Kitobni o'qish: «Темнейджеры. Каникулы в Чернолесье»

Shrift:

* * *

Тетя Элла
Валькирия в гневе

– Дикарь. Упрямый дикарь. Когда же ты станешь человеком, Сергей Волков?

– В следующей жизни.

Тетя Элла скрестила руки на груди. Незаметно глянула в зеркальную дверь шкафа. Ей хотелось выглядеть внушительно. Получалось не очень. Воспитание современного подростка – ужасно трудная задача, и тетя с этой задачей не справлялась.

Сергей по-прежнему сидел на краешке дивана, опустив голову. Сжимал в руках свой телефон. И лишь иногда поглядывал на тетку искоса, холодными серыми глазами из-под темных бровей. Он был похож на сжатую пружину. Только на теткиной памяти эта пружина никогда не разжималась.

– Ты всегда со мной споришь, – сказала она племяннику. – И всегда смотришь на меня волком. Должно быть, это у вас фамильное.

Кажется, он усмехнулся. Тронул экран смартфона. «И зачем только дед подарил ему эту дрянь», – подумала тетка. Все равно он никому не звонит и ни с кем не разговаривает.

В саду за окном расцветали яблони. Коротко подрезанные кусты покрылись аккуратными листьями. Дорожки вокруг коттеджа были вымощены каменной плиткой. По утрам тётя собирала с дорожек улиток: складывала в деревянную миску и уносила подальше от дома, к пруду, где и выпускала на волю. На следующий день все повторялось. В этом не было смысла, зато был порядок.

Тетя Элла окинула племянника строгим взглядом. Покачала головой:

– Теперь ты молчишь. Я знаю, у тебя начался опасный возраст, Сергей. Но это не лучшее оправдание. Когда-то нам всем было столько же лет, сколько тебе. Ты не уникален. Ты просто упрямый эгоистичный тинейджер, даже не слишком талантливый. И если так пойдет дальше, то из тебя получится самый обыкновенный бездельник. Ты уж прости меня за такие слова. Что ни говори, я имею на это право.

Его ресницы дрогнули. Тетя Элла прищурилась. Неужели этот чертов рак-отшельник наконец выползет из своей скорлупы? Нет, нет. На это рассчитывать не приходится.

Она решила перейти в наступление:

– И все же скажи мне, почему ты обидел Веронику? Она до сих пор не хочет с тобой разговаривать. Заперлась на целый день в своей комнате. Тебе не кажется, что надо перед ней извиниться?

– Нет.

– Интересно, почему? – тетя Элла не на шутку рассердилась. – Интересно, почему ты ни во что нас не ставишь? Нет, мы не ждем от тебя благодарности за все, что мы для тебя сделали. Но хотелось бы знать, за что ты нас так ненавидишь?

– Неправда, – отвечал Сергей. – Я даже вас люблю. Немножко.

– Но ты не извинишься?

Он только покачал головой. Тогда тетя Элла вздохнула как будто даже с облегчением. Ну что же, мальчишка сам виноват. Пусть пеняет на себя, или что там еще говорят в подобных случаях.

В темном зеркале отражалась Элла Суровая. Элла Справедливая. Как валькирия из северных сказок.

– Ты сделал свой выбор, Сергей Волков, – сказала она. – Надеюсь, теперь ты не будешь удивлен, когда я расскажу тебе неприятные новости. На каникулах мы летим в Чайланд. Нам удалось снять очень славный и недорогой домик на берегу. Но ты вместо этого отправишься к своему деду в Белоруссию, в этот его чудесный заповедник, в Черный Лес. Старик не видел тебя два года. Вот пусть и посмотрит.

И потом, никто кроме него не справится с таким… зверенышем.

Сергей даже не пошевелился.

