Kitobni o'qish: «Когда палач придет домой»
Личность, совершающая какой-либо нравственно неблаговидный поступок, старается для себя внутренне оправдать его и представить добрым.
Георг Гегель, «Феноменология духа».
Ясное дело, и палач добрым может быть. И что страдания ему ведомы, тоже правда истинная. Он, поди, сам муку принимает от того, что творит. Он зла к тому не имеет, кого жизни должен лишить.
Пер Лагерквист, «Палач».
Кровь и власть пьянят, развивается загрубелость, разврат; уму и чувству становятся доступны и, наконец, сладки самые ненормальные явления. Человек и гражданин гибнут… навсегда, а возврат к человеческому достоинству, к раскаянию, к возрождению, становится для него уже почти невозможен.
Федор Достоевский, «Записки из мертвого дома».
Схватить его и сорвать с него маску, чтобы мы знали, кого нам завтра утром повесить на крепостной стене!
Эдгар По, «Маска Красной Смерти».
Вы слышали, что грешники отправляются в ад, но это не так. Куда бы ни попал грешник, он создает ад; и куда бы ни попал святой – там небеса.
Религиозный мыслитель Шри Раджнеш.
Часть первая.
Глава 1.
Рука тверда, дух черен, крепок яд,
Удобен миг, ничей не видит взгляд,
Теки, теки, верши свою расправу,
Гекате посвященная отрава!
Спеши весь вред, который в травах есть,
Над этой жизнью в действие привесть!
Уильям Шекспир, «Гамлет».
Это было прекрасное утро. Удивительно хорошая погода для Лондона в конце сентября. Ни мелкого моросящего дождя или снега, ни свинцово-серых туч, ни знаменитых лондонских туманов, которые испарились вслед за викторианской моралью и колониальными войсками, хотя и не в силу естественного хода истории, а по причине глобального потепления, обернувшегося для Европы ужасными холодами после остановки Гольфстрима. По темно-голубому небу лениво ползли, подгоняемые легким бризом, рваные молочно-белые облака, Солнце ослепительно сияло в вышине, небо вокруг него казалось выцветшим полотном, асфальтовая мостовая под ним напоминала преддверье ада, однако нежные дуновения ветра, заботливо окутывавшие мою обнаженную шею, отражали жаркие лучи дневного светила. Одним словом, это было прекрасное утро… для смерти.
Я медленно шел по улице, любуясь прекрасной голубизной утреннего неба, иссеченного черными ножами небоскребов, наслаждаясь солнечным светом и ласковой прохладой ветерка так же, как и тот, для кого это утро было последним. Он шагал посередине почти пустой, несмотря на хорошую погоду, улицы, не оглядываясь и даже не подозревая, что неумолимый Рок в моем лице уже подписал его смертный приговор. Для этого человека чудесное сентябрьское утро было лишь растянутой копией того бесконечно короткого и в то же время бесконечно длинного мгновения, когда палач уже нажал на рычаг, но нож гильотины еще не упал на шею приговоренного, намыленная петля не затянулась на его шее, а электрический ток, уже бегущий по проводам, не пронзил его мозг и сердце.
Это был высокий стройный худощавый старик. Хотя голова его была седа, а лицо изрезано глубокими морщинами, пружинистая походка и гордо вскинутая голова говорили лучше всяких слов, что он не принадлежит к числу легких противников. При взгляде на него мне невольно вспомнился Ганнибал, который, будучи глубоким старцем, принял яд, лишь бы не попасть в руки преследовавших его римлян. И можно долго спорить, что, кстати говоря, до сих пор делают наши историки, прав или неправ был Ганнибал, развязывая вторую пуническую войну, правы или неправы были римляне, преследуя по всему свету великого полководца, но ясно одно – в битвах погибли тысячи ни в чем не повинных людей, и кто знает, не затрави римляне Ганнибала, все ужасы той страшной междоусобицы могли бы повториться. Точно так же и этот старик представлял смертельную угрозу для всего человечества, угрозу гораздо более страшную, чем война, какой бы кровавой она ни была в наш век сверхвысоких технологий. И потому приговор был вынесен, и палач должен был его исполнить. И потому я осторожно шел вслед за своей целью, ожидая, когда мне представится удобная возможность.
