Kitobni o'qish: «Маленькая дверь в новый мир»

Мы были детьми и даже не задумывались о том, почему заходим в этот дом через маленькую дверь с центральной стороны, которая даже меньше нас самих.

Почти каждый день я и мой друг Джим приходили к Элис, безумно красивой девочке, живущей в этом самом старом доме нашего города, казалось даже, что он старей города не на один век. Это был частный четырехэтажный дом с почти полностью остеклённым верхним этажом. Меня всегда поражало, как солнечный свет через стеклянный свод освещает весь дом и проходы, соединяющие лестницы противоположных корпусов вдоль стены огромного четырехэтажного холла, стоя внизу которого, можно разглядеть интерьер на всех этажах.

Я думаю, что нам тогда повезло познакомиться с Элис, и, тем более, стать её друзьями, ведь это она выбрала нас. И что она нашла во мне, скромном мальчике с заурядной внешностью, и Джиме, дерзком и смешном смуглом парне арабского происхождения, чем сильно выделялся в нашем маленьком городе. В тот день мы просто шли по улице, когда она стояла на высоком балконе и смотрела вниз, свесив свои длинные кудрявые светлые волосы. Я поднял голову вверх, и наши глаза встретились. В ту же секунду Элис спряталась от моего взгляда, а я ждал, пока она покажется снова. Она показалась, но уже на две секунды, и я не смог сдержать улыбку. Когда Элис показалась в третий раз, меня уже не было на том месте, и она стала потерянно смотреть по сторонам, разыскивая меня глазами.

– Привет! Меня зовут Марк! – крикнул я, когда наши взгляды снова встретились.

– Привет, – неуверенно сказала она, – я Элис.

У Элис не было родителей, а это был дом ее дяди. По словам Элис, дядя всегда путешествовал, и кроме ее, дворецкого и приходящей кухарки в доме никого не было.

Мы с Джимом часами напролет разглядывали разные непонятные нам вещи, предметы неизвестного происхождения, черно-белые фотографии с разными людьми и событиями, которые находились повсюду, на всех высоких стеллажах и полках. Иногда казалось, что дом – это один большой архив. Так продолжалось несколько счастливых лет моего детства, моя привязанность к Элис становилась все сильнее, но нам пришлось разлучиться, когда нам было по пятнадцать лет.

– От дяди Джона нет вестей уже целый год… – грустным голосом сказала мне Элис.

– И что? Это ведь не первый раз? – обеспокоенно спросил я.

– Так долго… Первый раз! Приходил его юрист, по наставлению дяди меня отправляют в закрытую школу для девочек на три года, до совершеннолетия или до его скорейшего возращения. – Элис смотрела в пол.

– А как же я?! – воскликнул я и сразу поправил, – мы с Джимом?

– Я не знаю! – Элис заплакала.

– Как же ты? – понижая тон, спросил я, поняв, что ей еще тяжелее.

– Это наша последняя встреча! С Дядей все сложно и запутано. Возможно, мы больше не увидимся… – уже спокойным и твердым голосом сказала она, – прощай Марк!

– Элис… – я промямлил ее имя, и мы полминуты смотрели друг на друга.

– Мне пора… – Элис подошла к двери, – попрощайся от меня с Джимом.

Потом я часто вспоминал тот взгляд, которым она посмотрела на меня, перед тем как зашла в дом. Еще минуту я стоял в этом фойе, соединяющем проход между дверью в холл, за которой пропала Элис и этой проклятой маленькой дверью, в которую мне предстояло выйти, скорее всего, в последний раз.

– Ты как? – спросил меня Джим, когда я рассказал ему про Элис.

– Я злюсь на себя! За то, что даже не обнял ее ни разу, тем более, на прощание! – огорченно ответил я, – чувство, как будто я упустил самый главный шанс в своей жизни.

– Да, Марк, наверное, так и есть… – с доброй усмешкой сказал Джим. – Кто, черт возьми такой ее дядя, а? Почему он ломает Элис жизнь? Если он вернется, я с ним поговорю по-мужски! Обещаю тебе, братишка!

Джим засмеялся, я тоже намеренно, подавляя желание разрыдаться. Джим всегда мог утешить и насмешить, за это и Элис подружилась с ним.

