Kitobni o'qish: «Иллюзионист. Иногда искусство заставляет идти на преступление, а иногда преступление – это искусство…»

Александр Подольский, Елена Щетинина, Светлана Пригорницкая, Евгения Якушина, Вера Прокопчук Людмила БуркинаСергей ВолжскийАнастасия ЩетининаТатьяна УвароваИрма КишарЮлия Леонова va boshqalar

Shrift:

Портрет
Сергей Волжский

#по_следам_убийцы

#дьявол_в_деталях

#много_кофе_не_бывает

1

Потирая двумя пальцами покрасневшую переносицу, майор Грановский вглядывался в полотно дождя, сквозь которое спешными шагами направлялся к их служебной машине лейтенант Зверев. Дрожащими от предвкушения ароматного напитка руками он сжимал два бежевых стаканчика капучино. Передав сокровища начальнику, Зверев уселся на водительское сиденье, небрежно хлопнул дверью и, не закрыв ее, хлопнул что есть сил, громко выругавшись.

– Не ори над ухом, и так голова болит, – злобно проворчал Грановский, метнув взгляд воспаленных от бессонницы глаз на молодого во всех смыслах помощника. За тот месяц, что Зверев служил под началом Грановского, парень поднаторел лишь в покупке кофе с круассанами да в том, что садился за руль, когда шеф уставал.

А Грановский устал. В самом деле устал. От вялого, затянувшегося развода с женой, от сырого, прокуренного кабинета с видом на котельную. От того, что в октябре, как по часам, обостряется его хронический бронхит, забивавший легкие кошмарной коркой, как будто грудь наполнили цементом и дали засохнуть. От этого кашля не спасали ни сиропы, ни таблетки, ни курносая врачиха с длинным, как у лошади, лицом, посоветовавшая Грановскому принять ситуацию и пить крепкий чай с лимоном. А во что обошлась аренда жилья! Если бы не положенная по закону компенсация, он чувствовал бы себя совсем тоскливо.

Однако более всего майор Грановский устал от трех нераскрытых убийств, висевших над ним мертвыми тенями обезображенных жертв уже четвертый месяц кряду. Формально, он свои обязанности выполнял сносно, несмотря на… Но в этот раз лишь отчеты щеголяли своей аккуратностью, а дело стояло. Три женских трупа, нетронутые тем, чем может тронуть женщину извращенец, но изуродованные, словно в насмешку над чем-то, чего Грановский постичь не мог. Всем трем отсекли руки почти по локоть, прежде чем закончить кошмарный процесс глубокими проникающими ранами. И ни логики, ни связи между жертвами, ни даже четких географических ориентиров. Только то, что погибшие женщины не были знакомы, убийца – явно правша… и всё. Красная роза подле тела и платок, пропитанный Шанель № 5, бывают только в книжках. Впрочем, логика у душегуба, скорее всего, присутствовала. Просто Грановский ее не понимал.

– Чего не пьете, ведь остынет? – Зверев слегка тронул Грановского за локоть.

– Пытаюсь заново привести в порядок… мысли. И факты, – сквозь зубы ответил майор и в неудачной попытке отхлебнуть кофе пролил коричневатый напиток на замшевое пальто. – Твою ж…

Он осекся и полез за платком.

– Промокните бумажной салфеткой. – Зверев протянул упаковку.

Отблагодарив лейтенанта подобием кислой ухмылки, Грановский заговорил вслух, как всегда, когда желал предельно сосредоточиться.

– Итак, по делу о серийнике. Давай… а давай ты! – Он в упор уставился на парня.

Зверев отпил капучино и выразительно прочистил горло.

– Значит, первую нашли на обочине Новоприозерского шоссе. Юлия Копылова, двадцать три. Зарабатывала там же, в основном на дальнобойщиках. Если убийца клиент, то это глухарь. Был бы. Но она первая из трех…

Они неслись по затянутому сырой пустотой октября Приморскому проспекту, громко втягивая горячий кофе, приятно согревавший измотанное дождями и бессилием перед неизвестным извергом нутро.

