«Справа налево» kitobidan iqtiboslar
способом. Мне кажется, главный сбой Москвы – в хронической нехватке красоты. Чтобы это понять, достаточно приехать в любую европейскую столицу. Нельзя жить в такой Москве и быть здоровым, не искромсанным нравственно человеком. Экзистенциальная цинга обесточивает жизненные силы, выхолащивает человеческое вещество, люди сами становятся похожи на Москву – с ее перепадом высот, канав, котлованов, проплешинами пустырей, уродством советских фасадов, с кровеносной системой всегда на грани апоплексического удара – уподобленной пробкам везде и всюду. Отсутствие солнца в течение ста двадцати дней в году венчает непереносимость.
Ночь – воистину темное дело. Ночью живые сущности теряют свою плотность и приближаются к призракам. В полнолуние ландшафт залит отраженным светом. Обесцвеченные предметы похожи на знаки самих себя: точно так же обескровленные призраки суть лишь тающие следы некогда живых существ. Когда-то, на заре мифологического человечества, ангелы собрались у престола Всевышнего, чтобы просить Его разрешить их затруднение. До сих пор величие человека, созданного по образу и подобию Бога, распространялось так широко, что ангелы не были способны отличить его от Господа.
Всегда раздражал этот сюжет с невыясненными желаниями, ибо человек всегда знает, чего хочет, если только хочет. А если не знает, то не хочет ничего.
Желание - любое, помимо инстинктов и денег, - уже достижение. Мало кто на него способен на деле. А невыясненность - она от неумения признаться себе, что никаких желаний-то и нету.
Кстати, вот что такое счастье? Мне нравится такое определение: счастье - это когда знаешь, что делать, и делаешь это. Здесь ключевой момент - знание (желания). Вот почему счастье - невыносимо трудная штука.
Грубая ласка мёда для гортани - пряная сладость, вот вкус Армении. Вся страна - трудолюбивый улей.
Душа народа с неизбежностью становится похожей на тот ландшафт, который её окружает.
Взрослость – это, как минимум, молчание, обращенное к большинству.
У детей шаг меньше, и потому их мир огромен. Что в малом возрасте казалось непреодолимым пешком за руку с отцом, теперь поражает краткостью в три шага. Дети только начинают изучать мир, и поверхности, текстуры им интереснее того, что находится вдали. Пейзаж не интересней забора, стены, кубиков, мячей, травы, цветов, с которых так увлекательно обрывать лепестки
Ибо литература есть производство свободы смысла. Точка выбора должна порождаться внутри романа, как точка росы. Литература утоляет человека подлинностью его существования. Литература не обязана учить, она обязана обучать свободе. Экзистенциальный опыт осуществления выбора – награда за чтение
Детство мифологично в самой своей основе: всё в нем обладает именами собственными, любой пригорок, палисадник, шкаф или чердак; ничто не прячется за нарицательностью; в детстве всё сказочно и баснословно, кругом есть повод для тайн, секретов, вспышек беспричинного страха, и весь мир представляется огромным вкусным пирогом из теста, замешанного на дрожжах любопытства, и с начинкой загадочности. Сколь бы ни был убог окружающий мир, для детей он всё равно предстанет чарующим чертогом, ибо святость детства всесильна.
