Kitobni o'qish: «Сказки старого трубочиста»
Вступление
Мой друг, не мало сказочников в Мире.
Тут Андерсон, Пьеро, и Братья Гримм,
Жуковский… Пушкина прекрасной лире,
Конечно, вместе дань мы отдадим,
Арабским сказкам тыща-одной ночи.
Ершов, Бажов, – нельзя без сказок жить.
Вот, кёнигсбергский Гофман, он то, впрочем,
И вдохновил нас сказки сочинить.
А в этих сказках, милый мой читатель,
Есть и добро, и зло, и друг-мечтатель,
Корчмарь героя губит, Чёрт спасает,
А хитроумный кот с огнём играет
На кузне у слепого кузнеца.
Ну, в общем, приключеньям нет конца.
Там рыцарей могучих злые рати,
То грустный, то весёлый Трубочист.
Есть умный дрозд, есть и Русалка, кстати,
И Бургомистр, что на руку не чист.
Там золото важно и медный грошик
И в сказках радостный конец не зря.
Там девочке найдётся принц хороший
И увезёт в дворец из янтаря.
Фанатам Винни-Пуха и Незнайки
Я целый день рассказывал бы байки
В том домике, что с виду неказистый.
Вы приходите в домик Трубочиста,
И в нём, когда наступит темнота,
Увидим хитроумного кота.
Сажей, чёрной сажей, друг мой Саша Трубочист
Нарисует облака белее снега … (Андрей Беренёв)
В поисках счастья
Счастье всегда кажется маленьким, когда держишь
его в руках, но отпусти его – и сразу поймешь,
насколько оно огромно и прекрасно. (Максим Горький)
Распухший от натруженного, мутного дыхания города, оранжевый диск солнца медленно наползал на журавли башенных кранов в порту. Тёплый июньский день подходил к концу. Это был один из тех, первых летних, когда ясно понимаешь, что уже не хочется находиться на солнце, а предпочитаешь прятаться в тенёк. Город привычно трудился, пропихивая потоки возвращающихся по домам машин, через пробки на светофорах.
В самом центре Калининграда по острову Канта прогуливался наш герой. Спустившись по лестнице эстакадного моста, он шёл по направлению к Кафедральному собору, любуясь яркими красками, в которые вечер расписывал остров, подчёркивая и без того сочную зелень недавно остриженной травы. Стройные ряды деревьев, выросшие на битом кирпиче разрушенных войной зданий, бросали длинные тени на величественные стены древнего собора, обретающего под лучами вечернего солнца вид янтарного дворца.
Когда–то, плотно застроенный домами остров Кнайпхоф, в далёком 44-м был полностью разрушен варварской бомбардировкой англичан, понявших, что город достанется русским. И вот теперь, сбросив руины, как старую изношенную одежду, остров преобразился в прекрасный парк, сохранив от прежнего вида только шляпу, которой можно назвать восстановленный Кафедральный собор. Он уцелел благодаря своим крепким стенам, но в большей степени благодаря тому, что рядом похоронен великий философ Иммануил Кант. Партийные чиновники эпохи СССР так и не решились снести Собор, справедливо опасаясь мирового общественного осуждения. Впрочем, это не помешало им разрушить не плохо сохранившийся по соседству Королевский замок – гордость старого Кёнигсберга, назначив его логовом тевтонских завоевателей, а на его месте воздвигнуть Дом советов, недостроенный каркас которого уродливой бородавкой торчит на самом высоком месте города.
Трубочист, а именно так все звали нашего героя, иногда появлявшегося на улицах города, был из тех чудаков, благодаря которым жизнь в нашем суетном мире приобретает для кого-то некий антураж романтики, для кого-то вкус острой приправы к привычному блюду, и уж, конечно, ореол сказочности для тех детей, кто ещё не утратил веры в волшебство. Чуть выше среднего роста, худощавый, он был одет во всё чёрное. Двубортный, слегка приталенный кожаный сюртук, надетый поверх белой рубашки, украшали два ряда крупных металлических пуговиц. Чёрные, тоже кожаные штаны были подпоясаны широким ремнём, на котором с левой стороны на верёвке висел блестящий, размером с два мужских кулака шар. Чёрный цилиндр с цифрой 001 и стилизованным изображением кота венчал голову нашего героя. Если бы не седые длинные волосы, точащие из-под цилиндра до самых плеч, да не такие же седые усы и бородка, то он, со своей пружинистой походкой, мог бы спокойно сойти за молодого человека.
