Kitobni o'qish: «Дядя самых честных правил. Книга 3»
Глава 1
Снежки
Солнце, лёгкий морозец, почти полное отсутствие ветра – чудеснейшая погода для прогулки. Особенно на санях, в которые запряжён Буцефал. Едешь себе, закутавшись в тёплую шубу, рядом попискивает Ксюшка, Диего мурлыкает вполголоса испанскую песенку, Кузьма вожжами щёлкает. Красота!
Впрочем, ехали мы не гулять, а тренироваться у камней возле леса. За последние недели мы накатали туда настоящую дорогу по снегу – испанка требовала от младшей Добрятниковой заниматься каждый день. Ну и я, естественно, ездил. Мы даже пару раз выбирались в метель, и я выяснил: огненные вспышки потрясающе выглядят посреди летящего снега.
Пятым на санях сидел Мурзилка. Кот обожал Ксюшку и присоединился к тренировкам с первого же дня.
– Приехали!
Кузьма остановил сани подальше от камней. На всякий случай, чтобы не попасть под какое-нибудь проклятье.
– Кто последний, тот сосиска!
С криком Ксюшка выпрыгнула из саней и понеслась к камням. Следом за ней, задрав хвост трубой, бежал Мурзилка.
Диего с барственным видом вышла из саней, показывая, что никуда она бегать не собирается. Но, пройдя несколько шагов, обернулась и подмигнула:
– Сосиска!
Подобрав полы шубы, испанка рванула следом за девчонкой и котом. Ёшки-матрёшки, и это наставница магических наук! Всё-таки младшая Добрятникова на неё дурно влияет.
Бегать за магичками я не собирался. Во-первых, они меня всё равно обогнали, а во-вторых, не вижу ничего плохого в сосисках. Что немецкие, что местные муромские, поджаренные, аппетитные, истекающие соком. Ммм!
Я степенно дошёл до камней, будто и не собирался соревноваться в беге. На выкрик «Сосиска!» только пожал плечами и укоризненно посмотрел на Диего.
Вжуххх!
Из-за дальнего камня в меня полетел снежок. Ха! Уже на автомате я отшвырнул его эфиром в сторону, чуть не попав в Диего. Впрочем, в неё что кидай, что не кидай – испаряет снег на лету.
– Ксения, – Диего поманила девочку пальцем, – будь добра, начни занятие с призыва Таланта. Десять раз подряд.
Девочка вышла из-за камня, вздохнула, раскинула руки и закрыла глаза. Поле эфира дрогнуло, когда из неё выглянул дикий Талант. Ох и намучились мы с ним первое время! Чуть дом не спалили, когда он лез наружу без спроса. А теперь ничего, привыкает «ходить под седлом».
Я тоже зажмурился и стал гонять Анубиса туда-сюда. Он у меня своевольный, лишний раз напомнить, кто хозяин, совсем не лишнее.
– Закончили упражнение. Малые шаровые молнии, Ксения, двадцать штук. Цель – дальний камень.
– Ой, там Мурзилка сидит! А если я в него попаду?
– Если ты попадёшь в рыжего бандита хоть раз, я отдам тебе свой десерт.
Испанка ни капли не рисковала сладким – кот чувствовал колдовство лучше любого мага и легко уворачивался хоть от всполохов, хоть от ледяных игл.
Бумс! Бумс! Бумс! Комки пламени слетели с пальцев девочки длинной очередью.
Мурзилка, жмурившийся на камне, неожиданно вскочил и кинулся на ближайшую шаровую молнию. Ударил по ней лапой, сбил с курса и зашвырнул в снег. Тут же бросился за другой и принялся гонять её, как мышь.
– Диего! Посмотри!
Испанка и без крика видела проделки кота. Покачала головой и покосилась на меня:
– У тебя даже gato ненормальный. Ты специально подбираешь всякие диковинки?
– Ага. Например, взял наставника-женщину, да ещё и иностранку, – я изобразил шутовской поклон. – Марья Алексевна говорит, что Муромское общество было шокировано.