– И вообще… после того, как ты довел Веронику до слез, у меня пропало желание делать тебе дорогие подарки, – продолжала тетя Элла, и у нее неожиданно сел голос. – Гм. Кхм. Да и твои годовые оценки ниже всякой критики. Ты и сам это понимаешь. Может, на следующий год, когда ты возьмешься за ум…

– Я видел ваши билеты, – сказал вдруг Сергей. – Три недели назад.

– Ты? Видел билеты? Где ты их видел?

– В письме из турфирмы.

– Кто показал тебе письмо?

Сергей промолчал.

Тетя Элла слегка смутилась.

– Я догадываюсь, кто, – сказала она. – Хотя это не имеет значения. Твоя сестра поступила правильно. Она тоже желает тебе добра. Желает, чтобы ты понял…

– Я желаю только, чтобы он пошел к черту, – послышался голос из гостиной. – Пусть валит в свой поганый лес!

Еще секунда, и Вероника стояла в дверях. Ее просто трясло от злости. Еще бы: никто не должен был знать, что она читает почту взрослых. Мать никогда бы ей не позволила. Даже несмотря на то, что той уже шестнадцать.

– А еще я желаю, чтобы он знал: он тут вообще никто, – отчеканила Вероника. – Чертов нахлебник. Живет у нас из милости, а делает вид, будто он король саванны. Мы не обязаны бегать и подтирать за ним дерьмо, даже если его психи-родители завещали нам эту несказанную радость!

Сергей порывисто вскочил, и стало заметно, что он на полголовы выше своей тетки. Телефон он зажал в кулаке, как рукоять лазерного меча. Сестра взвизгнула и вылетела в холл. Дверь за ней захлопнулась, да так, что на кухне зазвенела посуда и, кажется, даже что-то разбилось.

Тетя Элла застыла посреди комнаты, как статуя.

– Это было не совсем правильно с ее стороны, – наконец выдавила она из себя. – Но…

Сергей что-то прошептал в ответ. И снова опустился на диван. Пружина сжалась.

Тетя Элла глядела на него, не говоря ни слова, и по ее глазам трудно было понять, о чем она думает.

Она сделала шаг и приблизилась. Прикоснулась к его плечу.

– У девочки тоже трудный возраст, – сказала она.

Сергей молчал.

– Видишь ли, Сережа… Конечно, сперва мы хотели поехать на каникулы все вместе. Но Ника была категорически против. Она сказала, что не хочет жить с тобой под одной крышей. Что ты ее пугаешь. Она думает, что ты болен. Иногда ты кричишь по ночам… наверное, видишь страшные сны… я не считаю, что это серьезно, такое часто бывает в детстве, но я обязана обратить на это внимание, ведь правда?

Наверху, в комнате сестры, слышались шаги и приглушенные голоса, сразу несколько. Вероника болтала с кем-то по громкой связи, как обычно. У нее была целая куча друзей. И всем она растрезвонила про своего сумасшедшего брата.

Тетя Элла оглянулась.

Теперь из зеркала на нее смотрела совсем другая женщина. Усталая. Неуверенная. Еще неизвестно, которая из двух была настоящей.

– Надеюсь, ты простишь меня, Сергей, – сказала эта, вторая. – Дело зашло слишком далеко.

– Спасибо, тетя, – ответил мальчик. – Не нужно извинений. Я поеду к дедушке Герману. Хоть завтра.

– Похоже, ты не врешь, – сказала тетя Элла. – Ты ужасно сложный мальчишка, но ты не врун.

Сергей молча кивнул.

– Что ж, может, это и к лучшему. Там, в деревне, совсем не плохо. Тишина, покой, лесной воздух. Говорят, там поблизости снова открылся летний лагерь. Может быть, ты найдешь там новых друзей. Сколько можно гулять одному… и, конечно, отдохнешь от интернета… ума не приложу, что ты там находишь?

– Просто игры, – сказал Сергей.

– Игры? Какие, например?

