

– Система управления телеметрией?

– Повреждена.

– Перераспределение нагрузок?

– Только в хвостовой части и на десяти процентах резервной мощности.

– Перераспределяй грузы в тыловой части, чтобы выровнять звездолет.

– В процессе…

– Можешь открыть резервные люки?

– Почти все выведены из строя. Открылся только М8. Тот, что с другой стороны. Грузы перераспределены. Пойдем!

Спустя несколько секунд послышался скрежет титановых пластин о каменное, еще дымящееся окаймление вулкана, и корабль стал накреняться в обратную сторону, выравнивая сильно поврежденную носовую часть.

– Достаточно! Дальше не нужно! Вытащим его из кабины и завалим корабль в кратер. Я не хочу оставлять никаких следов. Они будут искать его, прочесывая зону под микроскопом.

– Хорошо! На борту остался один поврежденный всего на пять процентов “Раптор”.

– Модель с встроенной системой автономного полета и удаленным управлением?

– Да, тот, что с усовершенствованным мобильным термоядерным реактором. МТР-6 Последняя модель.

– Отлично. Выводи его и запрограммируй на перелет в грузовую секцию нашего звездолета. Продашь его на запчасти и срубишь неплохой куш. Мне же нужно как-то рассчитаться за твою помощь… Пойдем к отсеку М8!

Оббежав звездолет с тыловой части, они обнаружили, что палуба корабля по- прежнему находилась слишком высоко, чтобы самостоятельно забраться на нее. Повреждения были так значительны, что корабль буквально растянуло в длину словно кусок мягкого пластика.

– Скобы! – скомандовала девушка и, занеся руку за спину, вытащила пневматическую трубу, которая в тот же момент разразилась хлопком, и всего за несколько секунд их тела взмыли в воздух, поддерживаемые почти невидимыми титановыми нитями.

Внутри корабля их ждала непроглядная темно-серая пелена, состоявшая из взвеси пыли, дыма и гари. Ориентируясь лишь по датчикам наведения чудом еще работавшей бортовой системы звездолета, им удалось добраться до кабины пилотов, где они и обнаружили тяжело дышавшего капитана. Его правая нога была насквозь пронизана куском металлической трубы, а голова оказалась зажатой среди больших обломков стекловолокна и стоек из гибких углеродных пластин.

– Вот черт, – прошептал мужчина, почувствовав как подошва его ботинка оказалась в луже из растекавшейся по полу кабины пилотов крови.

Они попытались вытащить пилота из кресла, но все это время лежавший без сознания, он неожиданно взвыл от боли, одновременно пытаясь дотянуться до поврежденной ноги.

– Нужно распилить профиль, чтобы освободить ногу, – офицерским тоном скомандовала девушка. – ФМР-4, два кубика. Иначе он не выдержит! И ставь датчики. Не забудь про фрагменты тканей, они нам пригодятся.

– Кто ты? – тишину взорвал голос пришедшего всего на несколько секунд в сознание капитана корабля.

Дыхание девушки участилось, и хотя в тот момент она была готова почти ко всему, ей едва удалось найти в себе силы поднять глаза вверх и посмотреть на пилота. И даже если бы в тот момент у нее оставалось время на анализ ситуации, ей едва ли удалось понять, чего она боится больше, его страшного полного ненависти взгляда или же тех ужасных леденящих душу шрамов, которые покрывали его щеки, глаза и лоб. Все его лицо было залито кровью, а правый глаз был полностью рассечен фрагментами острого пластикового обода.

– Молчи, если хочешь жить! – отставив эмоции, спустя несколько секунд произнесла она. Сделав необходимый укол и высвободив ногу от железных обломков, они начали вытаскивать пилота из гибнущего корабля.

– Автоматические спусковые тросы еще работают?

– Да, – отозвался ее партнер, проверив системы.

– Тогда быстрее! Дотащим его туда и как только спустим, перераспределяй грузы обратно и опрокидывай звездолет! Кровь в кабине пилотов поможет нам замести следы! – сказала девушка, спрыгнув из корабля последней и чувствуя, что спланированная ей до мелочей операции наконец-то подходит к своему завершению. Звездолет издал прощальный металлический скрежет и заскользил в чрево дымящегося кратера.