Я – палач. Это окутанное налетом романтики слово, пришедшее к нам из далекого Средневековья, наиболее точно определяет мои обязанности. Я – палач, исполнитель приговоров судьи, Пастырь и последний вздох заблудших овец. Не какой-нибудь наемный убийца с пистолетом в кармане и жаждой денег в душе, без единой капли фантазии и творческой мысли, которого боящиеся конкурентов толстосумы называют пошлым словечком «киллер» и нанимают для сведения своих мелочных счетов. Я – существо иного порядка, иного, гораздо более высокого уровня. Пусть официально наши начальники называют нас сотрудниками класса А, а в разговорах между собой оперативниками, исполнителями, охотниками или перехватчиками, но суть-то одна.
Я – Палач, и этим все сказано. Мой долг состоит в приведении в исполнение смертных приговоров, вынесенных беспристрастными судьями, чтобы в очередной раз спасти мир от беды более страшной, чем любая из изобретенных природой болезней. Мне дано право убить. Очень немногие люди знают о самом факте нашего существования, но они хранят молчание, поскольку человечество не должно даже подозревать о том, что мы есть, иначе наша миссия потеряет всякий смысл. Мы должны делать свою работу тайно, и не красный клобук средневекового палача, но непроницаемый покров полнейшей секретности скрывает наши лица.
И именно поэтому я, одетый как обычный праздношатающийся гражданин среднего возраста, но внутренне готовый ко всему, к любому повороту событий, шел вслед за этим высоким худощавым стариком, выжидая удобного момента.
«Черт, опять меня понесло, – с легким раздражением подумал я. – Каждый раз на работе в голову лезет какой-то бред. Особенно когда надо работать. Почему нельзя отключать мозги к чертовой матери, чтобы ни о чем не беспокоиться? Покойникам лучше – им уже не о чем думать. – Я едва не рассмеялся. – И нечем. Так, ладно, надо действовать. Пора».
Моя цель посмотрела на свои старинные наручные часы, резко вскинув руку, и ускорила шаг, направляясь к ближайшей остановке воздушного транспорта. Я отбросил свои несвоевременные мысли и поспешил за ним скользящим шагом. Все мы скользим над пропастью, чье имя – смерть, и лишь немногие избранные, такие как я, почти ежедневно оказываются у этой последней границы и даже пересекают ее.
Я знал, что мишень зовут Альберт Слейд. Он был известным ученым, физиком-экспериментатором, лауреатом нескольких премий, профессором, который помимо научной деятельности в университетской лаборатории читал лекции по спецкурсу «Ошибки экспериментальной науки», а также несколько тем по квантовой физике, название которых мог выговорить только он сам. Через полчаса он должен был явиться в университет, чтобы прочесть своим несчастным студентам очередную лекцию, затем отправиться в лабораторию, а потом домой к детям и внукам. Жизнь большинства людей лучше всего характеризует прочерк между датой рождения и датой смерти, но он – не из таких, он из тех, кто умеет всегда добиваться своей цели, кто оставляет глубокий след в судьбах сотен и тысяч людей. Как и я.
Разумеется, с моей стороны это было явное и дерзкое нарушение тех правил, благодаря которым только и могла существовать наша организация. Я не должен был что-либо знать о своем объекте, кроме описания его внешности и психоматрицы возможного поведения в экстремальной ситуации. Это незнание, как и большинство прочих правил и запретов нашей жизни, имело своей опорой современную науку – психологию, которая говорила, выражаясь языком наших предков, что о чем человек не знает, о том у него душа не болит.
Это было вполне логично – чем меньше палач знает о человеке, которого он должен убрать, тем легче его психика перенесет последствия его действий, особенно если учесть, что любая из наших мишеней была, в общем-то, невиновна. Как бы ни были бесчувственны в большинстве своем профессиональные исполнители, они не смогут безболезненно перенести устранение того, кого знают не хуже своего лучшего друга благодаря предоставленной различными спецслужбами информации, даже если их единственная встреча станет последней.
Впрочем, ликвидация незнакомого человека тоже не проходит бесследно, а сошедшего с ума «охотника» нельзя отправить в психиатрическую больницу как обычного пациента. Да и в спецлечебницу для сотрудников наши больные тоже попадают далеко не всегда, поскольку зачастую гораздо проще уничтожить безумца, владеющего всеми видами нападения и защиты, чем доставить в медицинское учреждение. А потому не вызывает удивления тот факт, что немногие в этом ремесле доживают до пенсии. Ведь два демона – демон сумасшествия и демон ошибок, любая из которых может оказаться смертельной, постоянно преследуют каждого из нас.