– Приятель этой Копыловой Стас Гусев под вопросом. Согласно материалам, алиби нет, просыхал после пьянки. Безработный последние четыре месяца. С тех пор, как начались убийства.

– Молодец, – впервые похвалил помощника Грановский, слегка кивнув.

– Спасибо, – расцвел Зверев. – Настаивает, что о… специальности, скажем так, своей подружки знал. Типа тоже работа.

– Ну, работа, – пожал плечами Грановский.

– Оснований задержать Гусева не было, но это вполне мог быть он. Только не вижу мотива. И портрет не подходящий. Типичный невротик. Злобный неудачник. Но отрубить руки трем бабам?.. Вряд ли.

– Левее давай теперь. На Савушкина и потом… – Грановский тронул пальцем экран. – Серебряков переулок.

– Вторая… ну, сейчас про нее и поговорим, на месте.

Грановский хмыкнул, изучая карту.

– А третья Виолетта… как ее… – Зверев прищурил глаза. – А, Юмаева! Тридцать один. Медсестра. Жила с родителями. На подозрении разве что отец. Это если из своих. Просто я помню, что чаще всего убийцы прячутся в близком окружении. Одной из жертв.

– Да, по статистике, – буркнул Грановский. – Сворачивай на светофоре.

Добравшись до дома № 7 по Серебрякову переулку, они позвонили в четвертую квартиру и вскоре просунулись в узко приоткрытую дверь на площадке второго этажа. Их встретило осунувшееся лицо Светланы Павловны, матери Ирины Котовой, погибшей в унылом, промокшем от нескончаемого дождя августе. Двоих мужчин встретили тусклые, непросыхающие от слез глаза.

– Извините за очередное беспокойство. Но надо уточнить кое-какие моменты.

– Ну что ж, заходите, – дрожащим голосом ответила Котова.

Грановский стащил влажное пальто и водрузил его на вешалку, перевесив на соседний крючок потертую, насквозь мокрую спортивную куртку с эмблемой «Nike». Войдя в гостиную вслед за женщиной, он напоролся на ледяной взгляд и на мгновение замер в недоумении.

– А, Кирилл Иванович, какими судьбами?

– Я могу вас спросить о том же, – злобно парировал молодой человек в вязаном свитере, застывший с дымящейся чашкой в руке.

– Мы по долгу службы, так сказать.

– Ага, только толку от вас никакого, товарищи, – едко бросил жених покойной Ирины.

– Послушайте!.. – начал было Зверев.

– Тихо-тихо, – оборвал его Грановский, повелительно подняв руку.

Молодой человек оскалился и с шумом отхлебнул чай.

– Ну, что же вы хотите на сей раз? – Он скривил лицо.

– Напомните, где вы были в вечер смерти вашей невесты. Надеюсь, не забыли?

Кирилл тяжело вздохнул.

– Повторяю в тысяча первый раз, товарищи. В тот вечер я был. Здесь. Со Светланой Павловной. Мы дожидались Иру. К восьми часам. Она не пришла…

– А пришли вы когда? – подал голос Зверев.

– Без пятнадцати восемь примерно. Но я помню, разумеется, только по собственным показаниям. Которые давал миллион раз. Правильно я помню, Светлана Павловна?

– Да, приблизительно во столько, – горестно произнесла Котова.

Отвернувшись от источающего нахальную неприязнь парня, Зверев уставился на стену, где его встретил почти тот же взгляд, только с портрета в темной раме. Кирилл Суровкин в акварели критически смотрел на Зверева, мастерски изображенный неизвестной рукой.

Оглядев творение, Зверев зашевелил губами и вскинул брови.

– Это Ирина вас рисовала? – не удержался он.

Видя, что Котова и Суровкин обратили взоры на Зверева, Грановский изобразил лицо Роберта Дауни-младшего на знаменитом кадре, ставшем незаменимым на просторах интернета.