Небольшая белая лаборатория была полностью залита светом инфракрасных ламп. Операция продолжалась почти всю ночь. Склонившись над хирургическим оборудованием, они из последних сил заканчивали, начатую еще вчера вечером, работу.

– Все, я закончил, – устало произнес Томас, отстранившись от большого стеклянного стола.

– Вышло великолепно!

– Спасибо!

– Уверен, что секторы памяти его головного мозга не повреждены?

– Сложно такое прогнозировать. Сама знаешь, какая тонкая эта материя. Через несколько часов он сможет прийти в сознание и мы это узнаем из первых уст. Не смотря на все наши меры предосторожности, все же он очень опасен! – прошептал Томас, отходя от прямоугольного стола из мягкого пластика и повернув проекционный дисплей к Юлии.

Ее уставшие глаза уже совсем не источали былую самоуверенность и горячность. Люди, видевшие ее всего год назад, возможно, и вовсе бы не узнали ее сейчас: волосы были окрашены в самый черный из всех оттенков, что ей удалось найти, та же участь постигла ресницы, брови и ногти, в каждом ее движении, каждом звуке и взгляде прослеживалась столь нехарактерные для нее ранее грусть и озлобленность. Казалось, что каждое ее намерение, каждая мысль теперь были подчинены какому-то фаталистическому замыслу, смысл которого был понятен лишь ей одной.

– Нейрозонд работает нормально? – переспросила она своего коллегу.

– Все в порядке, я проверил трижды. Думаю, что его энергии хватит хотя бы на полгода. Боюсь, что дольше ему не протянуть.

– Мне больше от него и не нужно, – сказала Юлия, подойдя к небольшому задернутому плотной коричневой шторой окну.

Видя подавленное состояние своей подруги, Томас неторопливо подошел к ней, но положение ее тела, трясущийся указательный палец правой руки и наполненный разочарованием взгляд остановил его от попыток обнять ее. Встав напротив Юлии, Томас в очередной раз решил ограничиться беседой. И делал он это не столько ради того чтобы выпытать у нее что-либо, а скорее просто из желания в очередной раз отвлечь и тем самым хоть немного успокоить ее.

– Как ты узнала, что мы найдем его там? – спросил он максимально спокойным тоном, который только мог воспроизвести его голос.

– Если я расскажу тебе, ты подумаешь, что мне тоже нужна операция, – в своей привычной манере, с налетом дерзости и двусмысленности одновременно, ответила Юлия.

– Для второй операции у меня все равно сегодня уже больше нет сил, – аккуратно сыграв на правильной струне душевного настроя своей коллеги, Томас впервые за тот вечер смог заставить Юлию немного раскрепоститься.

– С тобой когда-нибудь говорил Дьявол? – глубоко вздохнув, начала Юлия. Томас понял, что она задала риторический вопрос и учтиво промолчал, лишь едва заметно выказав взглядом, желание продолжать слушать ее. – Я была у себя дома… Одна… Впрочем, как и всегда в последнее время. Мои мысли снова донимали меня, не давая заснуть. Затем случилось то, что я никогда не чувствовала раньше. Это странное ощущение, когда ты находишься между сном и реальностью, когда никого нет рядом с тобой, чтобы дать тебе возможность различить одно от состояние от другого. Внезапно я увидела ярко-красную вспышку, и кто-то начал говорить со мной. Эта речь не была привычно создана из слов и предложения, но я почему-то отчетливо понимала, что именно хотят мне сказать и запомнила абсолютно все.

– Почему ты думаешь, что с тобой говорил именно Дьявол? – всеми силами пытаясь изобразить заинтересованность, уточнил Томас, почувствовав, что Юлия сделала затяжную паузу.

– Не думаю, что кто-либо другой смог бы сообщить и посоветовать сделать такое. Но самое главное, что ему удалось убедить меня. Не запугать, не измучить витиеватыми прологами и софистскими выводами, а сделать так, чтобы я сама поверила в важность исполнения такого предназначения. Суть его предложения была простой. Он даст мне успокоение и мой возлюбленный не достанется сопернице, за это я должна была пообещать ему, что найду и спасу жизнь этому пилоту.

