Kitobni o'qish: «Бабье царство»

Хочешь быть королём?

Сначала согласуй с бабушкой.

Вступление

Есть на свете места, где у мужчин ноги в пыли, а у женщин – слово за главного. Где мудрость передаётся по женской линии, как фамильный казан, и где главный закон – не громкий приказ, а тихий взгляд бабушки. Сюда не попадают – сюда втягивает, как воронку, и уже не отпускает: сначала ты гость, потом зять, а дальше и вовсе родной, с чайником в руках и вопросом на устах: «Мама Айша, а можно я тоже приму участие в семейном совете?»

Это рассказ не о матриархате как системе. Это – о мягкой власти, что держит семьи, и о логике, которую мужчины называют «женской» только потому, что не умеют её предсказать. Но, как выясняется, она вовсе не нелогична. Просто нежна. А потому – куда устойчивее любого патриархата.

Глава 1: Рога и ковёр

Павел стоял у облупленного забора, глядя на главное здание деревни – длинный деревянный дом с изогнутой крышей, взметнувшейся вверх острыми уголками, словно пара буйволиных рогов. «Дом с рогами, – подумал он ветрено, – надо же! Кажется, сами дома здесь словно самки буйволов – с рогами наперевес, готовые поднять на них любого зарвавшегося самца». Его шутливое сравнение оказалось недалеко от истины: в этом странном краю правили женщины, и резные буйволиные рога на крыше были символом победы древней женской смекалки. Павел передёрнул плечами от утренней свежести и лёгкого трепета: впереди его ждала совсем иная жизнь, непостижимая женская логика этого бабьего царства, куда он по доброй воле забрёл.

Вчера поздно вечером он приехал сюда вместе со своей невестой Аминой. Добираться пришлось долго: сперва самолётом за тридевять земель, потом стареньким автобусом в горы и, напоследок, на попутной телеге по пыльной дороге. Деревня встретила их тихим матриархальным покоем. Ни тебе традиционного сельского старосты-мужчины у ворот, ни шумных парней на завалинке – вместо этого их встретила делегация бойких бабушек в цветастых шалях. Во главе стояла будущая тёща Павла, госпожа Хадиджа, грузная, уверенная женщина лет пятидесяти с крепкими руками. Она и руки им раскинула, улыбаясь, и с дороги первым делом потянула Амину к себе, обняла, зацокала языком от радости. Павлу же достался лишь краткий оценивающий взгляд серых глаз свекрови – будто прикидывала, какого телёнка привела её дочь.

Ночь они провели не вместе. К немалому удивлению Павла, Амина сообщила, что по здешнему обычаю жених в первую ночь должен ночевать отдельно. Ему постелили в боковой пристройке – гостевой комнате, которая явно служила для приезжающих мужей или женихов. «У нас каждая замужняя женщина имеет собственную комнату для супруга, ведь муж здесь – всего лишь гость», – шепнула Амина извиняющимся тоном, целуя Павла на ночь у порога. Он остался один под резным навесом, слыша через стенку вполголоса женский смех – это родственницы обсуждали новоприбывшего. Павел уловил своё имя, смешки, и слова на незнакомом языке. Впрочем, одно слово было понятным – «гость». Да, тут я гость, устало подумал он, засыпая на жёстком матраце.

Утром его разбудил яркий луч солнца и крик петуха. Надев штаны и майку, Павел несмело вышел во двор. Во дворе уже кипела жизнь: женщины, девочки, бабушки – всех возрастов – носились туда-сюда с тазами, вениками, корзинами овощей. Мужчин видно не было, кроме одного долговязого дедушки, который рубил дрова в углу двора, не вмешиваясь ни во что. Увидев Павла, старик только поднял брови и молча кивнул – мол, проснулся, и ладно.

Амина подошла свежая, улыбчивая, сунула ему в руку чашку ароматного чая. Он хотел было обнять невесту, но та лукаво увильнула: не здесь, потом. Видимо, проявлять нежности прилюдно здесь не принято. Зато мать Амины, Хадиджа, хлопнула Павла по плечу:

– Покрепче чай пей, зятёк, день сегодня важный! – сказала она деловито.

– Чем же он важный? – спросил Павел почтительно. Он всё ещё чувствовал себя школьником перед строгой завучем под взглядом этой женщины.

– Ковёр будем покупать, – объявила тёща торжественно.

Павел удивился: купить ковёр – это, конечно, событие, но с чего бы такая помпа? Однако вокруг сразу несколько тётушек и бабушек дружно закивали и загалдели. Из обрывков фраз Павел понял: в честь прибытия молодого мужа надо освежить убранство семейного очага. А значит – новый ковёр.

Через час Павел уже плёлся следом за маленькой процессией: впереди Хадиджа с двумя своими сёстрами, за ними Амина и парочка молодых девиц-родственниц, и замыкал шествие он, одинокий представитель сильного пола. Отряд направился на небольшую базарную площадь у въезда в деревню, где рядком лежали товары приезжих торговцев. Главной целью был лавчонка, где продавались ткани и ковры.

– Ты у нас гость, но ковёр выбираем мы, женщины, – оглянулась на Павла тёща, пока они подходили к рядам. Тон был мягкий, но Павел уловил в нём стальную нотку. Он только развёл руками:

– Конечно, конечно… – хотя в душе немного возмутился. Всё-таки ему жить в этом доме, почему бы и не высказать мнение, какой ковёр стелить? Но он мудро промолчал, решив сначала посмотреть на процесс.

