Kitobni o'qish: «Кель»
Посвящается Кадзи Соноко.
У них есть автоматы и базуки,
Копыта из свинца, стальные руки.
Они нас ловят, пришивают сроки.
Короче говоря, они – морлоки.
Они морлоки, значит, мы – элои.
Удар в висок – и пять веков покоя!
И кто поверит, что медведь сиамский
Меня встречал над бездной Марианской?
«Соломенные Еноты»
«Канзас»
Прежде чем захлопнуть дверь —
Всех добил ли ты? Проверь!
Школьное
Часть I. Дикая девочка
1. Нас обманули
– Люди! Нас обманули! Земля имеет форму чемодана!
Короткое эхо прокатилось по школьному двору и стихло в закутке у спортзала.
– Это кто там кричит? – осведомился Геннадий Степанович. В гимназии он считался учителем информатики, а в городе – главным знатоком пошаговых стратегий.
– Кто-то проиграл, – отозвался лаборант, – девятиклассник по фамилии Барсучонок. Вот и выполняет желание.
– А почему так громко? Или это в школе так тихо? – Геннадий Степанович прислушался. – Да, тихо, прямо подозрительно. У второй смены что, уроки начались?
– Может быть…
– Значит, кому-то из нас пора на занятия.
Надо сказать, что Виктор Барсучонок уже в шестнадцать лет был прирожденный лаборант – худой, близорукий, с сухими соломенными волосами, стричь которые он считает излишним. Один из тех повелителей техники, кто рождается с золотым паяльником в зубах.
Немудрено, что к обычным урокам он относился без восторга.
– У нас первым уроком окно, – соврал Барсучонок, продолжая воевать с разъемами. Провода почуяли неладное и не хотели обратно в гнездо.
Так получилось, что проблема с сетью волнует лаборанта куда больше четвертных оценок. Вот и сейчас он сидит и пытается понять, что тут можно сделать. Привычный способ ремонта – вытащить и засунуть обратно – почему-то не помогает.
– Смотри у меня! – Геннадий Степанович вернулся к игре. – В школе тебя терпеть будут, а вот университет прогульщиков не любит. Выгонят – и пойдешь работать демократическим журналистом.
– Нет, я лучше игры обозревать буду. – Модем замигал, словно новогодняя гирлянда. – Или дисками торговать. Дин так устроился, значит, и я смогу. И за учебу заплатить хватит.
– Твой Дин мог бы Родиной торговать, с его-то родителями. Для человека, который рос в трехкомнатной квартире, летает он низковато.
– Он просто боится, что его собьют.
– Он просто ничего толком не умеет делать. Хотя… кто сейчас что-то умеет? – Геннадий Петрович откинулся на спинку стула, разгладил усы и начал раскуривать трубку. – Все порушилось, все перекосилось. Даже машины нас не слушаются. Да, попробуй перезагрузить… Нет, не кнопкой, а через систему.
На дворе был 1997 год. Советский Союз распался несколько лет назад. Но даже в нашей сравнительно благополучной области все шло наперекосяк, летело кувырком, и было неясно, чем все это закончится.
Компьютер обиженно запищал. Модем мигнул, по лампочкам побежала неслышная зеленая светомузыка. А потом замерла.
– Очень хорошо. – Геннадий Степанович пыхнул вишневым дымом. – Теперь собери все лишнее и положи в шкаф. И мышей за хвост свяжи.
Кабинет информатики тринадцатой гимназии – это узкая и длинная комнатенка на третьем этаже. Стены, неизменные с советских времен, разрисованы счастливыми роботами, спутниками и консолями. Еще на них написано, что такое байт, микропроцессор и информация. А возле окна изображен Билл Гейтс, замаскированный под ученого в медицинском халате.
Именно здесь школьники открывали для себя удивительный мир мрачных подземелий DOOM и инопланетных лабиринтов Quake. А некоторые, вроде Барсучонка, постигали тайнопись желтых букв «Турбо Си» и неизведанные просторы тогда еще совсем медленного Интернета.