Подойдя вплотную к Томасу и подняв вверх свой все еще подергивающийся от волнения указательный палец, она продолжила:

– Только самому Дьяволу могли быть точно известны время и координаты того Богом забытого места. Я очень рисковала, прилетев туда вчера. Но сейчас и ты видишь, что все это не было игрой моего воображения. Я слышала этот голос и знаю, кто его хозяин. Свято место пусто не бывает, и если все это время Бог отказывался услышать меня, на мои мольбы откликнулся его не менее могущественный соперник.

Томас тщетно пытался найти хоть какое-то рациональное зерно в услышанном. Зная Юлию уже более десяти лет и успев привыкнуть к необычному ходу ее мыслей, все же подобное из ее уст ему приходилось слышать впервые. Его собеседница закрыла глаза, словно пытаясь проанализировать стоило ли ей посвящать своего коллегу в столь глубокие подробности той загадочной ночи. Томасу было крайне сложно воспринять услышанное. Зная сколько времени Юлия посвятила наукам, он никак не мог поверить в то, что сейчас именно она произносит такие слова.

Затянувшаяся пауза в беседе, которая и без того едва ли смогла перерасти в продолжение конструктивного разговора внезапно прервалась.

– Что это за место? – спустя несколько часов ненадолго придя в сознание, произнес Вернон, пока еще не в силах двигать ни единым мускулом своего тела. Единственное, что ему удавалось делать самостоятельно – это фокусировать зрение на многочисленных, освещавших лабораторию, лампах.

– Успокойся. Ты на Земле. В заброшенном бункере Института, – подойдя к столу, спокойно ответила Юля. Вернон попытался повернуть голову, но боль от работы каждой мышцы его шеи была так велика, что он передернулся в страшной конвульсии.

– Кто вы такие? Что вы со мной сделали? – едва выдавливая из себя слова, произнес он.

– Меня зовут Юлия. Юлия Полсон. Мы только что вытащили тебя с того света, кое-кто очень хочет чтобы ты пока оставался здесь.

– Хороши помощники. Двигалась бы сейчас хотя бы одна моя рука…

– Успокойся, постарайся не шевелиться и не напрягать мышцы в последующие двадцать четыре часа, – вступил в разговор своим басом Томас, пытаясь придать разговору большую значимость и поддержать подругу.

– Ты еще кто такой? – с раздражением продолжал задавать вопросы Вернон.

– Я Томас Морган. Нейрохирург.

– Да, наверное, я мог бы и сам догадаться… – Зачем вы вытащили меня? Вам нужны подопытные кролики? Продадите меня на запчасти?

– Расслабься, Вернон. Если бы мы хотели этого, части твоего тела еще вчера бы разлетелись по всем обитаемым планетам Солнечной системы.

– Откуда вы знаете мое имя? Почему вы выбрали именно меня?

– У меня хорошие связи. Мой покойный дядя раскрыл мне многие секреты, – ответила Юля, медленно снимая повязки из искусственных тканей, обволакивавшие его тело.

– Для меня сейчас важно разгадать лишь один секрет, – ежившись от боли, проговорил Вернон. – Зачем мне такое воскрешение, если я не в силах пошевелить даже собственными пальцами. Не лучше ли было умереть еще тогда в звездолете, упав в этот чертов кратер с бушующей лавой?

– Наберись терпения, операция произведена успешно, скоро твои клетки войдут во взаимодействие с нейромедиаторами и ты почувствуешь себя еще лучше, чем был до этого происшествия, – пояснила Юлия, пытаясь успокоить Вернона.

Медицинское оборудование, которым была окружена палата лаборатории, неустанно информировало о состоянии его организма, периодически выдавая сигналы, которые на слух были понятны лишь специалистам, посвятившим этому многие годы. Услышав один из них, Томас снова подошел к оборудованию и стал пристально изучать выводимые трехмерным медицинским проектором данные.

– Нейро…? Что это такое? – переспросил Вернон, удивляюсь слову, которое слышал в первые в своей жизни.

– Нейромедиаторы. Это была наша вторая специальность в Институте. Мы много лет работали помощниками директора департамента по этому направлению.

