Kitobni o'qish: «Стихи. Песни»

Shrift:

Фотографии из личного архива Александра Новикова

Автор иллюстраций Александр Новиков

«Золотая рыба»

а в Париже

Может быть, когда проеду мимо я,
Грубым словом вас и помяну —
Вы, ведь, моя прежняя любимая,
Поменяли имя и страну.

Может быть, когда я вас увижу,
Заново родившуюся тут,
Вспыхнет и во мне любовь к Парижу,
Как и к вам, на несколько минут.

На холодной глади белой лилией
Вы не принимали свет дневной.
Может быть, когда-то и любили вы,
Может, были счастливы со мной?

А теперь вам, как фонарь во мраке,
Светит тускло мой стиховный бред,
И уже нерусские собаки
По-нерусски вам пролают вслед.

Но и в этом бесполезном свете,
Босиком ютясь среди зимы,
Вы, конечно, вспомните о лете,
Где когда-то распускались мы.

Где хотели в небе разминуться
Облаками, белого белей,
И упасть на землю, как на блюдце,
Белою пушинкой с тополей.

А в Париже, а в Париже
Фонари тусклей, и жиже
Их холодный, их печальный,
Бесполезный свет.

А в Париже, а в Париже
Голуби летают ниже
Тех, что были в синем небе
Наших с вами лет.

2006 г.

А девочке так нравится

Я вырос тут, и все вокруг знакомо мне.
И стало просто дорогим.
И лишь она одна – не по моей вине —
По вечерам слоняется с другим.

Люблю ходить, в карманы руки, не спеша,
В слепые окна посвистеть.
А ту, которая с другим – но хороша! —
Глазами, и не только, догола раздеть.

Гремел трамвай на рельсах, изводя себя.
В одном вагоне – я, она – в другом.
А с нею он. И я, опять душой скрипя,
Дурные мысли уводил бегом.

Люблю ходить, в карманы руки, не спеша,
По тротуарам тенью плыть.
А ту, которая с другим – но хороша! —
Прижать к себе или скорей забыть.

А девочке так нравится,
Когда ей вслед уставится
Хороший – не такой, как я!
Хорошим стать не выпало,
Но имя ее выколол —
И девочка осталась – как моя.

1995 г.

А музыка одна

Как эти звуки хрупки,
Что теребят мозги
И превращают звезды в гитарный трень!
И у короткой юбки
Есть что-то от музыки —
Плыть над землей и удивлять не лень.

Как эти тени серы,
Что не сплетаются
И расстаются к дому на полпути.
И у Надежды с Верой
Не получается
Третью сестрицу – Любовь – найти.

И музыка одна,
Вся про нее она,
По клавишам из дней
Вся музыка о ней.

Как эти окна тусклы —
В них и не пахнет сном,
И на подушках юбка рыдает – ниц.
По переулкам узким,
Пьяное, как вино,
Эхо гуляет окриком двух сестриц.

В них музыка одна,
Вся про нее она,
По клавишам из дней
Вся музыка о ней.

Белым крылом голубки
Пух тополей мела
Давняя ночь в клумбы и во дворы.
Помню, в короткой юбке
Рядом со мною шла
Девочка милая с именем третьей сестры.

И музыка была
Вся про нее светла,
По клавишам из дней
Вся музыка о ней.

1998 г.

А она младше вдвое

А она младше вдвое,
У нее на ветрах
Белый парусник в море
Ждет на полных парах.

Белый парусник хлипкий,
Неприступен и горд,
Покидает с улыбкой
Ослепительный порт.

С Ним она уплывает,
В берег топнув ногой.
Ей вдогонку кивает
Вдвое младше Другой.

Ветер космы полощет,
Бьет хлыстом по волне…
С этим было бы проще
И в другом – наравне.

А она по привычке,
Как всегда не со зла,
Вдвое больше обычного
В порт свезет барахла:

Самых горьких историй
По три в каждой руке.
Он возьмет ее в море,
Только сам – налегке.

Полупьян и всклокочен,
Будет в каждом порту
Видеть в каждой – «не очень».
В каждой видеть «не ту».

А ее укачает —
Море так неправо!
Всех она повстречает…
Но уже без Него.

1994 г.

Аисты

Танцуют аисты на поле
В звенящей утренней тиши,
И смотрим мы со сладкой болью
Из проезжающих машин.

И тишина спадает в день такой хороший,
Чтоб не спугнуть слетевших с неба птиц,
И крылья хлопают, как хлопают ладоши
Любви, танцующей на бис.