Но только не меня. Я был профессионалом среди профессионалов. Я имел максимальный стаж работы в британском отделении Всемирной Организации Здравоохранения (ВОЗ), наибольшее количество заданий с положительным результатом и наилучшие показатели проверок моего психического состояния, а потому имел право на получение всей полноты информации о своих целях. Как правило, мне, учитывая мой огромный опыт в этой сфере человеческой деятельности, поручали наиболее сложные дела, предоставляя право лично разработать план операции и выбрать способ ликвидации. А вот для других сотрудников план операции разрабатывали в нашем бюро. И способ устранения, и порядок действий, и пути отхода – им все предписывалось и прописывалось. Но только не мне.
Я ускорил шаги, стараясь нагнать Альберта Слейда, и даже позволил себе улыбнуться – остановка пассажирских пульсаров была почти пуста, я, профессор и незнакомые мне высокий плечистый мужчина лет 30 и стройная девушка среднего роста были единственными людьми, ожидавшими транспорта. Честно говоря, количество свидетелей не имело значения, они бы все равно ничего не поняли, даже если бы что-нибудь и заметили, однако я в силу старой привычки был рад небольшому количеству посторонних. Впрочем, посторонних ли? Здоровяк внимательно посмотрел на меня и, чуть улыбнувшись, подмигнул, а затем вновь принял серьезный, немного скучающий вид, – так быстро, что в первый момент я решил, что мне показалось.
«Значит, Лысый Дьявол решил подстраховаться и все же допустил до участия в операции сотрудников американского бюро», – подумал я и улыбнулся здоровяку в ответ, хотя по инструкции не должен был этого делать. Впрочем, что удастся кому-либо понять по мимолетному движению губ? Может быть, я просто усмехнулся, увидев его дурацкое желтое пальто, совершенно не сочетающееся с черными ботинками.
Странно только, что мой шеф все же решил привлечь к ликвидации этого объекта иностранных гостей. Он всегда старался обходиться малыми силами, и, мягко говоря, не слишком любил «янки». К тому же меня и так страховали двое парней из нашего бюро, не считая обычного сопровождения. Для такой операции и тем более для меня более чем достаточно.
Людей в этой операции было задействовано много, поскольку цель была птицей высокого полета. А так как вдобавок ко всему прочему Слейд был подданным США, то американское бюро отправило в Великобританию несколько своих работников. Им, конечно, можно было отказать в разрешении на участие в ликвидации физика, так как тот находился не на их территории, но это осложнило бы отношения между нашими отделениями.
К тому же большое количество задействованных в этой операции исполнителей позволило предусмотреть любые случайности и обеспечило мне удачный момент на полупустой остановке. Надежное прикрытие – команда сопровождения из нескольких профессионалов, способных предотвратить любое неблагоприятное стечение обстоятельств, – это именно то, что нужно даже палачу от Бога. Хотя все равно я бы выполнил свое задание и без такой толпы помощников. Уж это я умею.
Слейд остановился под знаком «Остановка воздушного транспорта № 912», и, порывшись во внутреннем кармане своего старомодного серого костюма-тройки, достал оттуда маленькую пластиковую коробочку. Как и многие пожилые люди, ученый придерживался старомодных привычек. Такие, как он, продолжали курить, несмотря на все старания ВОЗ отучить их от этой вредной привычки и призрак рака легких, витающий над каждым курильщиком. Я неторопливо направился к старику, прикуривавшему от старинной золотой зажигалки, чувствуя странный холодок во всем теле. Так всегда бывает в эти последние, тягучие секунды перед мгновением действия. Этими моментами наслаждаешься, как коллекционным коньяком.
– Простите, пожалуйста, у вас огоньку не найдется? – спросил я, с сигаретой в руках подойдя вплотную к своей цели.
– Отчего же не найдется, – ответил профессор, взглянув на меня. Он был выше и смотрел так, словно было еще что-то, кроме роста, что делало его значительнее. Как будто в глубине души он верил в то, что будет жить вечно – в отличие от меня. Словно не знал, что смерть забирает даже тех, кто искренне верит в свое бессмертие, потому что ей нет никакого дела до вопросов веры.
