Kitobni o'qish: «Демоны Людей Леса»

Часть первая

С чего началась это история? Наверное, со странного посетителя. Хотя, признается, странностей в нем было ровно столько же, сколько и в простом прохожем.

В это утро мой шеф не терзал струны скрипки и не вышагивал по кабинету, изредка взмахивая пустой курительной трубкой.

Все дела нашего агентства были сделаны.

Всё раскрыто – подшито и даже я, вечно опаздывающий в работе в силу природной медлительности, ещё вчера дописал последние строчки нашего последнего дела. Запутанное было дельце, скажу вам! Позднее узнаете – клиент наложил запрет на публикацию на целых пять лет!

Отметившись у шефа, я, наводил порядок на столике, где рядом с компьютером громоздились два принтера – черно-белый и цветной. Протирал принтеры ваткой, стирая вездесущую пыль, да мурлыкал себе под нос какой-то неувядающий мотивчик.

– Владимир Николаевич! У Александра Архиповича посетитель! – до чего же скрипучий голос у нашей Марго! – он незамедлительно требует вас!

Секретарша Маргарита Сергеевна, величественно повернувшись, ушла к себе. Подозреваю – включить электрочайник и приготовив три чашечки, ждать какой напиток предпочтет сегодня шеф.

Едва я затворил за собой дверь, как навстречу мне встал невысокий человек с довольно пышной седой шевелюрой.

– Знакомьтесь, это мой друг и помощник, доктор Ваткин. А это – Холс повел рукой в сторону гостя, – Осинцев Сергей Григорьевич.

– Да, да! – подтвердил наш гость, – бывший старший следователь Пермской областной прокуратуры.

А вот это уже интересно! Все дело в том, что наше агентство недолюбливали представители прокуратуры и прочих следственных органов. И за то, что мы распутывали дела, которые у них были обречены нераскрытыми пылится на архивных полках, и за нашу дурацкую, по их мнению, вывеску.

– Что пожелаете? Чай? Кофе? Или что покрепче? – шеф, убедившись, что я сел на свое место, повернулся к гостю.

– Нет, нет! Спасибо! Я, давно не пью ничего такого! Сердце, знаете ли!

– Тогда минеральная вода!

Раньше я удивлялся умению секретарши угадывать желания шефа, а сейчас не особенно и удивился, увидев на подносе бутылку минеральной воды и три чашечки.

В одной, кофе, детективу требовалось взбодрить свой мозг, а мне – чай, способствует памяти, наша Марго нахватавшись реклам с экрана телевизора, порой выдавала нам такие перлы.

– Я вижу, вы идете на операцию по замене клапана? – Холс отхлебнув из чашечки, бережно опустил её на стол.

– Да, левый желудочек барахлит.… А откуда это вам известно? – изумился наш гость.

– Походка у вас Сергей Григорьевич, знаете ли, левую ногу немного приволакиваете и внутрь чуть разворачиваете.

– Вот как! Сам в криминалистике не новичок, а такое слышу в первый раз! Вы простите меня господа, за некоторую иронию по отношению к вашему агентству! Но я просто не знаю к кому обратиться! Почему- то решил – надо к вам!

– Благодарю за доверие! – Холс встал и церемонно поклонился посетителю.

– Я слышал о вашем агентстве! Причем столько разного! Вот решил – дело у меня как раз только для вас. Надо подвести под черту все земные дела. Знаете, операция все же не простая….

– Ну, ну! Полно вам! Сейчас медицина шагнула далеко вперед! – шеф взглядом указал гостю на бутылку с водой. Тот жестом остановил его.

– Я буду рассказывать не по порядку, так вам легче будет вникнуть в мое дело, – господин Осинцев нагнулся и выпрямившись, положил изрядно потрепанный портфель на стол.

– Родился я в небольшом городке Красновишерске, это самый северный город Пермской области. Городок не столь и старый, раньше там был посёлок, с несколько странным названием – Вижаиха. Мы, пацанята, частенько называли его – Визжаиха, и мечтали – когда вырастем, то будем работать на металлургическом заводе. Завод этот был построен где – то в 1897 году ещё дореволюционным русско-французским акционерным обществом. Вот фотографии, – гость выложил стопку цветных фото.

