Увидев на прилавке книгу «Эрос невозможного», я сразу поняла, что обречена ее купить, по крайней мере, из-за завлекательного названия. Когда я заглянула внутрь и прочитала подзаголовок, мой энтузиазм слегка притух: «Развитие психоанализа в России» - а оно мне надо? Я не такой адепт психоанализа, чтобы сильно интересоваться его историей. Вопрос решило оглавление: «Русская культура модерна между Эдипом и Дионисом», «Между властью и смертью: психоаналитические увлечения Льва Троцкого и других товарищей», «Педологические извращения в системе», «Посол и сатана: Уильям К. Буллит в булгаковской Москве» - вот некоторые названия глав. Если учесть, что я по какой-то личной склонности, в принципе, не равнодушна ко всему, что происходило в первую четверть двадцатого века, то прочитать обо всем этом мне показалось интересным.
Само понятие «эрос невозможного» ввел глава русских символистов Вячеслав Иванов, так он обозначил дух того, что происходило в России перед Первой мировой войной и Октябрьской революцией. Культура русского модерна была проникнута эротизмом и влечением к смерти, ницшеанскими идеями сверхчеловека, поиском некой новой духовности. Российский эротизм был специфическим, он направлялся куда угодно, только не по прямому назначению. Скопцы, хлысты, Распутин в царской резиденции, нервные символисты, извращенные декаденты, экстремисты, революционеры – подходящая почва для достаточно необычного учения Фрейда. Наверное, поэтому в России психоанализ был воспринят достаточно благосклонно, и на протяжении многих лет Фрейда связывало с Россией много ожиданий.
Книга написана в весьма вольной форме, колеблющейся между культурологическим очерком, статистическим отчетом, собранием документов и анекдотов на психоаналитическую тему. В предисловии автор ясно обозначает, что рассказ о психоанализе, неотделим от рассказов о людях, которые им занимались, поэтому в книге много биографических сведений не только о русских аналитиках и пациентах, но и о тех, кто с ними был связан. Иногда дело доходит до весьма интимных и даже шокирующих подробностей.
Интересно читать о Ницше и о Рильке в свете их отношений с удивительной Лу Андреас-Саломе, родившейся в Петербурге. Уже в зрелые годы она знакомится с Фрейдом и становится его ученицей и близким другом. Сам мэтр Фрейд предстает в каком-то неожиданном свете со своими житомирскими родственниками и одесским бизнесом (увы, прогоревшим!) его папы. Воистину, Украина может претендовать на то, чтобы считаться родиной психоанализа. В книге также очерчены отношения Фрейда и Юнга в связи с рассказом о ростовской девушке Сабине Шпильрейн, которая была пациенткой Юнга, его любовницей и сама стала талантливым психотерапевтом. Многие вещи кажутся диковатыми для простого смертного. Любовь здесь называется «невротической привязанностью», а попытка выяснить отношения – проявлением невроза и «сопротивлением». Как-то это, право, не по-людски.
Очень хорошо Александр Эткинд очерчивает интеллектуальную обстановку в России эпохи модерна. Он анализирует идеи виднейших деятелей интеллектуальной элиты и рассматривает их с точки зрения психологической. Вячеслав Иванов, Владимир Соловьев, Александр Блок, Андрей Белый, Николай Бердяев, Василий Розанов - и это далеко не все имена, затронутые в этом анализе. По своей насыщенности интеллектуальная жизнь предреволюционной России ничуть не уступала западной, а по смелости развития некоторых идей давала фору. Русских на западе считали сексуально раскрепощенными: ахали, осуждали, завидовали. Но что любопытно, психоанализ был популярен в России среди деятелей культуры, но в медицине продолжали преобладать традиционные взгляды и русские психоаналитики, постоянно присутствовавшие в Вене и Берлине, не имели своего Психоаналитического общества, хотя и издавали журнал. Эткинд объясняет это именно «психологичностью» философии и искусства русского модерна – ниша уже была занята, и, по-видимому, Россия не нуждалась в отдельном учреждении. Русские обеспеченные интеллектуалы были достаточно образованы и мобильны, чтобы ездить на анализ к венским аналитикам.