Лаборант уже предвкушал очередной смертоубийственный матч по ожившей сети. Надо только вытащить запасные мышки из уже нерабочих компьютеров.
Вот и сделано. Он запер шкафчик, повесил на гвоздик мышей, сел за дальний компьютер, открыл для порядка учебник Страуструпа, поставил загружаться последнюю сохраненку, замер в предвкушении…
Но тут в дверь постучали.
И в ту же секунду за окнами огрызнулся гром. Пелена мелкого осеннего дождя накрыла школьный двор, как занавеска.
– Войдите, – галантно произнес Мышкин. Он умел различить, когда стучит рука женщины.
В кабинет заглянула девичья голова с орлиным римским носом и волосами, собранными в конский хвост. Лицо незнакомое.
– Я опоздала, – сообщила она. – Можно?
Учитель задумался.
– А куда вы, собственно, спешили? – спросил он.
– На химию.
– Нет, сюда нельзя, здесь информатика. Какой у тебя класс?
– Девятый «А».
– Удивительное совпадение. – Геннадий Петрович выпустил из трубки очередное кольцо вишневого дыма. – В этом кабинете есть еще один человек из этого класса. И я думаю, он сейчас и отведет тебя на химию. Правда, Витя?
***
Девочка выглядела подозрительно.
Плечистая, круглолицая и довольно красивая. Карие глаза, черные, как нефть, волосы. Ногти подстрижены, как у мальчика, – на гитаре играет, наверное. В белом свитере, а поверх темный пиджак с огромными боковыми карманами. Наш лаборант так и не смог решить, это мода или ей просто надеть нечего.
В полном молчании они шли по сумрачным коридорам. Снаружи перекатывался гром. И чем дольше они шли, тем больше Барсучонку становилось не по себе.
Наверное, влияла гроза. Или модем, который наконец-то заработал. Но – Барсучонок готов был заложить собственные кроссовки – дело было в девушке.
От нее словно пахло озоном. Так, что волосы становились дыбом, а каждый шаг отдавался электрическим разрядом.
– Как тебя зовут? – спросил он.
Вдруг, если с ней поговорить, этот морок пропадет?
– Диана Кель.
– А я – Виктор Барсучонок. Кстати, уже половина урока прошла.
– Не страшно. Осталась еще половина.
А вот и кабинет химии. Барсучонок хотел сказать что-то еще, но не успел.
Девушка распахнула дверь и вошла, даже не постучав.
Класс был удручающе пуст. Голые синие парты наводили тоску, а на доске осыпались позавчерашние формулы.
Возле учительского стола возвышался вытяжной шкаф, похожий на стеклянный саркофаг. Внутри сидел Погорельский. Староста читал книгу и был спокоен, как наглядное пособие.
Диана не удостоила его даже взглядом. Быстро и бесшумно пересекла класс, подергала дверь лаборантской (заперто), заглянула за шторы и начала проверять задние парты.
Барсучонок смотрел на нее с удивлением. Погорельский оторвался от книги и тоже смотрел.
– Люди есть, – сообщила Кель, – не меньше троих. Умеют играть в преферанс. Сейчас очень осторожно открывай стеклянный ящик и спрашивай, что здесь произошло.
Барсучонок сдвинул щеколду и поднял раму вытяжного шкафа. Погорельский спустился на пол и потянулся, как проснувшийся кот.
– Что случилось? – спросил Барсучонок, не спуская глаз с девочки.
– Пятьсот вистов случилось.
– И тебя посадили?
– Ну не деньгами же отдавать!
– А где остальные?
– В столовую пошли.
– А учительница?
– Уволилась. Пока новую не найдут, химии не будет.
– Отличная новость. – Барсучонок несколько повеселел. – Кстати, эта девушка – наша новенькая, зовут Диана Кель. Она поможет тебе наконец-то перестать быть старостой.