Городские улицы, кварталы многоэтажек, вдали – завод. С небольшого возвышения, снята река с цепочкой островов. Они мне почему-то напомнили струги Ермака вольно плывущие по просторам сибирских рек.

– А вот это моя школа, – ещё одно фото, – дом культуры ЦБК, – поверх ещё одна фотография.

– С него, с ЦБК, то есть со строительства Целлюлозно – Бумажного Комбината и началось становление нашего города. Зеки строили. В двадцать девятом году даже образовалось собственное управление Вишерских лагерей. Вот здесь, справа, – ещё одно фото поверх остальных, – сидит на крыльце мой дед, Осинцев Михаил Егорович, бухгалтер Вишлага. Да, а вы знаете, что в Вишлаге отбывал свой срок Варлаам Шаламов? – оживился наш гость, – где-то тут у меня фотокарточка там и он есть.

– Ой, наверное, я отвлекся и ушел от темы? Просто я хочу рассказать вам, что наш город, конечно по меркам столиц – так себе, захудалый городишко! Да и статус города он получил во время войны – летом сорок второго года. Сейчас не тот городок! Совсем не тот! Население стало меньше – вон ЦБК закрывают, говорят – банкрот! – внук бывшего бухгалтера печально вздохнул и махнул рукой.

– Это я к тому, что половина населения нашего города, что называется, оторви, да выбрось. Селились, кто отбыл срок, да из тех, кто охранял тоже не редко застревали в городе до конца жизни. Преступности хватало. Не знаю, какой бог меня уберег от тюрьмы, но только поступил я в на юрфак и окончив его вернулся в родные места. Каюсь, не без блата как говорится. Мой родной дядя, по отцовской линии занимал не малый пост в Пермском обкоме партии. Было это в тысяча девятьсот семьдесят шестом году. Давненько было. А кажется как вчера! – бывший следователь замолчал, порылся в портфеле и ничего не достав, вздохнул: – Хотел вам фото нашей прокуратуры показать, да, наверное, забыл взять. Три года я занимался разными делами, а в редкие выходные да короткие отпуска, не забывал наведываться на родину. Там, в Красновишерске, у меня осталось немало родни, друзей и просто знакомых. Увы, моя мама умерла, когда я учился на втором курсе, и вместо неё самым дорогим человеком была для меня тетя Оля. Сестра моей мамы и заведующая городским здравотделом. Её муж, Всеволод Михайлович Шеверов, так же был очень важной персоной. Первый секретарь горкома партии! Так что приезжая к ним, я был как у себя дома. Особенно когда удавалось пожить на их даче. О ней, о даче моих городских начальников, расскажу особо. Вот, полюбуйтесь! – наш гость протянул фотографию.

Довольно уютный домик, размерами явно больше дачного. Резные наличники, веселенький дощатый забор, хотя калитка сделана из массивных витиеватых прутьев явно кованой работы. На фасаде под высокой крышей виднелся уютный балкончик двери которого, скорее всего, вели в спальню.

– Обратите внимание, – наш посетитель достал ручку и как указкой провел по фотографии, – сразу за оградой, вот тут, возле баньки, начинается лес. Жаль, вы не знаете наши Пермские леса! Порой сплошной бурелом и валежник среди деревьев, а порой – яркие ягодные полянки, да чистые грибные подлески. Про горы и наши знаменитые скалы на правом берегу Вишеры, я уже не говорю – это надо видеть!– Сергей Григорьевич помолчал, давая нам, возможность оценить родные чащи и бережно положив ручку на стол продолжил:

– А в восьмидесятом, случилось у нас дело. Непростое и чрезвычайно громкое. Все началось на исходе августа. Это в вашей полосе август летняя пора, а у нас это почти осень. Грибная пора в разгаре. Набрел один грибник в лесу на полянку и обратил внимание на холмик свежей земли. Вытянутый холмик и веточка засохшая воткнута с краю. И с чего это ему померещилась могила? Присмотрелся – а на поляне полно таких холмиков! И веточки возле некоторых валяются! Вот он и пришел с этим в милицию.