В лавке лавочника-узбека женщины мгновенно окружили стопки ковров, засновали, ощупывая узоры. Павел встал позади них, переминаясь. Его никто не спрашивал. Хадиджа с важным видом отбирала варианты, тётки энергично спорили.

– Этот – слишком красный, глаза резать будет, – заявила одна из тётушек, худая и высокая.

– А этот мелковат, под наш зал не годится, – покачала головой другая, прикладывая ковёр к воображаемому месту.

Амина молчала, только одобрительно улыбалась матери. Павлу же приглянулся один ковёр – сине-зелёный, с геометрическим орнаментом. Совсем не кричащий, а спокойный. Он осторожно тронул Амину за локоть:

– Скажи им, может, вот этот посмотреть? – шепнул он по-русски, указывая глазами на ковёр.

Амина покосилась и перевела предложение вслух. Все женщины разом обернулись на Павла. Он почувствовал себя студентом, сказавшим глупость на экзамене.

– Этот? – переспросила тёща медово, беря синий ковёр и разворачивая. – Почему именно он, Паша?

– Ну… узор спокойный, цвета приятные… – начал было Павел оправдываться. – И размер вроде подходящий.

Наступило молчание. Тётки переглянулись, одна хмыкнула. Хадиджа прищурилась:

– Спокойный узор, говоришь? А цвет что означает, знаешь?

Павел заморгал. Оказывается, цвет что-то означает.

– Э.. нет, а что означает?

– Голубой – это цвет сына, – авторитетно заявила тёща. – Повесим такой ковёр – все решат, будто мы сына родили и празднуем. А у нас дочь замуж вышла, новое колено рода начинается. Нужны цвета земли и плодородия – красный, охра, золотой. Не годится твой выбор, зятёк.

Павел опешил. Вот так причина! Цвет ковра – и такие тонкости. В его мире ковёр выбирают по цене да по рисунку, а тут целая символика. Он смущённо потёр шею:

– Извините, не знал… Конечно, вам виднее.

Женщины сразу смягчились, увидев его раскаяние. Тёща потрепала Павла по руке:

– Вот и ладно. Учись, сынок, разбираться.

В итоге выбрали большой ковёр цвета спелой тыквы с бордовым узором. Лавочник получил деньги – разумеется, их заплатила Хадиджа из общего бюджета семьи, даже не посоветовавшись ни с кем. Здесь мамы и бабушки распоряжаются семейным бюджетом, так что Павлу и в голову не пришло лезть со своими финансами. Он, честно говоря, не знал даже, сколько они отдали – тёща ловко сторговалась на своём языке, и сделка состоялась.

Ковёр торжественно понесли домой. Павел нес угол ковра, хотя женщины уверяли, что сами донесут – их бабий удел таскать хозяйскую ношу. Но совесть не позволила ему плестись налегке. Правда, по дороге тётки шептались и посмеивались, глядя, как он пыхтит под тяжестью. Кажется, здесь не принято, чтобы мужчина надрывался: здесь тяжёлую работу чаще выполняют мужчины, но под присмотром женщин. И точно – рядом шагала молодая женщина с корзиной кукурузы, и Павел видел, что ей явно тяжелее, но никто не бросался у неё отнять ношу. Странно, подумал он, у нас бы сразу помогли даме, а тут иначе.

Дома ковёр разложили в большом общем зале. Стали дружно примерять, куда постелить. Павел предложил по центру комнаты. Но женщины опять переглянулись с видом «ну что с него взять, мужик же, ничего не понимает». И постелили… диагонально, наполовину под большой обеденный стол. Павел чуть снова не возразил – мол, зачем же прятать узор под стол? Но Амина тихонько толкнула его в бок и покачала головой: мол, смирись.

Женская логика этого решения раскрылась за ужином. Оказалось, что по традиции новый ковёр нельзя топтать всем подряд – надо сначала «накормить духов предков»: поэтому ковёр подкладывают под стол, чтобы на нём стояли блюда с едой. Так предки «пообедают», и только после этого через пару дней ковёр можно будет переложить на видное место. Павел слушал это объяснение с открытым ртом. Абсурд? Ещё утром он бы так решил. Но когда вся семья собралась вечерком за столом на ковре, когда поставили тарелки прямо на мягкий ворс, а бабушка рассыпала несколько щепоток риса по углам ковра – он вдруг ощутил что-то трогательное. Будто действительно невидимые предки уселись с ними рядом, и ковёр превратился в скатерть для большой-большой семьи, куда входят и живые, и ушедшие. Абсурд? Нет, красиво. По-своему, мило и даже мудро.

За день Павел ни разу не вспомнил про свой прежний рациональный мир, где ковёр – просто предмет интерьера. Он чувствовал себя героем этнографического романа. Перед сном, устраиваясь опять в своей гостевой комнатке, он записал в блокнот: «День 1. Ковёр: женская логика 1:0 мужской. Надо же – я бы постелил по-другому, а получилось, что и предков почтили, и ковёр целее будет». С этими мыслями он сладко уснул, а из-за стены доносился приглушённый женский смех – тётушки, должно быть, обсуждали его и радовались, что новый гость начинает понимать их порядки.