Испанка фыркнула и демонстративно отвернулась.
– Ксения, я сказала, двадцать шаровых молний! А ты сделала только пять, я считала.
– Так их Мурзилка сбил!
– И что? Двадцать, сеньорита, уж будьте любезны.
Девочка вздохнула и взялась за тяжёлую работу. Пока Талант не развит, любое осмысленное действие с эфиром требует значительного напряжения. Пока она выдавливала из себя крохотные шаровые молнии, а Мурзилка гонялся за ними, я тоже занимался с Анубисом.
Дней десять назад Диего начала учить меня «ловчей сети» – особому приёму для контроля за окружением.
– Не слишком известная практика, – пояснила она, – и даётся далеко не каждому. Если освоишь, получишь отличный инструмент.
– А если нет? – уточнил я.
Она развела руками.
– Большинство живёт без него. Будешь как все, и только.
А я, знаете ли, люблю выделиться из общей массы. Так что пришлось мне напрягаться и потеть, так же как Ксюшка.
«Ловчая сеть» никого не ловит, она только даёт ощутить окружающее пространство, будто расширить границы себя. Для этого следовало заставить Анубиса плести тонкую нить эфира, а самому раскидывать вокруг. При этом сплетая что-то вроде ажурной невесомой паутины. Если всё сделано правильно, можно почувствовать предметы вокруг, любое движение воздуха, приближающихся людей. Даже заглянуть, что лежит у них в карманах и скрывается под одеждой. Впрочем, до такой чувствительности я ещё не добрался.
– Закончили! – скомандовала Диего. – А теперь…
Она потянула паузу, переводя хитрый взгляд то на меня, то на Ксюшку.
– А теперь снежки!
Девочка взвизгнула и рванула под прикрытие камня.
Для любого не мага игра в снежки простая забава, а для нас троих это настоящая тренировка. Правила просты – надо попасть в противника и не дать ударить себя. Но отражать вражеские снаряды можно только магией, как и поправлять их в полёте. В прошлый раз хитрая испанка закатила мне снежок прямо за шиворот, пока я отвлёкся на атаку девочки. Сегодня же я собирался взять реванш и ответить Диего взаимностью.
Через секунду над полянкой между камней стало тесно от летящих комков снега, огненных всполохов, дрожащих эфирных плетей, ледяных игл и взрывов снега.
Уйдя в глухую оборону, я нашёл взглядом Мурзилку. Потянулся к нему щупальцем Анубиса. Ага, заметил! Уставился на меня зелёными глазищами, будто спрашивая, чего я хочу.
Я взглядом указал на одинокую рябину, под которой укрылась испанка. Видишь, подобрыш? Давай, полезай на дерево, а я тебе дома вкусной рыбы дам.
Кот побежал по краю поляны к указанной цели. Умничка! Давай осторожней, чтобы испанка сгоряча и в тебя снежком не попала.
Мне пришлось отвлечься – Ксюшка отправила в меня сразу десяток зарядов. А когда я отбился, Мурзилка уже сидел на ветке, точно над самой головой Диего, и вопросительно на меня смотрел. Мол, что делать-то, хозяин?
Несколько минут я потратил, чтобы донести до кота простую мысль – надо трясти ветку. Подобрыш, сообразив, что я хочу, дёрнул хвостом. Прыгать по дереву, как обезьяна, ему не нравилось. Но на другой чаше весов была рыба, а от такого угощения отказаться было практически невозможно.
Мурзилка встал на лапах, покачнулся и резко прыгнул. Ветка дёрнулась. Снег водопадом обрушился вниз, засыпая Диего.
– Hijo de la chingada! La mierda del toro! Estoy en una maldita nube de pedos!
А следом мы с Ксюшкой буквально расстреляли её снежками.
– Хватит! – испанка отплёвывалась от снега. – Урок закончен.
Она расстегнула шубу и стала отряхивать одежду. Я подошёл, поднял упавшую шапку и подал ей.
