Kitobni o'qish: «Деньги»

Действующие лица

Сергей.

Елена.

Маша.

Серегин.

Лариса.

Курапов.

Борисыч.

Володя.

Тимофей.

Опер 1.

Опер 2.

Шлыков.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Картина первая

Кухня в квартире Сергея и Елены. Сергей сидит за пустым обеденным столом. Елена стоит, прислонившись к кухонной мойке, одновременно опершись на нее руками. Сергей внешне спокоен. Елена хмурится и обмеряет Сергея недовольным взглядом.

Сергей. Лен, ну, послушай. Ну, зачем разводиться? У нас же все нормально.

Елена (возмущенно). Нормально?! Все нормально?! Да?! Да у нас просто все великолепно! Вот только я себе сапоги не могу купить! И заметь – не лишнюю пару, а необходимую, чтоб было в чем ходить, а у тебя все нормально. Все просто великолепно!

Сергей (спокойно). А я, можно подумать, каждый сезон покупаю себе новое что-нибудь. Зачем разводиться? Все еще наладится. Человек ко всему привыкает.

Елена (резко поворачивается к Сергею. С вызовом). Тот, кто ко всему привыкает, – не человек, а быдло! Вас таких, которые ко всему привыкают, девяносто процентов, поэтому и живем в дерьме, а я не хочу! Понимаешь, я больше не хочу жить в дерьме! Не хо-чу! А ты – живи. Живи! А с меня хватит!

Сергей. Вот, значит, как… Стало быть, я, привыкший не искать в жизни лишнего, обходиться минимумом, – быдло? Ну, спасибо…

Елена (с вызовом). Да пожалуйста! (После короткой паузы медленно, с нотками примирения в голосе.) Я прожила с тобой почти 25 лет, но так и не поняла…

Сергей. Ладно, я не обижаюсь. Я обычный человек, Лена. У меня есть ты. Я тебя люблю. У меня есть убеждение, что все будет хорошо… Лена, я нормальный человек. Зачем ты хочешь развестись со мной?

Елена (вспыхивает, переходит на крик, трясет ладонями перед собой, потом прикрывает ими лицо). Вот только не надо! Пожалуйста! Человек, человек… Ты не человек!

Сергей (делает удивленное лицо). А… пардон… кто же я, если не человек?

Елена (отнимает ладони от лица, смотрит на Сергея, качает головой. Говорит спокойно, с нотами обреченности в голосе). Господи! Ты вообще, что ли, ничего не понимаешь? Ты где живешь, Сережа? Ты же в России живешь. А в России человек – это существо, у которого есть деньги. Не понимаешь? Много денег! Есть бабки – ты человек! И при этом не важно, какой ты – злой, добрый, умный или круглый дурак, честный или нет, убийца или мухи не обидишь… Не важ-но! Есть бабки – в России ты человек! Нет бабок – ты быдло!! Вот у тебя много бабок? У тебя их, можно сказать, вообще нет, поэтому ты, Сережа, ты – не человек.

Сергей. Так кто ж я? Быдло?

Елена. Я так не сказала! Ты человеческий материал. Ты… ты… единица электората. Вот ты кто! Ты не можешь заработать жене денег, чтобы она могла чувствовать себя женщиной…

Сергей (удрученно, со вздохом). Да нет, ты так и сказала. Но… (Замолкает.)

Елена (задиристо). Что – но? Ну что – но? Нет, ты, конечно, меня прости, если ты так подумал… Ты сейчас будешь говорить мне, что человек – это целый мир, что человека делают человеком не деньги, а способность к сопереживанию и состраданию, способность любить, богатый внутренний мир, убеждения и таланты… Умоляю тебя – не говори! Забудь! Сейчас это никого не интересует. Понимаешь – ни-ко-го! Неужели ты этого так до сих пор и не понял? Всех интересует – есть ли у тебя бабки и сколько. Всё! Остальное прах, пепел, чушь! Вот посыпь этим пеплом свою голову – и отвали от меня! Пожалуйста. На неделе я подам на развод. А ты подыскивай, где тебе жить. Пока можешь пожить здесь. Одна комната свободна. Только недолго.

Сергей. Сколько?

Елена. Я думаю, двух-трех недель тебе будет достаточно, чтобы найти что-нибудь пригодное для житья. По крайней мере, я на это очень надеюсь.

Сергей. Это твое окончательное решение?

Елена. Думаю, да.

Сергей (усмехнувшись). Думаешь? Ну-ну, думай.

Елена. Нет. Это окончательное решение.