Слейд вновь щелкнул своей зажигалкой. Я потянулся кончиком «сигареты» к ее крошечному желтому огоньку. На самом деле мои пальцы сжимали фальшивку – бумажную трубочку, внутри которой вместо табака находился особый пылеобразный состав. Приложив «сигарету» к губам, словно прикуривая, я с силой дунул, и мельчайшая коричневатая пыль, промчавшись над пламенем зажигалки, на мгновение укутала своим маленьким смертоносным облачком лицо физика.
– Что?..– только и успел сказать ученый, а затем, задохнувшись, обмяк и плашмя повалился на землю, ударившись головой о покрытие улицы. Из рассеченного черепа тотчас хлынула кровь, ярко-красная на раскаленном черном асфальте.
«Красное и черное. Совсем как у Стендаля», – подумал я и с трудом сдержал довольную улыбку. В этот момент стоявший на остановке здоровяк, увидев, что профессор упал, торопливо зашагал в нашу сторону со словами:
– Что случилось?
– «Скорую», скорее вызовите «скорую», человеку плохо! – закричал я, прекрасно зная, что Слейду осталось жить всего несколько секунд, что он умрет от сердечного приступа раньше, чем вызов поступит в Службу Скорой Медицинской Помощи, и никто не сможет установить истинную причину его гибели, потому что следы состава, которым я воспользовался, невозможно обнаружить. Мне нечего было опасаться, а издаваемые мною вопли должны были послужить своеобразным психологическим алиби в глазах окружающих, иначе это очень подозрительно выглядело бы с точки зрения какого-нибудь случайного свидетеля – человек, у которого вы только что попросили прикурить, неожиданно упал, а вы, как ни в чем не бывало, спокойно уходите. Никогда не вредно изобразить из себя доброго самаритянина, особенно если вы никогда не потратите даже минуту на то, чтобы помочь ближнему. Моя роль, мое истинное призвание в другом – спасать всех живущих в этом мире, пусть даже им это неведомо.
Хотя мой крик о помощи был чисто риторическим, девушка, стоявшая в дальнем конце остановки, в ту же секунду бросилась к нам со всей стремительностью молодой пантеры, на бегу что-то бормоча голосовому набору своего «юча». Вообще-то на работе я стараюсь не расслабляться до тех пор, пока очередное дело не заперто в сейфе шефа, однако даже робот не смог бы не залюбоваться ею.
Она была не такой уж и низкой, пожалуй, даже немного выше меня, очень стройна, с тонкой талией, длинными ногами и высокой грудью, угадывавшейся под простым свободным белым платьем, настолько простым, что только очень красивая девушка могла позволить себе его надеть, не опасаясь показаться окружающим крестьянкой в мешковине. Густые длинные волосы цвета спелой пшеницы свободно ниспадали на плечи и высокий лоб. Черты лица не отличались той застывшей правильностью, которую так любят современные эстеты – специалисты по женской красоте, но веселый курносый нос, широкие славянские скулы, чувственные полные губы и властный, поистине королевский изгиб подбородка довершали восхитительную картину прекрасной дамы. Не застывшей богини древнегреческих скульпторов или анорексичных девиц от дизайнеров времен моего детства, но женщины из плоти и крови, очаровательной, уверенной в себе, свободной и оптимистичной. Казалось, она настолько переполнена жизненной силой, что от нее во все стороны исходят волны спокойной энергии, сексуальности и тепла.
Красавиц я на своем веку повидал немало, но ее внешность в сочетании с тем, как она бросилась помогать совершенно незнакомому человеку… В неожиданных ситуациях лучше всего проявляется, каков человек на самом деле, и чем неприятнее и внезапнее происшествие, тем яснее видно его нутро – словно кости на старинном рентгеновском снимке. Уверен, эта девушка и в обычной жизни была такой же – заботливой, приветливой, умеющей любить и дарить свою любовь тому, кто ее заслужит. Способной создать свой маленький закрытый мирок ласки и тепла для избранного, который будет в него допущен.
Я тяжело вздохнул, прочистив заодно свои мозги, явно пытавшиеся расслабиться после напряженных мгновений перед работой. Мне нельзя было сейчас терять бдительность, надо уйти с места операции так, чтобы ничем не выдать своей причастности к смерти Слейда, ни единым словом или жестом не вызвать каких-либо подозрений у окружающих. И тем не менее я стоял и нагло пялился на эту девушку по крайней мере секунд 10, прежде чем смог отвести глаза. Это было плохо, так как она могла меня запомнить и превратиться, таким образом, в потенциального свидетеля. Но осторожность отступила, и я то и дело посматривал на нее, хотя и старался делать это как можно незаметнее. Впрочем, что может быть подозрительного в том, что мужчина смотрит на красивую женщину?