– Неужели? – Теперь Погорельский смотрел на девочку с любопытством. – Я тогда ей цветов куплю. Вот честно!
Надо сказать, что выборы старосты были главной политической интригой 9 «А» класса. С самого первого года учебы весь класс надеялся, что что-то произойдет, и каждый сентябрь надежду колошматили вдребезги.
Женская половина выдвигала Четвергову, мужская – Погорельского. А затем оба кандидата прилагали все усилия, чтобы от высокой должности отказаться. Но отчитываться за весь класс никто другой не хотел. А снять кандидатуру или подать в отставку было невозможно – это вам не президентские выборы!
Новеньких в классе не появлялось. Вот и вышло, что парней из года в год оказывалось на одного больше, и они всегда голосовали за своего кандидата. Поэтому Погорельский побеждал год за годом. И тратил на ненужные обязательства время, которое мог бы провести с книгой. Он предчувствовал, что останется старостой до конца школы. А то и до конца своих дней.
В прошлом году он, правда, организовал с Барсучонком заговор и попытался совершить небольшой государственный переворот. В решающий момент Виктор сделал вид, что забыл поднять руку, а потом спохватился и проголосовал вместе с девочками.
Но увы, переворот сорвался – за два дня до этого Иванова и Болтунович отравились блинами и отлеживались в больнице. Как итог, голосов оказалось поровну, и несчастный староста сохранил свой титул.
Виноватым признали Барсучонка и даже отвесили ему пару подзатыльников.
«Я-то что мог сделать? – оправдывался Виктор. – Руку поднял, как и обещал!»
«Надо было две поднимать!» – негодовал в ответ Антон Моськин, сын юриста.
Диана закончила осмотр класса и вернулась к окнам. Барсучонок заметил, что портфель у нее совсем новый, со сверкающими золотыми застежками. Не иначе, купила специально для новой школы.
– Какой у нас следующий урок? – спросил Виктор у старосты.
– Физкультура.
– Это просто замечательно!
Надо сказать, что физкультура была у Барсучонка любимым уроком. Он был от нее освобожден и всегда проводил эти сорок пять минут с пользой. Например, в кабинете информатики, очищая подземелья от всякой нечисти.
– Информатика открыта? – спросил староста. Он тоже теперь сиял, как новенькая лампочка Ильича, предвкушая свободу от ручек и журналов.
– Ага. Пошли вместе. Не везет в картах – повезет в человекоубийстве. Диана, пойдешь с нами? На наших компьютерах можно пасьянсы раскладывать.
Кель повернула голову. Барсучонок понял – он опять брякнул что-то не то.
Нет, во взгляде не было обиды. Женскую обиду он видел настолько часто, что давно к ней привык. Это было что-то другое. Что-то, для чего он не знал даже названия.
Там полыхала ровная, раскаленная добела ярость. Казалось, еще секунда – и девушка вцепится ему в горло.
– Нет, – сказала Диана. – Идите без меня. И карты заберите. Ненавижу пасьянсы!
***
Кабинет информатики оказался закрыт. Похоже, сегодня монстрам было суждено уцелеть.
Делать было нечего. Даже поесть не хотелось.
Так что они просто отошли к окну и уселись на подоконнике.
– Как тебе новенькая? – спросил Погорельский, – Нормальная?
– Стремная, – ответил Виктор, – очень стремная. Я увидел ее в первый раз полчаса назад – и уже боюсь.
– Боишься, что влюбишься, и она откажет?
– Нет. Боюсь ее обидеть.
– Знаешь, она не похожа на хрупкую девочку из фарфора и комплексов.
– Нет, я за себя боюсь. Не скажу, это ее родители влияют или она сама такая… Но если такую обидишь – костей потом не соберешь.
– Да ладно тебе! Увидел красивую девочку и уже испугался.
– Знаешь, она не только красивая. Видел ее руки? Ударит разок – и не встанешь.
– Может, просто боксом занимается?
– Девочка занимается боксом?
– Ну… эпоха обязывает. Помнишь брата Вульского?