Мои сожаления об Элис временами сменялись злостью на себя, на жизнь, на ее дядю и даже на ее саму, ведь за эти долгие три года она не написала мне ни одного письма, хотя знала мой адрес. А я так и не смог узнать ее адрес, никто не открывал мне эту маленькую дверь, сколько бы я в нее ни стучал, в первые месяцы после отъезда Элис. Потом я смирился и, как все сверстники, занялся учебой, временами пытаясь, навести справки о дяде Джоне и о его странном доме. Со временем и это рвение угасло.

Неожиданно для всех, дом с маленькой дверью был выставлен на аукцион. Об этом писали в местной газете, среди других объявлений о купле-продаже всего, что можно купить и продать в маленьком городе. Я узнал об этом случайно, услышав разговор двух людей в магазине. Чувство отчаяния затмило мне мозг, я понял что, скорее всего, не увижу Элис, что ее дядя Джон пропал окончательно. В тот же момент я осознал, что прошло уже три года с последней встречи с Элис, последний год из них я ее почти не вспоминал, последний раз был в день ее рождения, ей, как и мне, недавно исполнилось 18 лет.

Ближайшее время о продаже дома не было слышно ничего, кроме того, что его объявленная стоимость была неподъемной для любого жителя нашего городка. И поэтому аукцион откладывался столько раз, что я даже перестал обращать на это внимание, вероятней всего, чтоб не делать себе больно снова и снова.

В этом году я и Джим окончили школу, и в это лето ждали документы из колледжей, готовых нас принять на обучение. Разлука с Элис сделала нас по-настоящему крепкими друзьями, только друг на друга мы могли положиться во всем. Мы подали документы в одни и те же колледжи, и договорились пойти учиться туда, где примут нас обоих, хотя у наших родителей не было такого же настроя. Правда, и наши сильные стороны, которые могли заинтересовать колледжи, отличались. Джим был школьным спортсменом легкоатлетом, а я больше был ботаником, хоть и не уступал сильно физически Джиму.

В один из этих летних дней я проверял почтовый ящик, стоя у своего дома, и, наконец, там было письмо от колледжа. В нем говорилось, что меня принимают на обучение. От радости я победно поднял руки вверх, и крикнул: «Да!»

Первой мыслью было созвониться с Джимом и узнать, получил ли он письмо от этого колледжа. Но уже через секунду это было неважно, напротив моего дома на другой стороне улицы стояла Элис. Я сразу узнал ее, эта была та же девочка со светлыми и кудрявыми, только более короткими волосами, но взрослее и еще красивей, чем раньше. Ее скромность и робость, по-прежнему, чувствовались на расстоянии с первого взгляда, это меня больше всего очаровывало в ней, с первой нашей встречи у балкона дома с маленькой дверью.

Я стоял, как вкопанный, пока Элис сама не подошла ближе ко мне. Ее скромность и моя глупость опять не позволили нам обняться, да и было ли это уместно после трех долгих лет.

– Привет, Марк! – сказала Элис, робко взглянув на меня.

– Элис… – после паузы я продолжил. – Как ты тут оказалась?

– Дом купили… – грустно сказала Элис, – дядя так и не нашелся. По его завещанию, после совершеннолетия я единственный наследник на имущество, точнее, на то, что от него осталось.

– Я сожалею… насчет дома и насчет Дяди, – после молчаливой паузы, я сказал, – как ты нашла меня? В смысле, зачем?

– Кроме тебя… тебя и Джима у меня никого нет в этом городе. Я бы хотела, чтоб вы пошли со мной в дом для встречи с новым владельцем. – Элис увидела немой вопрос в моем взгляде. – Мы должны обсудить передачу имущества дяди, которое находится внутри.

– Конечно! – воскликнул я, – я буду очень рад поддержать тебя в такой момент. Надо только зайти за Джимом, надеюсь, он дома.

После того, как я забежал домой, чтоб переодеться в приличную одежду, и мы пошли к Джиму, он жил в десяти минутах ходьбы от моего дома.

– Ты изменился, Марк. Заметно повзрослел, – с присущей ей скромностью сказала Элис.

– А ты нет! – когда я понял, что сказал глупость, спешно продолжил, – в смысле тоже повзрослела, но почти не изменилась.