Там, поморщились, да делать нечего, взяли лопаты, и повел их грибник на эту поляночку. И завертелось! Сорок восемь могил! Трупы разной степени разложения, от шести – пяти лет до трех месяцев! И что характерно – все трупы детские, самому старшему лет четырнадцать, а младшему лет семь. Все – расчленёнка. Хотя в каждой могиле фрагменты, принадлежащие одному убитому. Вот, полюбуйтесь на фотографии!

Изображение на фото хотя и отличались чёткостью, однако были явно сделаны с других фотографий.

Вот, фото поляны с разных ракурсов – видны холмики, хотя и размытые дождями. Вот, свежевскопанная яма, на краю, на слегка смятой грубой бумаге, разложены кости. Череп с ровными рядами верхних зубов, уставился на нас пустыми глазницами. Вот ещё раскоп и снова остатки маленьких скелетов. И ещё и ещё….

Меня взяла жуткая оторопь. Александр Архипович потер виски и закрыв лицо ладонями замер на мгновение.

– Что сделали с костными останками? – мне показалось, что шеф задал этот вопрос, чтобы хоть немного сгладить волнение от страшных фотографий.

– Запаковали в картонные коробки. Каждой присвоен номер по месту захоронения. Вот схема.

На ксерокопии схемы, кое, где для четкости подправленной черными чернилами, были прямоугольниками обозначены могилы жертв неизвестных злодеев. Каждый прямоугольник имел несколько цифр разделенных черточкой.

– Это номер согласно выбранного нами начала раскопок. И номер примерного года захоронения. Начало мы ориентировали на наиболее старые захоронения. Вот отсюда. Здесь хоронили лет пять – шесть назад – Осинцов обвел ряд прямоугольников – могил от нижнего угла схемы.

– Почему столь не точная дата? – Холс взял линейку и промерял несколько расстояний.

– Судя по масштабу у вас один миллиметр равен двадцати сантиметрам.

– Да, это так, – наш посетитель привстал со стула, – вот тут, заметьте, длина каждого захоронения не превышает одного метра. На это и ориентировались. Вообще-то у нас только первые пять могил приблизительно датированы. Лето было сухое и разложение мягких тканей прошло не так быстро.

– А ближайшие дачные домики получаются у нас…

– Ровно три километра. Преступники не сильно опасались дачников. Я покажу вам другую, более масштабную схему. На ней все ближайшие тропинки, дороги и даже ямки с впадинами, где можно затаиться и переждать случайно оказавшегося рядом человека.

– Какие ещё улики были обнаружены на месте захоронения или в могилах?

– А вот с этим получилось крайне интересно! Когда весть о массовом захоронении дошла до Москвы, то понаехало столько разных высоких милицейских чинов, от звезд аж в глазах рябило! Но как говорится – нет худа без добра! Привезли они с собой кучу специалистов. Вот они-то, вместе с нашими, буквально просеяли каждый комочек земли! Проверили металлоискателями каждый миллиметр поляны, да что там металлоискатели! Руками прощупали всю поверхность!

– И что? Ничего не нашли?! – я даже привстал с места.

– Почему не нашли? Нашли! Только это не внесло ясности, а только прибавило головной боли! В последнем захоронении сохранилась одежда. Точнее – штанишки связанные из грубых шерстяных ниток. Там же, в глубоком распиле сделанном в бедренной кости, обнаружили небольшой осколок от сломавшегося полотна ножовки по металлу. Эксперты говорят – пилили по живому! – бывший следователь, сморщился как от зубной боли, достал из кармана флакончик с лекарствами и брызнув себе в рот замер на мгновение.

Александр Архипович, открыв бутылку с минеральной водой, протянул ему чашку со слабо пузырящейся жидкостью.

– Спасибо! – бывший следователь неторопливо запил лекарство и поставил чашечку на стол.

– Как вы объясните, что при столь массовых захоронениях, не нашли ни одного предмета?