«Черт с тем, что я на работе, но мимо такой красотки я не пройду!», – неожиданно даже для себя подумал я.
Подойдя поближе, я посмотрел ей в глаза, и понял, что именно они являются главным орудием ее очарования. Под изящно изогнутыми темными бровями были глубоко посажены глаза… цвета… они напоминали тени на полированном серебре, но иногда их цвет менялся вместе с выражением. Сейчас ее очи стали похожи на отблеск солнечного света на полированных стальных клинках, и когда я подошел к ней, взгляд девушки вонзился в меня, словно меч, выражая ее мнение о людях, которые беспомощно просят о помощи, попав в неожиданную ситуацию, вместо того, чтобы действовать.
Нечасто в женщине можно встретить сочетание таких качеств. Неудивительно, что она работала на ту же контору, что и я. С ее талантами иначе и быть не могло. Хотя работает наверняка недавно, поскольку не потеряла еще чисто рефлекторного человеческого гуманизма, который заставил ее побыстрее вызвать через «юч» скорую для стопроцентного мертвеца, а затем еще и попытаться оказать ему первую медицинскую помощь. И еще это столь явное выражение отвращения ко всей той бутафории, которой мы вынуждены маскировать свои действия, на ее лице. Хотя, быть может, она просто так же, как и я, зарабатывает себе алиби?
Но трудится она явно в бюро США, поскольку прежде я никогда ее не встречал, а всех английских исполнителей я знал или в лицо, или по досье. Странно только, что молодого и неопытного оперативника прислали для выполнения столь важного задания в иностранную державу. Впрочем, вполне возможно, что американцы, предвидя, что мы в любом случае не допустим их к этому делу иначе как в качестве подсобной рабочей силы, направили в Великобританию своих новичков, чтобы дать им возможность набраться опыта и не отрывать от более важных занятий опытных «охотников», которым здесь все равно не найдется достойного их уровня задания. Но даже если и так, молодость – не синоним глупости, а опыт в нашем деле далеко не всегда самое главное. Иногда гораздо важнее просто иметь голову на плечах, и у этой девушки она есть, причем отнюдь не только как продолжение тела.
Конечно, агентам спецслужб во все времена запрещалось вступать в тесные отношения друг с другом. Особенно это правило относится к нам, палачам, как к сотрудникам самой секретной организации из всех действующих в наше время, настолько секретной, что даже сам факт ее существования держался в строжайшей тайне. Однако она стоила того, чтобы тотчас нарушить даже одно из самых святых для всех нас правил. Да и вообще, как мне кажется, не такое уж это и преступление – просто поговорить с девушкой. Тем более если она – такая красавица.
Вопрос о ее самочувствии показался мне глупым, и я решил отложить знакомство до того момента, когда операция закончится, а все материалы будут направлены в архив. Однако в толчее, поднявшейся буквально через несколько минут после исполнения приговора, – робототехники с ближайшего завода, которые всегда уезжали с этой остановки после конца утренней смены в 14.00, врачи и санитары скорой помощи, которых прилетело целых две, поскольку кто-то уведомил их о том, для кого они вызваны, полиция, поднятая по той же причине, и целая толпа зевак, приветствовавшая редкостное развлечение, – я почти сразу потерял ее из виду. Воюя с одним из блюстителей закона, который, составляя протокол, уже в третий раз заставлял меня пересказать все ту же историю о Слейде в стиле «он шел, шел и вдруг упал», я начисто забыл о девушке, равно как и о мыслях, возникших у меня при взгляде на нее. Однако ненадолго.
Пусть сотрудникам нашей организации запрещено поддерживать какие-либо связи друг с другом, кроме служебных, пусть за нарушение этого правила любому палачу грозит строгое наказание, я все равно хотел познакомиться с прекрасной американкой, чего бы мне это ни стоило. А уж если я решил что-нибудь сделать, то я это сделаю. Я всегда достигаю своей цели. Именно за эту настойчивость меня и ценит мой шеф – я всегда добиваюсь успеха, даже в самых безнадежных ситуациях. И теперь я решил во что бы то ни стало снова встретиться с пшеничноволосой красавицей. Однако выполнение этой задачи пока придется отложить.
Глава 2.