– Нет, – сухо ответил парень. – Ира не умела рисовать. Она подарила его мне на день рождения. Рисовала ее знакомая.

– Почему портрет тут, а не у вас?

– Потому что я собирался переехать сюда.

Недолгую тишину прервал громкий рингтон, выпорхнувший из внутреннего кармана Зверева. Извинившись, он вышел в коридор.

– Отлично, – кивнул Грановский. – Светлана Павловна, я, собственно, хотел спросить вас, но раз Кирилл Иванович здесь, могу в вашем присутствии… Скажите мне вот что…

Зверев ворвался в комнату с таким грохотом, что все трое подскочили и устремили на него три пары изумленных глаз. Чай расплескался по столу.

– Шеф, идите!.. – Парень загребающим жестом звал Грановского в коридор и, как только тот вышел, зашептал на ухо: – Еще одна. Четвертая.

– Да твою же… – захрипел Грановский.

– Не в этом дело. Его взяли. На месте! – Лицо Зверева сияло.

2

Грановский смерил глазами мужчину в мешковатой куртке, закованного в наручники, усаженного по ту сторону письменного стола в комнате для допросов.

– Коробченко Олег Юрьевич. Семьдесят девятого. Сотрудник санслужбы. Судим за побои, – он негромко кашлянул, шурша страницами протокола, – в девяносто шестом. И за хранение. В две тысячи четвертом.

– Да, я – Коробченко, – заговорил страшным голосом лысый, как футбольный мяч, мужчина, обнажив зубы в полубезумной улыбке. Он грохнул браслетами по столу. – И вам повезло взять самого… МЕНЯ.

Грановский кашлянул громче, поглядывая на часы за спиной задержанного.

– Прекрасно, – он шмыгнул носом. – Ну, говорите.

– Я – тот, кого вы искали все эти годы, – усиленно растягивая слова, произнес мужчина и наклонился вперед, сверкая мутными глазами. – Радуйтесь.

– В чем конкретно вы сознаетесь? – официальным голосом спросил Зверев, похлопывая смартфоном о левую ладонь.

– В убийствах, конечно. – Мужчина недоуменно склонил голову.

– И сколько же убийств вы совершили, гражданин Коробченко? – Грановский постукивал карандашом о поверхность стола.

– Тридцать восемь. Нет, тридцать девять! Первую я ухлопал еще в девяносто третьем. Вот таким пацаном. – Он медленно провел ладонью сверху вниз.

– Кроме кистей рук, какие части тел вы употребляли в пищу? – серьезно спросил Грановский.

– Да все без разбора. – Мужчина лязгнул зубами.

– Вы вступали в сексуальный контакт с жертвами до или после убийства? – спросил Зверев заинтересованным тоном, при этом бросив косой взгляд на шефа.

Грановский одобрительно кивнул.

– Что за дурацкий вопрос, естественно, ДО, – возмутился мужчина. – Я не какой-то извращенец.

– Слушай, ты, придурок!.. – Грановский неожиданно вскочил и, схватив мужчину за ворот куртки обеими руками, притянул к себе.

– Шеф-шеф! – Зверев взял его за плечо.

Грановский отпустил Коробченко и с шумом выдохнул.

– Вместо того чтобы работать, я должен тратить время на этих уродов. Решил прославиться, да? Думаешь, ты один желающий? Только за последнюю неделю сто восемь идиотов признались в таких преступлениях, что тебе не снилось даже. Эти убийства с отрезанными руками взяли на себя уже человек двадцать, а то и больше. У них даже лучше получалось.

– Да плевать я хотел на них. Я – убийца! Маньяк, понимаете? – заорал мужчина. – Я требую, чтобы меня немедленно арестовали.