– Хорошо, – выдавил из себя едва складывающий слова Вернон и все еще не силах пошевелить ни руками, ни ногами, – Просветите меня! Что это такое? Раз вы уж и так без моего разрешения накачали меня этими штуками.

За объяснение на этот раз взялся освободившийся от измерений Томас.

– Нейромедиаторы или как мы называем его "вещество Р" – это своеобразные нанотела отвечающие за контроль нервной системы живого организма и ее реакции на внешние раздражители. Они представляют собой биологически активные химические вещества, посредством которых осуществляется передача электрического импульса от нервной клетки через синаптическое пространство между нейронами и от нейронов к мышечной ткани. Нервный импульс, поступающий в пресинаптическое окончание, вызывает освобождение в синаптическую щель медиатора. Молекулы медиаторов реагируют со специфическими рецепторными белками клеточной мембраны, инициируя цепь биохимических реакций, вызывающих изменение трансмембранного тока ионов, что приводит к деполяризации мембраны и возникновению потенциала действия.

– Черт вас дери, понять хотя бы хоть половину из того, что сейчас прозвучало. Они что контролируют степень чувствительности или нечуствительности к боли? – с едва заметной ноткой интереса уточнил Вернон.

– Все верно. Ты ухватил суть. Путем синтеза нам удалось получить уникальный препарат, позволяющий избавлять человека от боли. И в отличие от анестезии, живой организм при этом пребывает в полном сознании и даже более того, реакции его нервной системы становятся еще более быстрыми и острыми.

– Ты хочешь сказать, что я буду получать наслаждение от боли?

– В какой-то степени. К сожалению, все особенности реакции организма человека на этот препарат нам установить пока не удалось. Исследования были прекращены Институтом более пяти лет назад по причине запрета проведения опытов на живых организмах.

– Как вы синтезировали этот препарат?

– Я не думаю, что тебе будет интересно узнать правду об этом, – слегка переполошился Томас, пытаясь сделать вид, что делает какие-то пробы на теле своего подопечного.

– Вы кажется только что говорили, что я перестану чувствовать боль. Думаю, мне не будет больно узнать и об этом.

– Ты не будешь чувствовать физическую боль, но душевная все равно будет продолжать наносить тебе травмы, – без единого намека на сочувствие произнесла Юлия.

– Как-нибудь переживу. После всего того-то, что вы уже со мной сделали… Говорите! – Вернон впервые попытался повысить голос, и хотя боль в голосовых связках принесла ему резкий дискомфорт, он остался доволен произведенным эффектом. Тембр его голоса после операции стал значительно ниже, и это предавало его словам если пока что и не эффекта запугивания, то хотя бы большей весомости.

– В нашей звездной системе есть лишь одно уникальное животное, клетки которого позволяют получить необходимое количество первичного материала ДНК, – решилась на раскрытие правды Юлия.

– Так я и думал… Вы скрестили меня с каким-нибудь крокодилом? – с оттенком отчаяния поинтересовался Вернон.

– К твоему счастью, нет. Но да, это редкая особь и со странным названием. Скорее всего ты даже ни разу не слышал о нем. Его называют голый землекоп. Это всего лишь небольшой, страшненький зверек. Никто и никогда не уделил бы ему такого пристального внимания, если бы не уникальное свойства его тканей. Это единственное известное нам живое существо, клетки которого как раз и лишены «вещества P». Они не ощущают боли от порезов и ожогов, нечувствительны к кислоте даже при pH менее трех, они отличаются невосприимчивостью к большим, смертельным для всех других видов животных, концентрациям углекислого газа, не подвержены образованию раковых опухолей, благодаря двойному защитному механизму, контролирующему рост клеток. Они рекордсмены по продолжительности жизни, живут дольше черепах и попугаев. Голые землекопы не пьют воды, способны полностью восстановить свою функцию после более чем получасового кислородного голодания, что в шесть раз превосходит аналогичный период для любого другого живого организма. До введения моратория на произведения опытов над животными, мы были главными специалистами Института по исследованиям функций его клеток. После этого мы с Томасом были переведены в другие департаменты, однако нам все же удалось сохранить в тайне некоторое оборудование и двух особей.