Сергей вздыхает, опираясь на стол, медленно поднимается и выходит из кухни. Слышно, как хлопает входная дверь. Елена садится на место Сергея, закрывает лицо руками. Некоторое время сидит неподвижно, потом начинает плакать. Постепенно плачь переходит в рыдания. Она долго не может успокоиться. Наконец, подавив рыдания, встает, подходит к кухонному «пеналу» достает маленький коричневый пузырек, берет стакан. Не считая капель, капает в него жидкость из пузырька. Наливает в стакан воды из кувшина, стоящего на разделочном столе, залпом выпивает и снова садится за стол. Видно, что ей удалось взять себя в руки и почти успокоиться. Не шевелясь, она то смотрит прямо перед собой, то опускает взгляд вниз. Изредка рефлекторно, шумно, вздыхает.

Елена (спокойно, с грустью). Господи! Что я делаю? Зачем? Мне уже сорок три… А я прогнала мужа… Хотя… какой он муж… (Закрывает лицо руками. Говорит медленно, спокойно, даже мечтательно…) Нет, он муж… Мужик. Любовник. Совсем не плохой. Даже хороший. Достанется какой-нибудь дуре… (Отнимает руки от лица, кладет их на колени, слегка поднимает голову и смотрит перед собой.) Точно – какой-нибудь гламурной овце… Молоденькой богатенькой гламурной овечке… А что я? Я – куда? Мне сорок три. Кому нужна сорокатрехлетняя тетка с целлюлитом… Мои года – мое богатство. Ага. Целлюлит – мое богатство. Господи, что я делаю?! (Трясет головой). Так, хватит ныть. Думай головой, а не… другим местом… Вот именно. Головой думай, Лена. Головой! Другими местами в твоем возрасте думать уже опасно… Ну, Серега, ну ты… гад… Ну, неужели тебе так сложно заработать деньги? Мне же много-то и не надо. Всего-то лишнюю десятку на месяц. Нет, даже пятерку. Лишнюю. Половину – до зарплаты, а вторую – так, на всякий случай… Да… Где же ты ее, эту пятерку, возьмешь, Сережа?… Нигде ты ее не возьмешь. А потому – пошел вон. (Молчит несколько секунд.) Господи, что я делаю? Что скажут дети?

Раздается телефонный звонок. Елена берет свой сотовый, внимательно, с удивлением, смотрит на экран.

Вот, не успела, подумать, что они скажут, а Машка уже звонит… (Проводит пальцем по экрану, включает громкую связь.)

Елена (настороженно). Алло?

Маша. Але, мамулька! Привет! Ты что, меня не узнала? Ага! Разбогатею, значит!

Елена. Как же – разбогатеешь ты…

Маша. А что? Вот выскочу замуж за богатого папика…

Елена (перебивает). Я тебе выскочу! Чего надумала – за папика! То же мне – выскочит она!… Ты, Маша, лучше кого-нибудь посвежее себе найди. Ты чего звонишь? Сообщить мне это свое решение?

Маша (несколько ошарашена ответом матери). Мам, ты что, какое решение? Это просто так – продолжение текста. Никаких решений и папиков. (Веселым голосом.) Мама, женское счастье – это любовь, страстная, безумная, нежная и единственная. Как у вас с папой. Ладно. Все! Проехали. А звоню я тебе, чтобы сообщить, что скоро приеду и очень хочу есть… Приготовь что-нибудь, а?

Елена. А что?

Маша. Ну… не знаю… На твое усмотрение. Что-нибудь вкусненькое… Ты же умеешь…

Елена. Хорошо. Что-нибудь придумаю.

Маша. Ма, а папа дома?

Елена (отвечает не сразу. В голоса слышится плохо скрываемое раздражение). Нет. Ушел куда-то.

Маша (с удивлением). Куда-то? Что, и… не сказал куда?

Елена (резко, со злостью). Не сказал. В магазин, наверное.

Маша. Странно. Так.. Вы что, опять поругались?

Елена. Не опять, а снова.

Маша. Так… Ма, вы там что, снова разводитесь?

Елена. Нет. Опять.

Маша. Понятно. Ладно, приеду – разберемся, что там у вас. (Отключается.)

Елена смотрит на телефон, качает головой. Потом кладет его стол. Подходит к холодильнику, достает продукты. Кладет их на разделочный стол.