– Вышвырните этого… А, хотя подождите. Задержите его на сутки, пускай остынет. Заодно проверьте отпечатки, следы крови и прочее. Не он первый такой, но мало ли… – Он пожал плечами. – Показания запишите. Сравним. И анализ крови, на предмет веществ. Сдается мне, он…

Когда торжествующего Коробченко увели, Грановский уронил тронутую сединой голову и почти молящим голосом обратился к молодому парню с усами-перышками, в форменной одежде:

– Слушай, браток. Будь другом, принеси кофе.

Как только за покорным сотрудником закрылась дверь, Грановский, потирая мозолистые руки, посмотрел на Зверева.

– Ну, что там по последней?

– Да все то же. Шесть глубоких ран в грудь, живот. Руки отсечены по локоть. Как и в первом случае, орудие убийства нашли на месте. Отпечатки проверяют. Погибшая Инна Шишкевич. Тридцать три. Замужем. Ребенок, полтора года.

– О, господи! – Грановский застонал.

– Ну чего, надо ехать. – Зверев хлопнул бумажной папкой по столу.

– Поехали, Миш. Нет, обожди минуту. Сперва кофе.

3

– Чего задумался? – Грановский поглядел на Зверева, который как-то погрузился в себя.

На лице молодого человека лежала тень, взгляд поблескивал холодным железом.

– Да вот думаю. Живешь, ходишь на работу, вечером возвращаешься, думаешь, жена встретит. Потом звонят. Соболезнуем, вашу любимую расчленили. Обязуемся вернуть все части в целости и сохранности. – Он выпустил из груди воздух, будто пытался выдавить тяжелый комок.

– Думаешь, я об этом не размышлял сто тыщ раз? – Грановский тряхнул головой. – Вот поэтому и поседел к пятидесяти. Отец мой в восемьдесят три до сих брюнет, чуть-чуть только посеребрился. А я… – он обвел рукой вокруг головы.

Зверев горько улыбнулся.

– Да. Вот так старалась девушка, готовила сюрприз жениху, замуж собиралась, и на тебе. Хороший портрет, кстати. Я не знаток, конечно, но написано реально талантливо, прямо как живой получился. Видно, человек всю душу вложил. Племяшка моя ходит в художественную школу. Какой-нибудь любитель лучше рисует, чем эти кандинские, малевичи и прочие. Одни квадратики да кружочки. А тут лицо, прямо как фотография. Только подписано как-то по-дурацки, «бик». Как зажигалка.

Грановский равнодушно пожал плечами.

– Лучше бы за разговором следил, чем картинки разглядывать, – раздраженно отвесил он, глядя в сумеречную мглу, окончательно заполнившую Петербург. – Считай, у нас времени ровно до следующего убийства.

Подъехав к дому на Богословской улице, они поднялись в квартиру. Им открыл мужчина в круглых очках, взъерошенный и небритый, теребивший обеими руками до неприличия вытянутую футболку. Его лицо выражало такую обширную палитру чувств, что Грановский и Зверев слегка замялись.

– Вы по поводу Инны? – начал он, оглядывая следователей ошалелым взглядом.

– Да. Для начала, примите, пожалуйста, соболезнования, – заговорил Грановский, пытаясь придать высушенному за двадцать шесть лет работы голосу долю сочувствия.

Мужчина распахнул рот и заскулил, но ни Грановский, ни Зверев не смогли с точностью определить, то ли вдовец разразился рыданием, то ли рассмеялся в истерическом припадке.

В таком же недоумении они удалились спустя три четверти часа.

Покинув пределы душной, добрый месяц не проветриваемой квартиры, они, словно по взмаху дирижерской палочки, выдохнули с облегчением.

– Сегодня кругом одни сумасшедшие, – Зверев покачал головой.

– Похоже на то. Только виновный вряд ли открыто сообщил бы, что у его жены любовник. Алиби от младенца я, конечно, не засчитаю, но готов поставить, – Грановский задумался на мгновение, – пять тысяч, что этот Артур Шишкевич ни при чем.

– Это почему?

