Kitobni o'qish: «О филологической деятельности покойного А.С.Хомякова»
В начале нынешнего года Алексей Степанович Хомяков, извещая об избрании меня в члены Общества любителей российской словесности, просил начать мои чтения в Обществе обзором современной деятельности в области славянской филологии. Мог ли я предвидеть тогда, что первое мое чтение придется посвятить очерку его же собственной филологической деятельности?.. С глубокой скорбию принимаю на себя исполнение этой задачи; но, по недостатку времени, не буду в состоянии представить Обществу подробного изложения филологических трудов и выводов покойного его председателя. Я принужден буду ограничиться только краткою характеристикою его деятельности в этом отношении. Да простят мне также, если в настоящей характеристике я иногда брошу взгляд и за тесные пределы филологической науки. Алексей Степанович менее всех держал науку в рамках специальности; его ум обнимал разом все ее ветви и все их взаимные соотношения. Невозможно определить его деятельность по одной части, не обращая внимания на другую.
Заслуги А.С. Хомякова в деле сравнительного языкознания могут быть вполне оценены только тогда, когда изданы будут все его ученые труды. То, что он напечатал, относительно этой науки, составляет лишь маловажную долю тех лингвистических соображений и выводов, которые он рассеял в своем большом рукописном труде, касающемся всемирной истории. Его «Сравнение русских слов с санскритскими», вышедшее в IV томе «Известий II Отделения Академии наук», есть малая частица того огромного лингвистического материала, который он переработал. Материал этот так велик, так разнообразен, что на переработку его потребовался бы для другого человека усидчивый труд целой жизни, специально посвященный филологическим изысканиям. У Хомякова такая работа совмещалась с самою разностороннею деятельностью по множеству других наук, и груз лингвистического материала не подавлял в этом дивном человеке живости художественного творчества, не заглушал в нем чуткости к современным вопросам общества и человечества. В наших понятиях филология, лингвистика обыкновенно представляется какою-то сухою отвлеченностью, какою-то лишнею роскошью ученого трудолюбия, и лингвист является нам в образе буквоеда, поглощенного отыскиванием корней и звуковых аналогий, ни к чему не ведущих. У Хомякова лингвистика была знанием живым; он сознал живую сторону лингвистики в то время, когда эта наука едва начинала терять в Европе характер пустой ученой игрушки; она тотчас заняла в его созерцании то место, которое принадлежит ей в живой связи человеческих знаний; свет общей мысли животворил все эти тысячи корней и звуковых видоизменений из всевозможных языков, хранившихся в его памяти, и потому такой громадный лингвистический материал был, как я уже заметил, легким бременем для его ума.