Сквозь лёгкий шумок суетливого города, не нарушавший величественной атмосферы парка, Трубочист уловил тоненький звук флейты. Очнувшись от задумчивости, навеянной созерцанием окружающих красот, он сразу же направился в сторону лужайки у правой стены собора, откуда доносилась мелодия.
Это была стройная девушка в длинном розовом платье с коротким рукавом. Она играла на небольшой дудочке грустную мелодию. Вокруг никого не было. «Наверное, она только что пришла, – подумал Трубочист, – зеваки ещё не успели собраться».
– Как тебя зовут, – спросил он, когда девушка закончила играть.
– Варвара, – смущённо улыбаясь и приятно картавя ответила девушка. При этом она с явным любопытством разглядывала необычный наряд Трубочиста.
– Вряд ли в нашем городе можно найти более подходящее место, чтобы показать людям свою необыкновенность, ведь так Варя? – сказал Трубочист, как бы намекая девушке, что и она в своём платье выглядит не совсем обычно.
– Да, пожалуй.
– Как ты тут оказалась Варвара? – немного картавя, подражая девушке, дружески спросил Трубочист.
– Я учусь в музыкальном колледже, а на Остров прихожу поиграть, когда есть свободное время и хорошее настроение.
– Ты знаешь кто я?
– Да, – ответила девушка, – я видела Вас недавно на празднике «День Города», и страничку в интернете тоже.
– Ясно, а ты в приметы веришь? – спросил Трубочист, думая о чём бы ещё поговорить с девушкой.
– Да, но не во все, – и она простодушно улыбнулась.
– Хочешь потрогать мою пуговицу и загадать желание?
– Нет, – засмеялась Варвара, – мне ничего не надо, у меня уже всё есть.
– Так значит ты счастлива?
– Да, я счастлива! – весело крикнула девушка и закружилась в танце, наигрывая на своей маленькой дудочке весёлую мелодию.
………………………………………………………………
– Катя, Лиза, дайте деду поесть спокойно.
– А ты с нами потом поиграешь?
– Шантажистки, – беззлобно буркнул Трубочист.
Он имел обыкновение ужинать в компании своих внучек пяти и семи лет, которые бесцеремонно ошивались в его домике, постоянно шумя и приставая к деду с обычными в их возрасте вопросами, всеми силами стараясь привлечь к себе его внимание.
– Деда, деда, смотри как я умею, – верещала Лизка, тут же делая колесо или шпагат. Катя, обернув шею лисьим хвостом, бегала то к зеркалу, то к Трубочисту, пытаясь заслонить собой весь остальной мир.
Трубочист задумчиво жевал, не придавая значения тому, что ест. Он вспоминал встречу с девушкой у собора. «А ведь я уже видел это счастливое лицо, … и платье», – подумал Трубочист. В голове кружились обрывки воспоминаний. Вдруг он замер … и ясно осознал, что помнит всё. Медленно встав из-за стола, будто бы боясь вспугнуть мысли, Трубочист прошёл в свою комнату. Он плотно затворил за собой дверь, как бы давая всем понять, что ему надо побыть одному. Подойдя к старинному шкафчику, Трубочист извлёк из его глубин подсвечник с оплывшей свечкой, массивную чернильницу, большое гусиное перо, и расставил всё это на небольшом столике у окна. Он всегда так делал, когда садился записывать свои воспоминания. Вот и сейчас, установив всё на свои привычные места, Трубочист сел на стул и достал из потёртого кейса видавший виды ноутбук. Глядя куда-то в одному ему ведомую даль, он машинально, стараясь не потерять мысль, открыл крышку компьютера, выждал, пока тот загрузится и не спеша, одним пальцем напечатал:
«Сказка про девочку в розовом платье»
…
Боммм, – часы на башне городской ратуши начали свой отсчёт.