Елена. Разберется она. Разборщица. Ой, Господи, да что ж это я… (Выходит и быстро возвращается с зеркалом и косметичкой. Ставит зеркало на стол, садится открывает косметичку.) Не дай Бог, Сережка, вернется, а я тут такая… (Она быстро приводит в порядок лицо, смотрит в зеркало, наклоняя голову то в одну, то в другую сторону, и удовлетворенно хмыкает.) Вот. Другое дело. А то расквасилась…

Елена отбивает мясо, включает газ, ставит на плиту сковороду. Раздается звонок в дверь.

Елена. Опа! Машка! Эх, не успела. (Вытирает руки бумажным полотенцем и идет в коридор.)

Слышно, как поворачивается ключ в замке, потом раздается голос Маши.

Маша. Привет, мамулька! (Слышен звук поцелуя.) Папа не вернулся?

Елена. Нет.

Маша. Понятно, мамочка. Видно, крепко вы тут поцапались.

Елена. Не твое дело.

Маша. Ничего себе – не мое! А чье? Ой, помоги снять куртку… Елена. Наше…

Маша. Вот именно – наше! Твое, мое и папино!

Елена. Ага, ты скажи, что еще Савелию не все равно!

Маша. Мама! Он ваш сын! И ты зря думаешь, что Савве всё по барабану! Вы что, родители?! С взрослыми детьми надо считаться больше, чем с малыми.

Елена. Со всякими надо считаться. Да не всегда получается.

Входят на кухню. Маша лицом очень похожа на отца. Высокая, стройная, с горделивой осанкой. Она чуть выше Елены. Красивая.

Маша. Ладно, делись. А лучше – колись, из-за чего сейчас схватились? Кто начал?

Елена. А ты у своего любимого папочки спроси. Я думаю, он тебе все расскажет, если не постыдится… Я с ним развожусь.

Маша. Что, так все серьезно?

Елена. Для меня – да, серьезно. Для него – не знаю. Кажется, нет.

Маша. Он тебе изменил?

Елена (удивленно). Отец? Мне? Ну, ты вообще… Я слишком женщина, чтобы мой муж мне изменил! Поняла?

Маша (усмехается). Кажется, поняла! Ну, а тогда что? В чем дело? Все остальное – не имеет никакого значения и не может быть причиной ссоры между любящими людьми! А вы любите друг друга.

Елена. А что ты, вообще, вмешиваешься в личное?

Маша. Ладно. Диалога не получается. Пойду звонить отцу. Мирить вас буду. Родаки…

Картина вторая

Маша уходит. Уже из другой комнаты кричит: «Ма, а есть все равно хочется!» Реплика Маши заставляет Елену улыбнуться и покачать головой. Она снова начинает готовить. Выключает газ под сковородкой. Ставит воду, достает макароны из кухонного пенала.

Комната Маши. Она стоит у окна, задумчиво смотрит на улицу, в руках – телефон. Резко повернувшись спиной к окну, садится на подоконник, набирает номер.

Маша. Па, привет. Ты где? Где? Ого! А что ты там делаешь? Понятно. Шампанское? Ого! Круто! Тогда уж и цветы купи. По дороге домой. Ну… А ты скоро будешь? Разговор есть. Да. Тет-а-тет. Так через сколько будешь? Тогда я тебя подожду. А потом вместе и поужинаем. Только ты, как придешь, сразу в мою комнату проходи. Ага. Да всего на три минуты. Но все равно поторопись, а то мама там уже готовит. Отбивные делает… Па, а запах… Всё. Жду.

Маша отключает телефон. Несколько секунд думает, потом подходит к ноутбуку, включает, садится за стол. Слышится звук загрузки операционной системы Windows. Маша внимательно смотрит в монитор.

Маша. Сейчас я все проверю… Так. Ага. Вот… Кажется, он, если я правильно помню. Ну и? (Пауза.) Оба-на! (Пауза.) Ничего себе! Так, так. (Пауза.) И как такое мне раньше в голову не пришло? Отлично! (Делает какие-то манипуляции «мышкой» и осторожно закрывает ноутбук.)

Маша приоткрывает дверь в комнату, громко кричит: «Ма, ну что? Не готово?». В ответ из-за кулис голос Елены: «Пять минут!»

Маша (громко). Понятно! (Говорит как обычно.) Пять минут, Турецкий… Ладно, пять так пять.

Она снимает одежду, остается в бюстгальтере и трусиках. Подходит к платяному шкафу, достает розовый халат, надевает, затягивает пояс. Крутнувшись перед зеркалом, закрывает шкаф и снова садится за ноутбук.