– шеф, закрыв бутылку, обратился с вопросом к гостю. Я понял его – надо прервать его речь, слишком тяжелые воспоминания вызывали боли в сердце нашего посетителя.

– Вот на этот вопрос мы так же искали ответ! Ни пуговиц, ни заклепок от джинсов, ремней от пряжек, представляете – ничего! Нашли только в одной из могил, – Сергей Григорьевич дотронулся пальцем до схемы, – вот в этой. И то – вся находка – небольшой камешек с дыркой посредине, куда была продета нитка. Тоже на шнурке из шерсти грубой обработки.

– Куринный бог! – вмешался я в разговор, – на пляже в Ялте, я находил такие камешки. Считается, что они приносят счастье.

– Сергей Григорьевич, прошу прощения, – хозяин кабинета, встал из-за стола, – разрешите я задам несколько вопросов относительно находок.

– Да, да! – засуетился бывший следователь, – я сейчас найду фотографии этих предметов.

– Эти штанишки как вы сказали, исследовались вашими экспертами?

– А как же! Мы даже спектральный анализ в институте физики заказали! Вот, в этой папке все документы относительно вещдоков найденных на поляне.

Действительно, в темно зеленой папочке со старомодными тесёмками – завязками, лежали всевозможные анализы исследований, заключения экспертов.

– И что показал спектральный анализ?

– Шерсть – овечья, грубой обработки. Это значит, что из неё не вычесали жесткие волоски. По своему составу наиболее близка к шерсти, что заготавливают в нижнем течении Дона.

– Мы направили на Дон не только запрос, но и своих представителей. Выяснилась, что за эти шесть лет действительно пропало двенадцать человек подходящего к нашему случаю возраста. Семь мальчиков и четыре девочки. Всех нашли. К сожалению троих мертвыми. Девочка – задушена после изнасилования, а мальчишки – утонули, направляясь на остров на самодельном плоту.

– А характер вязки этой шерстяной одежды вы проверяли?

– А зачем?! – Осинцов недоуменно пожал плечами, – в нашем краю крупных овцеводческих хозяйств нет. Если есть, то у частников. Проверили всех, кто продает шерсть и то – они продают её на зимнюю обувь. У нас в Сибири, её называют – пимы.

Холс, нажал на кнопку вызова секретаря.

Наша Марго словно ждала под дверью.

– Маргарита Сергеевна, – он, взяв фотографию со стола, протянул её секретарше, – нам нужна ваша помощь! Вы, мне помниться, умеете вязать?

Маргарита Сергеевна, внимательно осмотрела труд неизвестной мастерицы:

– Вязали крючком. Это точно не спицы! Пряжа грубая, да к тому же не так хорошо вымытая. Вязка самая простая, вот только резинка, – она немного развернула фотографию,

– Это вот, сверху, где пояс. Тут узор немного другой.

– А с чего вы взяли, что пряжа была немытая? – бывший следователь не удержался от вопроса.

– А все просто! При стирке пряжи да еще применяя моющие средства, она как бы пушится, а тут, вот – лоснится немного.

– А может это грязь от носки штанишек?

– Что вы, Владимир Николаевич! Грязь на шерстяном сразу видно! Вот это грязно бурое пятно, это вроде как кровь или сок. Например – томатный. Потом испачкали в земле.

– Маргарита Сергеевна, как долго может длиться процесс вязки этих шортиков?

– Если непрерывно вязать, не отвлекаясь, часа четыре, пусть пять! А так, понемногу, часик, другой в день, суток за трое. Ещё что вас интересует?

– Вы говорите, вязали крючком, а какой приблизительно размер крючка, определить можете?

– Миллиметров пять, может чуть больше. Видите, петли не столь плотно прилегают друг к другу. Крючок не плоский, а как бы овальный. Крупный крючок.

– А вы не могли бы сказать, сколько шерстяной пряжи ушло на это вязание? – шеф выдвинул верхний ящик стола и взял оттуда лупу.

– Пряжа грубая, я думаю, граммов семьсот ушло.

