Kitobni o'qish: «Фальстарт»

Следовало все-таки пойти на день рождения Сузанова.

Но Федор остался дома и даже не позвонил. А вот завтра будет уместным ненавязчиво поздравить – порадовать последним достижением.

Они, наконец, сумели добить этот чертов двигатель.

Пусть сам решает, что важней – пить водку и произносить лживые слова или завершить дело восьми лет каторжного труда. Ровно столько они этот двигатель чертили, испытывали, снова чертили, выбрасывали из памяти, снова к нему возвращались. И наконец, вчера получили результат.

С помощью двигателя их новый автомобиль будет развивать на хорошей площадке скорость до 400 километров в час, разгоняясь до 100 километров за десять секунд.

Не в скорости дело, а в новизне подхода конструкции двигателя.

О нем знали три человека, не так сложно было запоминать новые пароли (названия ими и были на самом деле).

Все это делалось для сохранения тайны, возможности размещать заказы на изготовление отдельных деталей на заводах.

Сузанов не был посвящен в их дела.

Федор Изаков Сузанову не доверял.

Эксперимент заканчивался. Никто не должен был мешать.

Лучший способ – закрыться на время, уйти из-под контроля, а затем появиться в совершенно новом амплуа с готовенькой моделью, еще лучше – с реальным автомобилем.

Только тогда с ними будут разговаривать на другом языке; автоматически фирма переходит в ранг дающей, а не просящей.

Это – крупные заказы, которые помогут довести конструкцию до возможного совершенства.

Но, наверное, все – таки следовало поздравить Николая. С ним было столько связано, сделано.

К внутренним поединкам Федор давно привык, они не выходили, как правило, за установленные пределы. А вот сейчас вышли. Одна сила тянула за стол, за которым уже удобно разместилась вся верхушка холдинга, вторая за другой стол – рабочий, где соединялись и росли мысли, превращающиеся в материалы и узлы, в конце концов – в скорость, успех, богатство.

Федор обязан был пойти на этот шаг.

Иначе разрыв с Сузановым получился бы совершенно несуразным. Сегодня они пьют на брудершафт, завтра целятся друг в друга.

Должна быть пауза. И день рождения – как специально придуман для этого.

Федор открыл электронную папку, сделал расширение формата, стал изучать последний чертеж.

Собирался засесть за пояснительную записку, а потом приступить к составлению рекламных тезисов. Телефонный звонок вырвал его из удобно – обжитого пространства, вернул на грешную землю. То, что услышал, было похоже на колоссальной мощности взрыв.

Павел Рекун сообщил, что на именинах убили Сузанова.

– Ты что – перепил, Павлуша? – спросил Федор спокойно.

– Конечно, а потом сразу отрезвел, когда услышал, как раздается хлопок, а потом шеф медленно валится на стол, словно подрубленное дерево, и все сидят и завороженно смотрят…

Все это, казалось, из дешевого детектива. Почему убили Сузанова, да еще и на собственных именинах!?

Думая над этим, Федор ощутил облегчение. С каждой секундой оно все нарастало.

– Что ты молчишь?

– А что я могу сказать? Я в шоке.

– Мы ждем следователя. Хочешь – подъезжай.

И Павел положил трубку.

Некоторое время Федор смотрел на ботинок, оставленный у дивана. Ему предложили приехать.

Зачем он там нужен, он ведь и не пришел к Сузанову, чтобы показать, что является близким другом. А как расценят его появление сейчас…

Виной тому, конечно, звонок Павла.

Это было предупреждение, что все знают, почему он не явился на именины. Не явился, ибо знал, что там произойдет.

Павел должен был ему сообщить об убийстве, чтобы дать понять: все в недоумении.

Приехали. Ничего такого Павел не имел в виду. Как порядочный человек, просто сообщил о случившемся.

Ничто тут не вяжется. Павлу, во-первых, далеко до звания «порядочный» (если и порядочный, то подлец); во-вторых, совершенно очевидно, звонил, чтобы услышать и увидеть реакцию, кто его окружал в данный момент.

