Kitobni o'qish: «Человек с того смеха»

Shrift:

ОТ АВТОРА

Мудрый Экклезиаст завещал: «Время разбрасывать камни, время их собирать». Я решил, что это адресовано мне лично: я ведь всю жизнь разбрасывал свои рассказы, притчи, новеллы, повести по разным журналам и издательствам, по разным городам и странам – вот и пришла пора собрать под одной обложкой, хотя бы некоторые из них, самые любимые, проверенные временем и читательским интересом.

У кого-то может возникнуть вопрос: «Чего это вдруг он решил издать «Избранное»? Наверное, к юбилею?..

Ничего подобного! Я не люблю юбилеи и никогда их не праздновал публично, ни в концертных залах, ни на телевидении, ни на радио. Во-первых, не очень верю в искренность обязательных юбилейных панегириков, а во-вторых, потому что часто после юбилеев терял дорогих мне людей: и Григория Горина, и Бориса Брунова, и Володю Точилина, и ещё многих. Бурные, помпезные юбилеи стали для них репетициями похорон. Поэтому я не люблю публичные чествования и всю жизнь их избегаю. Нет, я не пропускаю свои дни рождения и праздную их, собирая только самых близких друзей. Застольем руководит мой брат Леонид Каневский, лучший тамада на Свете, и вечер проходит в атмосфере искренней любви, доброжелательства и веселья. На каждом таком праздновании я читаю стихи, в которых подвожу итоги прошедшего года, или пятилетия, а иногда – и всей жизни.

Одно из таких стихотворений я помещаю в этой книге, вместо предисловия. Оно было адресовано только моим друзьям, сидящим за столом, но я читаю его и на своих творческих вечерах: ведь люди, пришедшие на встречу со мной, – это тоже друзья, как и вы, мои дорогие читатели! Так что открывайте обложку и заходите в эту книгу, усаживайтесь поудобней и побеседуем, негромко, по душам, пока мы ещё не разучились просто говорить друг с другом, без скайпа и фейсбука, без андроидов и айфонов…

Я – ЧЕЛОВЕК С ТОГО СМЕХА

Я – человек с того Смеха,
Не гений, и не дурак,
Знавший фанфары успеха
И шрамы погромов и драк
Книги мои рассыпали,
Не находя в них елей,
Спектакли мои убивали,
Как убивают детей.
Обкомы, горкомы, райкомы,
Безликих фанатов орда,
Погромы, погромы, погромы –
Убийцы открытого рта.
Даже сквозь малую дверцу
Пройти не давал мне Главлит.
Били умело, по сердцу
До сих пор сердце болит.
На мысли разумные – квота,
Молчи, если хочешь прожить…
Нам не давали работать,
Но не сумели добить
И нами был путь проторен
Хоть шли мы опасной тропой
Жванецкий, Арканов, Горин,
Вы ведь согласны со мной?
Время другое настало,
Заржал в Интернете Пегас,
Время слезать с пьедесталов,
Время идти в запас.
Настали другие формы,
Эпоха лупит под дых
Надо давить на тормоз,
И пропускать молодых .
Но мы отходили не сразу, …
Был ещё шуток запас,
И вдруг, как ракеты из Газы,
Обрушилась пошлость на нас
Пошлость, умы выжигает,
Хоть верит, что веселит
Но больше всего огорчает,
Что залы хохочут навзрыд
Смех, как из бензоколонки,
Парни в восторге ревут,
С визгом смеются девчонки,
Чёрные слёзы текут.
Вкусы калечит халтура,
И вдруг моя совесть кричит:
«Где ты, убийца-цензура!?
Где ты, проклятый Главлит?!»
А впрочем, чего разворчался?
Того, что не молодой?
Иль просто не высыпался,
Иль просто я стал брюзгой?
Господи, только не это!
Молю, как датишный еврей:
Не дай мне советовать детям.!..
Не дай поучать друзей!..
Я – человек с того Смеха,
Где всё было через нельзя.
Я – человек с того Смеха,
Где главное было – друзья.
Но многих со мной уже нету -
В Канаде, в Германии, в США…
Их разбросало по свету
И плачет по ним душа
Коль лучшее, что есть на свете,.
Мы бережём для детей –
Я подарю своим детям
Моих дорогих друзей.
И прежних, которых в невзгоды
Я всё-таки сохранил,
И новых, кого в эти годы
Господь мне ещё подарил.
Да здравствует наше братство!
И до последнего дня
Имею я это богатство,
Ведь все вы есть у меня!
Я – человек с того Смеха,
Развеялись годы, как дым…
Утехи, успехи, потехи..
Пожить бы ещё молодым.
Чтоб Муза ещё прилетала,
Чтоб внукам не надоесть,
Чтоб сохранить до финала,
Достоинство, разум и честь.
Пожить бы ещё беспокойно,
И за столом пошуметь.
И женщин красивых и стройных
Хотя бы глазами иметь.
Чтоб жизнь дарила сюрпризы
Чтоб не покинул успех,
Чтоб всем хватало на жизнь,
Чтоб жизни хватило на всех!
Чтоб Бог сохранял и дальше
Мне дорогих людей,
И чтоб уже больше – не старше,
А просто чуть-чуть мудрей!
Я жду вас всех лет через десять,
Ведь я не в конце пути…
Запомните день и месяц –
Попробуйте не прийти!