Маша. Интересно… Маша, ты умница. Если ты ничего не перепутала, – а ты не перепутала! – то родаков я помирю. Пусть не сразу – но помирю! Мамуля слишком женщина, чтобы остаться без мужчины в сорок три года. Хорошо, когда у человека есть слабые стороны. При умелом обращении с ним, эту слабость можно сделать его силой. И наоборот. А еще… (несколько раз щелкает «мышкой», внимательно читает, потом отстранятся от стола и скрещивает руки за головой) слабость человека можно сделать… тоже силой, но уже своей силой… (Прислушивается.) Ага, кажется, папан пришел. (Осторожно закрывает ноутбук.)

Входит Сергей. Он в костюме и в домашних тапочках. В одной руке он держит бумажный пакет, в другой – букет роз в крафтовой бумаге.

Сергей. Привет, дочь!

Маша. Привет, па! (Внимательно смотрит на розы, потом заглядывает в бумажный пакет.) О! «Абрау Дюрсо»… Вау! Ну что, отлично! Классные активаторы взаимопонимания…

Сергей вопросительно смотрит на Машу.

Сергей (с непониманием). Что?

Маша. Это я так. Ничего. Да ладно, па, все, проехали. Короче! Я всё знаю. (Кивает головой в сторону кухни.) Да. Разводитесь!

Сергей. Та-ак… Понял. Ну, это значительно сократит время на разговор. А о чем ты хотела поговорить. Об этом?

Проходит, поворачивает к Маше кресло, стоящее у стены напротив телевизора, садится.

Маша. Не только. И даже не столько. (Делает паузу, при этом слегка наклоняет голову вправо, прикладывает пальчик указательный пальчик право руки к подбородку и внимательно смотрит на Сергея. Говорит театрально, с легким пафосом, постепенно переходя на обычный тон.) Па, чтобы мама успокоилась и перестала с тобой разводиться, тебе нужна хорошая, денежная работа.

Сергей (с улыбкой). Ты хочешь мне предложить денежную работу?

Маша. А вот и не смейся.

Сергей. А я и не смеюсь.

Маша. Я хочу помочь тебе эту работу найти.

Сергей. Как?

Маша. Ты же телевизор не смотришь…

Сергей (с удивлением). Не-е-е, не смотрю… А там что, работу предлагают? (С усмешкой.) И денежную?

Маша. Не предлагают. Но там…

Сергей (перебивает). …вешают лапшу на уши. И – бесплатно!

Маша (сердито, с укором). Па! Не перебивай!

Сергей. Всё, всё! Слушаю!

Маша. Так вот. Там – в телевизоре – иногда рассказывают о предпринимателях.

Сергей. И что?

Маша. А то, что в одной из передач, на которую я случайно сегодня переключилась, когда сидела в кафе между лекциями, да-да, между лекциями, рассказывали о нашем городском предпринимателе Серегине.

Сергей, услышав фамилию, выпрямился в кресле.

Маша. Знакомая фамилия?

Сергей. Ну… Знакомая. Таких фамилий много.

Маша. Серегин Дмитрий Сергеевич. Помнишь, ты рассказывал про Димку Серегина, которого ты спас, когда был в стройотряде? Это он.

Сергей поднимается из кресла, но потом сразу садится снова. Смотрит в сторону.

Сергей. Не может быть. Он сидит. Ты ошиблась.

Маша. Если кто и ошибся, то не я, а журналисты. Но я проверила. Вот прямо только что проверила. Это он.

Сергей. Как ты проверила? Ты можешь такое проверить?

Маша. Легко.

Сергей. И как?

Маша. Я спросила у великого и могучего Интернета. Интернет ответил, что это он. Серегин Дмитрий Сергеевич. Твой Димка Серегин. Он сидел?

Сергей. Я думаю, что еще сидит.

Маша. Значит, точно он. Два Дмитрия Сергеевича Серегина, окончивших один универ, осужденных на длительный срок, – в одном городе? Папа, так не бывает! Хотя ладно, пока опустим этот момент. А за что сидит?

Сергей. За дела. За серьезные дела. Он как-то отмазался от пожизненного, но получил то ли 20, то ли больше.

Маша (хмыкает). Серьезный мэн.

Сергей. Очень. Он не мог выйти, даже если это он. Он сидит.

Маша. Так не бывает. Если это он, значит, он вышел.

Маша подходит к столу, включает ноутбук.

Маша. Посмотри, это он?

Сергей подходит к столу, смотрит на монитор ноутбука.

Маша. Ну?

Сергей (растерянно). Да… Слушай… Похоже, это, и вправду, он. А есть еще видео?