Элис кротко засмеялась. Я подумал, как же давно я не слышал ее смех. Только увидев ее, я понял, как сильно скучал.

– Почему ты не писала мне письма? – спросил я, – ты ведь знала мой адрес. Я, например, не мог написать тебе, хоть и очень хотел!

– Я тоже не могла! – перебила меня Элис, – такие были условия от дяди Джона на случай его исчезновения. А в этой закрытой школе тщательно следили за этим.

– Но почему? Он что, шпион? – усмехнулся я.

– Хотела бы я знать сама… – Элис, будто что-то пытаясь вспомнить, сказала, – во время наших коротких встреч, он всегда говорил, что когда-нибудь я смогу все понять.

– Ты еще не поняла? – с неуместной иронией спросил я.

– Видимо, еще не время… – задумчиво сказала Элис, – скажи лучше, чему ты так радовался у дома перед встречей со мной?

– Меня приняли в колледж, – радостно сказал я, – но это такая ерунда по сравнению с нашей встречей. – Я решил быть немного смелее и говорить, что думаю, а иначе все вместо меня скажет Джим. – Я думал, что мы больше не увидимся.

Элис мило улыбнулась и посмотрела на меня, поправив волосы. Скоро мы оказались у дома Джима. Через пару секунд Джим вылетел из входной двери со стаканом лимонада в руке.

– О Боже, это Элис! – с этим криком Джим бросил стакан в сторону, так что волна лимонада полетела на два метра вверх, и обнял её, и стал кружить.

Звонко раздался ее смех, а я сказал шепотом самому себе: «Ну почему же я не сделал так, осел?!»

– Как же я рад тебя видеть… конечно не так, как рад Марк! – со смехом сказал Джим, и они оба посмотрели на меня, оценивая моё смущение. Я ненавидел и любил Джима за такие шутки.

– И я рада видеть тебя, Джим! Ты повзрослел и стал еще веселее, чем раньше.

– А как же! Надо же кому-то веселить этого угрюмого парня! – и Джим кивнул на меня.

– Ну, началось, – сказал я. И мы все засмеялись. – Джим, попей лимонад и собирайся, Элис нужна наша помощь.

Мы подошли к дому дяди Элис. К этой маленькой двери, через которую мы всегда заходили в дом. Я был поистине счастлив зайти в эту дверь снова. Я осознал, что так давно не был здесь, видимо, подсознательно обходил стороной, чтоб не было болезненных воспоминаний. Мы стали взрослее, и маленькие двери уже были мне не выше пояса.

– Эти чертовы двери стали еще меньше! – воскликнул Джим, – я уже не в том возрасте, чтоб в них лезть!

– Боюсь, у нас нет выбора, двери для прислуги наверняка закрыты изнутри, – с улыбкой сказала Элис.

Мы с Джимом переглянулись и, перебивая друг друга, стали восклицать.

– Что?! – усмехнулся Джим.

– Как это?! – спросил я, – были действующие двери, а ты нам не говорила раньше?

– Ну конечно, были! Мне нравилось, что вы приходили именно через маленькие двери. Это было забавно. – Элис мило посмеялась. – Думаете, Леонард и кухарка заходили через эти же двери?

Элис улыбнулась так же, как в детстве, когда шутила над нами. Она это делала редко, но лучше нас обоих.

– Вот это розыгрыш, длиною во всё наше детство! – засмеялся Джим, – круто ты нас сделала, уважаю!

– Спасибо, Джим! Я сейчас первый раз пойду через них! – как ни в чем не бывало, сказала Элис.

Мы снова переглянулись и засмеялись во весь голос. Я так не смеялся с тех самых пор, когда мы были вместе. Казалось, для счастья надо только это.

Элис была в школьной клетчатой юбке, поэтому сначала полез Джим, потом я, а после Элис. Мы попали в фойе, где я попрощался с Элис. Все казалось таким знакомым, но я, оказывается, никогда не обращал внимания, что рядом с арочной маленькой дверью, есть еще декоративная арка высотой два метра, а дальше еще одна высотой три метра и еще шире предыдущей. Так странно, что я раньше этого не замечал. Дверь из фойе в главный зал дома была закрыта.

– Надо постучать! – сказала Элис, кивнув на дверь.

