Kitobni o'qish: «Верёвка из песка»

Здесь буйствуют иные силы.

Верёвка из песка

Легко запоминает мир упрямый

Разбойников, бандитов и смутьянов,

Бездельников, лентяев, циркачей,

Предателей, шутов и палачей.

Совсем мир не страдает амнезией,

Спускаясь памятью на самые низины,

Где в красках обрисует даже грязь,

С прекрасным в ней выискивая связь.

Но а творцы себя вгоняют в неизвестность.

Искатель, пожирая сам себя,

В той гря́зи не увидя себе места,

Плюёт на роль «придворного шута».

Их шеи сильно сдавлены ярмом,

Границы их межей рисуют метко.

Но вдруг один из них блеснул умом,

Раздвинув прутья этой тесной клетки.

Творцы не занимают пьедесталов,

Творцу мир вертит пальцем у виска,

Но всё же есть и те, кто понимает,

Зачем тот свил верёвку из песка.

Ученик конюха (влюбленный в снежную лавину).

(Конюх)

… – Влюбленному себя не удержать,

Любви ему не взвесить чувство,

И сколько б пресных рек не мчалось к устьям,

Но пресных океанов не сыскать!

(Кузнец)

– Послушайте, друзья и побратимы!

Тут конюх разбирается в любви -

Исчезнувший с планеты вид!

Последний экземпляр – в нашем трактире!

(Шорник)

– Ты сам, кузнец, все «кузни» исходил,

Но сам из них не кован воротился, -

За конюха друг, шорник, заступился, -

Кроме мехов своих кого-нибудь любил?

(Кузнец)

– Влюблён я всей душой в свои меха,

И по́ уши влюблен я в наковальню,

И всех девиц, что были в моей спальне,

Любил я с вечера до самого утра.

Горю огнем к излюбленному делу,

Пылаю страстью к женской красоте,

Но в ту легенду об ученике,

Что полюбил лавину, не поверю!

Эй, бортник, ты то нас рассудишь!?

Чего трясешься? От укусов пчёл?

Ты книги все о женщинах прочёл!

Не потому ли с ними ты не дружишь?

(Бортник)

Для бортника ответ был очевидным,

И он сказал, допив медовый эль:

– Делить с неукротимостью постель

Способен человек любвеобильный!

(Кузнец)

– Не выдержал работы подмастерье! -

Продолжил истину искать кузнец, -

От запахов конюшен тот юнец

Ушел не за любовью, а за смертью.

Кто слушает подвыпивших мадам,

Тот лучше ведает в делах любовных!

Трактирщик! Повтори по полной,

И ясностью наполни наш бедлам!

(Трактирщик)

– С утра ко мне решил он заявиться, -

Хозяин заведенья пробурчал, -

Вином бурдюк наполнил и помчал,

Но не был жаждущим опохмелиться.

Бежал, спешил, всё на пути сметая.

Себя расчесывал он на ходу.

Неопытные себя так ведут,

Готовясь в жизни к первому свиданью…

(Автор)

В трактире кружки дрогнули на полках,

Молчанье воцарилось за столом.

Переглянулись конюх с кузнецом,

Прислушиваясь к шуму с пиков горных.

В любви признаться мчащейся лавине,

Шагнув в неё, не каждому дано!

И всё это до одури смешно,

Пока друзьями обсуждается в трактире.

Восхвалявший силу

Без сил упал, запив решимость честью,

Свалился ниц, уступчивость хлебнув.

Я обессилен до́ суха без прав судить на месте,

Себя калечу я, к прощению примкнув.

Слабею я, когда со спросом взято.

Ослаблен тем, что отпустил канат.

Сильнее я держусь за свое стадо,

И слаб всю слабость стадности понять.

Слабею тем, что не в начале списка.

Слабею без внезапной похвальбы.

Окреп слегка от звона пустой миски,

Но рвусь туда, где ломятся столы.

Слаб от того, что прыгаю с разбега.

От ожиданий слаб, что весь покрылся мхом.

Болею слабостью к легендам о Мегере.

Пугаюсь силы, встретившись с добром.

Слабею я от расставанья с Лиссой,

От расставанья с Атой ослабел,

От Афродиты, что манила силой,

Сбежал к Эриде восполнять пробел.

Я стал сильнее от того, что не заметил

Ни смелости, ни грез, ни правоты,

И силе мщения созвучные сонеты

Зачитывал до полной немоты.

Наполнятся бессилием трущобы

И разбредутся всюду слабаки,

Ступая на свои хромые ноги

Всем, восхвалявшим силу, вопреки.