– В моих клетках теперь ДНК какого-то вонючего грызуна, – раздраженно констатировал Вернон и повторно сделал попытку наклонить голову, чтобы хоть краешком глаза увидеть свое отражение в стоящем неподалеку большим зеркале. Однако, и эта попытка была обречена на неудачу. Его мускулы по-прежнему отказывались подчиняться ему.

– Если ты не хочешь жить, я могу быстро это исправить, – огрызнулась Юлия, – бросив взгляд на полку из стекловолокна, вмещавшую в себя многочисленные, использованные ими во время вчерашней операции, скальпели.

Вернон некоторое время хранил молчание и затем, успокоившись, сделал небольшой вздох. Это было все, на что в тот день был способен его организм. Повернуться к зеркалу он так и не смог, но даже без зеркала он был вполне в состоянии понять, что зрение его было ограничено лишь правой стороной.

– Что с моим вторым глазом?

– Роговица и хрусталик сейчас уже в порядке. Мы заменили их. Но проблема оказалась глубже, чем мы думали. Эта сторона головного мозга оказалась очень сильно повреждена, и мы не сможем вернуть тебе зрение на этом глазу, но зато к другому перетечет вся сила правого. Уже совсем скоро ты поймешь, как ее использовать. А сейчас дай нам шанс завершить начатое, мы должны осуществить завершающую фазу нашей работы. Из-за пожара в кабине твое тело лишилось более трети кожного покрова. Мы должны произвести регенерацию тканей.

– Признаться честно, мы не ожидали, что ты сможешь прийти в сознание так быстро, – добавил Томас. – Я введу тебе еще одну дозу общей анастезии!

– Что с моим отцом? Где он?

– Сейчас тебе нужно отдохнуть, Вернон. Мы еще не закончили.

– Говорите!!! Он жив? – этот крик стоил ему невероятной боли в шее, голосовых связках и висках, но Вернон просто не мог сдержаться. Никогда ранее он еще не был в состоянии подобного болезненного бессилия. Мысль о том, что в эти минуты он полностью зависел от малознакомых ему людей, буквально выворачивала его наизнанку.

– Они убили его. И если бы не мы, убили бы и тебя, – произнесла Юля, однако в ее интонации совсем не нашлось места сочувствию. – Если хочешь отомстить, дай мне закончить то, что мы начали.

Тяжесть разочарования отразилась еще более сильной травмой для еще не до конца окрепшего организма Вернона, чем предполагал Томас. Руки их пациента совсем недавно еще лежавшие в полностью обездвиженном состоянии неожиданно дернулись в стороны, опрокинув разложенные вокруг него ампулы и контейнеры с медикаментами. К их удаче, своим резким рывком он не повредил системы жизнеобеспечения. Томас молниеносным движением зафиксировал капельницы на запястьях и Юлия, введя всего пару команд на клавиатуре нейронного компьютера, снова погрузила тело Вернона в сон.

– Они заплатят за это своей кровью, – едва успел произнести Вернон, до того момента как его организм в очередной раз полностью обездвижился, погрузившись в навязанный сон.

– Представляю, как ему больно, – констатировал Томас, сильно сжав обе губы.

– Он не знал своего отца и ему так и не дали познакомиться с ним…

– Думаешь, эта регенерационная цепочка, описанная в дневнике профессора Фостера сработает и он действительно сможет вернуться к полноценной жизни? – Томас внимательно посмотрел на свою коллегу, словно подсознательно ища поддержку в ее ответных словах. От удачи в последней фазе операции, зависел успех всех его многочасовых трудов.

– Все сработает. В записях Фостера как всегда много всякого бреда, но конкретно в этом разделе все предельно логично, – спокойно ответила Юлия, наблюдая как мозг Вернона стремительно погружается в сон. – То, что применяют шумеры на Проксиме – это будущее наших технологий. Логичное их продолжение. Иногда чтобы достроить великую теорию, бывает необходимо получить всего лишь крошечную подсказку. А их прогресс, в основном объясняется отсутствии гуманности.