Любой человек, который становится убийцей, должен обладать совершенно некорректным образом мышления и по-настоящему искаженными принципами.
Томас де Куинси, «Убийство как одно из изящных искусств».
– Прекрасно сработано, – сказал мне сэр Найджел Тизермит, глава британского бюро палачей и по совместительству вице-президент по особым вопросам London Pharmaceutical Company, которого все его подчиненные за глаза называли Лысым Дьяволом. Он был невысок, узкоплеч, сутулился, имел порядочную плешь, окруженную коротко постриженными седыми волосами, и совершенно обычное лицо, мимо которого можно сто раз пройти и не обратить внимания. Типичный пожилой лысоватый англичанин немного за 50. Единственное, что отличало его от всех остальных пожилых лысоватых англичан, – его глаза. Холодные голубые глаза, похожие на сапфиры, вделанные в лицо восковой куклы из музея мадам Тюссо, или на два кусочка льда на морском песке. Глаза, которые могли пронзить, загипнотизировать, заморозить насмерть, уничтожить любого собеседника своим взглядом. Глаза, никогда не лгущие окна души, сверкавшие, словно сквозь прорези в красном клобуке средневекового палача, сквозь лицо обычного, ничем не примечательного стареющего мужчины.
Я улыбнулся своим мыслям и вытянул ноги. После сложной операции у меня всегда улучшается настроение. Все-таки приятно чувствовать, что в очередной раз верой и правдой послужил человечеству, спас все эти миллионы и миллиарды людей от гибели, выполнив свою задачу. Еще одна игра закончилась в мою пользу. Но не только это заставляло меня блаженно улыбаться. Атмосфера абсолютной тайны и безграничной власти над всем окружающим миром и всеми живущими в нем людьми, которой было пропитано это здание от фундамента до крыши, окутывала меня каждый раз, когда я приезжал в контору.
– Все чисто, никаких следов, – продолжал мой шеф.
– Да, не часто подобные ликвидации проходят так гладко, – с улыбкой согласился я, и это действительно было правдой. Операции, в которых задействовано много исполнителей, опасны тем, что действия участников трудно скоординировать, а работать днем на глазах у потенциальных свидетелей особенно сложно и рискованно. – Даже не верится, что все так хорошо закончилось. Можно со спокойной совестью отправлять это дельце в архив.
– И идти за премией,– усмехнулся мой начальник в тон мне.
– А почему бы и нет? – спросил я.– Заработал – получи, что причитается, а нет – иди работай. А я сегодня свое заработал. Меньше, чем на трехдневный отпуск, я не согласен.
– Между прочим, парни из США нам сильно помогли. Ты же знаешь, в Великобритании сейчас как раз начинается очередная волна. Если бы не помощь сотрудников американского отделения, мы своими силами вряд ли провели бы так гладко эту операцию, – сказал благодушно Лысый Дьявол. Хоть он и не любил «янки», но в таком настроении мог поделиться лаврами с кем угодно. – Но ты свое получишь, можешь быть спокоен.
Я поудобнее устроился в кресле и с усмешкой подумал, что любой киллер упал бы в обморок от организации нашей работы, если бы ему довелось оказаться в этом кабинете. Обычный наемный убийца никогда не только не видит своего заказчика, но даже не слышит его голос. Платный душегуб никогда не встречается даже с посредником, общаясь с ним только по защищенной от прослушивания линии или через блокированную от проникновения посторонних компьютерную сеть, чтобы в случае его поимки нельзя было установить личность нанимателя. Но наша контора действовала настолько тайно, что никто, кроме сотрудников класса 0 и А, располагавших полным доступом к секретной информации, не должен был даже подозревать о ее существовании. Попавший в руки правоохранительных органов исполнитель был бы освобожден, если он ценный работник, или устранен, что случалось гораздо чаще, задолго до того, как оказался бы на первом допросе.
К тому же организация с обширными и разветвленными связями имела возможность планировать свои мероприятия таким образом, что из нескольких десятков, а, может, и сотен тысяч проведенных за 20 лет операций было провалено всего лишь четыре. Мы были намертво отрезаны от всего остального мира невидимой стеной. Ни одно слово не должно было и не могло просочиться за ее пределы. Но внутри, в своем узком кругу, нам дозволялось спокойно обсуждать любые вопросы. Только поэтому я, едва вернувшись после ликвидации очередного объекта, мог спокойно сидеть и разговаривать со своим «заказчиком».