Легендарный брат Вульского был музыкант-балалаечник, заслуженный артист, ушедший теперь в другой бизнес. Инструмент напоминал о себе до сих пор. Заслуженный артист легко сгибал ложки и давил из картофелины сок, сжав ее в кулаке.
В его новом бизнесе это было очень полезным умением.
– Да, помню. И знаешь – я бы хотел учиться с таким в одном классе. Даже если это будет девочка. Стукнет нечаянно – и придется заказывать катафалк.
Прозвенел звонок. Погорельский отчалил на физкультуру, и Барсучонок снова остался один.
Он посмотрел в окно – там звенел все тот же дождь.
Да, делать нечего. Придется бродить по школе.
***
Наша тринадцатая гимназия – местечко довольно мрачное. Длинные темные коридоры похожи на трубы, туалеты – на сырые подземные казематы, а в заброшенных сараях между спортзалом и кабинетом труда каждую ночь кто-то шуршит и скребется.
Ее построили в семидесятые, когда Тигли считались пригородным поселком. Еще в позапрошлом году она оставалась самой заурядной средней школой. А потом пришел новый директор и за пару месяцев выбил статус гимназии. Как ему это удалось – никто не знал. Говорят, помогли злые духи.
Барсучонок нарезал круги, размышляя о новой девочке, неубитых монстрах и тысяче других вещей.
Он прошел и второй, и третий этажи и уже готовился спуститься на первый. Но тут из-за спины окрикнули:
– Эй, волосатый!
…и Барсучонок понял, что сегодня не его день. Куда бы он ни пошел и что бы ни делал, неприятный сюрприз был тут как тут.
Он попытался ускорить шаг и как-нибудь скрыться. Но за спиной уже стучали шаги, и долговязые тени окружали его справа и слева. Беда пришла, и сумкой от нее не отобьешься.
– Ну, куда ты бежишь? Поговорить надо! Давай в класс зайдем.
Это были выпускники из спортивного класса. Они служили наглядным примером того, что настоящему дураку не прибавляют ума даже два года дополнительного образования.
Их тупость раздражала настолько, что лаборант не мог их запомнить даже по именам. Вот один в красной куртке сел на парту, второй, длинный, – за учительский стол, а третий сейчас что-то будет говорить. Четвертый обгладывал початок кукурузы и постоянно щурился. Хочется всех их убить, но это пока невозможно.
В пустом классе пахло пылью. На столе – букет искусственных белых астр с обугленными бутонами. Щелкнул замок.
– Мне идти надо…
– Да сядь ты!
Рука схватила Барсучонка за плечо и вдавила обратно в стул.
Лаборант не сопротивлялся. Это была его обычная стратегия – забиться, как барсук в нору, и ждать, пока гроза пройдет мимо.
– Слушай, ты ведь это, в компьютерах шаришь…
– Да, разбираюсь. Что вам нужно?
– У нас тут есть один такой, ну мудак мудаком вообще…
– Если человек мудак, с этим даже компьютеры не помогут.
– Да я не про это! У него комп дома есть, можно вирус какой найти или еще что, чтобы он сломался?
– А вы придите к нему домой и ударьте по компьютеру стулом. Со всей дури.
«Что это я такое говорю?» – подумал Барсучонок. Ответ был точно не в его духе.
– Не, так не получится, – сказал тот, что был в красной куртке. – Нужно что-то, чтобы он не заметил. Вирус какой-нибудь или другая программа. Чтобы все стерло. Начисто.
– Он может заметить и догадаться.
– Да ничего он не заметит, он тупой! Ну что ты, не можешь ничего…
Дальнейшее было мучительно. Нет, они явно не собирались его бить. Происходящее было и хуже, и больней, причем оно болело долгой, изматывающей, почти зубной болью.
А именно – Барсучонок пытался вытащить технические подробности из людей, которые знать о них ничего не желали.
– То есть вообще ничего не понимает? – наконец спросил он.
