Kitobni o'qish: «В интересах государства»

Shrift:

Глава 1

– Миша, вернись! – кто-то сильно тряс меня за руку.

С трудом я открыл глаза, увидел заплаканное лицо сестры и попытался приподняться. Черта с два! Мои руки туго переплели медицинские трубки, сбоку тихо пищал какой-то аппарат.

– Живой, слава богу, – сестра резко посерьезнела. – Слушай внимательно, Миш. У нас мало времени.

Не знаю, сколько я был без сознания, но, казалось, за это время она стала гораздо старше.

Стоп.

Но ведь Оля Соколова, моя сестра, умерла три года назад. Я сам нес гроб…

Я в ужасе вдавил голову в подушку, когда она дотронулась пальцами до моего лба. Теплые, живые… Невозможно!

Что происходит?

– Кто ты? – прохрипел я. – Где я?

В глазах девушки читалась искренняя боль.

– Не помнишь? Совсем ничего?

Сестра выглядела озадаченной. А я и вовсе ничего не понимал. Что это? Странный сон?

– Ладно, сейчас помогу.

Сестра подошла к изголовью кровати и положила ладонь мне на лоб. Как же она была похожа на ту Олю, которую я помнил! Те же большие голубые глаза, вьющиеся светлые волосы… Моей сестре едва исполнилось двенадцать, когда ее не стало. Сейчас ей можно было дать лет пятнадцать-шестнадцать. Чертовщина какая-то.

Я дернулся от ее прикосновения.

– Миша, пожалуйста, – взмолилась сестра. – У нас, и правда, мало времени. Ты должен вспомнить, как здесь оказался. Это очень важно. Прими мою Благодать и обратись к родовому духу.

– Чего? – опешил я. – Какую благодать? Какой дух? Что ты несешь?

– Просто не сопротивляйся потоку. Позволь мне поделиться силой. Ну же, быстрее!

Она занесла надо мной руку, словно просила разрешения прикоснуться. Я кивнул.

– Ладно. Давай.

Едва она дотронулась до меня, тело будто сошло с ума. Словно электрический ток полился с Олиных пальцев. Я вздрогнул, руки и ноги задрожали. Сердце начало биться быстрее – тревожно замигал монитор прибора.

Дача под Ириновкой. Я приехал к старикам помочь чинить крышу. Совсем прохудился навес на веранде, а нанимать рабочих денег не было. Мы решили сделать все сами, благо у Сереги отец работает на хозбазе.

Да только кто ж знал, что лестница прогнила…

Я распахнул глаза.

Оля отняла руку от моего лба и сползла на пол без сил.

– Прости, больше не могу, – прошептала сестра. – Я видела, что они сделали. Хотела, чтобы ты знал… Хотела предупредить…

– О чем? Кто и что сделал?

– Тсс!

Сестра прислушалась. Я тоже навострил уши. Где-то за дверью скрипели деревянные ступени. Кто-то поднимался по лестнице.

– Черт. Уже идут. Веди себя спокойно, – шепотом протараторила Оля. – Как будто ничего не случилось. И никому не говори о том, что увидел.

В следующий миг дверь с грохотом слетела с петель. Двое людей в форме, похожие то ли на бойцов, то ли на телохранителей, ворвались в комнату.

– Очнулись, ваше сиятельство? – тот, что был постарше, кивнул мне в знак приветствия и тут же уставился на сестру. – А мы вас обыскались, Ольга Николаевна.

Боец двинулся на нее. Я заметил на его рукаве шеврон с каким-то сложным гербом. Оля испуганно попятилась.

– Вас же предупреждали, что навещать его сиятельство запрещено, – отчеканил боец. – Идемте со мной, Ольга Николаевна.

Сестра натолкнулась спиной на один из приборов и едва не своротила его.

– Нет!

– Оля, кто эти люди?

– Охрана, – ответил вместо нее боец.

Сестра уперлась спиной в стену. Дальше отступать было некуда. Она попробовала проскользнуть мимо охранника, но боец грубо схватил ее. Оля завизжала.

– Не трогайте ее! – рявкнул я и попробовал освободиться. – Башку снесу!

Легко, словно она была пушинкой, охранник заломил ей обе кисти и попытался выволочь из комнаты.

– Миша! – взвыла сестра. – Не говори им…

Я снова дернул руками, но ощутил сопротивление. Дерьмо. Зачем они меня привязали?

И в этот момент что-то внутри меня взорвалось. Словно сгусток силы лопнул и начал растекаться по артериям. Время вокруг меня замедлилось.

– Не трогай. Мою. Сестру! – отрывисто произнес я. – Убью. В третий раз предупреждать не стану.

Старший охранник выпучил глаза не то от страха, не то от гнева. Оля застыла, открыв рот.

– Боже мой…

Охранник первым пришел в себя.

– Ей нельзя здесь находиться! – крикнул он. – Нельзя находиться рядом с вами. Это опасно!