Боммм, – Трубочист крупным неторопливым шагом пересекал базарную площадь со стороны северных ворот по направлению к парадному входу в ратушу.
Боммм, – Раки! Варёные раки! Эй, Трубочист, купи раков, – громко прокричал знакомый торговец.
– Завтра куплю.
– Вчера ты говорил то же самое.
– Подожду пока ты наловишь по крупнее, – с улыбкой бросил ему Трубочист.
Боммм, – четыре, – отметил про себя Трубочист, – ещё уйма времени. – С каждым ударом колокола расстояние до ратуши сокращалось на добрых десять шагов.
Боммм, Трубочист силился и не мог вспомнить, – как так случилось, что ему каждый день ровно в полдень приходится ходить в ратушу к Бургомистру, чтобы получить за свою работу небольшую монетку – один грош. Её едва хватало, на миску похлёбки в трактире, и если бы не сердобольные горожане, иногда подкармливавшие его чем придётся, он помер бы с голоду.
Боммм, – Наверное, так было всегда, – бубнил про себя Трубочист.
Боммм, – Наверное, и мой отец ходил в полдень за своей монетой в ратушу.
Боммм, – И дед тоже.
Вдруг слух Трубочиста уловил совершенно необычный для базарной площади звук. «Что это?» – насторожился он, сразу перестав думать о своём, и ища глазами источник звука. Чтобы лучше слышать ему даже пришлось приоткрыть рот. И вот, сквозь шумы базарной площади, с её многочисленными торговцами и прочими горожанами, он уловил мелодичное пение. Оно слышалось со стороны одной из ниш под арочными проёмами цокольного этажа здания ратуши, справа от парадного входа. Пройдя ещё несколько шагов, Трубочист увидел хрупкую девочку лет двенадцати, стоявшую в нише под аркой. Чистым высоким голоском девочка пела песенку:
– Там, где во поле ручей, ручеёк,
Я сорву себе цветочек, цветок,
И сплету себе веночек, венок,
Вместе с иволгой спою.
Там, где во поле ручей, ручеёк,
Во родимый уголок, уголок,
Пусть уносит ветерок, ветерок
Эту песенку мою.
Боммм, – оглушительно прогремел колокол часов прямо над его головой, возвращая Трубочиста к реальной жизни. Его мозг подсознательно продолжал отсчитывать удары колокола, и это был уже десятый. «Надо торопиться, Бургомистр не терпит, когда опаздывают».
…
Город, где происходили описываемые события, был обыкновенным небольшим городком в небольшом государстве, где правил небольшой монарх, а именно герцог Брун… нет, герцог Бран…, Грюн…, ну вот, совсем вылетело из головы. Хорошо, давайте будем называть его просто Герцог. Так вот, наш городок был ничем не примечателен. Разве что запахом водорослей и сосновой смолы от деревьев, густо росших на побережье, да ещё иногда тем, что с моря находившегося неподалёку, налетали чайки и нагло отбирали у голубей их законный корм, а то и просто воровали из-под носа у горожан выложенную для продажи еду. При этом, они поднимали жуткий галдёж, и люди понимали, что в море бушует стихия, и на чаек не злились, скорее наоборот, подкармливали их чем придётся, то рыбёшкой, то хлебом, считая, что в каждой чайке живёт душа погибшего в море рыбака.
В центре городка, как и положено, была базарная площадь, этакий центр деловой и культурной активности населения. Тут были торговые ряды, где местные крестьяне выкладывали свои продукты, лавки ремесленников, и прочие атрибуты подобных мест, где каждый мог что-либо купить, продать, поболтать с другими людьми, узнать свежие и не очень новости.