– Mierd, – проворчала она, – вы напали на меня, как бандиты. Где этот рыжий паршивец? Я ему все усы повыдергаю. Как ты вообще додумался подослать против меня кота?
Я пожал плечами. Мой кот, хочу подсылаю, хочу чешу за ухом, хочу кормлю осетриной.
– Поехали домой, – Диего запахнулась поплотнее и зашагала к саням.
– Дядя Костя, – меня догнала Ксюшка, – как думаете, она долго будет сердиться?
– Отойдёт. Сейчас вернёмся, съест борща, согреется и снова подобреет.
Боковым зрением я заметил движение около леса и обернулся. На опушке маячил всадник, одетый в тулуп и лохматую меховую шапку. Ага, это свои – кто-то из опричников выехал присмотреть за нашей компанией. Мы с Диего, конечно, сами с усами, но Киж требует контролировать, что происходит вокруг.
Банда опричников приехала точно в срок. Настасья Филипповна поселила их в дальнем флигеле, где они устроили себе отдельную кухню, за три дня срубили баню и приступили к службе. И в первый же день поймали в лесу браконьеров – каких-то мужичков из Меленок. Выпороли их, обещали в следующий раз пристрелить и выгнали.
К моему удивлению, Разумник, что-то соображающий в Знаках, прохладно отнёсся к мастерским и моей деланной магии. А вместо этого заинтересовался школой, где учились крепостные ребятишки. Сходил туда раз, другой, послушал, а после пришёл ко мне и попросил разрешения тоже учить детей. Началам физики, ботаники, химии и географии. С орком Апполинарием он быстро нашёл общий язык и пропадал там всё время, когда не требовалась его служба.
А в мастерских буквально прописался Конон Горобец. Магия его не прельщала, а вот механика весьма. Они даже поругались с Прохором, когда Конон влез со своим мнением о суставе механической лошади. Как мне рассказали, сначала они наорали друг на друга, потом слегка помутузили. В конце концов достали где-то штоф крепкого, большую луковицу на закуску и к концу вечера придумали улучшенный сустав.
* * *
За обедом в столовой собрались не все обитатели усадьбы. Киж, которому еда не требовалась, пропадал у опричников. А Бобров так вообще был в отъезде – я попросил его разузнать насчёт княжны Вахваховой. Если её слова о Голицыне были правдой, то мне, пожалуй, стоит поостеречься.
– Костя, – Марья Алексевна протянула мне конверт, – прочти, тебе будет интересно.
Княгиня фактически обосновалась у меня в усадьбе и не собиралась никуда уезжать. Ночами устраивала свои «концерты» на арфе вместе с Настасьей Филипповной и Диего. К моему удивлению, арфу настроили, и теперь она звучала даже приятно. А когда испанка начинала подыгрывать на гитаре, так и вовсе хорошо.
Я не успел открыть конверт, когда в столовую проскользнула Светлячок. Подошла ко мне и шепнула на ухо:
– Константин Платонович, к нам едут шесть всадников. Четверо из них в военных мундирах.
В горле у меня на секунду запершило. По мою душу, спинным мозгом чувствую. Но виду не подал.
– Господа, прошу меня извинить, заканчивайте обед без меня, – я протянул конверт обратно Марье Алексевна. – Чуть позже, хорошо?
Накинув тулуп в прихожей, мы со Светлячком вышли на крыльцо. Всякие неприятности надо встречать лицом к лицу, не выказывая и тени страха.
Опричников видно не было, но я чувствовал – они где-то рядом, готовые ударить в случае необходимости.
– Скажите в разговоре «хлеб-соль», – шепнула Светлячок, – и я дам знак стрелять.
* * *
Долго ждать не пришлось. Через пять минут кавалькада всадников въехала во двор усадьбы. И правда – военные. Только их предводитель был гражданский, закутанный в чёрную шубу, в надвинутой до бровей рыжей лисьей шапке. Он и подъехал к крыльцу, оставив сопровождающих ждать.
