«Чертеж Ньютона» kitobiga sharhlar

Книги бывают разными. Одни читаются как нечто знакомое и надоевшее, другие, как разговор на равных, а эта книга во многом как непостижимое. Для меня, конечно. Мне очень близка мысль автора о человеке читающем, как соавторе. Писатель передал свое представление о мире, а труд понять его, это дело читателя. Для меня книга во многом была непонятой, но очень притягательной, мне хотелось понять, но не хватало знаний. Эта книга заставила размышлять, спасибо Иличевскому. Я читала почти все его книги, но эта затронула особенно тем, что в ней как в жизни – бытовое примитивное и высокое божественное рядом надо только внимательно всмотреться в окружающую жизнь.

Роман до конца прочитан, но не до конца понят. Вернее даже – совсем не понят. Однако – принят. Принят не потому что победитель премии «Большая книга» этого года, а потому что книга, действительно, большая. Большая, естественно, не по объёму, а по содержанию. Поистине – чертёж, за тонкими линиями которого для сведущего человека скрыт значительный пласт информации. Чем же он может впечатлить человека несведущего? А всё тем же – попыткой углубиться в написанное и в самого себя, попыткой понять и разглядеть, «в конце концов, культура – это ремесло отпечатка, копии, следа, комментария…», но всё же – не каждого следа и не каждой копии, а только тех, за которыми чувствуется если не сакральный смысл и не научный, то хотя бы самый обычный, житейский. Здесь, чувствуется, он есть, и я не знаю, почему вам следует прочитать эту книгу, и следует ли читать без должной на то подготовки, но я точно знаю, что сам прочитал её совсем не зря.

Книга производит странное впечатление – по крайней мере на меня, человека с дипломом «Литературная работа» – с одной стороны, бесспорно, автор владеет словом, с другой – есть ощущение, что текст ведет автора и тот не очень понимает, куда.

При более подробном прочтении становится ясно, что к чему, но сначала читатель испытывает оторопь. Роман можно было бы назвать путеводителем – если бы не фантазийные вставки. Его можно было бы назвать фэнтези – если бы не большой объем, посвященный Иерусалиму. Среди бесспорных достоинств – практически полное отсутствие мата, что для современной литературы редкость (взять того же Селукова), и интересный, но слишком изобильный стиль письма.

Странное дело! Вроде бы и проза высшего уровня, и тема взаимодействия науки и религии, естественного и сверхъестественного в нашем безумном мире интереснейшая, и никаких нет же жестоких сцен в книге. Одним словом, замечательная интеллигентная интеллектуальная проза, а читать тяжко и муторно… Думаю, виной тому стиль автора: огромные предложения, изобилующие метафорами и сравнениями, густо приправленные эпитетами, создают ощущение, что язык автора сам собой любуется. Видимо, когда слишком литературно, тоже не всегда хорошо…

Точка зрения физика, жившего и работавшего некоторое время в Израиле, на историю и современность Израиля перемежается с записями его отца, жившего и пропавшего в Израиле, разыскиваемого, но так и не найденного ни сыном, ни полицией, ни властями..

Давно хотел прочесть что-нибудь из Александра Иличевского — представителя «высокого» крыла современной русской литературы, овеянного всеми возможными премиями и признанием в рядах «ценителей».

И вот, роман «Чертеж Ньютона» — из самых известных вещей автора, лауреат «Большой книги».

Briefly: перед нами пространная Телемахида, где гениальный, по-видимому, ученый-сын разыскивает гениального, по-видимому, поэта-отца в антураже пустынь (и руин) всех видов, от Невады до Палестины. Шепотка мистики, понюшка научной фантастики, пригоршня ландшафтного дизайна и десять пудов авторских размышлений.

Написано гладко, изящно, эмоционально выхолощено, без взлетов интонации, экспрессии, стилевых изысков: такой крепкий уровень блогеров-тысячников русского ЖЖ образца 2010-го, скажем, года — думаю, завсегдатаи жанра меня поймут.

При общей ровности в тексте нет-нет да и попадаются небрежности:

«Кстати заметить, одним из любимых героев отца был царь Ирод — новатор архитектуры и дерзновенный эстет».