Федор выглянул в окно. Двор спал под огромными сугробами. Небольшие бугорки крыш автомобилей свидетельствовали: ехать – полное безумие.

Обстоятельства на его стороне, можно потом сказать, выехать из двора не смог.

Представил на унылых лицах кислые улыбки.

Ехать надо, чтобы все видели, что он никого не боится. Там уже работает следователь, прекрасно, он даст показания, как раз в этот момент подписывал разрешительные бумаги, вот они – горяченькие – смотрите.

Боже, сколько страхов окружает человека в жизни!

Сейчас к Федору подбирался страх неизвестного. Он не знал, с какой стороны будет нанесен удар (а что он будет нанесен, не сомневался).

Как только переступил порог парадной двери, по пояс окунулся в белый легкий снег, который рассыпался перед ним.

Снежные пики – вершины автомобилей – превращали двор в горное ущелье.

На улице снег убирали, можно было добраться до метро. Федор отвык от этого народного транспорта. Пришлось вспоминать: где брать билеты, по какому эскалатору спускаться. Он чувствовал себя иностранцем, попавшим в чужой город. И лица людей здесь отличались от тех, кого он видел наверху.

* * *

…Сразу наткнулся на Павла. Тот торопливо спускался по лестнице. Обнял Федора, потянул за рукав.

– Мы там сейчас не нужны. Полно милиции и охраны, а гости разъехались.

Так какого ты меня сюда вызывал, хотел спросить Федор, но не спросил, а покорно двинулся за Павлом.

Павел был одет в свой фирменный свитер, подчеркивающий балетную фигуру. Бывают такие баловни судьбы. Спортом и даже физкультурой не занимаются, едят как не в себя, мало двигаются, а выглядят стройными, оживленными, физически здоровыми.

Павел хорошо представлял себя со стороны, поэтому выбирал одежду чаще всего спортивного покроя. И сейчас он шел чуть подпрыгивающей походкой, словно танцевал балетный номер.

Федор знал, куда вел его Павел, – в музей автомобиля.

Много лет назад, когда холдинг только начинался, Сузанов вложил немалые капиталы на закупку старых автомобилей, точно рассчитав, что вложенное окупится сторицей.

«Все старое, говорил Сузанов, растет в цене: дома, автомобили, книги, картины, инструменты…Человек, к сожалению, за редким исключением, к старости только обесценивается. Поэтому мы создадим музей, который лет через десять-пятнадцать будет стоить миллионы».

Слова Сузанова сбылись, только вот его списали в архив, примитивно убив. Среди белого дня киллер прицеливается и ставит точку на радужных надеждах автора гениальной идеи.

В музее Павел хочет что-то рассказать или показать, явно имеющее отношение к этому поразительно дикому убийству.

Огромный салон, с четырьмя плазменными телеплитами по углам у самого потолка, наполнен прекрасными образцами человеческой инженерной и эстетической мысли: каждый штришок продуман, каждая деталь просчитана, все блистает в полумраке розового света.

Ежедневно эти машины, молчаливые изгои, чистят, моют, лакируют, заводят и дают возможность вспомнить, какой была их бурная молодость.

Что-то было неумолимо человеческое в этих металлических существах, словно солидные – толстые, худые, старые и молодые люди сидели на кожаных диванах и молча смотрели друг на друга, наслаждаясь своей неувядающей красотой.

Вот последняя новинка, приобретенная Сузановым за бешеные деньги (кажется, полтора миллиона долларов) Zero Pollution. Ее на одной из выставок представила французская фирма MDI (Motor Development International).

Автомобиль оборудован двигателем на сжатом воздухе.

Изобретателем двигателя являлся французский инженер-моторостроитель Гай Негр (Guy Negre), известный, как разработчик пусковых устройств для болидов «Формулы 1» и авиационных двигателей.

Павел хорошо помнил, что говорил Сузанов, медленно стягивая (точно женщину раздевал) бронзовое покрывало с тела автомобиля.