По краям базарной площади располагались приличные дома, имеющие для города важное значение. Среди них особо выделялась городская ратуша – красивое двухэтажное здание из красного обожжённого кирпича с высокой башней в центре. Не так давно в башне были установлены часы с колокольным боем и люди перестали определять время по солнцу, а слушали сколько раз пробьёт колокол. Остроконечную крышу башни украшал флюгер в виде Русалки, как бы подчёркивая близость города к морю.
Кроме ратуши, вокруг площади в домах располагались магазины купцов, трактир, аптека, гостиные дома и дома зажиточных горожан. Как правило, это были двухэтажные, с мансардами, кирпичные дома, каждый из которых не копировал другие, а имел свою изюминку, или, если хотите, свой архитектурный изыск. Дополняло картину не слишком большое, очень старое, но ухоженное здание церкви, сплошь увитое диким виноградом. Его местами зелёная, а местами красная листва, скрашивала мрачность ранней северной готики, в стиле которой была построена церковь. Всё это придавало площади свой неповторимый, близкий сердцу каждого горожанина вид. Впрочем, для бывалого путешественника подобные городки были все на одно лицо, и в памяти выделялись только теми событиями, а ещё лучше приключениями, которые случались в том или ином городе.
Чем дальше от центра, тем проще становились дома, а на окраинах они были совсем крохотными и едва просматривались сквозь густую зелень бузины и сирени.
Город располагался в живописной холмистой местности, кое где поросшей лесами. Рядом с городской стеной протекала река. Вдали на горизонте виднелись контуры некогда могучего рыцарского замка, который с появлением артиллерии потерял своё значение и потихоньку приходил в упадок.
Стоит заметить, что эта часть Европы, считающаяся южной Прибалтикой, по сути представляет её северную часть, а упоминание о юге, никак не может обогреть дома горожан, вынужденных делать это путём разведения огня внутри жилища. А как иначе, когда в отдельные годы зимой замерзают не только реки, но и само море. С тех пор как в Европе наступил дровяной голод, в домах обычные очаги с открытым огнём уступили место печкам-голландкам, более экономичным и эстетичным. Они быстрее нагревались, дольше сохраняли тепло, и были пригодными как для обогрева, так и для приготовления еды. А для еще лучшего удержания тепла печи обкладывались кафелем или изразцами, представлявшими иногда настоящие произведения искусства. Топить их можно было более доступными чем дрова углём и торфом. Крыши домов в городах покрылись лесом труб. Профессия трубочиста приобрела исключительную важность. Чтобы избежать пожаров, которые часто возникали от скопившейся в трубах сажи, домовладельцев обязывали чистить трубы чуть ли не каждый месяц, иначе им грозил крупный штраф.
Известно, что трубочисты это худые или очень худые люди, ведь чтобы поместиться в дымоходе очага или камина полнота не нужна. Тут, пожалуй, лучше всего подойдёт ребёнок, и это часто использовалось, пока люди не осознали, что такая эксплуатация детского труда неприемлема, так как маленькие трубочисты ввиду особой вредности сажи не доживали до взрослого возраста. Когда печной прогресс шагнул вперёд, дымоходы стали меньше по размерам и более извилистыми. И в принципе, это стало хорошим нововведением – большое количество ходов и колен улучшало тягу. Но вот забиваться сажей такие ходы меньше не стали, и чистка им была необходима еще чаще, чем прежним прямым и широким дымоходам. Чтобы не лезть в трубу, что стало в принципе невозможным, были придуманы грузики с ёршиками-щётками. Но всё равно, трубочисты продолжали оставаться худыми. Если бы на улице появился толстый человек в одежде трубочиста, это вызвало бы смех и удивление, никто бы не поверил, что он настоящий. Что же касается одежды трубочистов, то тут у несведущего человека в первую очередь вызывает удивление высокий головной убор, эдакий аристократический цилиндр – ведь казалось бы прикрыть волосы от сажи вполне достаточно небольшой шапочки. Но тут прослеживается сугубо практический подход – высокий цилиндр спасал головы трубочистов от нередко падающих на них сверху камней и кирпичей, амортизируя удар. Кроме того, находясь на крыше, трубочист складывал в цилиндр мелкие инструменты, что также было очень удобно.