Как ни странно, революция не покончила с психоанализом, а совсем наоборот. Идеи психоанализа, правда, развивались в несколько странном ключе, марксистском, но, тем не менее, Фрейд продолжал поддерживать отношения с российскими коллегами и с интересом следил за происходящим в Стране Советов. В книге содержатся несколько фейеричные сведения о том, что вплоть до конца двадцатых годов Международная психоаналитическая ассоциация поддерживалась деньгами большевиков, Президент ассоциации Макс Эйтингтон, предположительно, был резидентом НКВД и через своего брата Наума Эйтингтона, заместителя начальника ГРУ, мог участвовать в операциях сталинских спецслужб заграницей. Большой интерес к психоанализу питал Лев Троцкий, поэтому, до тех пор, пока он был у власти, позиции аналитиков были защищены поддержкой сверху. Меня вообще заинтересовала научная и культурная жизнь России 20-х годов, я не очень хорошо ее представляла, потому что в советских учебниках истории про эти «смутные» годы не особенно распространялись. Впечатление довольно дикое: какая-то смесь безумных идей, научных экспериментов на грани фантастики. Профессор Преображенский из «Собачьего сердца» Булгакова – это вполне реальный персонаж, в то время вполне серьезно вели эксперименты по скрещиванию человека с обезьяной и предлагали учредить науку «человеководство», которая, используя опыт животноводства, занялась бы селекцией человека нового типа, «хомо советикус». Мне только сейчас пришло в голову, что возможно литература того времени, которую принято считать фантастичной, на самом деле не так уж и фантастична. Фантасмагоричность и гротеск присущи самой тогдашней реальности.
Отдельная глава посвящена событиям и личностям, повлиявшим на Булкагова, при написании «Мастера и Маргариты». По мнению, Эткинда прототипом Воланда был американский посол в России Уильям К. Буллит, пациент, друг и соавтор Фрейда. В книге приводится много свидетельств о сходстве черт характера Буллита и Воланда, что же касается знаменитого Бала Сатаны, то прообразом его послужил реальный прием в резиденции американского посла на пятьсот человек, состоявшийся 23 апреля 1935 года, и, нужно сказать, Булгаков поскромничал, реальные безобразия намного превосходили описанное в романе. Печальный факт, что довольно скоро гости этого приема стали один за другим исчезать, Булгакову посчастливилось стать одним из немногих, оставшихся в живых. Буллит покинул Россию, закрывшуюся железным занавесом, в 1936 году и, несмотря на все свои усилия увезти Булгакова, с которым был дружен, он не смог этого сделать. Булгаковым было отказано в разрешении на выезд. Зато в 1939 году Буллиту удалось вызволить Фрейда из уже оккупированной фашистами Вены. «Так причудливо тасуется колода»!
С середины 30-х годов в России ничего более не было слышно о психоанализе вплоть до 90-х годов, но это уже другая история, которой Александр Эткинд не успевает коснуться, он издает «Эрос невозможного» в 1994 году. Его книга содержит множество интересных идей и необычных сведений и заставляет во многом по-новому взглянуть на психологический портрет русских. Ведь почему-то именно в России стал возможен этот грандиозный социальный эксперимент под названием «СССР». Он останавливается еще на одном аспекте психоанализа, который не признавался Фрейдом, но был описан Альфредом Адлером: влечение к власти. По мнению Александра Эткинда, он очень хорошо укладывается в нашу с вами историю и в сочетании с влечением к смерти, возможно, дает ключи к пониманию происходящего в России. Последние слова в книге:
«Культ власти… Служение смерти… Эрос невозможного».
Izohlar
3