Маша (двигает «мышкой» по столу). Смотри.

Сергей очень внимательно смотрит видеоролик.

Маша. Ну и?

Сергей (растерянно). Да… Это он. Димка. И кто он теперь?

Маша. Владелец холдинга, объединяющего более 15 предприятий. Разные коммерческие и производственные компании… Одни производят, другие это продают, третьи просто перепродают чужое, плюс агентства недвижимости и пара строительных компаний. Полная упаковка, папа. Так что тебе, я думаю, там найдется денежная работа.

Сергей (задумчиво). Может быть, может быть…

Маша. Если человек не помнит своего спасителя и пожелает помочь ему в мелочи, то он долго не живет. Бог забирает не только лучших. Иногда он выметает с Земли и сор.

Сергей (качает головой). И где ты только такого знания набралась?

Маша (с улыбкой, с нотками превосходства). Папа… Набираются гадостей, а знания – приобретают. Так что тебе, папа, надо идти к этому Диме – и всё решится. Что-то там мама застряла с ужином… (Кричит.) Ма! Ну что там?

Из кухни доносится голос Елены: «Мойте руки!»

Маша (поднимает вверх указательный палец). О! Мойте! А не «Маша мой руки»! Значит, ты, папа, учтен, не проигнорирован… Пошли. Ничего не забудь. Цветы и «Шампанское» лучшие активаторы женской благосклонности! Вперед, папуля! (Поёт с акцентом «а-ля Лукашенко».) Смэло, товарышчы, в ногу…

Сергей (идет следом. Говорит себе «под нос»). И где она всего этого набралась…

Картина третья

Кухня. За столом Сергей, Елена, Маша. На столе, помимо салатницы, каких-то ваз и тарелок с едой, цветы, фужеры бутылка «Шампанского». Видно, что они сидят за столом довольно долго и уже успели поговорить. Какое-то время едят молча.

Елена (обращается к Сергею). А чего ты к нему раньше не собрался? Если бы Маша тебе не настояла, то так бы и не пошел к своему спасёнышу?

Маша. Ма, я не настаивала. Я просто сообщила папе, что человек, которого он спас, сейчас в нашем городе серьезный предприниматель. Решение пойти к нему папа принял сам.

Елена. Защитница…

Сергей. Лена, я не знал, что он вышел с зоны. Реально не знал.

Елена. Пусть так. А ты мне никогда не рассказывал, что ты кого-то спасал в своей жизни, кроме кошек и собак…

Сергей. Повода не было.

Елена. Так расскажи сейчас…

Маша. Да, па, расскажи… Интересно же…

Сергей. А кстати, где…

Елена. Кот, что ли?

Маша. Чубайс спит в зале на твоей подушке…

Сергей (с улыбкой качает головой). Вот сволочь рыжая… Воришка… Сколько раз говорил, что на моей подушке спать нельзя…

Маша (с улыбкой). Ему всё можно. Он в нашем маленьком государстве – главный.

Сергей. В большом, наверное, тоже. Странно, что не вышел к ужину…

Елена. Он сыт. Я его накормила. Так ты, Сережа, не увиливай – рассказывай, как, где и когда спасал этого… Диму… Как спасал Чубайса, я знаю… Мы слушаем.

Сергей. Я Чубайса не спасал. Я спасал кота, который стал Чубайсом. (С неохотой.) Да… Что рассказывать…

Маша. Па… Ну, смелей, смелей!

Сергей. После третьего курса, как у всех тогда, был стройотряд. Я название деревни до сих пор помню, где жили в клубе, – Хомут…

Маша. Ничего себе! Что, так и называлась – Хомут?

Сергей. Ну.

Маша. А что это такое?

Сергей. О! Хоть чего-то ты не знаешь…

Елена смотрит на Машу исподлобья и качает головой.

Маша. Так объясни! (Маша замечает взгляд Елены.) Так интересно же, ма!

Сергей. Хомут – это часть лошадиной упряжи для езды в санях и на телегах.

Маша. Поняла. А почему деревня называлась Хомут?

Сергей. Деревенские этого не знали. Я спрашивал. Потом понял, ну, или, точнее, нашел объяснение.

Маша. И какое?

Сергей. Если на деревню посмотреть сверху, с высоты птичьего полета, то получится, что она напоминает контуры лошадиного хомута. (Сергей над столом нарисовал контур хомута.)

Маша. Понятно.

Елена (нетерпеливо). Так! Закончили с деревенской топонимикой! Сергей, рассказывай!