Танцуют аисты так нервно
И тишину на клочья рвут —
Как будто в день на свете первый
Они слетели и живут.

Не потому, что нынче в этом мире старом
Для их любви настала череда,
А потому, что в этом танце станут парой
Отныне – раз и навсегда.

Как им легко купаться в утре
И небо крыльями рубить,
И гладить нежно перья-кудри,
И друг для друга парой быть,

И эту жизнь считать земной удачей редкой,
И понимать – не долог в ней полет,
И знать, что голубь, не видавший клетки,
Цены свободе в небе не поймет.

Танцуют аисты на поле
В звенящей утренней тиши,
И смотрят все со сладкой болью
Из проезжающих машин

Как два, впервые улетевшие от стаи,
Забыв на время неба высоту…
Вот так и мы с тобой когда-то парой стали
У всех прохожих на виду.

2008 г.

Айседора

Написал на зеркале в гримерной
Золотоголовый парень в черном,
Непомерно влюбчив, в меру пьян,
Первый на Руси, как первый в Риме,
В час признанья прима-балерине:
«Люблю Айседору Дункан».

Всех на свете баб подмять готовый,
Золотоголовый и бедовый,
Сплетней уподоблен кобелю…
Сердцу не найдя до сих отрады,
По стеклу алмазом скреб-карябал:
«Айседора, я тебя люблю».

Русских кабаков без драк не сыщешь.
Серебро стихов – в пропойных тыщах.
Золото волос летит в стакан.
Хор цыганский весел безучастно,
И рыдает поутру участок:
«Люблю Айседору Дункан…».

Выплеснулась синь из глаз, как возглас —
Юношеский пыл – на женский возраст.
Плавает, не топится в хмелю.
Не роман – спанье при всех и в свете
Как стекло алмазом – сердце сплетни.
«Айседора, я тебя люблю…».

Что ж ты, жеребенок, бледно-розов,
Долго ли протянешь под извозом,
Непривычен к окрикам-пинкам?
Мил тебе галоп иль кнут мил злобный —
В имени ее твои оглобли:
«Люблю Айседору Дункан».

Целый мир готовый взять на глотку,
Волоком тащимый к околотку,
Миром загоняемый в петлю…
Зеркалу свою оставил тайну
Тихо и светло, и так скандально:
«Айседора, я тебя люблю».

1988 г.

Ангел – он не фея

Ангел – он не фея, он не птица —
Не стрельнуть его, не изловить.
Но коль птицей он оборотится —
Так гнездо захочет в сердце вить.

В славе я, в фаворе, в бубенцах я,
С чувствами взрывными нараспах,
Мне и ангел – цап-цап-цап-цап-цапля,
С клювом – вщёлк, и ноги – нараспах.

Ласковыми крыльями и – в танго,
В рупор неба о любви трубя, —
Выклюни глаза мне, милый ангел,
Чтоб не видел красивей тебя.

Чтоб кричало небо: – Вот, спою вам,
Как сорвался птицей ангел в мир,
Чтобы самым нежным в мире клювом
Губы рвать, и рвать, и рвать мои.

2013 г.

Апрельская капель

Я люблю глядеть на капель —
С крыш спадают, как в плечи волосы,
И хрустальный синий апрель
Шепчет мне твоим нежным голосом.

Я ловлю в каждой капле всхлип
Этой девичьей тайной радости,
Что не грустен и не тосклив
Я в апрельской своей парадности.

Я люблю глядеть на дворы,
Где влюбляются снова голуби,
Где, еще не прознав поры,
Все деревья бесстыже голые.

Все красивы, и все без сна,
В лужах плещется ночь глубокая.
Мостовая. А вдоль она
Каблучками так мило цокает.

Я люблю глядеть на тебя
И держать твои пальцы-веточки.
Ты, конечно – из голубят,
И, конечно, нет лучше девочки.

Пусть вопят, голосят, трубят,
Мол, за ней – хулиган по паспорту.
А еще не люблю себя,
Что я этим так много хвастаю.

2000 г.

Ария огня

Я огонь. Я без конца.
Я огонь. Я жгу сердца.

И мое дыханье – пламя,
Что мне – воздух, что – вода!
Если вспыхну между вами,
Все станет пеплом навсегда.

Я горю. И тем живу
И во сне и наяву.

Душу грею я в неволе,
Я не стану холодней.
И в любви я жгу до боли,
И сгораю вместе с ней.

Я огонь. Я горел. Я жег.
Я свеча. Я очаг.
Я – шок.