ГЛАВА ПЕРВАЯ
ЗНАКИ ПРЕПИНАНИЯ

ИЗ ЦИКЛА «МОЗГИ НАБЕКРЕНЬ»

ЗНАКИ ПРЕПИНАНИЯ

Человек потерял запятую, стал бояться сложных предложений, искал фразы попроще. За несложными фразами пришли несложные мысли.

Потом он потерял знак восклицательный и начал говорить тихо, ровно, с одной интонацией. Его уже ничто не радовало и не возмущало, он ко всему относился без эмоций.

Затем он потерял знак вопросительный и перестал задавать вопросы, никакие события не вызывали его любопытства, где бы они не происходили: в космосе, на земле или даже в своей квартире.

Ещё через пару лет он потерял двоеточие и перестал объяснять свои поступки.

К концу жизни у него остались только кавычки. Он не высказывал ни одной собственной мысли, всё время кого-нибудь цитировал. Так он совсем разучился мыслить и дошел до точки.

Берегите знаки препинания.

ПОДЗЕМНЫЙ ПЕРЕХОД

На нашей улице строили подземный переход. Всю улицу перерыли. Движение перекрыли. Троллейбус в сторону отвели.

Наконец, закончили и устроили торжественное открытие. Оркестр пригласили. Ленточку у входа натянули, троллейбус в сторону отвели.

И тут вдруг выяснилось, что выхода из-под земли нет, забыли сделать: очень торопились сдать объект досрочно.

Ну, комиссия, конечно, строителей пожурила, но не лишать же весь коллектив премии. Да и опять же – оркестр уже приглашён, ленточка натянута. Решили торжества не омрачать, переход принять, а отсутствующий выход внести в акт недоделок.

Оркестр грянул марш, ленточку перерезали, и народ хлынул вниз, в переход.

Правда, нашлись нытики, которые не хотели акт подписывать, мол, как же так: переход без выхода. Но председатель комиссии дал им достойную отповедь:

– Вы что, в инициативу наших людей не верите?.. Если понадобится – найдут выход!

Переход этот по сей день работает. Миллионы людей туда входят и, представьте себе, как-то выходят. Так что председатель комиссии оказался прав: надо верить в творческую инициативу!

ВТОРОЕ УБИЙСТВО

По коридору Университета взволнованно прохаживался смуглолицый курчавый паренёк. За дверью заседала приёмная комиссия филологического факультета.

Вот оттуда выскочил здоровенный узколобый детина. Курчавый бросился к нему:

– Ну, как?

– Нормально. Приняли. Ведь я – мастер спорта по штанге.

Вслед за детиной выпорхнула девушка в модных рванных джинсах.

– Прошли?

– А как же! Ведь мой папа спонсировал ремонт этого корпуса.

Наконец, настала очередь курчавого. С замиранием сердца он переступил порог аудитории.

– Имя?.. Фамилия?.. – не поднимая глаз, спросил председательствующий.

– Пушкин… Александр Сергеевич.

– Плохи ваши дела, молодой человек. Ваше сочинение «Евгений Онегин» очень старомодно: «… Но я другому отдана и буду век ему верна…». Ну, кто это сегодня будет читать?.. Да и сериала из него не сделаешь: всего одно убийство.

– Но… Мои литературные начинания понравились Державину… И Жуковский говорил…

– Они у нас уже давно уволены по сокращению штатов… Увы, молодой человек, на бюджетном отделении все места заняты. Хотите на платное?..