– Я постучал кулаком, потом пол минуту мы смотрели друг на друга и слушали шорох за дверью. Наконец нам открыли, это был дворецкий. Тот самый дворецкий.

– Леонард! – вскликнула Элис, и бросилась обнимать его.

– Мисс Элис, я тоже очень рад. Заходите в дом! – Леонард показал рукой, – вы, наверное, по нему соскучились.

– Да, очень! – сказала Элис, и она с дворецким пошли впереди.

– Марк, этот старик ничуть не изменился… – шепотом сказал мне Джим.

– Это потому, что я много двигаюсь! – громко сказал Леонард, посмотрев на нас с Джимом, – кстати, не ожидал увидеть вас снова. И почему вы опять зашли через маленькую дверь, ведь запасная дверь тоже была открыта для мисс.

Мы посмотрели на Элис. Она игриво пожала плечами и улыбнулась.

Я сказал мысленно про себя: «Что за девушка?!»

– Что за девушка?! – сказал Джим вслух.

– Вас уже ждут, мисс! – Леонард показал рукой на лестничную площадку второго этажа, где было больше всего реликвий дяди Джона.

– Элис, рад встретиться с вами! – сказал незнакомец, стоя у перил лестницы на площадке второго этажа, – поднимайтесь сюда, пожалуйста.

Думаю, страх потерять этот дом навсегда, так сковал Элис, что она поднималась по лестнице очень медленно, мы с Джимом так же следовали за ней. Незнакомец ждал нас у письменного стола дяди Джона в центре этого помещения. Это был высокий и статный молодой человек, не сильно старше нас, лет около двадцати, с густыми светлыми волосами, мужественными чертами лица, светлыми глазами. Он так приветливо смотрел на Элис, что я, вероятней всего, первый раз в жизни почувствовал ревность.

– Меня зовут Стивен Беррингтон, моя семья купила этот дом! – сказал он.

– Значит, дом купила твоя семья, а не ты сам, красавчик?! – с иронией спросил Джим.

– Это мои друзья детства, Джим и Марк! – вмешалась Элис, укоризненно взглянув на Джима.

– Да, Джим, моя семья, но по моей инициативе! – ничуть не смутившись, сказал Стивен. – Поэтому я и пригласил Элис поговорить без юристов, – после короткой паузы, обведя нас с Джимом взглядом, продолжил, – и с глазу на глаз.

– О нет, я доверяю своим друзьям, они останутся! – не совсем уверенным голосом, но четко сказала Элис.

– Да, Стиви! Мы останемся! – заявил Джим, – мы знакомы много лет, а тебя Элис видит в первый раз!

– Хорошо! – процедил Стивен, сквозь зубы, – и меня зовут не Стиви…

– О чем вы хотели поговорить, Стивен? – практически перебив Стивена, спросила Элис.

– Как вам известно, я купил дом… – начал Стивен.

– Не ты, а твоя семья… – почти шепотом сказал Джим, но все это слышали.

– Моя семья купила этот дом, – начал заново Стивен, – за 19 миллионов долларов.

Мы с Джимом посмотрели друг на друга, а потом на Элис, я даже нервно закашлял от такой суммы. А Элис сумма не удивила, разумеется, она уже знала.

– Я думаю, вы уже знаете, Элис, что после налогового вычета, – продолжал Стивен, – и оплаты огромных долгов вашего Дяди, почти ничего не остается.

– К чему вы клоните? – резко, неожиданно для самого себя, сказал я. Элис одобрительно посмотрела на меня.

– Когда перед аукционом я осматривал дом, меня поразили все эти реликвии, поэтому дом мне и стал интересен. Но все это по завещанию принадлежит вам. И я хочу купить все! – выдержав паузу, с аристократическим видом Стивен продолжил, – за один миллион долларов! И уже без налогов и других вычетов.

– Соглашайся прямо сейчас! – негромко промолвил Джим.

Я увидел на лице Элис такое невероятное смятение и даже панику. А Стив смотрел на нее давящим взглядом.

– Ей надо подумать! – громко сказал я и сделал шаг вперед к Элис и Стивену.

– Пусть Элис… – начал Стивен.

– Да, мне нужно подумать! – грустно, но громко сказала Элис.