Вместо ответа он показал тетке экран телефона. На нем происходили удивительные вещи. Стая волков сражалась с бурым медведем. Таких чудовищ тетя Элла никогда не видела: морда медведя была просто громадной, на пол-экрана, шерсть стояла дыбом, красные глазки светились. Волки наседали на него со всех сторон, но тот одним махом расшвыривал их в разные стороны, и они улетали за пределы видимого пространства. Вот жуткий медведь еще раз взмахнул когтистой лапой и распорол волку брюхо. Волчьи кишки полезли наружу, как фарш из лопнувшего пакета, а стекло забрызгало кровью изнутри. Черный волк – вожак стаи – беззвучно завыл.

– Боже мой, – только и сказала тетка.

– Это великая битва оборотней, – пояснил Сергей. – Последняя битва.

– Надеюсь, и правда последняя, хотя бы на сегодня, – заявила тетя Элла. – Хотела бы я посмотреть в глаза разработчикам этой игры. Кстати, как она называется?

Парень поднял глаза от экрана.

– Очень просто, – сказал он: – «Чернолесье».

Сергей Волков
Все тот же сон

Мне было даже немножко жаль тетю Эллу. Я не хотел ее огорчать.

Но могу себе представить, как бы она напугалась, если бы знала обо мне немного больше.

Хорошо, что она не знает.

Возможно, я и вправду болен. Мне часто снится один и тот же сон, вот уже несколько лет. Вероятно, это и следует называть кошмаром, хотя иногда мне кажется, что в жизни случаются вещи куда более страшные.

В этом сне я видел старый польский жилой вагончик, который до сих пор еще ржавеет во дворе у деда. Когда-то, в давние времена, родители прицепляли этот вагончик к «Ниве» и путешествовали. Я видел пластиковые стены, потертые кресла внутри, и холодильник, и стол с разбросанными картами, и свои давно забытые игрушки: белого плюшевого щенка и пожарную машину. Получается, я и сам там был, в этом сне, только очень маленьким. Я смотрел на все это откуда-то сверху, со своей полки, занавешенной прочной сеткой, которую натягивали каждый вечер, чтоб я оттуда не вывалился и чтоб не закусали комары. Из-за этой сетки все, что я видел, казалось расплывчатым и нерезким. За окном висел предрассветный туман, и я отчего-то проснулся.

Да, я проснулся в этом чертовом сне и услышал, как кто-то ходит там – снаружи. Сухие сучья хрустели под чьими-то ногами, то тише, то громче. Фиолетовые тени скользили по стенам. Окно вдруг, как зимой, покрылось изморозью. Мне стало холодно, я сидел в своем гнезде из одеял и подушек, обмирая от ужаса. Кто-то остановился у двери. Взялся за ручку. Я слышал, как он сопит и возится с замком. Дверь подалась и понемногу начала отворяться. За ней клубился черный туман, и я понял, что больше всего на свете боюсь увидеть того, кто сейчас войдет. Я дико заорал и проснулся по-настоящему.

Черт!

Дверь отворилась, и заспанная Вероника появилась в моей комнате, в розовой пижаме не по росту.

– Ты что, совсем плохой? – спросила она сиплым голосом. – Весь дом разбудишь.

Я молчал и хлопал глазами.

– Еще раз так заорешь, придушу подушкой. И вот что: кончай залипать в интернете до трех ночи.

Я не ответил. Или что-то ответил, не помню.

– Все маме скажу, – пообещала она и скрылась за дверью.

Тогда это случилось в первый раз. С тех пор я стал запираться на замок, Вероника тоже.

Мне ни с кем не хотелось говорить об этих снах. Разве что с дедом. Он как знал: прислал мне на Новый год самый передовой смартфон – не поленился заказать из своей деревни! Но почему-то я не решался ему звонить. Иногда посылал сообщения. Не уверен, что он их читал.

После нашего разговора с теткой дед вдруг позвонил сам.