Паренёк замялся. Ему было очень неловко, стыдно, но он всё же выдавил из себя:

– Я сейчас нигде не служу…стеснён в средствах… Но мне обещали хорошо оплачиваемую работу… Камер-юнкером…

– Вот тогда и приходите. А пока, увы!.. – И председательствующий зачитал выписку из протокола. – «Пушкину, Александру Сергеевичу, в принятии на филологический факультет отказать. Председатель приёмной комиссии – Дантес».

Пушкин упал, как подстреленный.

СМЕЛОЕ НАЧИНАНИЕ

В одном учреждении ввели такое новшество: устраивать похороны живым сотрудникам.

Чтоб люди при жизни о себе доброе слово услышали. Причём, церемонию соблюдали полностью, от начала до конца. Оркестр приглашали, венки заказывали: «Дорогому», «Любимому», «Незабвенному». В газетах сообщения помещали, мол, и руководство, и весь коллектив выражают глубокую радость, что живёт и работает такой-то сотрудник. На похоронах прощальные речи говорили: «Выдающийся человек!», «Прекрасный семьянин!», «Любящий отец!»… Деньги семье выдавали, которые обычно на настоящие похороны берегут.

Ну, конечно, родители расчувствуются и плачут, дети радуются, жена гордится, а сам покойник счастлив, увенчан и живёт ещё много, много лет. В этом учреждении вообще смертность прекратилась, когда всех опанихидили.

Но однажды к ним на службу поступил новый сотрудник. Поступил, неделю поработал и умер. И хотя его мало знали, но похороны устроили от души, как живому: венки, оркестр, прощальные речи: «Дорогой! Любимый!.. Единственный!..». И что вы думаете? Не выдержал: встал, улыбнулся и вышел на работу – не смог с таким коллективом расстаться!

Так что, как выяснилось, доброе слово и покойникам приятно.

РОКИРОВКА

Купил я аквариум с рыбками, решил написать о них рассказ. Поставил на подоконнике у стола, сижу, обедаю, изучаю. День, два, неделю. А они жрут друг друга. Вот уже одна рыбка осталась, которая всех других слопала. Смотрит на меня сквозь стекло, глаза злые, голодные. Не мешало бы, конечно, корма ей подсыпать, да лень вставать, отяжелел я после обеда. Вода в аквариуме мутная, водоросли завелись, – мне менять некогда, я изучаю, – так она водоросли съела, и песок, и камушки. Живучая тварь, приспособилась. Из воды выскакивает, мух ловит. Лёгкие у нее появились. Кота моего в воду затянула, когда он хотел её лапой поддеть. Сожрала вместе со шкурой. Здоровая стала, ей в аквариуме тесно. Выпрыгнула на пол, меня за шиворот и в воду, а сама на моё место, мой обед доедает. Я хотел закричать, возмутиться, а она – червячков в аквариум. Я попробовал, проглотил – ничего, вкусно.

Первая злость прошла, решил с ней по-хорошему поговорить, а изо рта только бульк-бульк, пузыри вылетают. Конечно, можно было бы из воды выпрыгнуть, да лень одолела, отяжелел я от червячков. Чувствую, жабры у меня прорезаются – дышать-то надо. Плаваю, руками помахиваю, а это уже не руки, а плавники. Хвост вырос, чтоб легче поворачиваться. Иногда вдруг ударит в мозг: «Что со мной? Выбираться надо!» Да ведь мозг-то у меня уже рыбий стал – не реагирует. Да и неохота воду баламутить: тихо, уютно, червячков дают. А тут детишки пошли, рыбёнки малые… Я этой бывшей рыбе кричу:

– Мне, бульк-бульк, теперь большой аквариум требуется!

А она сидит на моём месте, мой обед лопает и меня изучает. А потом ещё рассказ обо мне написала, вот этот…

ХРАНИТЕ СВОИ ГОДЫ

Он еще раз перечитал это письмо-признание в любви. Честно говоря, пойти хотелось. Ниночка ему нравилась. Даже очень. Но с другой стороны… Три месяца ухаживаний, в лучшем случае. Затем, две или три недели подготовки к свадьбе, хождение по родственникам, свадебное путешествие… Потом – девять месяцев ожидания ребенка, стояние под окнами больницы, бегание по врачам, устройство в ясли, в детский садик, в школу… Дальше считать не хотелось.