– А вот на этой фотографии можно определить эта нитка и шортики из одной пряжи? Вот может это вам поможет. – Холс протянул лупу.

Маргарита Сергеевна недолго рассматривала фотографию нитки амулета и с вязанной одежды.

– Нет. Это две разные пряжи! Рука пряхи разная! Такие нитки обычно изготавливают с помощью веретена. Это такая круглая заостренная палочка, один конец которой вращают пальцами, а другой рукой, разбирают клочок шерсти. На этих штанишках нитка не так сильно скручена. А вот на этом обереге, она тоньше – значит, вращали быстрее. Нить не только тоньше, но и прочнее.

– Спасибо! Ваши советы нам очень помогли!

Маргарита Сергеевна, вздернув носик, простучала каблучками к выходу.

Часть вторая

– Теперь мы точно знаем, что два разных человека изготавливали эти вещественные доказательства.

– Был ещё один вещьдок, – следователь выудил из папки ещё одно фото, – вот этот большой клочок ваты, бинтом, словно веревкой перевязанный в трех местах, мы нашли на правой руке последнего трупа. Вата вся в крови. Судмедэксперт говорит, что привязывали этот комок, скорее всего, когда человек был в агонии.

– Что по этой повязке? – Холс словно ястреб впился взглядом в фотографию.

– Ничего особенного. Вата из Узбекистана. Стерильна. Паровая обработка. Бинт тоже обычный – продавался в любой аптеке. Не к чему зацепится.

– А кровь?

– Кровь человеческая. Вторая группа, резус положительный. К крови мы еще вернемся. Крови в этой истории хватает!

– И что интересно в этой повязке – она наложена крайне непрофессионально! Если хотели остановить кровь, то взяли бы ткань плотнее. А вата? Это просто как бы закрыть рану от внешнего воздействия. Бинты разорваны на клочки и завязаны бантиком. Явно использовали как шнурки для закрепления ваты. Ничего кроме группы крови нам эта повязка не дала….

Со временем это дело потихоньку заглохло. А что мы могли сделать? Трупы есть, заявителей о пропаже нет! Откуда взялись пострадавшие? Никаких малейших зацепок. Приняли единственное решение – установить негласное наблюдение за поляной. Три года – и нулевой результат! Нет, задерживали, конечно, случайных грибников, или ягодников. Но все не те! – Осинцов, взял бутылку, налил воды и гулко глотая, выпил.

Немного помолчал.

– Но это не то, зачем я к вам пришел. Хотя, как посмотреть – может моё дело как раз имеет самое прямое отношение к этой жуткой истории. Он вынул пузырек с лекарством, повертел в руке и поставил рядом с собой.

– Сергей Григорьевич, может вам лучше прилечь? – забеспокоился Холс, – или скорую вызвать?

– Пустое, сейчас пройдет! Так вот аккурат по прошествии этих трех лет, может чуть больше времени прошло, но точно помню, на исходе мая, случилось событие, взбудоражившее весь город. Ночью под воскресение, был зверски убит первый секретарь горкома партии вместе со своей супругой. Убит в спальне, на своей даче. Лоб секретаря был рассечен ударом топора, а его супруга, получив удар по шее, умерла через полминуты.

Убийцу нашли быстро – он спал внизу в маленькой комнатенке. Окровавленный топор валялся тут же. Рубашка убийцы, скользкая от крови, лежала на подоконнике. На простыне – багровые полосы, уже успели высохнуть и побуреть. Простынкой убийца руки вытирал. Это был двоюродный брат супруги секретаря горкома, некто Гордиенко. Этот вполне взрослый тридцати двух летний детина, только ума у него было не больше чем у трехлетнего ребенка!

Жил он на даче Шеверовых давно, исправно выполнял работы по хозяйству, был тих, безобиден и незаметен.

Похоронил я своих дядю с тетей, навестил разок слабоумного родственничка в психлечебнице и стал работать дальше. Дачка отошла ко мне по наследству и я, передал её на временное пользование своему другу – председателю местного общества охотников. Навещал, не скажу что часто, но навещал дачу. Шашлыки, отдых на природе. Особенно не заморачивался по содержанию дачи – эта территория попадала под застройку городского онкологического диспансера.