– Константин Платонович!
Голос всадника показался мне знакомым. Я вгляделся в его лицо. Точно! Сумароков!
– Василий Петрович, какая неожиданная встреча!
Старичок-археолог спустился с коня и засеменил ко мне.
– Рад, очень рад.
– Отобедаете с нами?
– Нет-нет, простите, дело не терпит отлагательств. Мы можем поговорить приватно?
– Да, конечно, прошу вас.
Я распахнул дверь, впуская гостя в дом, и отрицательно покачал головой Светлячку. Она понятливо кивнула и исчезла, чтобы дать остальным опричникам отбой.
Сумароков скинул шубу. Под ней оказался чёрный мундир с золотыми эполетами. Хм, а не рано ли я отпустил опричников?
– Пройдёмте, – я указал на лестницу, – там нас не побеспокоят.
Мы поднялись на второй этаж. Я провёл его в кабинет и кивнул на диванчик.
– Присаживайтесь, Василий Петрович. Что за неотложное дело привело вас ко мне?
Он не успел ответить, как в кабинет стремительно ворвалась Марья Алексевна. Гордо прошествовала к креслу, села и кивнула Сумарокову.
– Рада вас видеть, незабвенный Василий Петрович.
Старичок возмущённо посмотрел на меня, но я только развёл руками. Если княгиня желает присутствовать при разговоре, то с этим следует просто смириться.
Сумароков вздохнул, покосился на Марью Алексевну и произнёс:
– В Касимове эпидемия синей оспы.
Глава 2
Ходячий
– Господи святы!
Марья Алексевна побледнела и перекрестилась. Мне, честно говоря, стало не по себе – слухи об этой болезни ходили самые жуткие. Медицина не мой конёк – деланные маги не умеют лечить, да и не интересовался я этой областью.
– Благодарю, Василий Петрович. Ваше предупреждение бесценно, я немедленно объявлю карантин.
– Простите, Константин Платонович, но я здесь не для этого. Вы должны поехать со мной.
– Эм… Куда? Зачем?
– Никуда он не поедет! – Марья Алексевна вскочила. – Никуда!
– Я попросил бы…
– Ты, Василий Петрович, говори, да не заговаривайся. Знаю я твои штучки!
– Марья А…
– Нет, я сказала! Костьми лягу, а Костю никуда не пущу. Ишь выдумал! По глазам вижу – хочешь Костиными руками самый жар разгребать. Не выйдет!
– А…
– И не перебивай меня, когда я с тобой разговариваю! Я старше, между прочим, и по титулу, и по возрасту. Перебивает он! То, что ты в мундир Тайной Канцелярии вырядился, ещё не значит, что можешь командовать.
– Я попросил бы вас, Марья Алексевна…
– Крепостных своих просить будешь, понял?! Никуда Костя не поедет!
Честно скажу, не ожидал, что княгиня с таким жаром кинется на мою защиту. Эк она Сумарокова, чуть носом по земле не возит. Будто я её единственный сын, которого в армию на двадцать лет забрить хотят.
– Вы, Марья Алексевна, – Сумароков поджал губы, встал и выпятил грудь, – меня оскорбляете. Будь вы мужчиной, я бы вас вызвал на дуэль.
– Я тебя сама вызову! И пристрелю за амбаром, чтобы ты там не думал, сморчок.
Сумароков побелел, открыл рот…
– Тихо!
Я со всей силы хлопнул ладонью по столу. Звук получился оглушительный, будто выстрел. Марья Алексевна и Сумароков изумлённо повернулись ко мне.
– Господа, – продолжил я тихим ласковым голосом, – присядьте, пожалуйста.
Прятаться за спиной княгини я не собирался. Во-первых, надо выслушать, чего именно хочет от меня Сумароков. Во-вторых, эпидемия случилась слишком близко, всего пятьдесят вёрст. А в-третьих, коли уж старичок-археолог оказался из Тайной Канцелярии, не стоит вот так с ходу с ним ссориться.
