Kitobni o'qish: «Рассказы из цикла: «Мой позывной Леший»»

«Но кончу тем, откуда начал речь:

Не может жизнь по нашей воле течь.

Мы можем статься, лучшего хотим,

Но ход событий не предвосхитим!»

У. Шекспир.

Предисловие.

Я прожил долгую и насыщенную всякого рода событиями жизнь, и в ней приходилось сталкиваться с теми случаями, которые объяснить до сих пор не могу, а порой считаю, что может быть и не следует их объяснять…? А вот вспомнить о них стоит. Раньше всё воспринимались как счастливые случайности, везением и прочим, не требующим особого внимания, исходов. На склоне лет невольно задумываешься: ведь в нашей жизни, окружающей природе не всё так просто, нет, и не может быть такого количества необъяснимых случайностей. Может быть, мы не там ищем объяснения, не теми методами, не теми инструментами и подходами. Мы развиваем науку и технику, осваиваем космос, создаем новейшие и могущественные средства вооружения и самоуничтожения. Мы, не задумываясь, по варварски грабим недра, не обращая внимания на окружающий нас мир, нашу природу, на остальных обитателей нашей планеты. Такое впечатление, что человек, как инородное тело, оторванное от сего мира, вредоносная этому миру тварь, не замечает или старается не замечать окружающий его мир, его обитателей, его сущностей. И этот мир преподносит нам такие «сюрпризы», на которые мы зачастую не обращаем внимания или проявляем полное его непонимание.

А может быть нам ЕЩЁ НЕ ДАНО ПОНИМАНИЯ ЭТОГО? Как знать?

В своих рассказах-воспоминаниях и рассказах моих друзей, я хочу обратить внимание на некоторые события, которые не просто имели место быть, а говорят нам о том, что мы живем в мире, которого совсем не знаем. Уверен, что каждый из вас, прочтя мои рассказы, обязательно вспомнит о том, что у него в жизни были так же некоторые, им необъяснимые вещи, о которых он так же не задумывался. А может, стоит и задуматься?

Живые облака

С некоторых пор я смотрю на облака как на что-то загадочное…, даже живое…, мистическое… Долго не говорил, но сегодня расскажу случай, произошедший со мной в начале 80-х годов прошлого столетия в горах далёкого континента.

Волей судьбы, уходя от преследования противника, пришлось подниматься в незнакомые горы, искать убежище в неприветливых скалах, укрываться в расщелинах, почти двухкилометровых гор, вершины которых сияли белизной снега. Пронизывающий холодный ветер, склоняющееся к закату солнце не предвещали ни чего хорошего для меня, не имеющего ни теплой одежды, ни палатки, ни средств обогрева. Долго задерживаться на такой высоте и в этих условия означало только одно – верная смерть от холода! Надо было искать какой-либо выход из этой ситуации. Возвращаться прежним путем вниз – стопроцентная вероятность нарваться на засаду преследователей, которые прекрасно понимали, что долго мне не укрыться в вершинах гор. Есть возможность найти тропу и перебраться через перевал с южной стороны склона горы – это был шанс, но с наступлением темноты этот шанс был минимальным, практически невозможным. Да и, честно признаться, у меня просто не было горного опыта на такой случай. Оставался один выход – переждать ночь, спрятавшись в какой-либо расщелине, не выдавая себя, в надежде, что мои преследователи ночью не сунутся на мои поиски. Безысходность положения заставляла меня не думать о красотах панорамного обзора, колорите солнечного заката, красках гор, блеска снежных вершин. Пришло чувство одиночества и усталости, и, как обычно в тяжелые минуты, нахлынули воспоминания самого счастливого времени – моего детства… Детства, проведенного в деревне, среди прекрасной девственной красоты средней полосы русской природы: лиственный лес, заливные луга, чистейшая лениво текущая речная гладь, яркий зеленый покров травы. Любимым нашим детским занятием было – лежать в густой траве и наблюдать за облаками, которые в своем небесном пути рисовали нам всякие образы или даже целые картины в соответствии с нашими фантазиями. А сейчас я видел, как внизу (а не вверху) ветер гнал облака, беспощадно рвал и растаскивал их, не создавая никаких образов и картин. Медленно наступала безнадёга, пустота, безразличие и апатия. Холод, пробирающий до внутренностей, уже становился каким-то терпимым и привычным. Казалось, глаза начали закрываться, а мозг – соглашаться со смирением безысходности.