Приехал я оформлять документы на компенсацию – сносили мою дачу. Раздал по знакомым нехитрые пожитки, собрал фотографии, отобрал с десяток книг, что пришлись по душе. У Шеверовых богатая библиотека была. Погрузил всё на машину и вспомнил, что не осмотрел подвал. В подвал вели два входа – выхода. Один был просто люк, проделанный в полу кухни, а второй, снаружи – этакая дверь, спустись по ступенькам, отомкни ржавый замок, входи – выходи. Ключ я не нашел, поэтому, взяв из машины фонарь, распахнул люк и спустился вниз. Ничего интересного – узкая комнатка, с одной стороны стесненная стеллажами. Несколько запыленных кастрюль, банки из-под краски, а вот это интересно! Подшивки старых журналов. Я любитель старинных вещей. Взял пару пачек, бесцеремонно выкинул в люк, ещё несколько последовало следом, в вот это непорядок – одна пачка годовой подписки завалилась между стеной и стеллажом. Потянулся сбоку, рукой достать и отскочил в испуге – стеллаж отошел в сторону, потянув за собой часть стены!

Это была потайная дверь! – Сергей Григорьевич, вынул из портфеля ещё одну папку, и развязав тесемки, стал выкладывать новые фотографии.

– Это я потом все отснял, когда более внимательно и детально обследовал этот тайник.

Вот эта дверь.

Ничего примечательного, деревянная дверь, только вот изнутри обшитая толстым слоем войлока.

– Фонарь мне не понадобился, электроэнергию ещё не отключили и лампочка под потолком осветила комнату довольно приличных размеров. Первое, что бросилось в глаза – массивный деревянный стол, оббитый оцинкованным железом. К ножкам стола, сантиметров тридцать ниже, были приделаны кольца, с которых свисали цепи. На стене, напротив стола – две деревянные маски. Ярко раскрашенные, с выпученными глазами сверкая белоснежными зубами, две образины взглянули на меня. Рядом, на широкой деревянной доске, закреплены несколько топориков, три кривых ножа, разных размеров, две изогнутых пилки, кусачки и пилка по металлу. Прямо над столом свисали две лампы в абажурах. Потом я нашел и выключатель от них. Можно сказать, что больше ничего не было, кроме небольшого журнального столика сиротливо приютившего в углу. На столике стоял плоский белый ящик. Подошел, распахнул. Вот это да! Сразу показалось – набор хирургических инструментов. Присмотрелся – нет, скорее всего, набор для патологоанатома. И знаете, запах, – бывший следователь, хотя чего это я заладил? Бывший, да бывший? Вот как все раскладывает по полочкам!

– Запах там был такой специфический! Сначала он мне напомнил запах мясной лавки, только вот более тяжелый, затхлый, с таким настоявшимся душком тлена и какой-то гнили, что даже холодок непонятного ужаса пробежал по спине! Стены этой комнаты, были выкрашены голубенькой краской, но во многих местах её прорезали замысловатые трещины, в которых так разрослась плесень, что они стали похожи на лианы. Пол так же был покрыт слоем зелени, которая, казалось, тихо шуршала под ногами.

Осинцов, торопливо достал несколько фотографий:

– Это вот маски, а это топоры…. Вот стол, а это – ящик с медицинскими инструментами.

Холс, брал одну фотография за другой, внимательно вглядывался. Фото с изображением стола он даже перевернул.

– Сергей Григорьевич, вы не находите что кольца на концах цепей, внутри несколько потерты. Я бы предположил, что сюда продевались ремни или толстые веревки.

– Вы угадали! Вот на этом снимке, стол со стороны стены. На крючках, приделанных к перекладине стола, висели четыре ремня с пряжками. Оказались – ошейниками для собак.

– Вот вы сказали, что сначала приняли эту комнату за лавку мясника. А что вы подумали про стол? – Холс взяв лупу, внимательно рассматривал фотографию

– Пытки! Стол для пыток! – следователь, снова взял пузырек с лекарством, но повременил с приемом его, а только потер ладонью левую сторону груди.