Конечно, на свидание он не пошёл. Но утром следующего дня положил на свой счёт в банке сэкономленные – по самым предварительным подсчетам – семь лет жизни.

В субботу он был приглашён в свою бывшую школу, на традиционный вечер встречи выпускников. Его очень тянуло повидать бывших одноклассников, похлопать их по плечам, расспросить о житье-бытье, похвастать своими успехами. Но он прикинул, во что это обойдется: час на сборы, двадцать минут на автобусе, речь директора; вызовы к доске, которые снова придумает старик-математик… Часа полтора танцы в зале… Потом Валька Чащин опять потащит всех к себе на дачу – это, считай, ночь по боку, сплошные «А помнишь?»… В воскресенье Валька, конечно, никого не отпустит:

купанье в озере, ловля рыбы, уха из консервов – словом, ещё один день коту под хвост…

Он не пошёл. Отправил приветственную телеграмму. Зато на счёт были положены сбережённые сутки и восемь часов.

В понедельник, в обеденный перерыв, позвонила мама:

– Почему ты не приходишь? Я очень волнуюсь.

– Еще ведь не конец месяца!

Когда-то он бывал у нее каждую субботу. Они пили чай с вареньем из облепихи, и он жаловался маме на своё начальство. Мама рассказывала ему о пользе витаминов и перед уходом вручала баночку облепихи, которой ему хватало до следующей субботы.

Теперь он эти посещения отменил – и ежемесячно стал класть на счёт освободившиеся вечера. За год набегало пятьдесят два вечера, а в високосный год – пятьдесят три!.. В конце месяца, каждого тридцатого, он заезжал к маме и, не отпуская такси, интересовался её самочувствием. Мама провожала его до машины и вручала теперь уже четыре баночки варенья, которых ему хватало до следующего заезда. Конечно, такой визит забирал не меньше часа, но в конце концов, у каждого человека есть свои привязанности: он уже не мог пить чай без облепихи.

Дома над тахтой у него висел плакат: «Экономьте время! Храните свои годы в Сбербанке!». Он перестал ездить в санатории, в круизы, перестал ходить в гости, на юбилеи, на похороны… Завёл копилку, в которую бросал каждую сохраненную секунду. Секунды складывались в минуты, минуты – в часы, а часы оседали на банковском счету и превращались в дни, недели, месяцы…

– Зачем ты экономишь? Почему сейчас не живёшь? – спрашивали друзья.

– Ещё не имею права. Вот встану на ноги, будет имя, квартира, деньги – и тогда я все эти годы – ох как отгуляю!

И вот настал день, когда он сказал себе: всё!

Было звание, положение, благополучие. А на счету – накопленные десять лет, восемь месяцев и шесть с половиной дней. Все это огромное состояние теперь хотелось по-купечески растратить.

Он вышел на улицу, впервые за много лет просто так, без дела. Его ослепило летним солнцем, обрызгало теплым птичьим пением, ошеломило буйством цветущих каштанов. А навстречу шла Нина Петровна, та самая Ниночка, которая до сих пор почему-то не вышла замуж. Ниночка все еще была хороша, и у него сладко заныло сердце. Он молил лишь об одном: только бы не прошла мимо! Десять минут постоять, поговорить!.. Ниночка улыбалась ему так же радостно и доверчиво, как когда-то. Он улыбнулся ей в ответ и хотел шагнуть навстречу, но вдруг почувствовал, что какая-то сила повернула его в другую сторону и повлекла, повлекла назад к знакомому отделению банка, где он тут же положил на счёт только что сэкономленные десять минут, приплюсовав их к сэкономленным ранее десяти годам, восьми месяцам и шести с половиной дням…

ЭТО МОЯ МОНЕТА

День был жаркий и я прямо с работы купаться пошёл. Раздеваться стал, и тут у меня из кармана монета выпала, десять копеек, и в песок зарылась. Разгрёб я песок, чтоб монету найти, а её не видно. Не пропадать же – сбегал домой, взял лопату и стал копать. Копаю, копаю, смотрю – песок кончился. А под ним земля, жирная, как масло. Взял щепотку, растёр пальцами – да это же чернозём! И пласт солидный, метра полтора. Вот так находка! У нас никто и не подозревает. Это ж какие урожаи можно собирать – все соседи ахнут, тысячи рублей чистой прибыли! Надо поскорей людей обрадовать!..

А потом вспомнил про свои десять копеек и подумал: э, нет! Придёт трактор, всю землю перепашет, тогда мне своей монеты вовек не сыскать.