Сергей. Короче, председатель колхоза дал нам Жулика, чтобы съездить за сеном…

Маша (перебивает). Кого дал?

Сергей. Жулика. Лошадь была у них там такая. Жеребец. По кличке Жулик. Между прочим, один такой… Жулик был. На всю округу.

Маша. В смысле? Один жулик на всю округу? Не верю! Не может быть!

Сергей (серьезно). Почему не может? Может…

Елена (с укором). Ма-ша… Приколистка! Хватит уже! Дай отцу рассказать, наконец…

Маша. Ну… Ма… Я сравнила… мысленно… Прикольно же! Тогда – один жулик, а сейчас…

Сергей. А что сейчас?

Маша. Сейчас их столько – яблоку упасть негде! Одни жулики кругом…

Сергей. Маша, я же про лошадь…

Маша. А я про людей…

Сергей (отстраненно). Да и не осталось там уже лошадей…

Маша. А сейчас – один честный на всю округу… Па, я про людей, па…

Сергей (смотрит на Машу). Если ты про тамошнюю округу, то нет там уже округи. Пустырь там. Я несколько лет назад ездил в командировку, ехали мимо этого Хомута, попросил водителя заехать… Лучше б не заезжали. Там реально – пустырь. Даже коровник, который мы строили, исчез… Заросло всё там. Бурьяном.

Елена. Так, хватит уже… воспоминаний. И давай без кличек и топонимики, а то до утра не расскажешь… Маша, а ты потом спросишь папу о подробностях… Всё, Сережа, рассказывай.

Сергей. Ну, короче, поехали мы на Жулике за сеном. Было жарко.

Маша. А сено-то вам зачем было?

Елена. Маша! Какая тебе разница?

Сергей (жестом успокаивает Елену). Да для бабули одной. У нее наши девчонки жили. Вот председатель и попросил ей помочь – в порядке шефской помощи.

Маша. А что, и девчонки ездили со стройотрядом?

Сергей (удивленно). И девчонки…

Маша (восхищенно). Круто… Я бы тоже поехала куда-нибудь…

Сергей. Ну, ты уж точно, поехала бы! В общем, сено было накошено в лесу. Мы же и косили.

Маша. А что, у вас тогда сенокосилки были?

Елена. Маша! Я сейчас уйду!

Сергей. Лен, ну, интересно человеку. Ну, что ты…

Маша. Да. Хочу всё знать! Вот па меня спрашивает, откуда что я знаю… А вот оттуда! Любопытная я, оттуда и знаю…

Елена (обреченно). Ладно. Рассказывай.

Сергей. Ну, ручных, таких, какие сейчас продаются, тогда не было. Были конные. А мы косили косами. Обычными. Ну, такими, какими они на картинах Худякова и Плахова нарисованы.

Маша. Па!… Не нарисованы, а изображены!

Сергей. Хорошо! Пусть – изображены.

Маша. И я не знаю этих художников.

Сергей. Ну, тогда вспомни Дюрера… Его гравюры. Там много кос… Ну, вспоминай. Вспомни знаменитую «La Mort».

Елена. Ну, нашли, что вспоминать…

Маша. А! Вспомнила! Коса – это такая палка с длинным кривым ножом на конце?

Сергей. Да. Примерно. И ручкой посередине. Посередине палки.

Маша (восхищенно). И ты умеешь такой штукой пользоваться?

Сергей. Умею. Косить – это как умение плавать: никогда не разучишься…

Маша. Обалдеть! Ну, так что было дальше?

Сергей. Поехали в лес, нагрузили сено, а на обратном пути решили искупаться в озере. Такое небольшое лесное озеро. Нашли, где нормальное место для выхода, без ила и тины, ну, и поплыли, я – впереди, Димка – за мной. Вода в нем, конечно, только верхнем слое теплая, а опускаешь ноги на метр-полтора – она там ледяная. И когда назад плывешь по тому же месту, то вода уже смешалась и холоднее становится. Димка плыл чуть от меня в стороне – по теплой воде. Я проплыл метров 25-30, оглянулся, смотрю и не пойму: вроде как Димка тонущего изображает, а он, оказывается, и в самом деле тонет. Хорошо, что я почти сразу это понял, ну, что он, действительно, тонет. Вытащил его. Он уже успел порядком нахлебаться. Ну, об общем, ничего, пережил. Пришел в себя, сказал, что я его должник. Вот и всё. Да, мы, про это, конечно, ничего никому не рассказали. На всякий случай. Студенты – народ зубастый. Запросто могли какую-нибудь кликуху привесить, ну, там типа – Утопленник или Пловец… Вот и всё…

Маша. Ясно… Ну что, папа, я не думаю, что он это забыл. Такое, говорят, не забывается.