– Василий Петрович, начнём сначала. Для чего я вам понадобился?
Сумароков бросил взгляд на княгиню и вздохнул.
– Прошу прощения, что вёл себя столь вызывающе.
Марья Алексевна хмыкнула, будто и не ожидала другого. Но старичок держал себя в руках и продолжил:
– Эпидемия случилась крайне не вовремя. Практически все военные маги из Мурома уехали – Фридрих нарушил перемирие и матушка-императрица готовится к весенней баталии. Сами видите, мне приказали выйти из отставки, собрать хоть кого-то и выставить карантин.
– Вот и собирай служилых, – буркнула княгиня, – а Косте надо о своём имении позаботиться.
– Да, понятно, – Сумароков поморщился, – вы не служили, дёргать вас приказом не имею права. Поэтому я приехал просить по-дружески. Вы единственный, кто может мне помочь.
Я развёл руками.
– Василий Петрович, я деланный маг. Средств для лечения болезней у меня нет. И мой Талант, как вы знаете, не слишком для этого годится.
– Вот, мой дорогой, вот! Именно ваш Талант. Это же синяя оспа!
– Простите, Василий Петрович, не понимаю.
– Опыры, – мрачно отозвалась Марья Алексевна.
– Что?
– Ходячие мертвяки, Константин Платонович, – Сумароков вытащил платок и вытер лоб, – нечистые покойники. Синяя оспа имеет эфирную природу, к нашему несчастью. После скоротечной болезни и мучительной агонии часть умерших поднимается снова. Практически без разума, с трудом передвигающиеся, они представляют огромную опасность.
– Нападают на людей, – я кивнул, – пьют кровь и едят живых.
– Господь с вами, Константин Планотович! – Сумароков перекрестился. – Что за ужасы вы говорите? Никого они не трогают, даже ребёнка догнать не смогут. А вот заразу разносят только так.
– И вы думаете, что я могу с ними справиться?
– Безусловно. Это же ваш профиль!
Я переглянулся с Марьей Алексевной. Княгиня несколько секунд молча смотрела на меня и наконец кивнула. Судя по всему, дядя такое проделывал в прошлом.
Сумароков истолковал наше молчание по-своему.
– Константин Платонович, я прекрасно понимаю, что вы не обязаны рисковать. Я мог бы воззвать к вашему долгу дворянина, но это не совсем честно. Положа руку на сердце, я и сам не хочу туда ехать. Будь моя воля, умчал бы в Москву или Петербург и слушал рассказы, как справляется кто-то другой. Но меня заставили!
Он развёл руками и тяжело вздохнул.
– А я только напал на след очень интересного захоронения. Надо подготовиться, уточнить, собрать к весне подходящих людей. Но вместо этого мне приходится носиться по местным дорогам, мёрзнуть в седле и выслушивать тупоголовых военных. Видели, с кем я приехал? Инвалиды, отставники или такие дубы, что их в действующую армию не берут. Макабр!
– Какое у вас подходящее к ситуации ругательство.
– Что? Ах, это… Да, подходит.
Старичок рассмеялся.
– Константин Платонович, вы действительно не обязаны со мной ехать. Но я прошу вас об этом.
– Не соглашайся, – княгиня бросила на Сумарокова тяжёлый взгляд, – у тебя своё поместье требует защиты.
– Марья Алексевна! – старичок аж подскочил. – Вы всё ещё на меня сердитесь за тот ужасный случай? Давайте забудем прискорбное событие, прошу вас. Признаю, был не прав, старый дурак, дубина стоеросовая.
Княгиня зажмурилась и покачала головой.
– Что? Вы не хотите? Так и будем ругаться до скончания века?
– Ах, Василий Петрович, так слушала бы и слушала. Вы продолжайте, не останавливайтесь. Старый дурак, вы сказали? Повторите ещё раз, хочу услышать.
Сумароков закатил глаза, прошептал: «Боже, за что мне это?» – упал обратно в кресло и громко произнёс:
– Да, я старый дурак, что поссорился с вами из-за пустяка. Вспылил, как мальчишка, и не захотел извиниться. Довольны?