– Хорошо, у вас есть тридцать дней, чтоб продать это все или вывезти. И не забывайте, что это уже мой дом, но я разрешаю посещать его, когда хотите, в течение этого срока.

– Спасибо, Стивен! – грустно сказала Элис, глядя в пол.

– Блондинчик, пойдем, покажешь, что тебя так заинтересовало здесь. Я тут все знаю! – сказал Джим и махнул рукой Стивену, отводя его вглубь этого архива. Когда они стали отходить от нас, Джим кивнул мне, показывая на Элис.

Я должен был успокоить ее, и казалось, что впервые в жизни я знал, что надо сделать. Я подошел и встал прямо перед ней, взял за руку. Она подняла голову и приветливо посмотрела мне в глаза. Я обнял ее! Наконец-то, я это сделал! Я обнимал ее очень крепко и она тоже. Меня переполняли чувства, и я знал, что ее тоже. От эмоций кружилась голова, так что казалось, что это кружится все вокруг, а мы стоим и наслаждаемся этим. Это продолжалось несколько минут.

– Ты тоже это чувствуешь? – спросил я.

– Да! – ответила Элис, даже не уточнив, о чем я спросил.

В дальнем углу, стоя у одного из столов, Джим и Стив разглядывали что-то. Джим поднял голову и, увидев нас, сказал: «Наконец-то ты сделал это, брат!»

Стивен перевел взгляд от предмета на столе на нас и улыбнулся. Видимо, даже его задел этот эмоциональный момент, а, может, он просто видел выгоду в том, что кто-то может успокоить Элис и принять правильное взвешенное решение по поводу продажи реликвий.

– Я больше не хочу расставаться с тобой! Никогда! – сказал я, ослабив объятия и посмотрев своими блестящими от слез глазами на нее, – Ты согласна?!

– Да! Да, Марк! – уверенно сказала Элис. На ее лице была самая милая улыбка и слезы радости. Мне казалось, что она стала еще прекраснее!

Когда мы с Элис уже не были центром всеобщего внимания, каждый занимался чем-то, рассматривал изобретения, фотографии и картины или читал. Я и Элис тоже делали вид, что чем-то заняты, а на самом деле, просто пытались поймать взгляд друг друга, особенно я, смотря через полки высоких деревянных стеллажей и столов, наполненных старыми безделушками или предметами искусства.

Неожиданно и громко, так что все вздрогнули, прозвучал голос Джима: «Элис! – и после небольшой паузы продолжил, – иди сюда!»

Элис, я и Стивен быстрым шагом направились к Джиму, стоящему почти в центре всего этого архива перед резным столом, заполненным разными черно-белыми фотографиями в рамках, некоторые из них были из разных металлов разных форм и сплетений, а некоторые деревянные простые и резные, по их состоянию понятно было, что все они из разных мест и времен.

– Я звал только Элис! – Глядя на Стивена, сказал Джим, – Марка само по себе, разумеется! – Продолжим Джим, когда Стивен неловко посмотрел на меня, – да ладно, Стиви, я пошутил! Ты какой-то напряженный…

– Джим, что случилось? – спросила Элис.

– Мне кажется, я где-то видел этого человека! – сказал Джим, показывая на стол.

– Тут много людей! – сказал я, – кого именно?

– Вы приглядитесь! На всех фотографиях один и тот же человек с другими людьми, – нестерпимым тоном сказал Джим.

И все разом наклонились к столу и стали жадно разглядывать фотографии, никто не прикоснулся к ним руками, будто боясь что-то испортить.

– Верно, так и есть, – уверенно сказал Стивен.

Я тоже это быстро заметил, но мое внимание больше привлекло лицо Элис, выражение которого было полно смятения. Я думаю, все сначала закономерно подумали, что это был дядя Джон, но фотографии и рамки казались настолько древними, и Элис ничего не сказала, что никто эту версию не озвучил, тем более Джим и я никогда не видели дядю Джона. Мы навещали Элис только, когда его не было, а не было его почти все время, Элис давала нам это понять, привязывая токую белую ленту к перилам того балкона, на котором я впервые увидел её.

– Может это писатель какой–то! – разорвав тишину, воскликнул Джим, – или ученый!

– Что? – воскликнула Элис, – в смысле, почему ты так решил?