2012 г.

Ах, как плакала она

Ах, как плакала она,
Вся скривясь у алтаря,
Не молитву сотворя,
В пол холодный говоря.
В мини-юбке и в манто,
В окруженьи, и – одна.
Убиенного – за что?! —
«Новорусская» жена.

А как с кадилом вкруг ходить —
Как по-бабьи не завыть?
И на локоны – платок…
Что удумал ты, браток?..

А я в спину ей крестясь —
Я случайный. Я не с ней.
Купола, эх, купола.
Я здесь был. Я был не с ней.
Мне за завтрее – свеча.
И за прошлое – свеча.
Уповаю, лопоча.
А она молчит, крича.

Огласят вот-вот раба,
Да по ком прошла пальба.
Из руки к ногам – цветок.
Что удумал ты, браток?..

И стоим мы под причит,
И внимает купол пуст.
А у церкви ждет-торчит
Тот, который жал на спуск.
Да не ведает она.
И под святые слова
Мир присваивает ей
Званье черное – вдова.

Ладан сладкий подыша,
В купол бросится душа.
Кабы в церкви мы одни…
Ну, да бог тебя храни.

2003 г.

Ах, какая у бога дорога

Ах, какая у бога дорога —
Камни, крест, пика в ребра и кнут.
А ты ропщешь: как выпало много! —
Вроде, как и тебя волокут.

Что твой крест? – сирых дней бытовуха,
Разговоров прокухонных муть.
По сравненью с тобой – он был ухарь,
Под крестом пробивающий путь.

Не нытьем, не провидьем калеки,
Не истошным исходом души.
Он оставил светло и навеки:
Крест несешь? – В честь него и дыши.

2017 г.

Ах, ты, жизнь – заплаты-клочья

Ах, ты, жизнь – заплаты-клочья,
Перешита на сто раз
Так красиво, да не очень
Что-то радуется глаз.

Пролетает на три счета
Под ударами хлыста,
Но считается чего-то
Все же длинною она.

Раз!..
И вот он – я родился.
Два!..
Любовь прошла и стать.
Три!..
С чем бился, чем разжился,
Побросал, да и явился
Перед богом щеголять.

Глянул бог и подивился:
Что ж в рубашечке к нему
В той, в которой ты родился?
Не сносилась почему?

Никакого в ней секрета,
Нет в ней блеска да тепла.
Но меня рубашка эта
Для тебя уберегла.

2010 г.

Барракуда

В жизни бывает так —
Ссора в десяток дней,
Выключим телефон
Или расстанемся.

Музыка бьет не в такт,
Бой на часах сильней,
Звякнет ледышка – в сон,
Но не растает вся.

И по аллеям – в пляс —
Ветер листвой кружит,
Плачет за всех одна
Осень-красавица.

А у двери как глаз
Кнопка звонка дрожит,
Но только тишина
К ней прикасается.

Ящик почтовый сдал,
Гулкий пролет молчит,
Штопает землю дождь,
Но не сшиваются

Ни с мостовой вода,
Ни от замка ключи,
И с ожиданьем дрожь
Не уживаются.

Как рыба барракуда от сказочных морей,
Ворвется в сердце грусть легко и ниоткуда.
И станет сердце грызть где было все о ней,
Под волнами из дней.
Как рыба барракуда.

2017 г.

Безработный музыкант

Ор вокзала украшая (или в переходе),
На рубли меняя ноты бесшабашно так,
Где кипит толпа большая, по слогам выводит,
Отбивая нос ботинку, безработный музыкант:

Женщина-конфетка,
Фантик золотой,
Жгучая брюнетка —
Не хочу другой!

А курсистка с кавалером под наркозом лета
Улыбнется и простится с денежкой смешной.
Бросит под ноги – примером – мятую монету
И к цветочнице умчится, отбивая такт спиной.

Женщина-картинка,
Фантик золотой,
Жгучая блондинка —
Не хочу другой!

А когда толпа растает, тертая без счета,
Без улыбки и без маски тихо, как всегда,
Точку звонкую поставит (волей звездочета)
В шапку брошенная наспех сердобольная звезда.

1995 г.

Белая горячка

Твой мир – большая клетка.
Мой – небо без конца.
Мы видимся так редко,
Мы – тени без лица.

То снимся, то садимся
Как голуби в чердак,
Но не уединимся,
Чтоб – допьяну! – никак.

Ты оплетаешь руку —
Как будто не моя.
Я каблуки по стуку
Сверяю, путая.