С давних пор трубочист считался особым человеком, покрытым ореолом тайны: он ежедневно рискует жизнью, но при этом всегда остается цел и невредим, что, безусловно, говорит о его редком везении; опять же, эта постоянная связь с огнём; а цилиндр, зачем его носить простому работяге? А тут ещё, как уверяет народная молва, в средневековой Европе аристократы, и просто богатые люди отдавали своих детей в трубочисты для того, чтобы отпрыски могли почувствовать жизнь простого рабочего человека, а затем стали достойными правителями своей страны или продолжателями дела отца. В связи с этим, к трубочистам всегда было уважительное, можно даже сказать, почтительное отношение. Попробуй, оскорби его случайным словом или косым взглядом, а вдруг он окажется сыном знатного лорда. Словом, люди решили, что встреча с этим знатоком всех крыш чердаков и дымоходов сулит им счастье. Самые скромные при встрече с трубочистом просто загадывали желание, более решительные старались прикоснуться к пуговице на камзоле, а уж если набраться наглости и оторвать её, то удачи точно не миновать.
Однако, вернёмся к ратуше. Ровно в полдень с последним двенадцатым ударом колокола часов Бургомистр приказал страже открыть дверь. Большая двухстворчатая дверь распахнулась, и Трубочист, а с ним ещё несколько городских работников, поднявшись по широкой лестнице, вошли в просторный зал, в конце которого за небольшим резным столом восседал Бургомистр. Солнечные лучи, пронзая цветные стёклышки больших витражных окон, разноцветными пятнами разбегались по паркету и стенам. Трубочист любил разглядывать витражи. Цветные стёклышки действовали на него с какой-то особой необъяснимой магией. Он мог часами глазеть на витражи в ратуше и церкви просто так, не вдаваясь в подробности сюжетов и тайных символов, отображённых в этих произведениях искусства, как бы заряжаясь их энергетикой.
«Следующий, – услышал он голос Бургомистра и с трудом оторвал взгляд от витражей. – Бери свои деньги и проваливай».
Трубочист вдруг понял, что Бургомистр похож на варёного рака. Луч света, прошедший через красное стёклышко витража, так подсвечивал лицо с глазами на выкате, что сходство было поразительным и смешным. Улыбнувшись сделанному открытию, Трубочист взял из рук Бургомистра грошовую монетку, щелчком большого пальца подбросил вверх и, ловко поймав её в кулак, направился к выходу.
…
Проводив взглядом последнего посетителя, Бургомистр удалил стражу и запер изнутри двери на ключ. Он служил Бургомистром уже много лет и все эти годы ему удавалось обирать людей, набивая деньгами свои сундуки. Жители города когда-то сами выбрали его бургомистром, не подозревая какой алчный человек будет ими управлять. Не успели они опомниться, как оказались обложены многочисленными налогами, изобретательно придуманными выбранным ими же администратором. Горожане платили за пользование дорогами, за освещение улиц, за всякую скотину в хозяйстве, включая кошек и собак, за пользование водой, и за многое другое. В частности, что касается нашего Трубочиста, горожане платили в городскую казну большой налог с каждой печной трубы, а Бургомистр отсчитывал работнику всего один грош. И так же обстояло дело с другими работниками городского хозяйства. Но, что самое главное, значительную часть собираемых денег Бургомистр присваивал себе. Люди конечно догадывались, что выбранный ими администратор не чист на руку, но ничего с этим поделать не могли. Ведь в городе был порядок: улицы были чисты, снабжение работало, здания отремонтированы, и трубы, заметим, регулярно чистились. А то, что городским работникам платились гроши: «Так это нас вроде не касается» – рассуждали горожане.
Нельзя сказать, чтобы Бургомистр обкрадывал горожан слишком рьяно, ему хватало ума не переступать ту грань, за которой могут возникнуть необратимые для него последствия. Больше всего он побаивался, что Герцогу – правителю страны, может не понравиться состояние города и его жителей, а тогда ему уж точно несдобровать. Словом, это был обычный администратор, которых и сейчас пруд пруди. Вот если бы я сказал вам, что это был кристально честный человек, вы бы мне не поверили и скорее всего рассмеялись.