Но неведомая сила уже вышла из-под контроля и застила мне глаза. И ровно в этот же миг истошно вопящие медицинские приборы загорелись. Приклеенные к моим рукам и груди датчики вспыхнули. Настоящим пламенем. Вот же черт…

Бойцы отпрянули в ужасе, Оля взвизгнула и шарахнулась в сторону.

– Ты… Ты… У них получилось, – шепнула сестра и нервно сглотнула.

Я удивленно пялился на свои руки. Незнакомые. Чужие.

Завоняло паленой проводкой.

– Я зову Старших, – сказал седоволосый боец с суровым лицом. – Семен, потуши огонь. Наследника не выпускать. Ольга Николаевна, прошу за мной.

– Оля, что со мной? – прошептал я.

– Они… – она нервно сглотнула, – они призвали твой дух.

– Что за дух?

Сестра не ответила. Только в ужасе попятилась, но уже прочь от меня. Проклятье. Она ведь знает больше меня. Неужели я настолько ее напугал?

Но я должен с ней поговорить. Должен понять, что происходит.

– Оля! – крикнул я, путаясь в ошметках проводов и ремней. – Оля!

Но она уже исчезла за дверью вместе с седовласым охранником.

Какой-то страшный сон. Тело едва меня слушалось, но энергия откуда-то появились. Внутри меня снова поднялась волна чистой силы.

С рыком я воспламенил остатки трубок и вскочил с кровати. Второй боец шагнул вперед, выставив вперед ладони.

– Не гневайтесь, Михалниколаич. Все хорошо, вы в безопасности! Это же я, Семен. Манглавит. Охранник ваш… А вы дома, в Ириновской усадьбе. Не узнаете меня?

Я мотнул головой.

– Это ничего, – на простоватом лице коротко стриженого бойца расцвела легкая улыбка. – Ничего удивительного после всего, что на семью-то вашу свалилось… Хорошо хоть, что Оленьку нашу Николаевну вспомнили.

Я с силой оттолкнул охранника и бросился вслед за сестрой.

– Оля!

Топот внизу. Где-то справа, где лестница. Я метнулся туда.

– Оля! Подожди!

Волна силы внезапно сошла, и я почувствовал усталость. Она навалилась так резко, что я споткнулся и чуть не упал. Видимо, потратил слишком много энергии. Черт… Я прислонился к стене, чтобы перевести дух. Секунда, вторая… Каждый вдох давался с трудом, словно на грудь уронили свинцовую плиту.

Но почему-то все чувства обострились. Запах гари невыносимо бил в нос, я слышал шипение огнетушителя и крики на первом этаже, какую-то возню на улице. И еще я чувствовал нутром опасность.

Что-то было не так. Что-то приближалось.

Нечто, что беспокоило даже силу, скрытую внутри меня.

Я пошел дальше, ища лестницу. Какая-то часть моего разума словно знала это место, но я в упор не помнил, где находился. Шел, будто на автопилоте – ноги сами несли в нужном направлении. Я прошел по коридору, завешенному старыми портретами, и наконец-то добрался до лестницы.

Шум внизу стал громче. Много встревоженных голосов.

– Оля! – снова позвал я.

Если они что-то с ней сделали, если хоть волос упал с ее головы…

Стиснув зубы, я заставил себя ускориться, перешел почти на бег. Едва я слетел с лестницы, чуть не врезался в какую-то девицу в старомодном переднике.

– Где сестра? – рявкнул я, напугав девушку.

Она взвизгнула и указала в сторону распахнутой двери.

– Т-там…

Не разбирая дороги, я понесся туда. Только успел понять, что спустился в какой-то большой зал с дорогой обстановкой. Похоже на загородный дом или поместье. До боли знакомое место, какое-то… родное.

Я влетел в распахнутые двери и поморщился от яркого света. Кто-то преградил мне путь.

– Михаил, все в порядке. Успокойся.

Свет бил в глаза так ярко, что мне пришлось приложить ладонь к лицу и проморгаться. Ощущение опасности нарастало, но оно исходило явно не от этого человека.

Когда глаза привыкли к свету, я взглянул на него и опешил.

– Папа?

Глава 2

Отец оставил нас семь лет назад. Когда Петька, мой старший брат, погиб, батя так и не смирился с горем. Запил, ушел. Потом случилась беда с Олей… Из троих детей остался лишь я.

Папа сейчас тоже выглядел иначе. То же усталое лицо, но теперь в нем читалось не смирение алкоголика с тяжкой судьбой, а достоинство. Цепкие глаза обеспокоенно глядели на меня из-под стекол очков в тонкой оправе. Под его глазами залегли темные круги, но, увидев меня, отец постарался улыбнуться. Вышло натянуто.

– Миша, – он крепко обнял меня, словно совсем не боялся силы, которая так напугала охрану и Олю. – Ты дома, в Ириновке. Все в порядке.

– Пап… Что ты здесь делаешь? – я отстранился. – Ты же переехал…

– Что ты, Михаил? Я уже давно никуда отсюда не выезжал.