Но, вдруг, мне показалось, на фоне растянутых ветром облаков, одно необычное облако, которое, вело себя немного странно: оно плыло значительно медленнее и выше потока остальных, имело серебристо-желтоватый и какой-то пульсирующий цвет. Медленно проплывая на одном со мной уровне, оно казалось плотным и даже упругим, с ровными гладкими краями.

В последних лучах солнечного заката облако сияло и слепило меня, не давая возможности оценить размеры этого природного феномена. «Наверное, это сон, или галлюцинации от нехватки кислорода», – подумал я. Стал себя бить по щекам, но видение не исчезало. Зачарованный этой красотой и необычностью, я, кажется, меньше начал мёрзнуть и стал мечтать вслух: «Вот бы, как в сказке, прыгнуть на этот мягкий и упругий «ковер-самолет» и улететь …».

В какой-то момент от этого облака начал расти отдельный рукав, который достиг моей расщелины, меня и … я оказался в упруго-плотном серебристо-желтоватом, невероятно густом тумане. Дышать стало тяжело, а тело охватило какое-то оцепенение.

«Всё! – подумал, – теперь я не только просто замёрзну, а превращусь ещё и в ледяную статую. Невероятная перспектива!». Растерянность и страх переросли в удивление: СЫРОСТИ НЕ БЫЛО! А стало, почему-то безветренно, уютно и, главное – ТЕПЛО!

Что происходило дальше – не помню. Видимо, я просто уснул от физической усталости и потрясённости увиденной необычайности, невозможности оценить, осмыслить и объяснить происходящее.

Но снилось мне моё прекрасное детство, проведенное среди чудесной деревенской природы: зелень трав и деревьев, лес, луг и речушка с её струящейся чистой водой, тихая заводь с кувшинками на водной глади, ветви ракиты, как бахрома, опустившиеся над водой, щебет птиц и … проносящиеся в небе белые облака, похожие на взбитые сливки.

Первые лучи восходящего солнца ударили мне в лицо. Именно «ударили», призвав к подъему, луч света показался мне громким, хлёстким и призывным. Складывалось впечатление, что с меня сорвали теплое одеяло, и прозвучала команда: «Подъем!». Пора действовать, уходить через перевал, не дожидаясь холода и моих преследователей!

ОБЛАКА РЯДОМ УЖЕ НЕ БЫЛО…

Только в южном части горы, вернее, между двумя пиками скал, как мне показалось, проплывало что-то серебристо-желтоватое, уходящее навсегда…

* * * *

Прошло почти 40 лет. Надвигалась осень. В это время развалины Херсонеса выглядят особенно красочно: слепящее осеннее солнце, порывистый ветер прогонял облака, что создавало резкую смену света и теней, менял краски древнего города как в калейдоскопе. Море штормило, шум прибоя звучал далеко и угрожающе. Со стороны отреставрированного Владимирского Собора звон колоколов старался заглушить голос моря. Место начала крещения Руси, святое и красочное, привлекающее не только паломников и туристов, но и людей, стремящихся больше познать себя, просто отдохнуть душой.

На обрывистом берегу у самого края, на небольшом камне неподвижно сидел человек, явно не местный священнослужитель, одетый в дорожную черную, уже поношенную и давно нестиранную, рясу. Берег здесь обрывистый, высотой 3-4 метра и, волны, разбиваясь внизу о камни, поднимали брызги до сидящей фигуры. Человек сидел неподвижно, ровная спина, руки, покрытые старческими коричневыми пятнами, опирались на деревянный, с непонятной резьбой посох, отполированный до блеска в местах, где касалась его рука.

Я подошел к сидящей фигуре с целью предупредить о близости края обрыва, но было видно, что священник занят своими мыслями и никакой помощи ему не требовалось. Он был стар: глубокие морщины на лице, седая длинная борода, седые брови, большой серебряный крест свисал почти до пояса.

Постояв немного, я уже собрался уходить, как старик резко повернулся ко мне. «Ты хочешь о чём- то спросить? – сказал старик, взглянув на меня. Это был удивительный взгляд, удивительных глаз. Это были голубые, невероятно чистейшие глаза юноши, но проникновенные, глубокие, вызывающие полное доверие.

Я, сам не понимая почему, но рассказал ему о тех давних событиях в горах и попросил его суждения. Старик долго смотрел на меня своими родниковыми глаза и сказал: «А какое сегодня число и какой сегодня праздник?».

«14 октября. День Покрова Пресвятой Богородицы», – ответил я.

Старик встал и медленно пошел в сторону Владимирского Собора. «Вот, вот – день Покрова Пресвятой Богородицы, Покровительницы воинов!» – услышал я его слова на прощанье…

Гиена – защитница

В начале 80-х годов СССР активно помогал многим, казалось тогда, «дружественным режимам» в странах Африки, и нам приходилось принимать участие в ликвидации нелегальных поставок вооружений, противоборствующей стороне и всякого рода «сепаратистам». Работа наша, как правило, не афишировалась, велась нелегально, работали малыми группами по 2-3 человека, что позволяло осуществлять необходимую мобильность, скрытность и высокую степень внезапности нападения, скоротечности боя и оперативности отхода. Эффективность такой работы в то время и в тех условиях была очень высока, и часто применялась. Предварительно мы изучали предполагаемый маршрут каравана с оружием, уточняли примерный транспортный и охранный состав, время следования и прочие детали, сверяли все разведданные с положением дел на местности, определяли места проведения операции.

Мы прибыли в предполагаемый квадрат трафика для оценки обстановки вдвоем с напарником на стареньком, но надежном японском джипе. На заднем сидении гордо восседал наш проводник – абориген из местного населения, перешедший на сторону правительства, хорошо знающий все нюансы территории, обычаи живущих здесь племён, скрытые тропы охотников, маршруты миграции животных и прогоны домашнего скота, то есть все, казалось бы, незначительными детали, но для нас они весьма важны и необходимы. Пользоваться услугами подобных проводников приходилось крайне редко и только в тех случаях, когда определенный участок работы был нам не знаком или мало изучен. По возвращении на базу таких проводников полностью изолировали до окончания операции, дабы не было утечки информации. Продажность аборигенов всем известна, она даже считалась за честь у местного населения. Увы, но это так!

И так, наш Сусанин (а назвали мы его именно так потому что, его настоящее имя начиналось с трех согласных, которые мы никак не могли произнести, и он с гордостью принял своё новое имя) был одет в новую, явно на пару размеров большую, форму правительственной гвардии. В руках с трепетом сжимал старый сломанный автомат АК -47, но патроны там были. И это его очень воодушевляло. Он так проникся к нам доверием, что рассказа о своих предках-работорговцах. Оказывается, белые люди не занимались работорговлей, для них это было низко. Работорговлю первыми организовали сами предприимчивые негры. Они либо завоёвывали другие племена, либо просто уговаривали своих соплеменников, обещая лучшую жизнь в другой стране, и вывозили людей с континента. В Америке они продавали своим же неграм, но уже рабовладельцам, свой живой товар. А женщинам-рабыням рекомендовали срочно рожать детей от белых людей, потому что в этом случае они и их ребенок становились свободными! Вот такие, оказываются настоящие исторические нюансы! Но в дальнейшем, к большому сожалению нашего Сусанина, этот бизнес перестал существовать и его род разорился. И глядя на то, как он сжимал в руках автомат, я не сомневался, что наш Сусанин хоть сейчас бы занялся своим прежним занятием.

Определив подходящее место для засады, мы остановились. В метрах пятистах от нас заметили, как стая пятнистых гиен напала на старого и больного буйвола. Зрелище потрясающее! Страшные, казалось бы, неуклюжие, на более длинных передних лапах, огромные, до метра в холке, хищники рвали ещё живое тело жертвы своими ужасными челюстями. В воздухе стояла настоящая какофония звуков. Рычание, визг, хрипы и дикий хохот гиен вызывали дрожь и мурашки в теле. Однако бык сопротивлялся и отбивался до последнего, тела гиен взлетали на воздух как перьевые подушки. В воздухе стоя смрадный запах от разорванных внутренностей жертвы, а также сами гиены издавали свой специфически неприятный душок. Стая устроила шумный пир над тушей буйвола. Только одна крупная гиена со страшной раной от рогов вдоль всего бока и сломанной передней лапой отделилась от кровавого буйства, проковыляла несколько десятков метров и залегла в кустарнике. Ни стая, ни раненая хищница абсолютно не обращали на нас никакого внимания, хотя были недалеко от нас. Мы были потрясены увиденным. Только у нашего Сусанина на черном лице, казалось, проступила бледность, страх и ужас в глазах говорили о его трепете перед этими свирепыми животными.

Над раненой гиеной, брошенной на произвол судьбы своими сородичами, в небе начали кружить стервятники, три эти мерзкие птицы осторожно приземлились и стали подбираться к обреченному зверю. Казалось, что немощная и одинокая уже была готова к своей незавидной участи. Она издала жуткий вой, словно безнадежно кого-то звала.

Мне стало жаль раненого зверя, я подстрелил пару мерзких птиц, отнес к кустам, бросил поближе к гиене, которая оскалила свою пасть, показывая огромные клыки, готовые вцепиться в меня, подойди я ближе хоть на шаг. Затем взял пластмассовую канистру с остатками воды, обрезал верхнюю часть и пододвинул такую ёмкость поближе к зверю. Все мои действия Сусанин сопровождал странными жестикуляциями и призывами убить раненую.

Наступала ночь. Мы ещё раз просчитали порядок размещения взрывных закладок на пути предполагаемого следования каравана, места основных и запасных огневых точек с максимальной вероятностью огневого покрытия противника, надежность ночных маскировок, пути перемещений и отхода к спрятанному джипу. При сообщении о выдвижении транспортной колонны с оружием, мы сможем оперативно прибыть на место и быть готовыми в короткий срок к достойной встрече. На это у нас ушел остаток ночи и с рассветом отправились в обратный путь. Всё это время Сусанин пытался нам что-то сказать, но мы отмахивались от его назойливости и оставили охранять машину и недалеко лежащую в кустах гиену. Охранять джип он был согласен, а вот гиена вызывала у него неподдельный страх и явное несогласие. Но мы не обращали на это внимания, так как были заняты своим делом и пообещали выслушать все его претензии по возвращении на базу. Уезжая, я ещё раз подошел к раненому зверю, и мне показалось, что у него уже не было агрессивности в поведении, и глаза в ночи не горели злобой, а какой-то мольбой. Но, может быть, мне это просто показалось…

Всю обратную дорогу Сусанин обзывал нас тупыми белыми глупцами, твердил, что нам надо было убить, и как можно глубоко закопать голову гиены. Потому что эти звери сами выкапывают могилы умерших людей и пожирают их. Поэтому они связаны со злыми духами и сами являются оборотнями. Имитируя звуки человеческого голоса, гиены ночью выманивают взрослых и детей на улицу и разрывают их на части. А если ты хочешь кого-то лишить разума, то подсыпь ему в еду мозг гиены. Тот человек обязательно сойдет с ума. Мистический ужас нашего аборигена заставлял его постоянно оглядываться назад и твердить какие-то заклинания. Так что всю обратную дорогу нам было не скучно.

А на следующий день у нас было другие задания, другие проблемы, так что мы уже начали забывать это незначительное происшествие, тем более что сообщений о транзите в том квадрате пока не было.