– Ты обратил внимание, как долго он рассматривал фотографии других жертв? На приметы свидетелей обратил внимание. Что у Кирилла Суровкина плешина, а у Гусева, который жил со шлюхой, родинка в половину лица.

– С проституткой. Шлюха – не за деньги. Извиняюсь, что перебил.

– Ну и жену слил, что ходила налево. Чтобы так притворяться, надо быть блестящим актером. – Майор помахал пальцем. – Но ты завтра загляни к нему еще разок. Раз он сидя дома программирует, то наверняка застанешь. Позвони за часик. Посмотрим, что он там наболтает по второму заходу. Но вряд ли это он, – Грановский покачал головой.

– Так, значит, придется проверять этого Ермолаева, если покойная реально с ним… – Его лицо на секунду засветилось, но, вспомнив об отрезанных руках и ребенке, Зверев вновь помрачнел.

– Проверим, Миш. Проверим, – вздохнул Грановский.

В безрадостном молчании они неслись в направлении Свердловской набережной, навстречу свинцовой поверхности Невы, видневшейся в начале Пискаревского проспекта.

Над головой майора Грановского склонилась, подобно теряющим листву кленам Любашинского сада, пожухлая тень четвертого убийства. Он вспомнил недавнюю тираду Зверева. Некто без имени, лишенный жалости к осиротевшему ребенку Инны Шишкевич, согнутой горем Светлане Котовой и тихо спивающемуся отцу Виолетты Юмаевой, недрогнувшей рукой косил чужие жизни, отличавшиеся одна от другой только толщиной запястий.

Но не только этот вопрос был забит в сердце Грановского небрежно отточенным колом, больно давившим в груди. Сколько еще должно погибнуть, прежде чем они вытянут нужный хвост запутанного донельзя дела?

4

– Четвертый раз трубку не берет. Длинные гудки. – Грановский с неудовольствием вслушивался в безнадежные звуки смартфона, не желавшего разразиться голосом некоего Вадима Ермолаева, которого покойная Инна Шишкевич, как обнаружил ее супруг, развлекала пикантными селфи, сделанными перед зеркалом в ванной комнате.

– Я тут посмотрел «ВКонтакте». Если это он, то в последний раз выходил в сеть за сорок пять минут до убийства. Ну, примерно. Вы же понимаете… А это явно он. В списке ее друзей. Судя по собственной странице Инны Шишкевич, она была жива в 18:15.

– Н-да. Поди, шла через лесопарк, уткнувшись в телефон, – в голосе Грановского зазвучало негодование.

– Похоже на то. Ну, тут и скрутили ее. Камеры наблюдения уже проверяют, но этот изверг, видать, не такой идиот. Выбирает места, где безлюднее и от зданий подальше.

– Был бы идиот, мы бы его уже поймали. Тем более, в городе орудует. Но хитрая он сволочь. – Казалось, Грановский вот-вот сплюнет на резиновый коврик. – Два топорика бросил на месте. Но, как видишь, что есть оружие, что нет, пока разницы никакой.

– Куда эта Инна направлялась, неясно. По сути, в противоположную сторону от дома.

– Может, на свидание. Пускай ребята телефон ее как следует проверят, – велел Грановский.

– На работе сказали, Ермолаев сегодня выходной. Разведен. Живет с матерью. Охранником устроился после того, как выгнали из «ЖелДорЭкспедиции». До того работал в управляющей компании. Оттуда тоже выгнали.

– Значит, поговорим для начала с матерью.

На звонок открыла пожилая женщина, худощавая и морщинистая, вглядываясь в удостоверения сквозь очки в тонкой оправе. Ее глаза источали высокомерный холод.

– И что же вам нужно, господа? – спросила она, вскинув голову.

– Сын ваш нужен. Побеседовать с ним.

– Да, и о чем?

– В связи с расследованием. Где мы можем его найти, если он не дома?

– И какое же у вас расследование? – старуха, очевидно, не намеревалась впускать их.