Разумеется, были вещи на которые Бургомистр денег не жалел: Во-первых, это стража, что следила за порядком в городе, охраняла городские ворота, общественные здания и его самого; а во-вторых, когда подходил срок очередных выборов главы города, Бургомистр не жалел денег на подкуп, а если надо и на запугивание людей, продлевая всякий раз таким образом своё правление. В конце концов люди рассуждали примерно так: «Жить можно, а с другим, как бы хуже не было».
…
«Вот так работаешь, работаешь, а денег только на еду и хватает», – ничуть не унывая вздохнул Трубочист выходя из ратуши.
– Там, где во поле ручей, ручеёк,
Я сорву себе цветочек, цветок …
Худенькая девочка всё ещё пела в нише под аркой. Трубочист подошёл поближе. Казалось бы, весёлую песенку девочка пела с какой-то глубокой грустью, даже, пожалуй, с отчаянием. Сердце Трубочиста захлестнула жалость. «Есть на свете кто-то, кому хуже, чем мне», – подумал он.
– Кто ты, что ты здесь делаешь? – спросил Трубочист, когда девочка закончила петь.
– Я Луиза, живу на окраине за городской стеной по дороге к замку.
– Кто твои родители? – продолжил он, оглядывая очень скромное одеяние девочки.
– У меня никого нет, я живу одна.
– Как так одна?
– Родителей я не помню, а дедушка, с которым я жила, недавно помер.
Большие, голубые глаза девочки наполнились слезами.
– Прости, не хотел тебя огорчать. Вот возьми, – и Трубочист протянул девочке свой грош.
– Спасибо, – тихо сказала девочка и взяла монетку.
Трубочист успел заметить искорки радости в голубых глазах Луизы, от чего и у него на душе стало как-то по-особенному благостно.
И тут монотонную суету базарной площади прорезал громкий звук фанфары, а затем загрохотала барабанная дробь. В центре площади, взобравшись на телегу, стоял глашатай. Рядом на мостовой барабанщик и фанфарист созывали народ.
– Граждане города, – начал глашатай, – наш достопочтенный Герцог начинает строительство нового дворца. Он уже выбрал место, и это место рядом с вашим городом. Герцог приглашает на работу мастеровых людей и всех желающих, кто хочет потрудиться на благо нашего монарха и отечества. Каждый, кто согласится, получит достойное вознаграждение за свой труд, согласно стараниям и мастерству.
«Вот он мой шанс изменить жизнь», – подумал Трубочист.
– Эй, уважаемый, запиши меня, я согласен послужить Герцогу, – громко крикнул он глашатаю.
– Подходи, – пригласил тот.
– Прощай, Луиза, – уходя махнул он девочке рукой, – иду искать своё счастье.
– До свидания, – шевельнула губами Луиза, прижав кулачок с монеткой к груди.
…
Герцог был не плохим правителем, умевшим сочетать рациональное правление своим народом и землями с весёлой жизнью не бедного монарха. Он ловко избегал участия в военных конфликтах и амбициозных, но слишком затратных проектах, разоривших не одно государство. Его небольшое герцогство процветало, а народ был в принципе доволен, глядя как бедствуют соседи, хлебнувшие горя от непутёвого правления через чур алчных правителей, ввязавшихся в недавно прокатившуюся по всей Европе многолетнюю войну, в результате которой некоторые монархи вместо новых приобретений потеряли то, что имели.
Да видно так уж устроен человек: казалось бы, всё у тебя есть, чего ещё надо, но нет, всегда ему хочется чего-то большего. Вот так и у Герцога была навязчивая, честолюбивая мечта сделать что-то такое, что прославит его правление в веках. Он окружил себя творческими людьми – учёными, музыкантами, художниками, искусными мастерами – и всячески покровительствовал им в надежде, что это поможет ему сделать нужный выбор. И вот, наконец, когда в его краях были найдены большие залежи янтаря, он решил построить необыкновенный дворец и украсить его этим чудесным камнем. Вскоре было выбрано место под будущий дворец. Оно находилось недалеко от старого рыцарского замка, вблизи описываего нами городка. Обветшавший замок за ненадобностью решено было снести, но пока будет строится дворец, его хотели использовать как хранилище стройматериалов и жилище для рабочих.