– Что ты имеешь ввиду, Юля? – поинтересовался Томас, продолжая программировать медицинское оборудование на произведение заключительной стадии операции.

– Гуманность делает нас более человечными, но одновременно более отсталыми. Когда наша раса одна – сравнивать нам не с кем. Но вот, стоило нам добраться до соседних звездных систем и мы видим как отстаем в развитии. Фостер рассказывает о своей беседе с неким Вукубом. Как я поняла, он один из главных ученых майя. Так вот у них никаких ограничений на предметы и методы исследования не накладывалось, они делали эксперименты над всем, чем хотели. Даже над своими братьями по расе. И вот теперь ты видишь, каких результатов им удалось достигнуть.

– Скоро мы узнаем, приживутся ли эти методы на наших особях, – скептически отозвался Томас.

– Приживутся. Наша цепочка ДНК отличается не так уж и сильно, – с уверенностью заключила Юлия, фиксируя дополнительные датчики на теле Вернона.

– До сих пор удивляюсь, как тебе удалось получить доступ к дневнику профессора Фостера.

– Мой дядя успел установить системы слежки за всеми учеными ОДО, в том числе и за главным.

– Но ведь ты говорила, что они вернулись совсем недавно…

– Какими бы суперсовременными технологиями не занимался Фостер, удивительно, но в качестве своего дневника он до сих пор использует достаточно старый прибор, взломать который не составило труда. Входя в зону действия сигнала центрального сервера ОДО, информация о последних записях автоматически дублируется в специальное хранилище по радиоканалу на служебной частоте.

– И твой дядя посвещал тебя во все эти секреты и тонкости?

– Я была ему как дочь. Жены и своих детей у него никогда не было. Он всю жизнь опекал и помогал мне. А поговорить-то хочется всем… Иногда даже самым закрытым интравертам на планете. Сейчас сотрудники администрации ОДО конечно же поменяют их, а вместе с ними и методы аутентификации на серверах, но я уже успела узнать более, чем достаточно.

– Я чувствую, что для тебя все это уже далеко не только научный эксперимент… – прошептал Томас, приступив к операции, но его коллега сделала вид, словно не расслышала его.

– А ты когда-нибудь был отвергнутым? Знаешь, что такое чувствовать безответную любовь? Знаешь, как это чувствовать себя преданным? Он был для меня всем. И я была готова на все ради него, может быть даже его любовь смогла бы исцелить меня. А теперь? Что я получаю в результате? Он предпочел меня другой.

– Но нельзя же отвечать на безответную любовь гневом, местью, смертью… – видя захлестывавшую его собеседницу нервозность, настаивал Томас, отстранившись от Вернона в ходе очередной паузы. – Может быть следовало бы разобраться в причине его действий?

– Я уже пыталась устранить причину. Однако, причина каким-то волшебным образом выжила, – с нескрываемой злостью в интонации, ответила Юлия.

– Только не говори мне, что ты …

– Да… – резко ответила она и лишь повернувшись к своему коллеге спиной в желании избежать укоризненного взгляда, смогла закончить фразу. – Я своими глазами видела, как ее звездолет рухнул в Атлантический океан. Она обязана была сгинуть там. Но кто-то свыше снова встал на моем пути.

– Значит это знак, Юля. Знак, что нужно остановиться.

– Ты прав, это знак. Но говорит он о том, что неразлучными мы с ним можем быть только в другом мире. Я скоро уйду. И руками Вернона он совсем скоро присоединится ко мне. Но ей он не достанется никогда! Слышишь?! Никогда! – Юлия заплакала и настолько сильно повысила голос, что Томас был вынужден приблизиться к ней, чтобы успокоить.

– Я как никто другой понимаю твои чувства, хотя и абсолютно не согласен с твоими методами, – произнес он, заключив ее в свои объятия. – Я знаю, что твоя болезнь почти не оставляет тебе шансов… Но все мы должны бороться до конца, в надежде и вере.

– Всю надежду и веру во мне он уже убил. И давай уже завершим это! – Юля резко оттолкнула пытавшегося приблизиться к ней коллегу и указала ему на процедуру запуска полностью сконфигурированной программы операции над телом Вернона. Тяжело вздохнув, Томас приступил к работе, выполняя ее завуалированный в просьбу, приказ.