И буквально тут же, в следующем абзаце:

«Но особенно восхищало отца не множество Иродовых убежищ, крепостей, дворцов, а его дерзновенное эстетство».

В моем понимании, столь очевидные повторы должны вычищаться если не на этапе авторской правки, то на этапе редактуры. Встречаются и корявости иного сорта, когда Иличевского-творца заносит в область цветистых метафор, явно не свойственных его прохладному естественнонаучному дарованию:

«На следующее утро я проснулся от сильного солнца, вставшего во весь рост своими теплыми пятками на мои веки».

Но, повторюсь, в целом текст написан ровно и не вызывает нареканий.

С наполнением — сложнее. Встав не с той ноги, в негодном расположении духа, роман Иличевского так и тянет обозвать «интеллектуальной графоманией», отправив по адресу опусов Р. Баха и П. Коэльо. Но Иличевский, конечно, намного умнее и тоньше, а его роман — при всей рыхлости, бессвязности и заторможенности — тяготеет к более высоким образцам подобной литературы, среди коих неизбежно возникает имя В.Г. Зебальда.

«Чертеж Ньютона» сродни «Головокружению»: те же славословия вокруг да около, те же скитания по урочищам памяти (как исторической, так и семейной), те же этнографические отступления и почти полная бессюжетность. Математически выверенная структура этих романов настолько прозрачна (и призрачна), что ее будто нет вовсе, а разные куски текста существуют автономно: переставь местами — ничего не изменится.

Этот трюк, кстати, можно проделать и с названиями самих романов Иличевского: «Чертеж Ньютона» и «Тела Платона» легко превращаются в «Чертеж Платона» и «Тела Ньютона» или — (sic!) — в «Чертеж Тела» и «Платон Ньютона» — не потому ли, что заявленная глубина подменяет содержание, а умствования — смысл?

На уровне аннотации «Чертеж» будто бы написан специально для меня, затрагивая ряд будоражащих тем: связь науки и теологии, (само)сотворение Бога человеком, метафизику пустыни, добровольное изгойство. Проблема в том, что темы — лишь обозначены, постулируемы, но не даны в развитии. В этой очень умной литературе фатально не достает собственно литературного: героев, истории, конфликта, динамики, эмоций.

Лишенный твердой базы, текст Иличевского (равно как и текст Зебальда) превращается в разрозненный сборник травелогов и философских эссе. В качестве такового — окей, это небезынтересно, но как цельный роман — увы, беспомощно.

Это уже не первая книга, в которой я понимаю, что это не мое, потому что слишком мужское. Ну или я для себя так атрибутирую, но и обоснование есть - повествование от имени мужчины, много про отношения с отцом и про отца, про отношения со всем миром. Много деталей, иногда прямо хочется пропустить. Хотя я люблю хороший и вкусный язык и обычно как раз наслаждаюсь длинными описаниями, но здесь они как будто тоже не мои - не то, на что я бы обратила внимание

Короче, книга не моя, хотя вроде бы с атрибутами, которые мне обычно нравятся - есть разные (очень разные) локации, и про работу, и про науку. И какие-то умные вставки, и персонажи яркие и слегка сумасшедшие. Вот сейчас пишу, и понимаю, что в книге было много фрагментов, от которых я получила большое удовольствие. Но итоговый вердикт - не мое

Вторая прочитанная книга автора. Александр Иличевский - Исландия понравилась мне больше, но и этот роман тоже хорош. Стиль Иличевского, основанный на необыкновенно пристальном внимании к деталям, вполне узнаваем. Сюжет... вот это вопрос, есть ли он тут. Скорее это длиннющая галерея образов, проплывающих рядом с дорогой, по которой реально или в своих мыслях и воспоминаниях двигается герой. Герой - физик, которого занимают не только научные проблемы, хотя и они тоже, но так же для него важна жизнь души, её движения и способности. А могло ли быть иначе с таким отцом? Надо сказать сразу, что почти вся книга - поиск пропавшего отца, и герой ищет в его сакральных излюбленных местах вокруг Иерусалима, перечитывает многочисленные записи, надеясь понять, куда он мог отправиться, пересматривает весь его скарб, в котором чего только нету - вплоть до странички из Второзакония Шапиро, то ли мистификации, то ли реальной реликвии. Его отец - поэт, выпивоха, шестидесятилетний хиппарь, пребивающийся случайными заработками, вечно окруженный молодыми девушками, - само воплощение свободы. Он очень умён, нет, даже скорее мудр и чертовски обаятелен. Иногда кажется, что он познал в жизни всё:

Если спрашивать себя, зачем жить, все силы уйдут на поиск ответа.