Но сладки-сладки дрожжи
Вдруг схватывают дых,
И мы с тобой похожи
На ласково-больных.

И все собой похоже
На сладкий белый рай,
Но ты в горячке тоже
Смотри, не умирай.

В обнимку балом правим,
А стыд нам – трын-травой.
Давай еще добавим
И – в омут с головой.

Белая горячка – белый локон
На руках горит моих —
У любви запой – не так уж плохо
На троих.

Белая горячка – ангел снежный
С факелом в руке
Наши души палит нежно, нежно
В костерке.

2009 г.

Белый голубь

Ах, как на балконе белый голубь ворковал,
Белый, будто снег, выпал на окно.
Если бы он вправду письма раздавал,
Перепало б мне тоже хоть одно.

Мелочи, пустяк, пару легких строчек,
Он принес мне, если бы хотел.
Просто забирать письма он не хочет,
Просто от кого-то улетел.

Как я верю этой птице, что в чужом дворе
Пары не найти, хоть светлым-светло.
И придется воротиться с грустью на крыле,
И в сердцах потом биться о стекло.

А телефон молчит, говорить не хочет —
Все слова он знает наперед.
Ах, лучше не звонок, лучше пару строчек —
Голубь полетает и найдет.

Не уколет грудь бумаге острие пера,
Мысли, будто птиц, ветром унесло.
И уснет – тобою брошен тоже до утра —
На столе листок, белый, как крыло.

Адрес выводить – с памятью возиться.
Ждать неделю, если повезет…
Ах, лучше не в конверт, лучше – в ноги птице.
Голубь не обманет, принесет.

1996 г.

Белый пароход

Завтра будет все не так.
Завтра в землю грянет дождь.
Завтра ты уедешь, улетишь, уйдешь.

А сегодня мы с тобой,
Птицу-Лето ухватив,
Жарко обнимаясь, попадем под объектив.

Белый пароход и синее море —
Пляжный фотограф, снимай скорей! —
Вот она в смешном головном уборе,
Ветреная чайка души моей.

Завтра будет свет не мил.
Выбросит на берег грусть.
Завтра я в тебя в который раз влюблюсь.

А сегодня бьюсь об мол
И шепчу тебе листвой,
И считаю чаек у тебя над головой.

Белый пароход и синее море —
Пляжный фотограф, снимай скорей! —
Вот она в смешном головном уборе,
Ветреная чайка души моей.

Завтра потеряет блеск
Самый белый пароход.
Завтра летний глянец с мира упадет.

А сегодня жмет на спуск,
Не обременен ничем,
Суетный фотограф с обезьянкой на плече.

Белый пароход…
Пляжный фотограф…
Вот она в смешном…
Ветреная чайка…

2000 г.

Блядь

У ночного клуба
Блядь, а не голуба
На крыльце.
И у этой бляди
Всплаканные пряди
На лице.
Кручены-верчёны
Под одежды черны,
Чтобы, – глядь, —
Проходили мимо —
Надо же как мило —
Блядь.

А она мне – крошка,
На соломках-ножках
В бантиках-губах
Зябится у входа
Слева от народа,
Вкуривая страх.
Ждет чего-то нервно,
И подруге стервной
Станет врать,
Что концы здесь рубит.
И его не любит.
Потому и – блядь.

2010 г.

Бог нам встретиться не дай

Мы с тобой давно простились,
Кто куда запропастились,
С кем – не ведай, не гадай.

Память нас на фотках сирых
Пропечатала красивых.
Бог нам встретиться не дай.

Ситчик манкий, хрупкий, тонкий
На фигуристой девчонке,
Время, тленью не предай!

Коль по шейке по лебяжьей
Складка ляжет – не промажет,
Бог нам встретиться не дай.

В белом омуте простынном
На остылом, под постылым
Клятву молча оправдай.

Облилась слезами свечка,
Носит правая колечко.
Бог нам встретиться не дай.

На кудряшливость височков
Время целит белой строчкой.
Стой, прошу, не увядай!

Ты ли замужем, за мужем?
А глаза – две мокрых лужи.
Бог нам встретиться не дай.

В душной камере спросонок
Ключ мерещится в засовах —
Выходи иль выбредай!

Не венчались, так на кой нам
Пастор с лязгом колокольным?
Бог нам встретиться не дай.

В коридорном стылом гуле
Нежных слов разбитый улей
По куплетам раскидай.

И на первом стыке рельсов
Хрусталем об пол разбейся…
Бог нам встретиться не дай.

