Kitobni o'qish: «Тень чужого прошлого»
Аня, как всегда, допоздна задержалась на кухне. Ей совсем не хотелось заходить в комнату к мужу, но без этого было никак.
Она уже сделала все домашние дела, просмотрела новости за день из соцсетей и даже почти разгадала сканворд в бесплатной рекламной газете. Оставаться на кухне больше не было смысла. Нужно было готовиться ко сну, а не надраивать и так блестящую поверхность кухонной утвари, да и густой свежесваренный рассольник уже достаточно остыл для того, чтобы убрать большую кастрюлю с вкусным варевом в холодильник.
За окном накрапывал октябрьский дождь, ветер гулко задувал в вентиляцию, а до полуночи оставалось ещё полчаса. Также атмосфера старой квартиры с относительно новым ремонтом была наполнена шумом работающего телевизора за стеной и скрипом половиц соседей сверху. Или не сверху.
Уставшая от рабочей недели и гнетущего быта женщина прошла в ванную комнату. Умылась, слишком тщательно, до металлического привкуса во рту, почистила зубы. Потом долго рассматривала себя в зеркале. Что изменилось в отражении за последние полгода? Полгода – как же это долго, много, далеко! Невыносимо. Это целый путь из надеждударящего, свежеразмороженного после зимы марта в тягучий, мрачный, дождливо-прогорклый октябрь. Один период с одним незаметным днём рождения и днём большой трагедии, который случился несколько раньше, молниеносно вырвав все праздничные даты из календаря. Таким огромным оказался прыжок из оптимистичной благоустроенности тридцатилетия в… в тридцать один. Как добавило это время морщин, синевы под глазами, худобы. Будто скулы окрепли, а глаза впали, потеряв блеск. Отросшие ниже плеч волосы утратили пышность, блеск, неприлично обнажили естественный цвет, некогда прятавшийся под чёрной краской, готовя также беспринципно явить и седину. Каким же было приятным развлечением смотреть на себя в зеркало по молодости лет. Сейчас же хотелось отвернуться и уйти от отражения. Как быстро поменялось ощущение себя: не так давно она была стройной девушкой, а теперь просто худая женщина.
Маленькая трещинка зрительной памяти образовалась в её сознании. Будто там, в зеркале, на дальнем плане вот-вот появится силуэт мужа. Игривое настроение перед сном, перед заслуженным отдыхом – это нормальное явление в благополучной семье. Он подкрадётся, но специально пугать не станет, а Аня сделает вид, что его появление стало для неё неожиданностью. Она улыбнётся, он приобнимет её. Они вместе увидят в зеркале то, что друзья называли «красивой парой». И где теперь эти друзья? И где теперь это тридцатилетие, когда планировалась беременность, повышение Стаса на работе, покупка нового автомобиля?
Как больно было обмануться. Всё ещё карие и всё ещё выразительные глаза Ани наполнились солёной горечью. Никто не подойдёт, не приобнимет. Ложным было видение. Нет никого за спиной, позади осталась вся жизнь.
И как не хочется сходить с ума этими вечерами, когда даже отражение в зеркале дарит столько негативных эмоций: от наглядности увядающей молодости до остроты мгновенности видения из прошлого.
Нет никого за спиной, показалось. Это вечер, это осень, это усталость после рабочего дня…
Она отвернула в сторону излив крана, чтобы капли громко не падали в холодный бассейн ванны. Смеситель давно следовало починить, но капающий кран это такая мелочь по сравнению со всем остальным. Это всего лишь кран. Чёртов кран… и быт, отравленный отчаянием и способный вызвать негатив на самом ровном месте.
Аня надеялась, что её муж уже уснул и можно будет выключить телевизор и уйти в свою комнату, чтобы лечь спать. Дальнюю, маленькую, угловую комнату, окно которой загораживал от рассвета забор завода.