– Ну я же говорю, вообще!
– И что делать?
– Ну, ты решай, ты же у нас компьютерщик!
– Давайте так. Я завтра принесу дискету и отдам ее вам. Там вирус. Вставляете – и он все удалит. Все очень просто.
«Да, все очень просто, – думал он, – принесу им пустую дискету. Пусть возьмут и отстанут. Если будут вопросы – скажу, что вирус все удалил, а этот человек просто не хочет им признаваться».
– А он точно сработает? Там эти… совмещения нормально пойдут?
По всем признакам разговор должен был пойти сейчас по второму кругу. Но про совмещения Барсучонок так ответить не успел.
В дверь постучали.
– Занято! – прорычал тот, что в красной куртке. Потом повернулся обратно и спросил с таким видом, будто понимал, о чем: – Так что там с этими совмещениями?
Ответом ему был удар.
Хрустнуло дерево, брызнули щепки, обиженно взвизгнул замок. Дверь распахнулась настежь и на полной скорости врезалась в стену. Брызнул белый дым штукатурки.
На пороге стояла Диана. Она казалась совершенно спокойной. Только дышала чуть тяжелее, и конский хвост сбился набок.
– Барсучонок! – произнесла она. – Тебя староста ищет!
***
Погорельский дожидался на втором этаже, под расписанием. Теперь он выглядел весьма перепуганным. Увидев Барсучонка, тут же схватил за рукав и оттащил в сторону.
– Слушай, Вить, ты что устроил? – спросил он полушепотом.
– Вроде ничего не устраивал.
– Тебя к директору вызывают. Немедленно.
Да, плохо дело…
– Родителей тоже вызвали?
– Нет. Тебя и немедленно. Он так и сказал.
Барсучонок огляделся и только сейчас заметил, что вокруг них собрался весь класс. Причем все хранили гробовое молчание, а выглядели так, как будто в раздевалке их атаковала монгольская конница.
Они не казались испуганными. Только удивленными. А вот одеты как попало. Кто-то в кроссовках, кто-то в спортивных штанах, кто-то захватил куртку и закутался в нее, как в скафандр. Одни с портфелями, другие без.
Не похоже, чтобы они могли чем-то помочь.
А вот страх был тут как тут. Секунда – и он сжал лаборанта своими мерзкими холодными щупальцами.
Интересно, в чем же он провинился? На ребят в раздевалке он не нападал точно.
За ерунду к директору не вызывают. А тринадцатая гимназия устроена так, что не вызывают и за серьезные шалости. Барсучонок учился тут девятый год и так и не увидел ни одного хулигана, который бы удостоился такой чести. Чтобы тобой заинтересовался Андрей Данилович, нужно было как минимум развязать атомную войну.
А сам Барсучонок не был даже хулиганом. Учителя считали его вполне добропорядочным лентяем. Родители были довольны, что все проблемы сын ловит своей головой.
Сегодня вечером, похоже, их огорчат. А наш герой, несмотря ни на что, терпеть не мог, когда огорчают его родителей.
Барсучонок направился к лестнице. Ноги двигались, как деревянные. Класс – за ним. Длинная сизо-серая змея растянулась по квадрату лестничной клетки.
На первом этаже, возле кабинета, он оглянулся еще раз. Класс стоял по-прежнему молча, словно глиняная армия китайского императора.
И только сейчас Барсучонок заметил, что новенькой среди них нет.
Куда она делась? Вопрос был хороший, над ним очень хотелось размышлять до самого звонка, а может, и до конца дня…
Но главный монстр ждал в своем логове.
…И Барсучонок вошел.
2. В кабинете директора
Насчет странности Тиглей еще можно поспорить. Говорят, в городе есть и другие странные районы.
Но нет сомнений, что тринадцатая гимназия – самая странная школа в городе. А кабинет директора – самое странное место во всей гимназии. Так что у любого, кто туда зайдет, первое время немного кружится голова.