а иногда он просто забавный чувак:

С похмелья больно думать, и вместо этого я разговариваю, потому что думать и говорить одновременно невозможно.

И всё же поиск смысла жизни, веры, самого существования Вселенной не прекращантся в книге ни на минутку, даже когда речь идёт о колонии наркош под Иерусалимом или попавшей в секту тёще. На меня самое большое впечатление произвела экспедиция героя на старую станцию "Памир-Чакалтая" и его тамошняя работа и встречи с духами? иномировыми сущностями? богом? Оказалось, что станция такая реально существует, хоть её название показалось мне фантазией автора: действительно памирская станция названа в честь горы в Боливии, где есть примерно такой же высокогорный полигон.

Но герою, конечно, ближе всё-таки другое место Земли.

«Что для тебя Иерусалим? – спросил Саладдина в конце переговоров король Балдуин. – Ничто, – мгновенно ответил тот и, вскочив на прянувшую лошадь, обернулся: – Ничто – и весь мир». Лукавая ухмылка, с какой произнесены были эти слова, до сих пор тлеет над городом.

Могу ли я с чистой совестью посоветовать эту книгу к прочтению? Нет. Бессюжетность, описательность, рваный темп вполне могут оказаться для кого-то недостатками. Но если у вас достаточно желания побродить по неведомым философским, культурологическим, мистическим тропам, если в вашей душе лирика есть место физику - тогда да, ваш автор и ваша книга.

Сын спрашивает отца: «Почему ты оставил меня?»
И прислушивается к молчанию в груди, пока пчёлы
приносят нектар истины в его уста, жаля в язык.

Когда обстоятельства сводят тебя с такой книгой, не так-то легко бывает определить, с чего начинать рассказ о ней. А проговаривать надо,  хотя бы  следуя принципу анекдота, где молодой преподаватель сетует на интеллектуальную недостаточность студентов: " Два часа им, объяснял, сам все понял, а они смотрят на меня, как бараны." Не будем обижать баранов (собак, верблюдок, кроликов-калошадок и прочую земную-небесную  тварь), люди порой демонстрируют и меньшую способность понимания. А между тем,  "Чертеж Ньютона" не бином Ньютона (простите за невольный каламбур), но один из случаев, когда не отрефлексированное должным образом впечатление рискует кануть втуне.

Читается книга легко, внимание захватывает и удерживает все время чтения, стилистически хороша, я не умею понимать стихов Иличевского, но проза его так поэтична и метафорична, что уровнем воздействия сопоставима с поэзией. Роман небольшой, в который, однако, умещаются странствия героя  по свету: Россия, Америка, Таджикистан, Израиль; поиски матери жены и собственного отца, затерявшихся каждый в своей пустыне; его научная работа и эксперименты, достаточно непростые для понимания;  его встречи со сверхъестественным.  А кроме того, рассказы о Ньютоне, библейской мифологии,  преимущественно в приложении к Иерусалиму, и насыщенное деталями повествование о богемной жизни Вечного города.

Странным образом, автору удалось уместить все это в объем меньше трехсот страниц. Не иначе, воспользовавшись приемом сжатия данных, о котором много говорится в части, посвященной результатам памирской экспедиции. Вот, я поймала основное ощущение от книги. В ней невероятно плотно и очень много всего упаковано, в том числе вещей, о которых в обыденной жизни не часто приходится размышлять. Гравитация и темная материя, законы мироздания, соотношение эмпирики  и метафизики в вопросах познания, отход от ортодоксально-безусловного понимания науки и религии как изначально враждебных институтов.

А восприятие наше  так уж устроено, что более всего ценит умение рассказчика говорить понятно и просто о сложном. В последние годы научно-популярная литература потеснила и вытеснила художественную. Не от того, что мы перестали нуждаться в интересных историях, страсть к которым многие удовлетворяют теперь с сериалами. но от возросшей потребности знать-понимать, как вести себя в меняющемся мире, в каком направлении двигаться, на что ориентироваться.