Собрал я чернозём, бросил его в воду, чтоб не нашли, и дальше рою. Вдруг лопата обо что-то звякнула. Снял я слой земли, смотрю: крыша. Рядом другая, третья. Стал дальше рыть – дома появились, дворцы, улицы… Дома из мрамора, тротуары мозаикой выложены, а вдоль улиц фигуры стоят, мужики и бабы, в чем мать родила. Понял я, что до древнего города докопался, неизвестную цивилизацию отрыл! Вот будет радости в учёном мире! Понаедут со всех стран академики, понапишут трудов – как наука обогатиться! И не только наука! Сюда еще туристов пускать будем, по древним тротуарам водить, древние фигуры показывать. И жить им есть где: древние дома под гостиницы переделаем. Это ж деньги рекой потекут, сотни тысяч долларов!..

С этими мыслями я бронзовые фигуры опрокидываю, пергаментные книги разбрасываю, серебряные кувшины переворачиваю – нигде своих десяти копеек найти не могу. А если еще учёные понапрутся, туристы туда-сюда шастать начнут – тогда мне своей монеты вовек не сыскать!

Подумал я так и давай быстро-быстро древний город забрасывать. Забросал, затоптал, песочком присыпал, чтоб следов не осталось, и дальше рою. Вдруг прямо из-под лопаты фонтан забил. Батюшки – нефть! И так сильно бьёт, будто трубу прорвало. Вот так удача! Вот так открытие! Её ищут, а она тут, под ногами! Это ж миллионы долларов для страны! Надо скорей в газеты сообщить. А потом думаю, ну да! Понаставят здесь вышек, вокруг них новый город вырастет. Железную дорогу подведут, аэродром построят – тогда мне своей монеты никогда не найти!

Заткнул я фонтан, а сверху еще камешками присыпал, и домой пошёл, отдыхать, сил набираться.

Завтра на работу не пойду, достану экскаватор, всю землю перерою, но свои десять копеек непременно добуду!

ПРОДЕЛКИ ВОЛШЕБНИКА

Непонятные события стали происходить в нашем городе. Чёрно-бурая лиса, гордость жены директора рыбозавода, на новогоднем банкете в ресторане, соскользнула у неё с плеч, юркнула между столиками к выходу и удрала. Когда директор, его жена и очевидцы рассказывали об этом, все в ответ смеялись и говорили: пить надо меньше. Никто ведь ещё не знал, что это штучки волшебника, который меха оживляет. Всё только потом стало известно, а сначала просто паника возникла. Да и как не паниковать, когда на совещании предпринимателей все сорок ондатровых шапок спрыгнули у них с голов, покатились к выходу, перебежали набережную и нырнули в прорубь. А предприниматели, чтобы добраться до гостиницы, необутые головы шарфиками повязали. Потом в театре из гардероба исчезли все шубы – представляете, что поднялось!.. Сперва решили, что какая-то шайка орудует. Но когда вслед за шубами сквозь фойе, расталкивая зрителей, рвануло стадо дублёнок, все просто ужаснулись. А чудеса продолжались. Оленьи меха соскакивали со стен и, потрясая рогами, прыгали с лестничной площадки на площадку… Медвежьи шкуры выдергивались из-под ног и с радостным рёвом неслись вниз по ступенькам. Даже крокодиловая сумка заведующей парикмахерской вырвалась у неё из рук, доползла до озера и заплакала от радости большими крокодиловыми слезами…

И город, доложу я вам, изменился. Если раньше на улицах можно было встретить одну-двух бездомных дворняг, которых будка не успела подобрать, то теперь… По деревьям прыгали белки и куницы. По тротуарам проплывали косули, бегали козы, прыгали кенгуру. В парках гуляли олени, сновали зайцы, лисы, кролики… Медведь пил воду из фонтана… А по аллеям неслось интернациональное стадо баранов, бывшие дублёнки: канадские, болгарские, югославские и наши отечественные… В озере плавали нутрии, выдры, ондатры… Семейство бобров строило себе домик.

Дети были счастливы. Они кормили белок, играли с медведем, катались на оленях, прыгали с кенгуру… Ведь животные, пока они были шубами и воротниками, привыкли к людям и их не боялись. Как заявили потом пятиклассники из двенадцатой средней школы корреспонденту нашей «Вечёрки», это были самые счастливые каникулы в их жизни.