Под сургучный глупый оттиск
Наши контуры и опись,
Память, в бездну не кидай.

Пусть мы так, в давнишней паре:
Ты, и мальчик – на гитаре.
Бог нам встретиться не дай.

Я опять полночный пленник
Вязну в щупальцах сирени —
Шестиструнная, страдай!

Далеки, как солнца пятна,
Вдруг слова твои понятны:
«Бог нам встретиться не дай…».

1988 г.

Бурлак

Куда ни бреду я – всё против шерсти,
Движения супротив.
И в каждом звуке, и в каждом жесте —
Кому-нибудь на пути.
И купол небес, запрокинув донце,
Мне спину дождями бьет
За то, что под ним волоку я солнце
С заката на восход.

Я – бурлак.
Я на лямке у баржи расхристанной – как на поводу.
Я – бурлак.
Где под крик, где под кнут, где под выстрелы – так и бреду.
Лямка моя, ты мне невеста, и епитимья, и флаг!
Горько мне в ней, одиноко и тесно, но я – бурлак.

И шепчет мне лямка: «Держи меня, милый,
Не гневайся и прости
За то, что твои отнимаю силы
И плечи тру до кости».
И там, где земле расступиться впору,
Мне ноги камнями рвет
За то, что свой крест волоку я в гору,
А не наоборот.

1998 г.

Был вечер тот

Был вечер тот не по-земному ласков,
А имя состояло из трех букв.
Она была красивой синеглазкой,
И я ее не выпускал из рук.

Был я куражной славой избалован,
Влюбиться мог и сгинуть на бегу,
И кувыркался чувствами, как клоун,
В азарте на курортном берегу.

Где волны с гребешком белее мела
Кидались в ноги и хлестались в мол.
Она мне тихо из-под мышки пела,
И целый мир улегся и умолк.

И был счастливый я и полупьяный,
И в лен волос ее заныривал рукой,
И ночь окуривали сладкие кальяны
Красивой синеглазенькой такой.

2005 г.

В Екатеринбурге

Вечер грустен и без песен вышел как обряд:
Светел, нем и свят – как крест на рясе.
Я бельмом в глазу ночного фонаря
Поторчу и двинусь восвояси.

По памяти, повдоль неонных знаков —
Под пестрой их водой мой путь так одинаков —
На те же улицы гребу, на те же переулки.
Я в Екатеринбу…
В Екатеринбу…
В Екатеринбурге.

Увязался, не отгонишь, пес-мотив простой,
Громыхает цепь стихотворений.
Первая же встречная мне девочка, постой,
Грех не наломать тебе сирени.

Года мои – в горсти изломанные ветки.
Сирень, меня прости, я только что из клетки.
Кричи, закусывай губу, ведь я приписан в урки!
В Екатеринбу…
В Екатеринбу…
В Екатеринбурге.

И погост, и дом казенный, и церковный звон —
Вот они, бок о бок неизменно.
Вечный Плен с Трезвоном Вечным сменит Вечный Сон —
Прав Есенин: все мы в мире тленны.

Пока же мы не тлен, и наша жизнь не ретро,
Мы – ветры перемен, пусть корчатся от ветра
У пьедесталов на горбу державные придурки.
В Екатеринбу…
В Екатеринбу…
В Екатеринбурге.

1988 г.

В память о Е. Евтушенко

Хворь сделала свое дело —
Пришлось – и перо сложил.
В Америке жил он телом,
Душою в России жил.

Перо окунал в стакане
И строчки швырял на кон —
В России он хулиганил,
В Америке чтил закон.

Но в строчках среди истерик,
Признаний в любви и слез
Нигде не видать америк
За локонами берез.

И вот, улеглось, отпело,
Но, все ж, под исход тепла
Вернуть попросилось тело
Туда, где душа жила.

2017 г.

В солнечном порту

В солнечном порту, где все глаза раскосы,
Где седлает солнце мачты, словно кол,
Где дурной травой шпигуя папиросы,
Подмигнёт тельняшечник мне, пропит и гол.

В солнечном порту изогнута лекалом
Год назад, и два, и нынче точно так,
Дама на углу стоит, как и стояла —
Вспыхивает-гаснет «Мальборо»-маяк.

Весел я, но мне не ощупать порт,
Здесь не я один хочу ее обнять.
Выберусь и – прочь. Закачаюсь, горд —
На сто пальм березу мне не променять.

Хриплы голоса. Гудки из моря хриплы.
Льёт на плечи бронзу солнечный черпак.
Небо хочет птиц, но к глазам прилипли
Бронзовые чайки, севшие в кабак.