– Теперь да, – Марья Алексевна кивнула, – давно бы так.
– Помогите мне, сударыня. Мне нужен Талант Константина Платоновича. Я один до весны буду бегать вокруг Касимова и ловить неупокоенных мертвецов, пока из Петербурга не пришлют кого-нибудь опытного в таких делах. Честное слово, – он повернулся ко мне, – я в долгу не останусь.
– Например? – княгиня сложила руки домиком. – Составишь Косте протекцию при дворе?
– Марья, душечка, ты же знаешь – там у меня врагов больше, чем друзей.
Сумароков на мгновение задумался.
– У меня есть кое-что для вас, Константин. После смерти Петра Великого его архив был… ммм… разобран на части приближёнными. Что-то пропало с концами, что-то осело в Петербургской академии наук.
– И?
– Кое-что забрали члены ложи «Молчаливость». – По его губам скользнула улыбка. – Пожалуй, самое интересное.
Ах да, я и забыл, что наш милейший старичок масон. Интересно, что же они такое уволокли из архивов Петра?
– Но ложа «Молчаливость» распалась, – Сумароков вздохнул, – и эти бумаги совершенно случайно, разумеется, оказались у меня.
Верю, верю, что «случайно». Кому ещё интересоваться архивами, как не археологу? Наверняка припрятал у себя всё что можно, чтобы покопаться в бумагах и найти что-то важное. Но, похоже, не нашёл там ничего интересного.
– Если вы отправитесь со мной, я немедленно отдам вам эти бумаги.
Ого, он ещё и с собой их возит! Хитрый старик сразу рассчитывал ими расплатиться. Вот только зачем они мне?
Сумароков уловил мой скепсис. Встал, достал из-за пазухи лист и подскочил ко мне.
– Вот, взгляните, Константин Платонович. Решите сами, насколько ценный архив вам предлагаю.
Я взял пожелтевшую бумагу и с сомнением развернул.
А-а-а! Чуть не заорав, я постарался усилием воли унять дрожь в пальцах. Не может быть! Утерянные Печати Восточной традиции. Те самые, что приписывают моему тёзке – римскому императору Константину. Говорят, именно этими Печатями он победил в битве у Мульвийского моста. Впрочем, это всё байки, но Печати-то вот они! Примерное их начертание было известно, только без важных деталей. Неужели оригинал? Или искусная, ничего не стоящая подделка? Пока узнать было невозможно – лист был обрезан ровно на половине.
– Это что-то из деланной магии, – Сумароков подмигнул мне. – Я ничего в этом не смыслю, а вам может быть любопытно.
– Может быть как историческая забавность.
Я демонстративно повертел листок и вернул его Сумарокову.
– Вы… – старичок скис.
– Поеду с вами и помогу. Не ради ваших бумаг, Василий Петрович. Эпидемия унесёт много жизней, и я обязан сделать всё что могу.
– Константин Платонович, – он схватил мою руку и принялся трясти, – я вам очень признателен! Очень! Вы себе не представляете, как облегчите мою ношу.
– А бумаги, – вредным голосом проскрипела княгиня, – всё-таки отдай, раз обещал.
– Конечно-конечно! Обещал – сделаю.
Марья Алексевна незаметно подмигнула мне. Она уловила мой интерес и подыграла. Замечательная женщина! Если бы не музицирование на арфе по ночам, так вовсе была бы святая.
* * *
Выехали мы через два часа. Во-первых, Настасья Филипповна и Таня коллективно собирали мои вещи. И чуть не переругались, сколько чего мне потребуется в дорогу. Во-вторых, я вызвал Семёна Камбова и приказал опричникам организовать карантин в деревнях и патруль по южной границе поместья. Если увидят людей, ведущих себя странно – стрелять не приближаясь, а трупы сжигать издалека. А по дороге на Меленки поставить заставу и тоже никого не пускать, кроме меня, естественно.