Ну, дети веселились, а взрослые, естественно, принимали необходимые меры, милиция этим делом занималась, и в последний день каникул виновника отыскали, точнее, он сам объявился и признался во всём.

– Зачем хулиганите? – спросили у него.

– Вы же, – отвечает, – всю фауну распугали, отравили и перестреляли. Вашим детям лисица даже приснится не может, потому что они её никогда не видели… Скоро кошка станет музейной редкостью… Вы уже третий вытрезвитель в городе строите, с фонтаном и сауной, а на самый маленький зверинец средств не найдете, я уже не говорю о заповеднике!.. Вот я и решил детишек побаловать, ради Нового года… Хотите, оставлю всё, как есть, жить веселей будет?

Ну, конечно, на это никто не согласился. Первыми запротестовали наши модницы: как же это мы без мехов обойдёмся?.. Их поддержала фабрика, которая шубы и шапки шьёт, им же без плана оставаться. Руководящие работники зароптали: раньше их по пыжиковым шапкам узнавали, а теперь чем же они будут отличаться от своих подчинённых?.. Да и отцы города не одобрили: благосостояние народа растёт, каждый может богатую одежду приобретать, зачем же себе в потребностях отказывать, пусть иностранцы видят!.. Только мы, общество охотников, не возражали, если только нам круглогодичные лицензии на отстрел выдадут.

Огорчился волшебник, нахмурился.

– Эх, вы! – крикнул, махнул рукой, дунул, плюнул и исчез. И сказка сразу закончилась: лиса опять к пальто жены директора рыбозавода прицепилась, ондатры в шапки свернулись и на головы предпринимателей прыгнули, бобры свой домик не достроили и обратно в воротники превратились, медведи по полу распластались, олени на стенах повисли… А крокодил выполз из воды, снова заплакал и свернулся в сумку.

Надели мы все шубы, дублёнки, кожухи, гуляем по улицам, чинно, солидно, благородно, нафталином попахиваем… А на улицах опять тишь да благодать – ни одной зверюги: на деревьях никто не скачет, по аллеям никто не шастает, из фонтана никто воду не лакает.

Только детишки малость затосковали, все в парк бегали: может какая животина осталась… Тосковали, грустили, а потом ничего, успокоились. Привыкли к пустому парку, к пустым улицам. Даже стали будочникам помогать последних собак отлавливать… Дети – они есть дети, их ко всему приучить можно. Мы ведь тоже, когда мальцами были, зверюшек ласкали. А потом наши папы-мамы нас отвадили, научили их ловить, стрелять, шкурки сдёргивать… Так что ничего: и наши детки привыкнут!..

СПЛЕТНИ

Дом был новый. Не дом, а красавец: высокий, чистый, облицованный белой плиткой. С балконами.

И жильцы в него вселились приветливые и весёлые. Пока дом строили, они по субботам и воскресеньям приходили на стройку, помогали строителям и очень подружились. Новоселье справляли все вместе, ходили по квартирам, поздравляли друг друга. Словом, не дом, а одна семья.

И вдруг по парадному поползли сплетни.

Сперва их было всего две. Когда жильцы втаскивали вещи, сплетни проскользнули между мебелью, юркнули в подвал и притаились. Потом они выползли в парадное и поселились за батареей. Здесь они стали размножаться. Каждая порождала еще несколько. Сплетен становилось всё больше и больше. Сперва они выползали только ночью, шуршали по углам и закоулкам. Потом обнаглели, стали выползать и днём, расползлись по всем этажам и квартирам. Они проникали через щели, через вентиляционные ходы, через замочные скважины. Жить стало невозможно. Куда ни пойдёшь, всюду натыкаешься на сплетни: в подъезде, в лифте, даже в собственной спальне. Соседи перестали разговаривать друг с другом, мужья поссорились с женами, дети – с родителями.

Наконец, жильцы собрали общее собрание и стали совещаться: что делать? Пригласили опытного старичка из санэпидстанции. Старичок осмотрел дом, выслушал всех и изрёк:

– Уже ничем помочь нельзя. Дом насквозь заражён сплетнями. Его надо сносить.

– А нам что делать? – спросили жильцы.

– Строить новый дом.

Погоревали люди, да делать нечего. Собрали деньги, организовали кооператив, снова работали по субботам и воскресеньям – помогали строителям. И построили новый дом. Не дом, а красавец, краше прежнего: ещё выше, ещё белее. С лоджиями.