Елена. Все зависит от человека.

Маша. Я найду тебе телефон его офиса. Позвонишь, договоришься.

Сергей. Хорошо… Ладно, спасибо за ужин. Было вкусно. Пойду, рыжую сволочь поглажу… (Уходит.)

Маша. Ма, давай я помогу тебе с посудой и тоже побегу …

Елена. Да уж ладно. Беги…

Маша целует Елену и быстро уходит.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Картина первая

Кабинет управляющего холдингом «Интрадекс». Прямо у стены – большой полукруглый стол. К нему примыкает широкая и довольно длинная брифинг-приставка. В кресле, откинувшись на спинку, Серегин Дмитрий Сергеевич. Он в сером пиджаке, белой сорочке без галстука. Две ее верхние пуговицы расстегнуты. В руках прямо перед собой держит телефон. Раздается звонок по внутренней связи.

Серегин (нажимает кнопку на переговорном устройстве). Слушаю, Лариса.

Лариса. Дмитрий Сергеевич, к вам посетитель.

Серегин. Посетитель? И кто же?

Лариса. Федотов Сергей Алексеевич.

Видно, что Серегин озадачен, напряженно вспоминает.

Серегин. Проси.

Переговорное устройство с шорохом отключается. Раздается стук в дверь.

Серегин. Входите, открыто… (Кладет телефон на стол и с интересом смотрит на дверь.)

Входит Сергей. На нем темно синий костюм, белая сорочка, ярко-синий галстук.

Сергей (всматриваясь в Серегина идет к столу). Здравствуй…те, Дмитрий… Сергеевич! (Подходит к брифинг приставке. Останавливается).

Серегин пристально, прищурившись, смотрит на Сергея. Его губы трогает едва заметная улыбка. Однако в этой эмоции узнавания, явно видно сомнение и неуверенность. Сергей стоит и молча смотрит на сидящего.

Серегин (не уверенно). Да ладно… Правда, что ли? (Он медленно поднимается из кресла, не отрывая взгляда от Сергея.) Не… ну… это ж ты, Серега? Да? (Подходит ближе, примерно на расстояние вытянутой руки.) Ты?

Сергей. Я, Димка, я…

Серегин (протягивает руку, широко улыбается). Серега! Здорово, брателло!

Сергей подает Серегину свою руку. Серегин при этом делает движение корпусом навстречу Сергею и слегка приобнимает его. Сергей делает тот же жест. Какое время они еще держат друг друга за руки и пристально вглядываются друг в друга.

Серегин (показывает Сергею на столик и кресла вокруг него в другом конце кабинета). Ну, пойдем, пойдем, присядем. (Ведет Сергея к столику, усаживает в кресло, сам садится в кресло напротив.) Секунду. (Возвращается к своему столу, включает переговорное устройство.) Лариса, меня ни для кого нет. (Идет к Сергею, садится в кресло.) Как ты нашел меня?

Сергей. Вообще, тебя найти не трудно. Но я нашел случайно. В Интернете. Прочитал интервью с предпринимателем Серегиным, увидел твое фото… Глазам не поверил сначала.

Серегин. Почему не поверил? Неужели я так изменился?

Сергей. Да не очень. Наверное, от неожиданности.

Серегин. От неожиданности – увидеть меня на свободе?

Сергей. Ну да. Ты же, вроде, надолго туда заезжал… И вдруг…

Серегин. А по-твоему двенадцать лет – это мало?

Сергей (с искренним удивлением). Ты отбыл двенадцать лет?

Серегин. Да.

Сергей. Это много.

Серегин. Да. Особенно там. Первый год – там вообще нет времени. Оно останавливается. Первый год там только пространство. А в нем – ты и не самые лучшие человеческие особи. Для некоторых, впечатлительных, первый год затягивается не несколько лет. Так что, Серега, библейское число двенадцать – очень серьезное число, особенно, если им измеряется срок на строгаче. Но мне повезло. Люди помогли выйти по УДО. Здесь тоже сначала было тяжело.

Сергей (удивленно). Почему?