– Привет, Серый, – сказал он мне.

Он почему-то любит называть меня «Серый» – очень старомодно. Он уверяет, что в его детстве у всех мальчишек были примерно такие клички, а нормально вообще никого не звали. Когда-то давно он жил в Сибири, и я готов поверить, что правила жизни там достаточно суровые.

В Сибири он тоже работал лесником. Только лес там был совсем другой. В этой глухой тайге жили во множестве волки и медведи, а морозы стояли такие, что сопли замерзали на лету, как сочно рассказывал дед.

Итак, он позвонил и сказал: «Привет, Серый».

– Я очень рад тебя слышать, – ответил я, потому что и правда был рад. Я никогда не вру.

– Черт возьми, как изменился твой голос, – сказал он. – Похоже, ты совсем взрослый.

Я откашлялся. Я и без него знал, что мой голос ломается, но сам как-то не замечал особых перемен. Мне стало приятно, что меня назвали взрослым.

– Я же присылал тебе фотки, – сказал я.

– Теперь присылайся лично. Я встречу тебя на станции. Пусть Элла выдаст тебе чемодан потяжелее. И передай ей, чтоб она больше не пыталась тебя воспитывать по своим занудным правилам. Мы ребята простые, сибирские, пусть так и знает!

Я улыбнулся. Мы поговорили еще немного, и я пошел собирать вещи.

Через день я уже добрался на международном экспрессе до Минска, а потом ехал на региональном поезде в сторону Беловежья, к затерянной в глуши станции под забавным названием «Чорны Лес».

Всю дорогу я играл. Дополненная реальность забавная: наводишь камеру на соседей, а на экране вместо них возникают всякие фантастические твари. Толстяк в старой джинсовой куртке легко превратился в громадного медведя-мутанта. Две девушки – в симпатичных волчиц. И так далее. Была только одна проблема: герои не спешили совершать героические поступки. Они сидели и точно так же пялились в свои телефоны. Это было скучно. Я даже не заметил, как задремал.

Во сне я видел, как поезд тормозит у короткой пустынной платформы, и мимо проплывает белая вывеска с именем станции, смутно знакомым. На вывеске сидел громадный черный ворон с крючковатым клювом. Когда наш вагон поравнялся с ним, ворон повернул голову в мою сторону и неслышно каркнул. Только тогда я проснулся.

Поезд действительно стоял у моей станции, и стоянка уже заканчивалась. Я подскочил на месте и потянулся за своей сумкой, но не удержал и со всего размаху уронил ее на шею толстому мужику в куртке. Тот охнул и выругался вполголоса. Какая-то тетка поскорее подтолкнула меня к выходу. Только я выбрался из вагона, как поезд тронулся, набрал ход и исчез за поворотом.

Солнце клонилось к закату. Я стоял на платформе совершенно один. Никто меня не встречал. Я полез за телефоном и понял, что оставил его в вагоне. Я даже знал, где: под лавкой у джинсового толстяка. Вряд ли можно было надеяться, что он пришлет мне этот телефон с курьером.

Плюнув с досады, я покатил сумку к станционному зданию. Колеса мерно постукивали по растрескавшемуся асфальту. Я прошел мимо вывески: никакого ворона там, конечно, не оказалось. Только воробьи перепархивали с места на место под стеклянным навесом.

Зал ожидания тоже был пуст. Двое местных милиционеров в мешковатых форменных рубашках коротали время за столиком в кафе. Они говорили по-белорусски и даже не смотрели в мою сторону. Я побоялся к ним обращаться.

Можно было бы добраться до усадьбы самому, и даже успеть до темноты. С прошлого раза я хорошо запомнил, что вдоль всей дороги тянулся густой лес с высоченными соснами. От станции нужно было повернуть направо, на перекрестке – налево. Или наоборот.

Пока я размышлял, милиционеры начали приглядываться ко мне. Да, они посматривали на меня все чаще. Я чувствовал себя скверно.