Вселялись дружно, весело, с песнями и шутками. Завезли мебель, втащили чемоданы.

И тут в парадное вползли две сплетни…

ВСЕХ НА ПРОКАТ

Вот классные времена настали: девушки по сопровождению, стриптизёры на дом!.. А недавно придумал кто-то: открыть в каждом районе пункт по прокату родственников. Бери кого хочешь: жену, мужа, папу, маму, брата… Как телевизор или машину! Это же очень выгодно – за их качество отвечают прокатчики, даже запчасти бесплатно меняют. И ещё есть такая услуга: выплатишь всю стоимость – оставляют тебе насовсем.

И организованно всё по высшему классу: приходишь, к примеру, за женой, смотришь образцы, год выпуска, технические данные… Выбираешь подходящую модель, получаешь инструкцию пользования, делаешь первый взнос и тебе её доставляют прямо на дом. Первый месяц техник каждый день навещает, подкручивает, настраивает, регулирует напряжение, показывает, как пользоваться. Если испортилась, забирают, привозят новую. Умные люди за месяц до окончания срока специально находят недостатки, пишут жалобы и требуют новый экземпляр. Я знаю одного, который так уже четверых жён поменял, без доплаты. У каждой потом от него ребёнок родился, но алименты платят прокатчики, потому что это – издержки производства.

Честно говоря, я тоже хочу жену поменять. Взял новенькую, широкоформатную, безотказную, по десять часов работала, не выключалась… А сейчас то одна деталь летит, то другая… Контакт нарушился, заводится медленно… Была цветная – стала чёрно-белая… Говорит, неправильно ты меня эксплуатируешь. Ерунда! Просто модель устарела! Двигатель барахлит, бачок протекает… Эх, достать бы новую, последнего выпуска, в импортной упаковке!..

Сижу я так в гостиной, мечтаю – вдруг жена входит и с ней два грузчика.

– Это за тобой, – говорит. – Я тебя меняю. Всё хрипишь, кашляешь, дёргаешься, а пользы от тебя уже никакой. Я себе нового присмотрела: и звук хороший, и нагревается быстро, и все приборы работают нормально.

И понесли меня в утильсырьё.

КАЧАЙ ЕГО!

Возникла у меня одна интересная идея. Пришел на работу, вышел на трибуну и говорю:

– Братцы! Честное слово, придумал!

Все обрадовались, закричали: «Качай его!»

И начали качать.

Сначала я просил, чтоб перестали, не нравилось это мне. Затем взлетал молча, всем видом показывая, что недоволен. А потом ничего, привык. Квартирку мне подбросили, денег подкинули – стал качаться с удовольствием.

Те, кто меня качали, постепенно менялись: заканчивали колледжи, академии, университеты, организовывали свои фирмы, уходили на пенсии. На их место приходили новые, подхватывали, качали дальше.

Прошли годы. Стало мне скучно одному. Решил жениться. Вижу рядом какую-то особу женского пола качают. Лица не рассмотрел, да и не в лице счастье. Главное – до моего уровня долетает. Я ей на лету предложение сделал, она, пролетая, ответила согласием.

Тут же, на должной высоте, и сын родился. Качаемся втроём. Сын иногда на Землю спускается, в школу ходит. Он нам новости приносит о друзьях, родителях, сослуживцах: кто умер, кто женился, кто новую квартиру купил. А мне это уже не интересно: отвык я от Земли, оторвался.

Как-то сын спрашивает:

– Папа, а за что нас качают, за какие заслуги?

А я уже и сам не знаю. Знаю, что когда-то что-то придумал, а что – хоть убей, не помню.

И вдруг – полный крах.

То ли мои мысли подслушали, то ли команда какая была – только однажды, в очередной раз, подкинули меня вверх, а поймать не поймали. Рухнул я с высоты на старое рабочее место. Сижу весь в синяках среди обломков прежнего быта. Вокруг все каким-то делом заняты, а я ничего не умею, все позабыл. Решил поскорей снова что-нибудь придумать, чтоб опять качать начали. Напряг мозги, так, что череп затрещал – ни одна мысль в голову не лезет. Понял я, что не бывать мне больше на высоте. Что же теперь делать, чем заниматься? Ведь ни работать я уже не могу, ни думать не умею. И вдруг осенило: раз самого уже не качают – пойду других качать. А что? Как-никак тоже работа!