– Болит? – участливо спросил Холс.

– Ноет. Как разволнуюсь, дает о себе знать! Ничего, я почти закончил, осталось рассказать вам о ещё более странном случае. А сейчас, позвольте пояснить вам то, что удалось мне выяснить по поводу этой комнаты…,

– Комнаты пыток? – не выдержал я.

– Увы, это так, комнаты пыток! В тот день, я смог сделать только фотографии этого без всякого сомнения места преступления. У меня была мысль привлечь к осмотру и сбору улик самых лучших специалистов. Но, поразмыслив, я пришел к выводу, что буду работать один. Причин было много, но главная – в этом деле замешанные мои родственники!

– За месяц с небольшим, собрал я весь материал по этой комнате. Самое важное – тут были следы крови. А они были везде, на ремнях, на столе, топорах, ножах и даже стенах!

В этой папке, – Осинцов положил руку на пухлую папку с документами, – акты экспертиз, фотографии, акты сравнения характерных травм и орудий которыми они были сделаны.

И уже под конец обследования этого места, без сомнений большого количества преступлений, когда я обследовал пол и стены с помощью металлоискателя, мне удалось найти главную улику. Вот взгляните, что я нашел под слоем плесени и пыли!

Четкая фотография двух обломков пилы по металлу и ещё одна легла сверху. На ней два обломка соединились вершинами, и низ замкнул небольшой треугольный осколок.

– А вот это чрезвычайно интересно! – встрепенулся Холс, – это же тот осколок, что был найден в могиле семнадцать, по-моему? – он взглянул на схему захоронений.

– Да, это тот самый осколок! Он то и замкнул круг – все жертвы, что были закопаны на поляне, попали туда из этого подвала!

– Итак, вопрос о том, как они попали туда, в этот подвал и кто творил с ними такие злодейства, остался открытым? – детектив зачем-то померял составленное полотно ножовки и, порывшись в кучке фотографий, вынул одну – стола для пыток.

– Немного не согласен с вами, – запротестовал следователь прокуратуры, – круг подозреваемых для меня был ясен. Три человека могли и должны были иметь доступ в подвал! Сам Вячеслав Михаилович Шиверов, его жена Ольга Андреевна Шиверова и Геннадий Гордиенко. Правда, с последним у меня осталось множество вопросов. Относительно жертв, что прошли через этот страшный подвал, то тут истина не только хоть чуть-чуть проявилась, а ещё больше запуталась! Анализ следов крови, на столе, стенах и инструментах, показал странные результаты – не было ни одной четвертой или даже третьей группы! Только первая или вторая! Причем, второй группы было всего чуть больше тридцати процентов!

– А вот это уже интересно! Выходит, что все жертвы жили в изолированном анклаве?! – настала очередь изумляться мне.

– Или, тысяч десять, пятнадцать лет назад, – мой шеф, схватился было за трубку, но передумал и указал на папку, – акты экспертиз здесь?

– Да, здесь все документы кроме одного, – Осинцов, вынул из портфеля общую тетрадь. Синяя обложка была потрепаны, уголки были загнуты и захватаны грязными руками.

– Вот эта тетрадка, точнее записи в ней, и есть ключ к разгадке не только тайны подвала, но и страшной поляны полной могил! – он не спешил передавать тетрадь.

– Размышляя над этими двумя делами, я не сомневался, что все это звенья одной цепи. Если улики прямо связывали подвал пыток и поляну, то результаты экспертиз порой не только противоречили, этим уликам, но и заводили все дело в тупик. Двадцать восемь лет, я упрямо выстраивал логические цепочки, двадцать восемь лет я пытался понять, откуда взялись все эти юные жертвы, и только год назад ко мне попала в руки эта тетрадь. Этот дневник несчастной жертвы слабоумия, это дневник убийцы. А может и судьи, а также и палача супруг Шеверовых. Это дневник Геннадия Гордиенко!

Мы в изумлении уставились на Осинцова.

– Да, да! Этот дневник он вел последние пять лет своей жизни. Дело было так: в этой психбольнице, куда поместили Геннадия после двойного убийства, лечился некто Волжанин. Какой-то вид шизофрении. Так вот возомнил себя он учителем, наставником и вообще опекал убийцу. Тот, своим детским умишком почуял доброту и потянулся к Волжанину. Он от избытка времени и добрых чувств, стал учить Геннадия читать и писать. И признаться преуспел в этом деле! Нет, его ученик не превзошел учителя, а вот выражать простейшие мысли, корявым и почти не понятным языком, это да! Год назад Гордиенко умер и унес с собой столько тайн, что их хватило бы на несколько детективов. А Волжанина выписали, и он принес эту тетрадь в милицию. Принес и упрямо твердил, что это очень важные записи. Там полистали, ничего не поняли из этих каракулей и сдали тетрадь в архив приходящей документации. Хорошо, что там работал мой знакомый, он то и предал мне эту тетрадь. Из-за прогрессирующей болезни, я не смог прочитать много записей, но даже то, что прочитал, шокировало меня. – Одинцов взглянул на часы, – однако мне пора, в госпитале меня сегодня ждут до обеда. Вот тут, на обложке папки я записал все фамилии и адреса, это мои хорошие друзья и знакомые. Они вам помогут. Тут есть и номера телефонов госпиталя, мой номер и номера моих сыновей. Если что – помогут деньгами. Это на тот случай если вы поедете в Красновишерск. А вы поедете, я это точно знаю! Распутайте это дело! Оно под силу только вам! – Бывший старший следователь областной прокуратуры, Осинцов Сергей Григорьевич, встал, положил свой портфель поверх вороха документов и фотографий, и, пожав руки нам, вышел из кабинета.

На крыльце, он ещё раз попрощался с нами и шагнул к услужливо распахнутой двери такси.

– Прошу прощения! Чуть не забыл. Вот эту записную книжку я нашел в спальне Шеверовых. Ничего необычного – несколько адресов, все городские, телефоны и словарь иностранного языка. Сразу ничего необычного я не заметил. Думал, что хозяин записной книжки готовился к поездке в экзотическую страну. Вячеслав Михаилович бывал в нескольких тропических странах. Позднее, когда интернет вступил в полную силу, я попытался найти в нем смысл нескольких слов. Безрезультатно! Нет, поисковики интернета реагировали на некоторые слова, но исправляли смысл. Вроде, похоже, но всегда с ошибкой, да и произношение не то. Возьмите, может эта книжка что-то большее может вам сказать. Прощайте, господа! И пусть удача сопутствует вам в поиске истины! – я взял небольшую, коричневого цвета книжицу.

Такси скрылось, а мы стояли и смотрели вслед необычному посетителю.

– Идемте, Владимир Николаевич, – повернулся ко мне Холс, – надо систематизировать документы, разложить фотографии в хронологическом порядке. Да и свои мысли привести в норму.

Часа два, мы, перебрасываясь короткими репликами, разбирали фотографии. Чертили схемы, делали короткие хронологические записки. Холс послал Маргариту Сергеевну в магазин, предварительно показав фотографию пилы по металлу. Шеф, постучав пустой трубкой по ладони, принял решение:

– Дождемся Одинцова. Вместе поедем в Пермь. Вы, Владимир Николаевич, сканируйте дневник Гордиенко. Думаю, чутье старого сыщика не подведет, и нас там много ждет интересного.

Ох и помялись мы с этой тетрадкой! Хорошо, что половина страниц были пустыми, а не исписана каракулями умственно отсталого убийцы.

Три дня, ушли на эти каракули. Признаться, я не все страницы смог прочитать и порой текст больше напоминал египетские иероглифы.

Утром, в четверг, я едва вошел в кабинет шефа, как он, взмахнув рукой, сразу пригласил меня к рабочему столу. Стол этот стоял в углу кабинета и сейчас представлял собой необычайное зрелище – на нем ничего не было! Немного не точно – на пустой поверхности стола лежала схема вычерченная рукой Холса.