Место для дворца Герцог считал удачным, с чем трудно не согласиться. Оно располагалось среди живописных холмов, не далеко от реки. Рядом пролегала важная дорога.
– Вот тут мы разобьём большой парк, а здесь главный фонтан, там и там – ещё фонтаны, – объяснял архитектор свой план Герцогу. Они стояли на небольшой возвышенности в пока ещё чистом поле, и обсуждали детали проекта.
– Отменно, добавьте ещё пруд с лебедями где-нибудь тут, – Герцог показал пальцем понравившееся ему место на лугу.
– Хорошо, но тогда придётся слегка поменять планировку парка.
– Ну так поменяйте. Лучше это изначально сделать на бумаге, чем потом перестраивать.
Герцогу в принципе нравился проект дворца, в который он уже вложил столько сил и стараний, но в его голове постоянно рождались новые идеи, и он понимал, что не осуществи он их сейчас, потом уже не получится.
…
Солнце клонилось к закату, когда Трубочист вошёл в ворота старого замка. Собственно, ворот, как таковых, и не было, просто проход был перегорожен бревном, которое поднималось за один конец при помощи верёвки. Пройдя во внутренний двор, Трубочист узнал у первого же встреченного им человека, где принимают на работу. Ему указали на ту часть замка, где через распахнутые окна были слышны голоса и тускло мерцал свет. Пройдя в указанном направлении, он отыскал дверь и вошёл внутрь. Это был большой зал с колоннами, сводчатым потолком и огромным дубовым столом по средине. В зале было много людей. Часть из них стояли по сторонам небольшими группами и о чём-то беседовали, другие ели за большим столом. В противоположной от входа стороне нещадно дымил огромный камин.
– Где тут главный, что принимает на работу, – спросил Трубочист, озираясь по сторонам. Ему показали на управляющего делами – богато одетого вельможу, который сидел на большом кованом сундуке рядом с маленьким столиком. К нему по очереди подходили работники и объясняли – кто они и что умеют. Управляющий записывал работника в тетрадь и назначал на ту или иную работу. Дождавшись своей очереди Трубочист подошёл и тоже начал было объяснять, но управляющий прервал его на полуслове.
– Вижу, знаю, очень нужен, хорошо, что пришёл. Кхе-кхе, – откашлялся он в кружевной платок, – видишь, как дымит камин, совсем дышать нечем, приходится окна держать открытыми, а по ночам уже прохладно.
– Трудно не заметить, – ответил ему Трубочист.
– Сможешь наладить отопление в замке?
– Ну а почему нет, дело привычное.
– Тогда приступай. Кто там следующий?
– Э...., а как с оплатой?
– Работай, не обижу, – и Управляющий многозначительно хлопнул ладонью по крышке сундука.
…
Утро выдалось туманным. Нагретая за день земля выдыхала из себя лишнюю влагу в прохладный утренний воздух, заполняя густой, белой пеленой низины между холмами. Трубочист, выйдя наружу с удовольствием сделал несколько глубоких вдохов, освобождая лёгкие от спёртого воздуха ночлежки. Всю ночь ему снились толпы закованных в доспехи рыцарей. Они бряцали оружием и отчаянно сквернословили. Впрочем, ничего удивительного в этом нет, – на новом месте всегда снятся новые сны, тем более, что Трубочист ночевал в помещении, куда постоянно, спотыкаясь в темноте, приходили и уходили люди, такие же наёмные работники как он.