– Да, у них там, в американском бюро, хорошие сотрудники, особенно та девчонка, – сказал я, вспоминая оставшееся в недалеком прошлом задание.
– Какая девчонка? – Глаза сэра Найджела вонзились в меня не хуже стальной рапиры. Благодушие шефа как рукой сняло. Не меньше, чем глаза, от простых смертных его отличают эта постоянная тигриная готовность к прыжку и поистине дьявольская подозрительность. Впрочем, не имей он этих качеств, он никогда не стал бы главой нашей службы.
– Ну, эта, из их подмоги, она стояла там, на остановке, еще скорую для Слейда вызывала, – растерянно выдавил я, с трудом выдержав замораживающий взгляд босса.
– Американцы никакой девчонки нам не присылали, – твердо произнес мой собеседник, продолжая уничтожать меня глазами. – От бюро США в операции участвовали двое парней, которые тебя и прикрывали вместе с нашими оперативниками. Но никакой девчонки не было. И в протоколе полиции она не упоминается, следовательно, ее не допрашивали.
– Ты еще скажи, что рехнулся из-за несоблюдения правил информирования, – проворчал я.
Взгляд моего руководителя помрачнел. Сошедшие с ума от своего нелегкого бытия исполнители сильно затрудняли жизнь коллегам. Нередко они превращались просто в маньяков, уничтожавших всех подряд. В России один такой идиот начал охоту на своих сослуживцев и вырезал половину московского бюро прежде, чем его смогли ликвидировать с помощью сотрудников соседних отделений нашей организации. Ситуация была настолько сложной, что дошла даже до Центрального комитета Всемирной Организации Здравоохранения, председатель которого взял дело под свой личный контроль.
– Что за девчонка? – спросил Лысый Дьявол.
– Да черт ее знает, – ответил я и подумал, почему же, посмотрев на нее, я сразу решил, что она из наших. Нет, не сразу, а после того, как она вызвала скорую, а затем попыталась оказать Слейду первую помощь, причем делала это совершенно хладнокровно, несмотря на кровоточившие ссадины на голове профессора, на что вряд ли была бы способна любая другая женщина, окажись она на ее месте. И двигалась эта девушка как тренированный профессионал. Она настолько отличалась своей уверенностью в себе, решительностью и хладнокровием от обычных людей, что я сразу записал ее в число людей «необычных».
А в той ситуации сознание или подсознание подтолкнули меня к выводу, что пшеничноволосая красавица тоже сотрудник ВОЗ, причем из американского бюро, поскольку я ее не знал, и вдобавок, судя по ее поведению, молодой и неопытный. Я тогда еще, кажется, удивился, что такого исполнителя прислали для охоты за столь важной персоной в иностранную державу, но решил, что это сделано специально, чтобы не отвлекать от работы настоящих профессионалов, поскольку мы все равно не позволим гостям самостоятельно ликвидировать Слейда на нашей территории.
– Опиши ее, – потребовал мой шеф, одновременно нажимая какие-то кнопки на своем пульте.
– Рост чуть более 170 сантиметров, возраст приблизительно 26-27 лет, стройная, с хорошей фигурой. Волосы длинные, светло-рыжие, лоб высокий, брови темные, глаза широко-посаженые, светло-серые, нос небольшой, слегка курносый, широкие скулы славянского типа, губы полные, подбородок резко очерченный. Одета была в простое белое платье, в руках была сумочка из белой кожи, кажется, натуральной.
Сэр Найджел кивнул и отдал короткий приказ в интерком. После его распоряжения один из помощников Лысого Дьявола отправит в полицию запрос обо всех людях, находившихся в тот день в этом секторе. После того, как их личности будут установлены с помощью межзональных пропусков, будут подняты досье на каждого из них, данное мною описание будет сравниваться с каждым подходящим по полу и возрасту человеком, пока среди них не отыщется та девушка с пшеничными волосами. А потом придется решать, что с ней делать. Но об этом я пока думать не хотел.
– Так я и знал, что ничего хорошего сегодня не будет, – как всегда спокойно произнес мой начальник. – Все было слишком хорошо, чтобы просто так закончиться. Черт побери! – Только на мгновение в его голосе появились какие-то эмоции, но он тотчас подавил вспышку гнева, поскольку свято верил в то, что настоящий профессионал должен всегда держать себя в руках. Прежним невыразительным размеренным голосом шеф продолжил:
