Kitobni o'qish: «Ожидание в травах густых», sahifa 2
– Да что мне трудно, что ли? А на плоскоголовых не стоит реагировать. Они – продукт тупой телевизионной рекламы и прочего бреда. На земном шаре, в фермерских хозяйствах, к примеру, в клетках сидят сотни миллионов кроликов, и они, наверняка, считают себя свободными и разумными.
– Про кроликов я ничего не знала, Лёша. Ты очень мыслящий парень. Другим ни чета.
На большой поляне, среди бугров, заросших молодыми побегами исландского папоротника и орляка, она увидела множество жёлтых и коричневых, морщинистых и волнообразных грибных шляпок. Собрала сморчки в корзинку, почти половину её заполнила.
Если их два раза отварить и отжать, а потом и картошкой пожарить, то нормальная еда получается. Всё к пенсии – приварок, некоторое подспорье. Да и заработки у людей в стране нынче такие, что даже у ярых заокеанских и европейских русофобов на глаза слёзы наплывают… Не звери ведь, потому даже и людям «третьего сорта» сочувствуют.
Видно, что-то в природе не совсем ладное происходит. Вон и по телевизору показывали, как очень большой чиновник в тувинских горах брусничку кушал. Собирать не стал впрок. Да оно и понятно. Может, боли в пояснице от постоянной, тяжёлой работы не дали пару ведёр мужику на чёрный день заготовить. А вот грибочек сорвал и, видать, в сумочку свою и спрятал. Всё верно. Приедет в столицу с капустой и скушает. Сейчас многим тяжёло…
Может, и у него не всё в жизни сладко. Чиновники ведь разные бывают, есть и честные… А кризис уже почти третье десятилетие идёт. Инопланетяне пакостят. Ведь больше-то и некому. Но они не всем вредят. Некоторым материально здорово помогают и, возможно, скрытно и воровать народное добро помогают.
Обо всём этом старушка и думала, сидя на бугре, почти в том месте, где так и не состоялся её разговор с… неизвестным солдатом, который ей привиделся. Нет же, не привиделся. Хмелёва его чётко… наблюдала, как собственные руки. Уже таким он точно и был при земной жизни… Сейчас, наверное, совсем другой и в ином мире. Может, и здесь задержался и духом стал…
Она уже давно не удивлялась тому, что вокруг происходило. Подобное Хмелёвой приходилось видеть и много раз. Когда здесь появлялась, то, казалось ей, чувствовала, как сквозь резиновые подошвы обжигает её ступни земля лесная. Какая же сила таится в не погребённых костях, спрятанных навечно под густой травой и мхами.
Бабушка эта, конечно же, не могла знать и даже предполагать, что ничего мёртвого в великом бесконечном мироздании не существует, как нет прошлого и будущего… Всё это было ей без разницы. Предчувствовала всем нутром своим, что за гробом должна быть какая-то жизнь. Для неё традиционная и не очень теософия, как и вся философия, были полным мраком.
Впрочем, так оно и есть, ведь каждый посыл в ином «откровении» находится в полном противоречии со стоящим рядом. Ульяна Сидоровна чувствовала Бога в окружающей природе и в себе самой, и это, пожалуй, самое ценное. Далеко не каждому дано ощущать подобное.
Очень многое бабушке Хмелёвой рассказал во время короткий встреч студент Нохин. Что-то она поняла, но, в основном, многое для неё осталось глубокой тайной. Ведь добрый и отзывчивый Алёша иногда казался ей порождением самого Сатаны. Ведь студент то ли атеист, то гностик, то ли человек, верящий в существование и великие возможности Высших Сил своеобразно, со «своей колокольни», говорил не очень приятные вещи.
Нохин, к примеру, утверждал, что, в принципе, мёртвому телу или его останкам, все равно, где лежать, в чистом поле или на кладбище. Просто, по его утверждению, люди везде и всюду придерживаются ранее сложившихся правил и условностей. Как всё у него просто. Определённого порядка во сферах жизни требуют наши земные условности и традиции, законы морали и нравственности, которые, как говорят, исторически сложились.
– Алёша, ты не прав, – возразила она. – Человек должен быть похоронен. Если будет по-другому, то душа его не сможет отправиться в иной мир и будет слоняться по земле, как эти вот, солдаты…
– Ерунда, Ульяна Сидоровна! Всё то, на первый взгляд странное, лишь их небольшая часть. Это они и одновременно уже и другие существа. Да и каждый из нас умирает и рождается каждую секунду. Нет ничего постоянного.
А что касается тел покойников или их останков, то они – своеобразные энергетические капсулы, которые дают заданные движение практически вечной духовной субстанции. Но, так называемая, душа разделена на бесконечное количество единиц, в свою очередь… бесконечных. Именно поэтому какая-то часть ушедшего от нас в мир иной может одновременно находиться и «там», и «здесь». Она, конечно же, готова была понять всё это, но не могла – ни разумом, ни сердцем, ни душой.
В районах, где находится большое скопление таких капсул, – «мёртвые» люди, животные, птицы, рыбы, деревья, – не спонтанно, а закономерно, по утверждению Нохина, как бы, рождается геопатогенная зона. Через неё не только можно встречать «гостей», но и уходить за земные пределы самому. Такое происходит очень часто. Коридором в иной мир может стать и, всего на всего, один покойник, будь то собака, или курица.
– Всё можно объяснить, – убеждённо заметил Нохин, – потому что за каждым событием и явлением стоят причинно-следственные связи. Случайных смертей не бывает, Ульяна Сидоровна. Абсолютно всё закономерно.
Тут же он постарался растолковать непонятливой старушке, что одна из причин непредвиденного, внезапного ухода в мир иной – это общение или даже сиюминутный контакт с «отжившим». Но это тоже – мирозданческая лотерея. Кому и какая стезя выпадет по жизни, не всегда дано предугадать даже самому великому магу и колдуну. Но тут-то, конечно же, Алексей прав. «Всё под Богом ходим».
Поставив корзинку со сморчками на землю возле небольшого бугорка, Ульяна Хмёлева встала на колени, перекрестилась, трижды поклонилась кому-то невидимому, но близкому и родному, принялась читать молитву. Всё солдаты, не захороненные, как положено, были для неё единым целым, одним существом… Но слова её были обращены к Богу. Это было «Моление о упокоении павших воинов, за веру и Отечество».
Голос её хрипел, слёзы стекали по щекам, но она говорила и говорила так проникновенно, что даже примолкла кукушка, невдалеке и совсем недавно исполняющая свою монотонную и однообразную «песню». А такая молитва тронет душу любого сомневающегося в Истине несокрушимой, впрочем, кто знает: «Прими с миром души рабов Твоих, воинствовавших за благоденствие наше, за мир и покой наш, и подай им вечное упокоение, яко спасавшим грады и веси и ограждавшим собою Отечество, и помилуй павших православных воинов Твоим милосердием, прости им все согрешения, в житии сем содеянная словом, делом, ведением и неведением».
Завершив чтение молитвы, крестясь, трижды поклонившись в сторону востока, она села на поваленный ствол дерева рядом со своей корзинкой. Вытерла платочком слёзы, который достала из куртки. Теперь она свято верила, что Господь примет в свою Обитель ещё одну часть скитающихся по лесу душ. Хмелёва всегда в это верила. Как же иначе-то?
В раздумье о бренности жизни нашей и внеземной, Ульяна Сидоровна собралась пройти чуть дальше, но увидела молодую женщину в коротких резиновых сапогах, потёртых джинсах, куртке-энцефалитке, с белым платочком на голове. В руках у неё была корзина со сморчками.
– Слава богу,– вместо приветствия, радостно сказала она,– вроде бы, вышла на большую тропу. А вы не скажите, по ней я приду в Страдовск?
– Да,– коротко ответил Хмелёва,– за полчаса-час дойдёшь. Скоро и поле увидишь. Там четырёхэтажный каменный дом стоит… ну, отставного майора Скрипуна. Знаешь, верно, такого?
– Кто ж не знает этого тёмного ворюгу? Да, чёрт с ним! А я-то страху такого натерпелась. Заблудилась. Надо же! А я ведь местная. Если бы не солдатик, за которым я почти бежала, то до завтрашнего утра бы блудила.