Плотно позавтракав в шумной кампании других работяг, Трубочист принялся за дело. Перво-наперво он убрал с макушки каминной трубы старое аистиное гнездо. Затем, спускаясь по верёвочной лестнице в довольно широкий дымоход внутри трубы, он отчистил от толстого слоя сажи весь дымоход сверху до низу, изрядно напугав людей, когда чумазый вылез из камина. Закончив с каминной трубой он принялся за небольшие очаги в разных помещениях замка. При помощи тяжёлого железного шара и жёсткой щётки он очистил от мусора и сажи все дымоходы. Эта работа заняла ещё пару дней. Наконец, когда все нужные трубы были приведены в порядок, Трубочист пришёл к Управляющему и попросил оплату.
Был поздний вечер. В большом зале как всегда было много народу. Весело потрескивали поленья в камине.
– Ты хорошо поработал, Трубочист, – сказал Управляющий, – вот твоя награда, – при этом он открыл сундук, на котором только что сидел и достал из него крупную золотую монету.
– Это мне? – удивился Трубочист, – он никогда не держал в руках такие деньги. На этот золотой можно было безбедно жить целый год, ничего больше не делая.
– Бери, бери, заработал, хотя постой, выполни ещё одно задание.
– Какое ещё задание, – обрадованный щедрой оплатой Трубочист готов был хоть горы свернуть, если попросят.
– В разрушенной части замка, на другой стороне, сохранилась одна комнатка, в ней живёт наш Философ, друг самого Герцога. Он не любит людской суеты и предпочитает одиночество. Наверняка он мёрзнет по ночам. Помоги ему с печкой или камином, не знаю, что там у него.
– Конечно, сделаю всё что могу, пойду прямо сейчас.
– Вот-вот, – дружелюбно кивнул Управляющий и переключился на другие дела.
…
Трубочист в приподнятом настроении шёл в другой конец замка, напевая песенку:
Вот уже почти полсотни лет
Не богат я и не нищий.
Чистил трубы мой отец и дед,
И я тоже трубы чищу.
С противоположной стороны замок представлял собой развалины без крыши. Лишь в одном месте в углу, где стены второго этажа ещё не совсем обвалились, внизу сохранилось нечто вроде небольшой каморки с крохотным окном, из которого струился сизый дымок. Трубочист опытным взглядом определил, где может быть расположена труба. С трудом среди битых камней ему удалось разглядеть остатки дымохода. «Ладно, – подумал Трубочист, – труба есть, посмотрим, что там за печка», – и он направился к каморке.
– Входи, не заперто, – услышал Трубочист подходя к двери голос жильца. Хруст его шагов по мелким камням был хорошо слышен.
– Что это ты такой радостный, будто тебе счастье привалило? – спросил появившегося на пороге Трубочиста обитатель коморки, на секунду оторвавшись от чтения книги.
Трубочист вошёл, прикрыл входную дверь и осмотрелся. Кругом, где только можно, лежали книги, много книг. В углу был небольшой каминчик, видимо его только что пытались растопить, но тяги не было, дым пошёл в комнатушку, и теперь потихоньку уходил в открытое окно. Сам Философ, сидя в кресле, кутался в толстый плед, а большой кудрявый парик скорее служил тёплой шапкой, нежели украшением головы. Он был средних лет, приземист, склонен к полноте, но ещё не толстяк. Большие, голубоватые глаза, как бы сверлили собеседника, но взгляд был добрым.
– Как же не радоваться, – с улыбкой ответил ему Трубочист, – я сегодня разбогател и чувствую себя самым счастливым человеком на свете.
– А ты считаешь, что счастье в деньгах? – Философ отложил книгу и повернулся к Трубочисту.
– Конечно, а в чём же? – с детской непосредственностью, как само собой разумеющееся, бросил Трубочист.
– Для меня, например, счастье сидеть в тепле и читать любимую книгу, – заметил Философ.
– Что касается тепла, то я как раз пришёл заняться этим вопросом. А вот про счастье я не совсем понял. Если у меня есть деньги, всё остальное я себе куплю.
С этими словами Трубочист сунул голову в потухший уже камин и посмотрел снизу-вверх. Ничего хорошего вид дымохода не предвещал. «Видимо, полностью забит хламом от давно обрушившейся крыши. Придётся основательно повозиться», – понял он.