Но Стас не спал. Он сосредоточенно смотрел на плоский экран, который уже не был наполнен отображением такого же «плоского» юмора: оказывается, комедийное шоу уже давно закончилось, и эфир позднего вечера сменил достаточно трэшовый фильм ужасов с уродливыми внезапностями и брызгами густой крови. Но Стаса он не пугал, а наоборот, вызывал у него неподдельный интерес. Аня ненадолго задумалась о том, чтобы оставить мужа и лечь спать, но она хорошо помнила настояния психиатра о том, что её супругу противопоказан любой стресс. И ей пришлось ненадолго отвлечь внимание некогда близкого человека, чтобы переключить телевизионную трансляцию на проверенную временем запись полнометражных мультфильмов. Афера удалась, и Стас всё с тем же интересом продолжил смотреть телевизор, а уставшая женщина, быстро подмыв мужа и установив ТВ-таймер, ушла в свою комнату, которую они когда-то планировали переделать в детскую…
Мужчина уже более полугода не вставал с кровати после автомобильной аварии. Март, загородная трасса, гололёдица. Стас пережил две недели комы, из которой выбрался, оставшись в недееспособном состоянии, разучившись ходить, разговаривать и здраво мыслить. Весь его интерес к жизни теперь сводился к просмотру телевизора, пусканию слюней и других признаков жизнедеятельности, а Аня осталась в одиночку тащить тяжёлый груз существования под одной крышей с инвалидом, жизнь которого навсегда утратила былую полноценность. Как и её жизнь.
И Аня почти смирилась с этим. Первостепенная надежда на излечение разбилась о твёрдость диагнозов, оставив только один нерешённый вопрос из прошлого – зачем и куда Стас так торопился в тот день, когда его совсем не должно было быть на загородной трассе?
Чем больше проходило времени с того дня, когда жизнь Ани превратилась в тягостное существование, и чем больше она привыкала к так несправедливо сложившимся обстоятельствам, тем чаще она позволяла себе размышления на темы, не касающиеся дня сегодняшнего. Но будущее теперь было предопределено, а прошлое всё больше вызывало вопросов, и в этих вопросах был интерес, который мог хоть как-то дорисовать общую картину жизни женщины.
Перед сном её посетила дурацкая идея, и утром она от неё не отказалась. Женщина твёрдо для себя решила съездить к одной известной в округе бабульке-колдунье, которая, по слухам, многим уже смогла дать ответы на интересующие вопросы. В подобную мистику Аня не верила, но это было раньше. Что же ей теперь было терять, когда жизнь и так была потеряна?
Утром выходного дня она проснулась раньше будильника, и это послужило решающим обстоятельством, чтобы пуститься в авантюру. Муж ещё спал. Он мог проспать до полудня и дольше, если его не будить, что Аня делать и не стала, тем более нужды в подмывании не было – муж мало ел и пил, что сказалось и на его весе.
Пасмурность осени в этот день не была такой противной, как в будни. Аня не попила кофе, но была бодра и даже чувствовала какой-то душевный подъём. Но потом женщина поймала себя на мысли, что любой повод свалить из дома для неё был поводом немного освободиться от мрачных переживаний. Если это, конечно, была не поездка на нелюбимую работу.
Она не стала продавать свой «Матиз», оставив автомобиль как возможное средство получения небольшого дохода в случае экстренной нехватки денег на существование. Но сейчас, ввиду стабильности заработка, существование было ещё сносным, но вот жизни не было никакой.
Автомобиль странно чихнул, но завёлся, будто делая одолжение за нечастое внимание к нему. Обычно Аня выбирала общественный транспорт, ввиду большей выгодности. Но «Матиз» ещё терпел, ещё был готов оказаться нужным в подходящий момент. И Аня чувствовала эту нужность момента. Ничто не мешало ей разбиться также на том же самом месте, где Стас, превысив скорость на своём более жизнеспособном, чем «Матиз», автомобиле, снёс бетонный столб, не справившись с управлением.