Оставалось всего несколько часов до завершения начатого. Последняя фаза прошла полностью автоматически в герметичной установке по регенерации тканей. Тело Вернона была помещено в специальную капсулу, где миллионы нанонитей в ту же минуту заскользили вокруг поверхности его кожи. Руки, ноги, грудь и лицо постепенно покрывались защитным покровом эпидермиса, сквозь который вскоре начали проступать небольших луковицы волос, родинки и морщины. Вскоре регенерация была полностью завершена и капсула распахнула свои створки. Все еще пребывая во сне, Вернон сделал глубокий вдох, насытив легкие обогащенной кислородом воздушной смесью.

Спустя несколько часов Юлия уже провожала по коридору уходящего Томаса.

– Без фрагментов его ДНК едва ли нам бы сошло это с рук. Но теперь, думаю, все пройдет чисто, – сказал Томас.

– Не волнуйся насчет солнечных кредитов. Я уже перевела все, что у меня было на твой счет и их происхождение отследить не удастся. Ты знаешь, свое слово я держу. Кроме того я отправлю тебе координаты моего человека, который поможет тебе выгодно продать запчасти от “Раптора”.

– Об этом я и не беспокоюсь, Юля. Меня больше волнует то, что ты сделаешь с результатами нашей работы, – Томас остановился перед дверью, внимательно посмотрев на свою

коллегу. – Пойми, он слишком опасен. Тебе и мне он, конечно же, вреда не причинит. А вот что он может сотворить с другими людьми. Теперь он больше похож на машину для убийства, чем на человека. Мне кажется, ты даже не представляешь себе, на что он способен.

– Теперь это уже моя забота, Том. Твоя часть работы на этом полностью завершена. И я благодарна тебе за помощь, – как отрезав ножом, произнесла Юлия.

– Я знаю, ты с самого начала говорила мне, что не будешь раскрывать своих истинных мотивов и конечных целей, но все же… – Томас сжал губы и пристально посмотрел на нее, – Подумай еще хотя бы один раз перед тем как выпустить джина.

– Хорошо, – сухо согласилась Юлия скорее из желания побыстрее вежливо проводить его, нежели из желания прислушаться к его совету. – Надеюсь, и ты разумно распорядишься средствами и сдержишь свое обещание никогда и никого не посвящать в то, что увидел за эти два дня.

– Ты знаешь, я никогда не подводил тебя. Хочу сказать на прощание лишь одно. Не делай месть своей целью. Нужно уметь прощать.

– Прощай, Том, – она грубо оборвала его, сыграв на этой игре слов, прекрасно понимая как не красиво прозвучал ее ответ.

– Удачи, Юля, – сказал Томас, окончательно осознав свое бессилие хоть как-то повлиять на решение, которое, по всей видимости, уже давным-давно было обдумано и принято ею.

Возвратившись в лабораторию, Юлия обнаружила, что Вернона уже не было в капсуле, в которой они оставили его всего несколько часов назад. Пробежавшись взглядом, она увидела его стоявшим у большого зеркала, в черном защитном костюме спецназа ОДО, который они с Томом предусмотрительно оставили для того чтобы их испытуемый смог в дальнейшем прикрыть свою наготу. Их разделяли всего около десяти метров, но она без опаски сделала четыре шага в его направлении.

– Я вижу, ты пришел в себя. Я специально оставила этот костюм для тебя здесь. Мне кажется он тебе очень идет.

– Глаз уже никогда не будет видеть, правда? – заговорил Вернон, все это время лишь внимательно разглядывающий себя в зеркало, не удосуживаясь даже повернуться к ней.

– Нет, но поверь мне, мы сделали все, чтобы компенсировать полученные тобой травмы.

– Можешь сделать меня бессмертным?

– Конечно же нет. Это невозможно. Но могу обещать тебе, что пока твоя голова держится на плечах, жить ты будешь! – Юля не смогла скрыть быстрой ухмылки пробежавшей по ее лицу. – Могу лишь только полностью исключить твою чувствительность к боли.

– А моральные страдания? Я все же буду продолжать ощущать их?