Якорь тяжко спит. Меня не ждут на трапе.
Поднял паруса я бы всей душой.
Белый и смешной в азиатской шляпе,
Брошусь на песок – тёплый, но чужой.

1994 г.

В то окно, где жил-был я

В то окно, где жил-был я, стучала ветка,
И в стекло ломились ветры и дожди.
Мне распахивала створки, будто клетка —
Вылетай, летай-летай, ходи-броди.

И катились мысли прочь по спицам улиц,
И шагал своей дорожкой лунный свет,
Где однажды с ней мы вдруг не разминулись,
Потому что двух дорог случайных нет.

Этот город был большой волшебной сценой —
То луны, то солнца диск горел околь.
Там сирень дворы топила сладкой пеной
И лететь, лететь хотелось на огонь.

И за то любой судьбы костить негоже,
Как негоже одному за здравье пить —
Все мы были удивительно похожи,
Всем однажды в жизни выпало любить.

В том окне, как в упоительном кристалле,
Вечной жажде – вдоволь всякого питья.
Оттого слетали песни птичьей стаей
На окно. А в нем когда-то жил-был я.

2017 г.

Вдоль по памяти

Вдоль по памяти бреду,
Вспоминаю, все как было.
Девочка, в каком году
Называла меня милым?

Сладкий мой ночной улов, —
Но Амур прицелил мимо, —
Нашептал красивых слов,
Да забыл назвать любимой.

И она ушла, как сон,
И пришла за ней другая.
Завертелось колесо,
Жаром тех же слов пугая.

И заноза, что вчера
Ночью вместо сердца ныла,
Поминала до утра
Ту, что называла милым.

На ветру холодном дрог
И с жарой несносной бился.
Слов красивых было впрок,
Что же я на них скупился?

Их теперь другой дарю,
Но в душе под сладким илом
Будто ими говорю
С той, что называла милым.

Лён её волос
Я вдыхал ладонями,
Блестки синих слез
Собирал в горсти.
И штормило плёс,
Тот, в котором тонем мы,
Из которого некуда грести.

2012 г.

Верстачная лирика

С утра вскочу, скривлюсь в зевке
И – марш бегом в столярную!
Успеть сточить на верстаке
Одну строку коварную.

Никак не взять её пером —
Вечор пришлось помучаться.
Но нынче – дудки! – топором
Хвачу, авось – получится.

А там – в тисы и под резец,
По-новому заточенный,
Поскольку – длинный образец,
А нужен – укороченный.

Один резец, потом другой —
Какая стружка пышная!
Гвоздей – в нее, загнуть дугой.
Ну, как? Есть что-то лишнее?

Давай стамеску, долото —
Долбить её, сучкастую.
Зачем – перо? Перо – не то!
Оно лишь мажет пастою.

А тут, гляди: запил, овал,
Резьба, заточка с фаскою.
«Гаврила хлебы продавал…» —
Пойду жене похвастаю.

Принес, а баба мне в ответ,
Проклятая изменница:
– И так топить поленьев нет,
Неси, дурак, в поленницу.

1988 г.

Весенний дождь

Весенний дождь – слепое окропило —
Шел от людей опустошать дворы
Где девочка красивая так мило
Меня под гром держала за вихры.

Проплачет дождь, а значит и отмолит
Наш малый с этой девочкой грешок.
Утонет мир, но нас ничто не смоет.
Мы выжгли ночь. Нам было хорошо.

Пролилось сто дождей. Холодным жезлом
Коснулась луж бесчувственно зима.
Не я пропал. Не девочка исчезла.
А просто, чувства были без ума.

2016 г.

Влюбился, девушка, в тебя

Плыл по ветру теплый вечер
И за горизонтом гас.
Ты попалась мне навстречу
В первый раз.

Твоя улыбка певчей птицей
Растаяла в ночи,
И замелькали встречных лица:
Ищи ее, ищи.

Помнил я, за ней шагая,
Все черты ее лица,
Но вела меня другая
Улица.

И полетело время свистом,
Как камень из пращи,
Аэропорт гудел и пристань:
– Ищи ее, ищи!..

Город в суете извечной
Вряд ли встречу принесет.
Кто я ей? Обычный встречный,
Вот и все.

Меняет мир свои одежды,
Но в огоньке свечи
Живет всегда тепло надежды.
Ищи ее, ищи.

Я влюбился, девушка, в тебя.

2008 г.