И отчасти "Чертеж Ньютона" утоляет эту когнитивную потребность, но она здесь не во главе угла, автор затрагивает ее в ряду других, вскользь и по касательной, скорее в режиме констатации. Ему, физику, некоторые вещи, которые нам, простецам пришлось бы долго и нудно объяснять, очевидны. Но  объяснения превратили бы роман в  пинкероподобный фолиант на тысячу страниц, убив книгу о великом множестве интересных вещей.

Каких, например? Например о сверхъестественном, которое порой вторгается в нашу жизнь, всегда пугающее и непостижимое, не склонное подчиняться  формальной логике. О секстантстве, равно далеком от науки и религии, и о том, как внешне сильные и уверенные в себе, становятся адептами сект, утрачивая идентичность, связи, семьи, имущество, самое жизнь. О том, как живущий, напротив, в режиме перекати-поля человек, оказывается центром притяжения множества самых разных, порой диаметрально противоположных по интересам и склонностям, людей. О земле Израиля, перенасыщенной культурными пластами, откуда то и дело выныривают на поверхность ценности, подлинные и мнимые. О лабрадоре. наконец - водяном псе, который вовсе не приспособлен к странствованиям по пустыне, но, что уж поделать, ради хозяина терпит.

И последнее, по порядку, но не по значению. "Чертеж Ньютона" во многом пересекается и перекликается с "Даром" Набокова. Вернее было бы сказать - отражает его, потому что там поэт-сын искал пропавшего ученого-отца, здесь ученый-сын разыскивает поэта-отца. Хотя, конечно, этим связь не исчерпывается, но тут уж случай, когда чтение лучше объяснений

  Не секрет, что я являюсь приверженцем бытовой физиогномики, и поэтому мне очень важно прежде чем начинать читать очередное художественное произведение хотя бы посмотреть в интернете, как выглядит или выглядел тот человек, чьим мыслям в письменном виде я буду в ближайшее время уделять своё внимание. К выбору книг для чтения и к художественной литературе вообще я отношусь предельно серьёзно, потому что любая прочитанная книга имеет шанс оставить отпечаток в моей памяти, и этот (выражаясь в терминах психологии) импринт может иметь как и положительное для меня значение, так и нет, при этом таких уж прям явно негативных примеров подобных импринтов я вам сейчас не смогу назвать, то есть в большей степени это касается лишь попусту потраченного читательского времени и такая книга быстро забудется, но всё-же в таком подходе, я считаю, есть смысл, потому что для меня очень важно иметь хотя бы минимальное представление о том, что я собираюсь пустить в свой "шерлокхолмовский чердак". И первое, на что я обязательно смотрю, прежде чем начать читать книгу - это на лицо автора - вот почему мне так важно посещать книжные мероприятия, на которых я могу увидеть и услышать автора в живую.

  В декабре 2019 года я посетил московскую книжную ярмарку "Non/fiction №21", причиной посещения которой было желание посмотреть выступление Александра Иличевского, приуроченное к выходу его нового романа «Чертёж Ньютона». С творчеством Александра я знаком уже давно, но по касательной: «Перса» и «Матисс» читал мой родственник, по рассказам которого я сложил о нём впечатление как об авторе, которого мне стоит почитать. Время шло, а повода почитать у меня так и не находилось, и тут я обнаружил, что на книжной ярмарке будет шанс не только приобрести книгу и получить автограф, но и посмотреть-послушать то, что сам автор скажет о своём труде. И уже после встречи, узнав как выглядит и преподносит свои мысли Александр, и то, как он держит себя на публике, я решил, что точно куплю и прочту «Чертёж Ньютона», потому что на меня он произвёл хорошее впечатление рассудительного и спокойного человека, который знает себе цену и отдаёт себе отчёт в том, что большинство посетителей ярмарки между презентацией его книги и в тоже время одновременно проходящей презентацией новой книги Дины Рубиной «Ангельский рожок» выберет Дину Рубину - иными словами отдающего себе отчёт в том, что он не так популярен и востребован, как мейнстримовые современные авторы, при том что он сам является одним из представителей русского литературного мейнстрима. Я хотел об этом сказать вам для того, чтобы с этого перейти к оценке сочинения, потому что читать его интересно будет лишь единицам, и в большинстве своём тем единицам, что уже являются давними фанатами творчества Александра в силу того, что автор абсолютно не старается сделать своё произведение хотя бы как-то привлекательным и конкурирующим так и с книгами других авторов, так и с другими институтами "культурного развлечения". Подтверждением моих слов является, например, то, что с момента выхода книги (декабрь 2019) и до сегодняшнего дня на Лайвлибе добавили в "прочитанное" «Чертёж Ньютона» всего лишь 9 человек (включая меня). Но не только это я могу привести вам сейчас в пример подтверждения моих слов, а то, что существующие на данный момент две рецензии как раз демонстрируют то, о чём я написал выше: первая рецензия описывает положительный опыт прочтения в силу того, что рецензент знаком с творчеством автора, а вторая описывает (насколько я могу судить по рецензии) реакцию читателя, который, как и я, не является давним поклонником автора. И должен вам сказать, что и с первой, и со второй рецензией я могу согласиться, но почему-то же я выбрал "5", а не "2" - вот "почему" я вам сейчас и расскажу.