Детей, учащихся в школе, я приказал оставить в усадьбе до окончания эпидемии. Пусть занимаются, помогают в мастерской и отдыхают от домашних дел.
– В моей карете поедешь, – подошла ко мне Марья Алексевна, – её как раз на полозья переставили.
– Зачем? Я верхом…
– Холодно там верхами скакать, – строго заявила княгиня. – А ночевать по грязным избам будешь? Нет уж, будь добр, езжай как положено. И заночевать где будет, и чаю попить, ежели замёрзнешь. И не спорь! А то сейчас поругаюсь с Сумароковым, совсем дома останешься.
Я глубоко вдохнул, досчитал до десяти и согласился. Спорить со старой княгиней – всё равно что лбом стену прошибать.
Так мы и поехали: я с Кижом в карете, как царь, остальные верхом. Через двадцать минут Сумароков остановил нашу процессию и попросился ко мне. Что ж, я не стал отказывать старичку. А он сразу же вручил мне шкатулку с бумагами и сел пить чай. Я поблагодарил его, убрал архив подальше, будто он мне неинтересен, и тоже взял чашку.
* * *
Вечер ещё не наступил, а улицы Меленок были пустынные.
– Здесь заражённых ещё нет, – пояснил Сумароков, – но я объявил полный карантин. Запретил выходить из дома под страхом тюрьмы и штрафа в десять рублей. Ничего, неделю-другую посидят, запасы у всех есть, займутся полезным чем-нибудь.
Я пожал плечами – карантин так карантин, его дело.
– Вы поставили кордон на дороге в Касимов?
– Да, конечно, первым делом.
– Съездим туда?
Сумароков кивнул.
– Я думал завтра утром, но если вам интересно, то пожалуйста.
Кордон представлял собой перегороженную на всю ширину дорогу. Деревянные колья связывались в виде ежей и соединялись вместе, чтобы получилась эдакая противомертвячная линия. За ней была собрана баррикада из телег, мешков с землёй и всякого хлама.
Чуть в стороне стоял наскоро сколоченный сарай, где у железной печки грелись солдаты. Как их здесь называют, инвалиды – ещё крепкие дядьки лет под пятьдесят, ветераны давних походов, уже негодные к строевой службе. Командовал ими седой майор с жёлтыми прокуренными усами.
– Происшествий во время моего дежурства не было! – чуть насмешливо доложил он Сумарокову. – Разрешите убыть для ночёвки!
– Перестань, Макар Петрович, – махнул на него старичок, – и без твоих шуточек тошно. Никого не было? Ни одного купчишки?
– Нет, Василий Петрович, – майор покачал головой, – хотя обычно их здесь по десятку в час едет.
– Совсем, видать, плохо в Касимове, – Сумароков выпятил нижнюю губу. – Или прислали туда кого, и он тоже карантин ввёл.
Я вполуха слушал их разговор и смотрел на дорогу. В первых сумерках падал снег, становившийся всё гуще и гуще. И там, в этой белой каше, мне мерещились смутные тени. Будто таились в ней люди, боящиеся подойти к кордону.
Несколько раз моргнув, я с удивлением заметил, что одна из теней двигается к нам. Только странная тень, подсвеченная голубоватым неоновым светом. Игра воображения? Иллюзия?
– Василий Петрович, можно вас на минутку? Посмотрите вот туда. Это мне мерещится или что-то такое светится?
Сумароков прищурился, тоже моргнул и побледнел.
– Ходячий, – одними губами выговорил старичок, – это ходячий.
Тень обрела плоть. Из снегопада на рогатки медленно шёл мужик – без шапки, в расхристанном порванном армяке. Особенно меня поразили ноги: правая обута в лапоть, а левая совершенно голая. Мне не стоило труда рассмотреть – пальцы на этой ноге давно превратились в лёд, покрывшись инеем. Действительно мертвец, самый настоящий. И в отличие от того же Кижа, стоящего рядом, светящийся голубым светом.