Старая, тяжелая мебель. Книжный шкаф, угрюмый, как жук, а стол похож на огромную глыбу темного янтаря. Глобус стилизован под старинные карты, а над ним висит еще одна старинная карта, где на тех же материках расположены совсем другие государства. И другие картины с изломанными пустынными пейзажами, в духе позднего Рериха.
Да и сам Андрей Данилович казался элементом интерьера. Костлявый, уже лысеющий и близорукий, он сидел в углу и перебирал бумаги в какой-то синей папке.
«Интересно, – подумал Барсучонок, – из лаборантов меня тоже выгонят?»
– Подойди и садись сюда, поближе, – произнес директор, не отрываясь от бумаг.
Барсучонок подчинился.
Усевшись, он заметил, что на столе у директора лежат какие-то расписания и справки, а сверху, чтобы не разлетались, их накрыли листом прозрачного пластика. Причем тот край прозрачного листа, что был к ближе к Барсучонку, немного топорщился. Лаборант придавил его рукой и решил встретить свою участь стоически.
– Хорошо, что ты один пришел. – Директор отодвинулся и посмотрел на него, словно оценивая. – Так проще будет. Сейчас отвечай честно. Потому что вопрос непростой, очень непростой. От него зависит очень многое.
…И тут послышался треск.
Барсучонок дернулся и оглянулся на дверь. Дверь была на месте.
А вот по пластику на столе проползла длинная, от края до края, трещина. Как будто кто-то взял и перечеркнул все – и справки, и документы.
Барсучонок сидел ни жив ни мертв. Казалось, пол сейчас распахнется, и он полетит вместе с креслом прямиком в ад.
Директор, однако, только поднял бровь.
– Надо же, какая энергетика… – Он провел пальцем по трещине, словно оценивая ее мощь. – Слушай, ты ничего такого в последнее время не делал? Ни в какие места не ходил? Церкви там, монастыри, заброшенные кладбища.
– Нет… Только дома, за компьютером.
– Очень, очень сильная энергетика… Знаешь, и не ходи лучше. Могут быть проблемы… Сейчас сам знаешь, что творится – купола искрят, мертвые встают, а живые пропадают. Да уж… Ну ладно, с этим потом. Сначала надо разобраться с первым слоем… Так вот, послушай – у меня к тебе вопрос…
Барсучонок сжал под столом кулаки.
– У вас в классе новая девочка, Диана Кель, – говорил директор. – Мне сказали, что ты с ней дружишь. Так вот – расскажи мне, пожалуйста, что она за человек.
***
Страх исчез. Так пропадает синий цветок газа, когда выключаешь плиту.
– Я о ней почти ничего не знаю, – начал Барсучонок. – Увидел сегодня, когда шел на первый урок. Мы поговорили немного, совсем чуть-чуть…
– …но почти подружились, – ответил директор. Он явно думал какие-то свои мысли. – А раньше ты ее нигде не видел?
– Нет. Где я ее мог видеть?
– Например, во сне.
Виктор задумался.
– Нет. Не помню!
– Очень странно, очень-очень странно.
– А что случилось-то?
Глаза директора впились в лицо Барсучонка. Взгляд был такой, как будто Андрей Данилович собирался прочитать там разгадку.
…Да, не все вопросы бывают удачными.
– Эта Кель, – директор говорил очень медленно, – только что сорвала урок физкультуры. И так, как его еще никто не срывал за все двадцать лет моей педагогической практики!
– Она что, подралась с кем-то?
– Если бы подралась…
***
Сама Диана даже и не думала делать что-то плохое. Как и все, она зашла в раздевалку, выбрала себе шкафчик, поставила туда портфель, положила на скамейку мешок с формой. Потом сняла пиджак и повесила его на крючок.
Тут-то все и обомлели.
Под пиджаком, поверх белого свитера, – новенькая перевязь с кобурой веселенького оливкового цвета. Из кобуры торчала серебристая рукоятка, а рядом, в гнездах, лежали две дополнительные обоймы. И еще три гранаты – на тот случай, если противник под парту спрячется.