– Где-то ведь я его видел? Наверняка в школе на портрете одного из умников, которыми все коридоры увешаны, – уверенно продолжал настаивать на своём Джим.

– Не думаю! – с умным лицом сказал Стивен, – я был лучшим учеником и у меня отличная зрительная память, я бы запомнил.

– Умница, Стиви, – усмехнулся Джим, – но мы явно учились в разных школах!

– Да, наверное, в нашей школе он есть, – вмешался я, – я тоже видел.

– Стивен, мы можем продолжить с вами осматривать здесь все в другой день? Если не возражаете, я бы осталась тут на пару часов с друзьями, – садясь на стул перед этим столом, грустно сказала Элис.

– Конечно, Элис! Как я и сказал, у вас есть месяц для посещения, – с неловкостью в голосе, но тактично сказал Стивен, – я как раз хотел уходить.

Неожиданно на лестничной площадке архива оказался дворецкий: «Я провожу вас, сэр».

– Пока, Стив! – крикнул ему вслед Джим.

– Я Стивен! – донесся раздражённо голос с лестницы.

– На-пле-вать… – негромко, пропел Джим.

Я усмехнулся над остроумием Джима, но сразу обратил внимание на томный вид Элис.

– Это стул дяди… – сказала она, потерев руками о витые подлокотники, – он часто работал за этим столом, что-то читал и рассматривал, а потом внезапно уезжал. Возвращаясь, он иногда ставил на стол новую рамку с фотографией и снова что-то изучал. Только сейчас я поняла, что тут он готовился к новой поездке. – После небольшой паузы, взяв одну из рамок в руки, Элис продолжила. – Так странно, что я не замечала его на этих фото, наверное, и не смотрела вовсе.

– Чем он все-таки занимался, ты знаешь? – спросил я, – куда ездил?

– Нет. Когда я спрашивала, он всегда говорил: «Все поймешь, когда придет время». Я эту фразу слышала тысячу раз! – Воскликнула она, – а теперь он пропал, и что дальше? – на глазах Элис выступили слезы.

Я подошел к Элис сзади и положил руку на плечо, она положила свою руку на мою в ответ, давая понять, что ей нужна моя поддержка.

– Погоди-ка! Ты сказала, это он?! – воскликнул Джим, – это твой дядя? А как я мог его видеть?

Элис резко встала со стула, подошла к перилам лестничной площадки: «Леонард!»

– Да, мисс! – откуда-то из огромного зала внизу донёсся голос Леонарда.

– Я могу попасть в кабинет дяди? – спросила она, как бы стесняясь, ведь ей запрещали туда ходить и всегда держали кабинет закрытым.

– Думаю, что сейчас уже можно… – грустно ответил Леонард.

– Идем! – уверенно сказала Элис и кивнула нам головой. У нее был вид необычайно решительный. Видимо, она давно хотела больше узнать о дяде, побывав в кабинете.

– Помните, пару раз мы пробирались в кабинет дяди, когда там прибиралась уборщица, – спешно говорила Элис, ведя нас за собой в кабинет, который Леонард сразу открыл. – Вот! – она показала на портрет, висящий в центре кабинета, за большим письменным столом.

Это был нарисованный, очень реалистичный портрет дяди Джона. Вот почему нам с Джимом было знакомо лицо на фотографиях. Мы были в кабинете еще задолго до расставания с Элис, но воспоминания остались.

– Сколько ему здесь лет? – спросил я, указав на портрет.

– Думаю, около сорока. Примерно таким я его и запомнила, – после небольшой паузы, Элис продолжила, – сейчас ему было бы почти пятьдесят.

– Кто вообще в наше время делает портреты?! – недоуменно воскликнул Джим.

– В наше время… – шепотом произнес я. В ту же секунду я сорвался с места и побежал в архив к столу, где стояли фотографии. Схватив в каждую руку по одной рамке, я побежал обратно к Джиму и Элис. Они стояли на тех же местах и смотрели в мою сторону, будто меня не было всего секунду.

– Что случилось, Марк? – спросила Элис.

– Вы конечно скажете, что я спятил… – начал я, и еще секунду подумав, решил все-таки озвучить свою версию, – ты сказала, что ему сейчас было бы 50 лет, так? – не дожидаясь ответа, я всучил Элис рамку с фотографией, – А сколько ему здесь лет?