– Я купил его для того, чтобы учиться. Гай нас обогнал в прямом и переносном смысле. Это машина будущего потому, что работает на сжатом воздухе, не нарушая экологии, имея, к тому же, замечательные технические характеристики.

И он перечислил их, а потом рассказал о принципе работы двигателя: «Воздух засасывается в малый цилиндр и сжимается поршнем до уровня давления в 20 бар. При этом воздух разогревается до 400 градусов. Затем горячий воздух выталкивается в сферическую камеру.

В «камеру сгорания», хотя в ней уже ничего не сгорает, под давлением подаётся и холодный сжатый воздух из баллонов, он сразу же нагревается, расширяется, давление резко возрастает, поршень большого цилиндра возвращается и передаёт рабочее усилие на коленчатый вал».

Федор только посмеивался про себя: во-первых, хорошо знал во всех тонкостях детище ума Гая; во-вторых, потому, что эти замечательные характеристики их «АБВ» намного превосходил.

Выглядело это забавно. Стоят рядом солидные конструкторы, директора крупных фирм и восторгаются, как дети, новой игрушкой. А рядом с ними стоит человек, который в одну секунду мог бы опровергнуть привычные приоритеты.

Федор не сомневался, что у многих челюсти отпали и сон пропал бы, покажи он свое детище.

Но он и заикнуться не смел; ему бы не дали довести дело до конца. Поэтому все работы велись в захудалом селе Боярцы, находящемся на границе с Белоруссией, к которому и дороги нормальной не было (к счастью, добавил бы Федор).

В Боярцах они заняли брошеный двух – корпусный дом, а вернее, целое подворье. В селе жил лесник и несколько охотников, промышлявших кабаньим мясом.

Им Федор исправно платил за охрану цеха (бывшего амбара и мельницы), а также за неразглашение тайны. Никто не должен знать, что творилось за высоким (пришлось еще нарастить на два яруса бревнами-печатками, как их называли за большой диаметр ствола) забором.

Федор смотрел на машину Гая. Она, показалось, заговорщицки подмигнула вдавленными фарами.

А что, если я сейчас Павлу обо всем этом…мелькнула озорная мысль, которую он тут же захлопнул.

Но так хотелось увидеть на этой самонадеянной физиономии, словно созданной для поцелуев красоток, гримасу страха.

Да, наверное, Павел бы испугался, ведь их «АБВ» перечеркивал все планы, которые на три четверти уже были реализованы. Где-то через год-полтора новая машина, работающая на сжатом воздухе, должна была начать инженерные испытания. А тут практически готовый автомобиль, да еще…невиданной в мире конструкции. И отечественный!

Сузанов пошел по следам Гая, а Федор Изаков и его единомышленники создали свою, отличную от всех имеющихся, конструкцию.

– Вот здесь мы, наверное, и совершим посадку, – сказал Павел, останавливаясь у широкого квадратного окна.

Они сели друг против друга. Павел достал толстую сигару.

– Ты не против, если я немного перебью автомобильный смрад чудесным ароматом хвои?

Павел Рекун не любил запаха бензина. Федор подозревал, что и машину он не очень привечал.

– Облагораживай, – согласился Федор. – День сегодня такой, что не чувствуешь его формы.

– Как ты точно сказал. Верно, ни потолка, ни стен, ни даже дверей у этого дня нет. Я до сих пор не могу успокоиться. Все мне не верится.

При этих словах Павел поднял свои женские синие глаза на Федора, пристально посмотрел, словно ища след каких-то изменений, которые бы помогли найти объяснение всему происходящему.

– А как Валя, я хотел бы ей высказать соболезнование, если надо – помочь?

– Я уже все организовал, а к Вале лучше сейчас не подходить, у нее глаза безумные. Ей надо отлежаться или в больницу под наблюдение.

По-моему, у нее произошло что-то в подкорке. Бросалась на людей, меня чуть не исцарапала. Кричала, что это я организовал киллера, чтобы занять место мужа.