В раздевалке сразу стало тихо. Будто огромная тяжелая волна молчания хлынула в комнату и затопила ее до самого потолка.
Первой захихикала Чиквина. Потом еще кто-то. Бухнулся на пол чей-то кроссовок. Заскрипели половицы – Карпинская отступала к выходу, а Болтунович – к окну.
***
– С Болтунович все хорошо? – спросил на этом месте Барсучонок.
– Да, в этот раз обошлось без жертв… – Директор произнес это с такой гордостью, словно это было его заслугой. – И если на то пошло – откуда этот вопрос? Ты о ней беспокоишься?
– Как не беспокоиться о человеке, который перед тобой в классном журнале стоит?
– А, понятно.
***
Диана обернулась.
– Почему все смеются?
Смех стих. И даже Болтунович замерла на одной ноге, как окаменевшая балерина.
– Как скажете. – Кель развернулась обратно, сняла перевязь и тоже повесила в шкафчик.
– А… оно настоящее? – нарушила молчание Вьюн.
– Конечно!
– Можешь показать?
– Сейчас, переоденусь и покажу. Но пострелять не дам, имейте в виду. Оружие – все равно что музыкальный инструмент. Оно любит только одни руки.
Как и подобает женщине, она умела говорить и переодеваться одновременно. Вот и сейчас она успела достать кроссовки и сменить брюки на спортивные штаны.
– Я в туалет, – почти прошептала Карпинская. – Можно?
– Конечно! Ты что думаешь – в заложники взяла?
Карпинская выскользнула. Кель надела кроссовки и с неодобрением оглядела остальных девочек.
– Вы почему не переодеваетесь?
– Нам интересно! – ответила за всех Вьюн.
– После урока посмотрите. Сколько сейчас на часах? Мы не опаздываем?
– Опаздываем, наверное.
– Так переодевайтесь! Или вы ждете кого-то?
Дверь распахнулась. На пороге стояли учитель физкультуры и Карпинская. Было заметно, что девочка готова в любой момент спрятаться за его спину.
Карпинская вытянула руку, ткнула пальцем в сторону шкафчика – и так и замерла с открытым ртом.
– Что это? – спросил физрук.
– Пистолет, – ответила Диана.
– Откуда?
– Мой.
Потом пришли завуч и военрук. Завуч при виде оружия пробормотала: «Сейчас придет Андрей Данилович и все устроит»,– и так и осталась стоять.
Девочка сразу поняла, что толку от нее не будет, и принялась болтать с военруком:
– Почему на физкультуру никто не идет? – поинтересовалась она. – Учитель физкультуры тоже уволился?
– Нет, пока нет. Но у него еще все впереди. Девочка, скажи, что там у тебя?
– «Беретта». Девяносто вторая, Эф-Эс. Знаете такую модель?
– Знаю, знаю. Ты только не нервничай, хорошо?
– Я не нервничаю, это вы нервничаете.
– Да, конечно. Как тут не нервничать. Ты только осторожней, хорошо? Оружие – оно опасное.
– Нет, что вы. Какая опасность? Головку оси курка увеличили, теперь можно не беспокоиться за затвор. Это вам не Эфка восемьдесят первого года!
Когда пришел директор, стало ясно, что урока не будет.
***
– А вы не подумали, что у нее просто травматика? – предположил Барсучонок. – Знаете, такие пистолеты, выглядят как настоящие, а стреляют шариками. Убить из него нельзя, а вот от хулиганов защититься можно. Вы тоже ее поймите, она первый день в новой школе! А у нас окраина, метро нет, в центр города на автобусе ехать надо. Она боится, наверное.
– Я смотрел на нее очень внимательно. И поверь, Витя, она никого и ничего не боится. А насчет оружия… Военрук мне сказал, чтобы я был – представляешь, в моей гимназии! – с этой девочкой помягче. Потому что он, конечно, слышал про всю эту травматику, но говорит, что травматических «Беретт» не бывает. И зачем, скажи мне, пожалуйста, к травматическому пистолету запасные обоймы?