– Думаю, что около 40, выглядит почти так же, как на портрете на стене, – с недоумением отвечала она.

– Вот именно! Сейчас 1998 год, значит фото сделано примерно 10 лет назад, в 1988, так?

– Допустим… – сказал Джим, – к чему ты клонишь, Марк?

– Почему фотография не цветная?! – повисла пауза, недоумение на лицах друзей было еще сильнее, – с середины прошлого века уже были цветные фотографии, а это было за тридцать лет до этого. И что за туземцы рядом с ним стоят?!

– Да ты умом тронулся, брат? – засмеялся Джим.

– Что по второй? – спросила серьезным голосом Элис. Я вопросительно посмотрел на нее, и она повторила свой вопрос. – Что по второй фотографии скажешь, Марк?

– Здесь он чуть старше, видимо. Фото тоже не цветное. Стоит у автомобиля, не уверен, но возможно это первая модель Форд, а они, кажется, в начале века стали выпускаться или в конце прошлого.

– Ребята, видели бы вы свои лица! – заливаясь от смеха, еле говорил Джим, – Марк, понятно, от скуки умом тронулся, но ты-то, Элис…

Элис не смеялась, а наоборот стала серьезней и задумчивей. Джим продолжал смеяться надо мной: «Туземцы на маскараде, автомобиль в музее. Дядя Джон был просто туристом! О, Боже! А фотки просто выцвели или специально так напечатаны!»

Джим подошел ко мне, резким движением попытался выхватить рамку с фотографией, и она случайно упала на пол. Рамка была из черного металла, как автомобиль на фотографии, поэтому не пострадала, но разбилось стекло.

– Вот черт! Я подниму! – сказал Джим и присел, чтобы собрать стекло и поднять рамку.

Я молча смотрел на Элис, она отстраненно смотрела сквозь меня, как будто перебирая тысячи мыслей в голове. Через пару секунд поднялся Джим, он молчал и был бледен.

– Ты что, порезался? Что с тобой? – спросил я, но он просто молча подал мне фотографию без рамки, тыльной стороной. Там было написано: «Запуск первого автомобильного конвейера Генри Форда. 1913 год».

Я был рад, что оказался прав, а после в ужасе, что оказался прав. Я молча передал фотографию Элис и взял у нее из рук первую рамку. Она была из потрескавшегося дерева. Без особых усилий, я открыл сзади подставку и сразу увидел надпись на незнакомом языке и год: «1890».

– Как это может быть? – уже без смеха, спросил Джим, – Элис, это точно он на фото, может быть, это его отец? Или дед?

– Думаю, что это он. Это многое объясняет… – Элис, выбегая из кабинета, крикнула, – за мной!

Элис пошла не к столу, а стала ходить между стеллажами и внимательно их осматривать сверху донизу. Я и Джим следовали за ней, пихая друг друга локтями.

– Что ты ищешь, Элис? – наконец спросил Джим.

– Тихо! – встрял я, – не мешай ей!

– Нашла! – вскрикнула Элис, – Марк, помоги, – она показала на большой камень, под стеклянной колбой. Встав на цыпочки, я достал его и вместе мы пошли к столу. Элис села на стул, – Я была совсем ребенком тогда. Дяди не было очень долго. Когда он появился, то был худой, уставший и сильно загорелый, а на полке появился этот камень, дядя сказал, что это просто сувенир. Сейчас мне так не кажется, – Элис протерла рукой пыль с основания, на котором лежал камень под стеклом. Я и Джим наклонились, чтоб прочитать надпись: «Открытие Тауэрского моста. 1894 год».

Первый прокомментировал это Джим: «Выходит, дядюшка Джон так сильно любил работать, что даже путешествовал во времени».

Я укоризненно посмотрел на Джима и заключил с умным видом: «Да, думаю, что дядя путешествовал во времени, посещая важные события, и возвращался с артефактами!».

– Но зачем? – крикнул Джим, – Как? Как это возможно?