Я уже хотел послать все к черту и купить обратный билет, когда откуда-то издали послышался автомобильный сигнал, громкий и требовательный. Мы выглянули в окно и увидели, как на парковку возле супермаркета въезжает потрепанный красный грузовичок. Я сразу узнал служебный пикап моего деда Германа.

Дед остался таким же, как раньше: краснолицым, здоровым и крепким. Он пожал мою руку так, что в ней что-то треснуло, а потом обнял меня и ощутимо похлопал по спине. Как всегда, его короткая бородка кололась и пахла смолой.

Он не стал ругать меня за телефон. Просто махнул рукой. Тогда я сам решил немножко обидеться, да и было за что.

– Я целый час тебя прождал, – сказал я, но он и тут рассмеялся:

– Это Чернолесье, детка! Здесь ваше время не действует.

Сказав так, он подхватил мою сумку, как пушинку, преспокойно кинул ее в кузов и распахнул передо мной скрипучую дверцу:

– Садись, бродяга. Добро пожаловать в сказку.

Герман
Смотритель

Темнота сгустилась над усадьбой. За лесом еще горела узкая полоска заката, но все другие краски померкли, деревья казались черными, а темный пруд – свинцовым. Наступала ночь, безлунная, волчья.

Лесной дом выглядел спящим. Фонарь над крыльцом горел вполсилы, а прожекторы на столбах и вовсе были потушены. Здешний хозяин больше не ждал гостей. Но и спать не торопился. Если бы кто-то смог заглянуть сейчас в окно второго этажа, то увидел бы его сидящим за столом, перед тусклой лампой, в глубокой задумчивости. Перед ним лежал тяжелый планшет в прочном резиновом корпусе военного образца. Хозяин рассматривал электронную карту леса.

Хотя Герман Волков и объявил свой дом вневременной зоной, он немного лукавил. Когда дело касалось его работы, он не сторонился технического прогресса. Да и то сказать, лесник без связи – не лесник, а огородное пугало. Поэтому на краю усадьбы, у самой деревянной изгороди, за которой уже начинался лес, возвышалась специальная стальная мачта. На ее вершине крепилась спутниковая тарелка, а также мощный ретранслятор и еще какие-то длинные антенны угрожающего вида. Кроме того, в подземном гараже хранился самый современный квадрокоптер с двумя видеокамерами для наблюдения за лесом.

Старый Герман был не так уж прост.

Хорошо, что внук даже не подозревал об этом. Вечером дед устроил ему настоящую сибирскую баню, где от души отхлестал веником («Воспитание начинается», – приговаривал он). После такого ужаса Сергей даже не вспоминал про всякие там интернеты. Ровно в десять вечера он уснул сном праведника – там, наверху, в просторной мансарде под высокой крышей.

Окна в этом доме были закрыты прочными ставнями. В здешних краях это не казалось странным. Говорили, что в Чернолесье пришли целые стаи волков из-за границы. Говорили и о других вещах, еще более таинственных и опасных. Вот уже много лет лесник не уставал опровергать чужое вранье, но слухи только множились. И гостей становилось все меньше.

Вот и сегодня лесник никого не ждал, но отчего-то не спешил отходить ко сну. И время от времени поглядывал в раскрытое окно. Иногда со двора залетали ночные бабочки, и тогда Герман недовольно морщился.

Около полуночи послышался шум крыльев, и на подоконник грузно опустился большой черный ворон. С подоконника он перелетел прямиком на стол. Стуча когтями, подошел поближе. Взглянул на хозяина внимательным черным глазом и негромко каркнул.

– Здорово, Карл, – сказал лесник.

Старый ворон учтиво поклонился.

– Очень хорошо, что ты слетал на станцию, Карл, – продолжал лесник. – Я был в полной уверенности, что парень приедет завтра. Видишь, я тоже старею.

Карл вытянул шею и посмотрел куда-то вверх.

– Сейчас он спит, – пояснил Герман. – Завтра увидишь и не узнаешь. Вытянулся, стал ростом с меня. Он все спрашивал: куда же делся наш милый Карл? Когда прилетит? Он тебя не забыл, будь уверен.

Карл щелкнул клювом и даже притопнул от удовольствия.

– Оставь свои штучки, – сказал лесник. – Говори по-человечески.

– Nevermore, – каркнул ворон.

– Брось. Ты все равно не знаешь английского. Хочешь пива?

Осторожно ступая по деревянным ступеням, Герман спустился в келлер. Было слышно, как он открывает холодильник. Герман вернулся со связкой жестяных банок и открыл пару. Церемонно разлил на двоих.

Карл опустил клюв в свою кружку, потом запрокинул голову и глотнул. Герман ухмыльнулся:

– Вот теперь у нас пойдет пирушка на славу! Забыл спросить: тебе уже стукнуло восемнадцать?

Ворон расправил крылья и разинул клюв, довольно похоже притворяясь тупым подростком, впервые хватившим горелки в деревенской пивной. Лесник прекрасно знал, что его друг разменял седьмой десяток, как и он сам. И все же Герман охотно рассмеялся. От души приложился к кружке, а потом продолжал совсем другим голосом:

– У нас мало времени, Карл. Я хочу сделать из парня настоящего Смотрителя, себе на смену. Нужно успеть. Я должен успеть. Иначе все пропало.

– Стар-рость не радость, – уныло проскрипел ворон.

Это тоже была шутка. Герман помотал головой.

– Ты же знаешь, кто должен был занять мое место. Ты помнишь Матвея. Теперь его нет. Эти твари думают, что уничтожили нас, уничтожили навсегда. Но ведь в мальчишке тоже течет моя кровь! И вот он здесь. Он здесь по собственной воле. Это важно, Карл. Мы больше не проиграем, Карл.

Ворон тихо присвистнул. Герман резко опустил кружку на стол.

– Не смей сомневаться, глупая птица! Это Чернолесье. Здесь нельзя сомневаться. Надо только верить. Я живу, пока верю. Если перестану, они разорвут меня на куски. И тебя тоже, Карл! Даже не думай, что пересидишь меня в своем дупле, старый комок перьев!

Ворон не обиделся. Он снова сунул клюв в кружку.

– Пей, пей, – разрешил Герман. – С этих пор ты будешь ночевать у меня. Начинаются беспокойные дни. Ты мне понадобишься, и очень скоро.

Когда хозяин не самым твердым шагом отправился спать, ворон сидел у него на плече. Спустя малое время в доме стало совсем тихо. Только сами собой поскрипывали деревянные стены и половицы, да под потолком еле слышно шелестели пыльно-серые ночные бабочки.

Никто не видел, как в самый глухой предрассветный час высоченные елки Черного Леса словно бы расступились, и тяжелое темно-серое облако выползло из оврага. Перевалив через изгородь, приблизилось к дому. Потекло вверх по стене, иногда замирая, словно прислушиваясь.

В покинутой комнате все еще горела тусклая лампа; запертые ставни хрустнули, как от беззвучного удара, но выдержали, зато ночные бабочки отчего-то сбились в кучу в дальнем углу. Оконное стекло затуманилось и покрылось инеем.

В эту самую минуту на чердаке, под самой крышей дома, проснулся старый ворон. Он хрипло каркнул, и облако замерло на месте. Ворон каркнул во второй раз, и оно разлилось по стене дома, не решаясь двинуться ни вперед, ни назад. Ворон каркнул в третий раз, и свинцовый туман как будто распался на куски и осел клочьями у стен усадьбы. Там он вновь собрался в тучу, и эта туча неохотно потекла в обратный путь. Скользнула через забор и растворилась в ночи.