– Там запасные шарики, может быть.
– Хорошая мысль. А гранаты?
– Может, гранаты тоже травматические.
Надо сказать, что Барсучонок, как и Погорельский, иногда думал о войне, но никогда не представлял ее поблизости.
– Ты сам понимаешь, – продолжал директор, – что я отвечаю не только за нее, но и за остальных детей в школе. И не только перед родителями или государством. Есть и другие иерархии… Поэтому говорю ей, что оружие в школе запрещено, и я хочу видеть ее родителей…
***
– Если вы хотите увидеть моих родителей, – ответила Кель, – я завтра принесу их фотографию.
– Нет. Я бы хотел, чтобы они тоже пришли. Мне нужно обсудить с ними твое поведение.
– Они не смогут прийти.
– Они обязаны.
– К сожалению, вы не сможете их ни к чему обязать.
– Я собираюсь им позвонить.
– Вы не сможете.
– Это почему?
– Там, где они сейчас, нет телефонной связи.
– У вас что, телефона дома нет?
– Нет, пока не поставили.
– А если я просто отправлюсь к вам домой на чашку чая.
– Я буду рада вас принять. У меня есть запасные чашки.
– А как же ваши родители?
– Я живу одна.
– Хм… Где в таком случае твои папа и мама?
– Они сейчас в Подснежниках.
– Подснежники – это где-то за Полярным кругом?
– Нет, это под Смоленском.
– И что же они там делают?
– Отдыхают.
– Надо же… а когда они вернутся с отдыха?
– Я полагаю, никогда.
– Что же это за отдых такой?
– Насколько я знаю, с кладбищ не возвращаются.
…
– А другие родные у тебя есть?
– У меня был опекун.
– Я могу его видеть?
– Нет.
– Почему?
– Я не знаю, где он.
– Он тоже на кладбище?
– Это возможно.
– Но с кем ты тогда живешь?
– Я живу одна.
– Тоже на кладбище?
– Нет. В квартире.
– А откуда у тебя квартира?
– Наследство.
– Деньги на еду у тебя тоже из наследства?
– Мне приходят почтовые переводы.
– От кого?
– Это мне неизвестно. На квитках нет подписи.
***
– …Я вернулся и сразу потребовал ее дело. Что я в нем вижу? В графе «отец» – прочерк, в графе «мать» – прочерк. Предыдущее место учебы – тоже прочерк. Как такое вообще пропустить могли? Не с Луны же она свалилась! Даже у существ верхних миров есть что-то вроде родителей. Вызываю секретаршу, спрашиваю, откуда эта Диана взялась. Секретарша говорит, что на девочку пришли бумаги, и надо было зачислить. Звоню в мэрию, спрашиваю, откуда девочка. А они в ответ: Диану Кель к вам прислало министерство по области, туда и обращайтесь. Если не нравится, пусть пришлют другую девочку. Тогда я позвонил в министерство. Про скандал не говорю, просто пытаюсь узнать, где она училась. А Жанна Потаповна – представляешь, сама Жанна Потаповна! – отвечает мне, что где Диана училась раньше, мне, директору школы, знать совершенно не обязательно. Потому что мое дело – учить, а не выяснять. Я спрашиваю: откуда такая секретность? Она и отвечает: сам Двойкин распорядился. И что если мне так интересно, я могу перезвонить через час и переговорить с министром Двойкиным, – но он мне скажет то же самое. Нет, я, конечно, не против поговорить с областным министром образования, но не о девочках с пистолетами. Так вот, трубку я, конечно же, положил, а вот сомнения остались. И что с ними делать?
– Может, просто разрешить ей учиться? – предложил лаборант.
– Учиться-то она будет. А ты, пожалуйста, проследи, чтобы ее никто не обижал. Нехорошо, когда в гимназиях стреляют.