  Структурно «Чертёж Ньютона» можно называть триптихом, состоящим из трёх неявно разделённых частей. Первая часть является для чтения простейшей из всех трёх - она знакомит читателя с главным героем (alter ego самого автора), и с той темой, что будет раскрываться им в дальнейшем, а именно с темой науки и религии, с тем, как эти две исторически взаимно уничтожающие друг друга области деятельности человека могут сосуществовать друг с другом. И так получилось, что именно эта тема в тот декабрь меня волновала больше всего, потому что приблизительно в то же время я открыл для себя передачи Александра Невзорова и Евгения Понасенкова , которые в них раскрывают свой максимально материалистический взгляд на мир и чуждость, даже враждебность ему диаметрально противоположного (по их мнению) взгляда на мир через призму религии. По их мнению преступно современному человеку, считающему себя образованным, верить в союз науки и религии, потому что большая часть того, что скрывается за обобщающим словом "религия", является полностью противоположным и исторически карательным в отношении научного мировосприятия. В подтверждение своих слов они приводят свежую новостную сводку, обозревая её, а также делают экскурсы в историю, показывая, как всегда религия была тем, что мешало развитию науки и материалистического (по их мнению единственно здравого) взгляда на устройство мира. И часто Александр Невзоров вспоминает историю сэра Айзека Ньютона и его взаимоотношений с церковью как яркий пример столкновения и конфронтации религии с наукой: как Ньютону приходилось всяко изворачиваться для того, чтобы не повторить на костре судьбу Коперника, и как при этом он верил, например, в то, что Первый Иерусалимский храм (его чертёж и подарил название и обложку книги) является ключом для раскрытия тайны мироздания:

  Храм Соломона был для него чертежом Вселенной, носителем всех тайн мира, и он верил, что законы природы и Божественная Истина закодированы в его строении и в пропорциях между различными его частями и, изучая размеры Храма, можно их расшифровать. Ньютон посвятил вычислению устройства Иерусалимского храма все последние годы своей жизни. Википедия.

В первой части герой «Чертёжа Ньютона» отправляется в США на поиски тещи, пережившей инсульт и переставшей после этого выходить на связь с родными, которая под старость лет стала приверженцем одной религиозной секты, ради членства в общине которой она даже переехала из России в Штаты. В процессе поездки герой рассказывает о том, чем он профессионально занимается и то, какое у него отношение к "клинчу науки и религии" (более подробно об этом вы можете услышать от самого автора): профессионально герой занимается разработкой алгоритмов расшифровки массивов данных о треках (следах, оставленных в среде движущейся заряженной частицей), которые (данные) могут помочь научному миру приблизиться к расшифровке тайны "тёмной материи" в частности и тайны мироздания в целом - уже в начале Александр раскрывает метафору того, как по его мнению глубоко научный разум может черпать вдохновение в глубоко религиозном мироощущении: по мнению героя не важно, как назвать это чувство желания приблизиться к тайне мироздания - религией или наукой, потому что оба этих "храма" являются проявлением одинакового желания постичь трансцендентность мироздания ("чёрные дыры", "n-мерные пространства", etc.), заходящее за рамки "бытового", обыденного мировосприятия. Помимо этого автор даже говорит о том, что именно из науки следует религиозная этика о "любви к ближнему своему", что является смелым, лично для меня парадоксальным, но красивым заявлением - эти слова мне напомнили «Радугу тяготения» Пинчона, которая в сущности написана на тему того же поиска той точки, в которой сходятся наука с разумом и трансцендентное мировосприятие (которое не обязательно лишь "религия"):