– Сударыня, мы не шутки шутим, – Грановский начал злиться. – Скажите, где ваш сын, будьте добры.

– Ничего я вам не скажу. Надо что от него, вызывайте официально. А так, прошу извинить, занята, – она попыталась захлопнуть дверь.

Грановский остановил ее ладонью.

– Вы что себе позволяете? Я на вас напишу жалобу сегодня же! – закричала женщина скрипучим голосом.

– В отделении будете писать. За то, что следствию мешаете. А сына вашего объявим в розыск. Вы только хуже ему сделаете.

– Да вы меня не пугайте, мужчина. Я свои права хорошо знаю, – с ядовитой ласковостью ответила Ермолаева. – Постановление есть у вас? Без него вы входить не имеете права. Думали, я не в курсе?

– Дама, мы вообще-то убийцу ищем, – сурово сказал Зверев.

– Вот и ищите, молодые люди. Ищите, как следует. Как найдете, скажете.

Не добившись ровным счетом ничего, Грановский и Зверев вышли на улицу, скрипя зубами. В свете ночных огней лицо майора приобрело чернильный оттенок.

– Давай за постановлением, без него нарвемся на неприятности. И пускай пробьют, нет ли у них дачи или второй квартиры. А сюда приставим машину. На тот случай, если Ермолаев в квартире прячется. Сейчас же вызывай. – Он оглянулся. Грановский был готов поставить те же пять тысяч, что старуха Ермолаева следит за ними из окна.

5

Грановский выбрался из машины и, обратив взгляд на сероватые стены следственного отдела, отталкивающе-родные, пропитанные пылью кабинетов, давно впитавшейся в мозг, встретил знакомое лицо. Он брезгливо выпятил подбородок.

– День добрый, гражданин, – не удержался майор от знака вежливости. Даже к такому, как этот.

– Здравия желаю, – промямлил Коробченко.

Недавний виновник почти четырех десятков убийств, как он утверждал, теперь выглядел жалким и сморщенным, как сдувшийся желтый шарик. Видимо, ломка набирала обороты.

– На свободу с чистой совестью? – сухо съязвил Грановский. – За новой дозой?

– Никак нет. За подарками. У жены день рождения.

– Что дарить будете? – неожиданно для самого себя спросил Грановский, вспомнив, что двадцать первого числа появилась на свет его супруга. Почти уже бывшая, спустя шестнадцать лет брака. Он внутреннее скорчился.

– Планшет хочу купить. В рассрочку.

– Ясно. Ну, сидели недолго, успеете.

– Почти сутки продержали. Вика вся извертелась, поди.

– Ну, а кто виноват? Приняли таблеточку, и стало весело, да?

– Тип того, – вздохнул Коробченко.

Грановский уже хотел ретироваться, но вдруг замер, осененный внезапной догадкой, и полез в карман за смартфоном.

– Взгляните-ка, раз уж столкнулись. Может, хоть какая-то польза от вас будет. – Он начал листать фотографии в альбоме. – Никого не узнаете?

– Не. Вроде нет, – помотал головой Коробченко.

Грановский чертыхнулся.

– Что значит – «вроде»? Давайте заново.

Под взглядом майора, Коробченко долго вглядывался в лица, прежде чем наконец ответил, усиленно шевеля затуманенными дурью мозгами.

– Ну, вообще… Может, вот этот. Хотя темно было.

– Этот? – встрепенулся Грановский. – Ну хоть какая-то уверенность есть?

– Как сказать. Не буду врать, лица почти не видел, тем более… – он хихикнул с глупым видом и облизал губы. – Малость того был…

– Но? – нетерпеливо спросил Грановский.

– Но вот кепка вроде та же. И куртка. И вообще весь вид. Высокий такой, крупный. Так-то, конечно, похож… Но не сказать, что прямо в десятку.

Грановский развернул смартфон к себе и уставился на фотографию, взятую Зверевым, как тот выразился, с аватарки в «ВэКа». На которой был запечатлен Вадим Ермолаев.