Выезд из города всегда казался Анне интересным с точки зрения изменения настроения местности. Вот шумный центр со своими культурными достопримечательностями и вереницами пробок, перетекающими в дорожные разветвления запанеленных близлежащих районов и последующих спальных кварталов, подпирающих небеса высотками, величественность которых служит немым антиподом жизнекишащей сердцевины города. Не обходится путь и без промышленных зон, что так нелепо, огромными дымными кляксами, располагаются на скелетообразной карте маршрутов большого города, стабильность которого и держится на спокойствии этих зон. А вот уже и частный сектор, живущий своим отдельным настроением, где всё меньше светофоров, перекрёстков и городского пафоса. И вот, наконец, дорогу перестают обрамлять и исторические здания, и панельки, и высотки, и заводы, и частные домики. Прямая дорога – выше скорость. Справа поля, слева леса, всё с попеременным чередованием или единым согласием пейзажей. Этот путь из центра областного значения в междугороднее пространство был похож, по мнению Анны, либо на деградацию из-за теряющейся высокомерности объектов цивилизации, либо на эволюцию, подразумевающую возвращение к природе без дурнопахнущих результатов технического прогресса. И Аня никак не могла решить, чем же является для неё этот путь: первым шагом к решению загадки, с которой не помогли ни друзья, ни знакомые Стаса; либо к деградации – современная женщина с некогда стабильной жизненной позицией везёт деньги старой шарлатанке.
Блуждающие мысли Анны сконцентрировались на веренице посеревших от влаги последних чисел октября бетонных столбов. Где-то здесь был тот самый столб, который быстро восстановили после аварии и который так и не был украшен скорбным венком.
Пока ещё.
Но кто принесёт сюда этот символ человеческой трагедии в знак памяти о гибели Ани? Они остались одни со Стасом. Никому они не нужны. Значит, надо жить.
Дверь в большой, не без элементов роскоши, дом, Ане открыл крепкий, неопрятно одетый мужчина. Хмурый, сутулый здоровяк представился Степаном. Немного задумавшись, он спросил о цели её визита. Но Аня не успела ему ответить, как откуда-то из дома раздался противный старушечий голос:
– Степан, дурак ты неотёсанный, ну не к тебе же она пришла!
– Я не дурак! – отозвался Степан, не сводя своего взгляда с гостьи. – И я отёсанный!
В интонации последней фразы Степана читались сомнения. Было заметно, что он задумался о смысле последнего произнесённого слова.
– Боров отёсанный, впусти её в дом! – старуха одной фразой вывела здоровяка из раздумий.
– Заходи, – Степан наконец впустил Аню в дом, бубня что-то про то, что он всё-таки не боров, а человек.
Женщина разулась, сняла куртку и прошла в комнату, куда указал ей путь неприятный мужчина.
– Ох, и нехорошая ты! – будто порицая, сказала маленькая старушенция, когда они остались с Аней в комнате вдвоём.
Сначала Аня решила, что что-то не так с её внешностью, но тут же успокоилась, поняв, что бабка просто создаёт соответствующее настроение для усиления эффекта своей шарлатанской деятельности.
– Мне бы хотелось узнать лишь один вопрос, – сказала Аня, сев за стол напротив старушки. – Точнее, два вопроса…
– Один вопрос, это одна плата, два вопроса, то другая, – строго сказала бабушка. – Бесплатно ничего не бывает, бес платить не должен! Бесплатно, это когда бес платит! Понимаешь?
– Понимаю, – сказала Аня, другого она и не ожидала. – Вопрос номер один. Поправится ли мой муж?
– Ты понимаешь к кому приехала? – нахмурила брови бабка. – Твоё счастье, что я сегодня рано проснулась, и ты приехала не по записи, которая у меня, между прочим, на три недели вперёд!
Аня только хотела что-то сказать, но старуха перебила её, быстро продолжив отчитывать клиентку:
– Не понимаешь, значит? Не понимаешь, – кивнула старуха своей прозорливости. – Будущее меняется каждое мгновение течения времени. А вот прошлое – оно неизменно…
– Ну и? – успела встрять Анна.
– И! – передразнила старуха. – Будущее в ваших руках. Твоих и мужа твоего. А про прошлое я могу тебе рассказать подробнее. Будущее туманно, пока вы сами не решите, что с туманом этим делать…
– Хорошо, – сдалась Анна, прервав не слишком метафоричные философские измышления бабки о будущем. – Тогда вопрос номер два: куда ехал мой муж, когда он попал в аварию? Он выжил, но теперь, понимаете…
– Знаю! – сказала бабка. – Поэтому и сказала: нехорошая ты! Плохая!
– В чём же я виновата?