Мы, переглянувшись, кинулись смотреть все, что попадалось под руки. Начали с фотографий на столе. Каждый хватал рамку и разбирал ее, и наперегонки озвучивал год, который видел: 1894, 1915, 1941…

Когда нетронутых фотографий на столе не осталось, мы побежали между стеллажами, выискивали предметы с датами и выкрикивали их: 1736, 1748, 1692 и еще много других . Это были статуэтки, книги, картины, карты, часы и разные предметы и изобретения, назначения некоторых мы даже не представляли.

– Это же не-воз-мож-но! – кричал Джим.

– Элис, портрет! – сказал я, подбежав к ней, – Джим сказал, кто в наше время делает портреты, надо проверить его!»

Мы ринулись в кабинет. Портрет висел в центре за письменным столом. Мы подбежали с Элис к нему с разных сторон. Я подставил стул к стене и подал ей руку.

– Ох, какой кавалер! – усмехнулся Джим, забежав в кабинет.

В это мгновение стул качнулся, и Элис упала ко мне в руки с портретом. Она улыбнулась мне и положила портрет на стол тыльной стороной, внизу была надпись: «Сэр Джон Милман. 1537».

Ниже была подпись автора, которую мы даже не стали разбирать, потому что увидели в дверях дворецкого.

– Леонард, вы знаете, что все это значит?! – громко спросила Элис.

– Это значит, мисс, что… – он выдержал мучительную паузу, – время пришло!

Леонард кивнул на стену сзади нас и в ту же секунду развернулся и вышел. Мы медленно, словно боясь, повернулись к стене. На месте, где висел портрет, был черный сейф, вмонтированный в стену. Сразу понятно, что сейф был очень старый и простой.

Как всегда, тишину нарушил Джим: «Давайте уже откроем его! Вдруг там много денег!»

– Думаю, что там нет денег Джим, – с умным видом произнес я. – Там должно быть то, что даст ответы на все вопросы.

В это время Элис вновь влезла на стул и попыталась покрутить четырехконечный вентиль, а после сказала: «Здесь замочная скважина! Я пойду, спрошу у Леонарда, знает ли он что-то про ключ».

А мы с Джимом бухнулись на диван, стоящий рядом со столом.

– Ну и повезло же тебе с девчонкой, брат! – заговорил Джим, – умна, красива, скоро станет богатой, и с родственниками встречаться не надо! По крайней мере, не в наше время, – засмеялся Джим.

– Я думаю, что она не станет богатой… – произнес я, – нельзя все это продавать!

– Я тоже так думаю, Марк! – сказала Элис, стоя в дверях, – я чувствую, что есть какая-то связь у всех этих предметов с дядей, – после паузы она продолжила, – Леонард не знает про ключ, может поискать его здесь? Или заняться этим завтра, я невероятно устала.

– Ты останешься здесь, Элис? – спросил я.

– Леонард предложил мне это, но я не могу… – Элис опустила глаза, – мне грустно оставаться здесь.

– Ты можешь переночевать у Марка! – вмешался Джим.

– Да-да, Элис, у нас полно места, мама не будет против, уверяю тебя! – сказал я, покосившись на Джима. Тот демонстративно подмигнул мне, чтоб Элис тоже видела.

Леонард закрыл за нами кабинет, а ключ от него вручил Элис. Затем проводил нас на кухню, где мы вышли через арочную дверь, но уже нормального размера. Я жил с мамой и младшим братом, отец не жил с нами уже лет шесть. Элис расположили в комнате младшего брата, который был в летнем лагере за городом. Мама не сводила с Элис глаз и при каждом удобном моменте демонстрировала мне, что она ей очень нравится. А началось все со слов: «Значит, вы та самая Элис?! Рада с вами познакомиться лично». И, конечно, не обошлось без фразы: «Марк столько о вас рассказывал». В общем, весь вечер мы с Элис соревновались в том, кто смущен больше.

Лежа в постели, я думал обо всем произошедшем сегодня: о доме, о Джоне Милмане, о путешествиях во времени и, конечно, об Элис. В голове мысли спорили, стоит ли прямо сейчас, ночью, пойти к ней просто поболтать, ведь она точно не спит. Было страшно так же, как тогда, когда я побоялся обнять ее у маленьких дверей. Унимая дрожь в теле, я вскочил с кровати и сказал себе фразу из какого-то старого фильма: «Делай, что должен, и будь что будет!»