  Пока не было квантовой механики, человек без неё обходился. Сейчас такой «изоляционизм профанического» существования не просто бессмыслен - он служит злу. И не только в плане общего ущерба посвящению, но хотя бы потому, что корневой принцип этики - принятие во внимание мира иного сознания (того самого библейского «ближнего») - лежит в основе принципа неопределённости Шрёдингера. Ибо метафизика, в сущности, и есть физика: почти всё, что нас окружает и изменяет мир, основано на законах той области мироздания, что была открыта лишь благодаря пытливости разума, а не полноты эксперимента. Наука давно и плодотворно не столько заменяет теологию, сколько её углубляет.

При этом главный герой опускает то, как исторически пагубно влияли друг на друга религия и наука (раскрывать это высказывание я не буду - отсылаю вас, например, к тем же Невзорову и Понасенкову), что, конечно, является его самым большим минусом, потому что сегодня, когда в современном обществе практически каждый день мы узнаём новости, похожие в своём (опущу) на то, что происходило во времена инквизиции, в этот союз не то что не верится - он представляется принципиально невозможным. Но далее, в особенности в третьей части, Александр с помощью максимально сложного для чтения (потому что кропотливо и любовно сделанного) описания Иерусалима пытается передать своё видение мира через призму этого города, чей ландшафт является чем-то вневременным и трансцендентным для понимания, в устройстве которого скрыты тайны мироздания, и в котором соседствуют столько много разных, порою противоположных по взглядам категорий людей:

  В (караульной) башне приходится мириться со многим, ибо выжить можно только при умении уступать сослуживцам, не выпячивать себя. Случалось, здесь становились друзьями на всю жизнь такие разные натуры, что, встреться они на гражданке, немедленно вцепились бы друг другу в горло: кибуцник и капиталист, левый и правый, русский и религиозный, тель-авивец и сельский житель, полицейский и нарушитель закона. В ней можно увидеть, как левак угощает кофе и пончиками правого сиониста, а религиозный мракобес ласков с безбожником. Ибо одно дело в бою защищать спину друг друга, а вот ежедневное усилие над собой в пользу ближнего, делающее возможной жизнь с чужими грязными носками и тоскливой йеменской песней о несчастной любви, исполняемой в двести пятьдесят четвёртый раз, - такое делает из человека как минимум ангела.

По мнению Иличевского Иерусалим - это тот город, что не только хранит в себе, но и ежедневно демонстрирует божественное чудо мироздания. В большинстве своём это связанно с тем, что именно в Иерусалиме произошли много библейских сюжетов, поэтому даже просто живя в нём ты невольно ощущаешь себя их участником - магия города в том, что он размывает границы между прошлым, библейским временем и настоящим.

  Сегодня Александр Иличевский работает в медицинском центре «Хадасса» (одна из крупнейших больниц в Израиле) в отделе радиотерапии, занимаясь расчётом полей облучения для лечения онкологических больных. В «Чертёже Ньютона» Александр делится с читателем своим мировосприятием и тем, с помощью чего и в чём он видит ту точку, в которой соединяются религия и наука, при этом не давая явного универсального ответа-рецепта, потому что для каждого человека этот ответ сугубо индивидуален, но всё же именно с помощью текста своего романа (кропотливо сделанной формой которого я восхищаюсь - лёгкостью своего на самом-то деле тяжеловесного, вязкого языка, с широким и интересным словарным запасом он напомнил мне труды чилийского прозаика Роберто Боланьо ) он убедительно раскрывает и показывает то, что хочет донести до читателя - мысль его закончена и будет понятна тем, кто захочет её понять.