Серегин. Свобода для долго сидевшего – это испытание, для многих – даже покруче, чем зона. На свободе, оказывается, больше ограничений, чем в зоне. А ограничения – всегда хочется нарушить. Порой очень трудно сдержать себя и чего-нибудь не нарушить. Откинувшись, берешь с собой на свободу те ограничения, которые были в зоне, а на свободе появляются новые ограничения, о которых ты уже позабыл. Нет, внешних ограничений на свободе нет – пространство открыто! Все ограничения внутри тебя. А это тяжело. Как будто душу в клетку загнали…

Сергей. На свободе?

Серегин. На свободе. Я ж говорю: это трудно понять. Потом, конечно, меняешься, привыкаешь. Я тоже привык. Даже вспомнил, что, здороваясь, принято подавать руку…

Сергей. Понятно… А вообще – странно…

Серегин. Эх, Серега! Вся жизнь наша жизнь – одна большая странность и сплошные метаморфозы.

Сергей выпрямился в кресле и с нескрываемым удивлением посмотрел на собеседника. Серегин это заметил, усмехнулся.

Серегин. Что ты удивляешься? Что слова такие не забыл? Я на зоне университет заочно закончил.

Сергей. Университет? На зоне? Зачем? У тебя же и так высшее образование.

Серегин. Да, высшее. Но была возможность получить второе образование. Почему бы и не воспользоваться? Я же сидел по авторитетным статьям. Мне было можно. Да, в принципе, все могли, кто хотел. Зона у нас была такая. Экспериментальная. Тогда это было модно – проводить над зеками эксперименты с целью возвращения и приобщения их, как принято говорить, к нормальной жизни. Только когда вышел на свободу, то не сразу понял, где она – нормальная жизнь: тут или там? Короче: там давали возможность учиться. И у кого были мозги, те учились. А еще после окончания университета и по выходу с зоны привычку приобрел – рассуждать, разговаривать. Там-то особо не поговоришь. А тут, когда есть университетские знания, то думать и рассуждать становится потребностью.

Сергей. Интересно! И какой же университет ты окончил?

Серегин. Да наш, Приокский государственный университет имени Есенина.

Сергей. А факультет?

Серегин. Историко-философский.

Сергей (с неподдельным восхищением, но сдержанно). Ну, ты вообще! Круто! А что – историко-философский?

Серегин. Так получилось. В зоне думать стал: что, как, почему, зачем? Скверное занятие, скажу я тебе. Особенно, когда знаний не хватает. Общих знаний. А у меня они откуда? Я ж технарь. Поэтому и стал учиться. Ты-то хоть, я помню по институту, живописью увлекался. То же своего рода философия.

Сергей. Ну, я не живописью увлекался. Я рисовать вообще не умею. Я историей живописи увлекался. А это разные вещи.

Серегин. Да, помню, как ты по музеям и галереям ездил. Вся комната в общаге была завалена альбомами с репродукциями. Зато девок ты клеил!… На раз-два!

Сергей (рассмеялся). Было дело! Пока не влюбился в Ленку.

Серегин. Ты же на ней женился?

Сергей. Да, женился. И сейчас пока вместе.

Серегин (внимательно смотрит на Сергея). А что – пока? Почему?

Сергей. Да как тебе сказать… Метаморфозы, как ты говоришь…

Серегин. Не хочешь говорить, не говори. В зоне быстро отучают от праздного любопытства. Но я спрашиваю не из праздного. Не просто так. Я тут как-то в Китай ездил. Ну, с переводчиком, конечно. Познакомился там с предпринимателями. Почти все, с кем пришлось пообщаться, образованные мужики, интересные. Помню, как один из них сказал: «Пока есть силы, изучай людей. Это самый сложный и самый достойный предмет твоего внимания». Вот, следую совету умного китайца.

Сергей. Понятно. Странно как-то.

Серегин. Что странно?

Сергей. Странно, что мы разговариваем с тобой так, как будто только вчера расстались.

Серегин. А что тут странного? Встретились два сокурсника, проживших вместе в одной комнате общежития пять лет, выпили вместе полцистерны водки, с одной девкой, бывало, спали, два пуда соли съели, выручали друг друга сколько… Для меня ты тот же студент, что и двадцать с лишним лет назад… Поэтому – ничего странного… По крайней мере, с моей стороны этого не видно…

Сергей. Ну да… В принципе, все так.

Серегин. Ну, если так, то что? Рассказывай! Дети у вас с Ленкой есть?

Сергей. Двое. Савва и Машка.

Серегин. Савва? Надо же… Ты оригинал!

Серей. Это Ленка так решила назвать первенца. Я не возражал. У нее прадеда так звали.

Серегин. А фамилия ее прадеда не Морозов была?