А затем я почувствовал, как какая-то неведомая, но чужая сила легко коснулась моего разума. Отец на несколько секунд прикрыл глаза, а затем резко их распахнул.

– О… – он обернулся к сидящим в комнате. – Действительно, все получилось.

Я увидел Олю – она устроилась в кресле, рядом с ней стоял седой охранник. Лицо сестры было белым как мел.

– Пап, – хрипло сказал я. – Я ничего не помню. Что со мной сделали?

Оля не выдержала и тихо заплакала. Охранник положил руку ей на плечо, словно хотел утешить, и что-то шепнул на ухо.

Отец приобнял меня за плечи и подвел к креслу.

– Присядь, пожалуйста, Михаил. Такие новости лучше слушать сидя. Пообещай, что будешь держать себя в руках. Ты очень напугал сестру.

– Пап, не тяни, – попросил я. Беспокойство никак меня не отпускало, кровь бурлила и прилила к ногам, словно тело было готово в любой момент сорваться и бежать.

Я быстро скользнул взглядом по комнате. Дурацкая мысль, но я искал любые предметы, которыми можно отбиваться. На всякий случай.

Старинная мебель, обитые тканевыми обоями стены – очень дорогое убранство. Над камином висел портрет мамы. Не фотография, а настоящая картина. Мама была изображена совсем молодой, но в странном старомодном платье с кучей оборок. На каминной полке рядом с часами стояла фотография моего старшего брата Петьки – в парадной форме, которую я не мог узнать. И рядом – лампадка, какие ставят у могил на кладбищах.

Я снова оглядел всех собравшихся и только сейчас заметил, что все, кроме меня, были одеты в черное. Траур?

Неужели…

– Мы призвали твой дух из другого мира, Михаил, – голос отца заставил меня отвлечься. – В своем мире ты умер, а нам нужен сильный наследник.

Оля тоже говорила о каком-то духе. Неужели они это серьезно?

– Пап, я не понимаю. И почему я ничего не помню? Где мама? Где Петя?

Оля перестала плакать и с яростью взглянула на отца.

– Да скажи ты уже ему! Он заслужил право знать.

– Ольга, помолчи.

– Так, стоп, – я пытался уложить услышанное в голове, но мозг отказывался принимать слова на веру. – Расскажите подробнее. Пожалуйста. Я все еще ничего не понимаю.

– Думаю, так тебе будет проще кое-что уяснить.

Отец поднялся, подошел к какой-то темной занавеске и сорвал ее. Зеркало. Они завесили зеркала – значит, в доме точно кто-то умер. Старая дурацкая примета, но моя родня всегда так делала.

– Подойди, Михаил, – поманил меня к себе отец. – Приглядись повнимательнее.

Я нетвердыми шагами подошел к зеркалу и с опаской взглянул на себя.

– Ну и дела…

Из отражения на меня смотрел… Я. Только я, который ни разу не ломал носа в драке и, очевидно, редко бывал на свежем воздухе. Я казался себе моложе на несколько лет и выглядел чуть более… худым, что ли. Я-то, настоящий я, со школы по спортивным кружкам мотался. Да и район у нас был не самый спокойный – приходилось иной раз махать кулаками.

В остальном же я казался вполне обычным парнем: лет семнадцать-восемнадцать, рост выше среднего, волосы русые, но стрижка совсем не походила на ту, что я носил.

В моей физиономии читалось благородство, охранники называли меня сиятельством, а дом больше походил на усадьбу какого-то дворянина…

– Где мы? – прислонившись лбом к холодной поверхности зеркала, хрипло спросил я. – Что это за место?

– Ириновская усадьба. Наше родовое поместье, – папа принял из рук охранника халат и подал мне. – Накинь, здесь прохладно.

Я кивнул и набросил одежку на плечи.

– Я ничего не помню про усадьбу.

– Ничего удивительного, – вздохнул отец. – Как тебя зовут, юноша?

– Михаил… Михаил Николаевич Соколов.

– Замечательно. Какой сейчас год?

А вот это уже вопрос с подвохом. Но я решил отвечать честно.

– Две тысячи двадцать первый.

Снова кивок. А вот этого я не ожидал.

– Хорошо, – улыбка отца стала чуть теплее. – В какой стране ты живешь?

Я удивленно моргнул.

– Странный вопрос. Россия. Российская Федерация.

Отец и сестра переглянулись.

– Точно, получилось… Но он же ничего не знает! – воскликнула Оля. – Как же мы отправим его в Петрополь?

– Чего не знаю? – я всегда был довольно спокойным парнем, но сейчас все эти недосказанности начинали меня бесить. – Скажите уже, в чем дело!

Вместо ответа отец достал из внутреннего кармана пиджака небольшую тонкую книжечку и протянул мне.

– Вот где ты сейчас, – сказал он. – И вот где будешь отныне, будущий граф Соколов.

Я осторожно взял книжечку в руки. Похожа на паспорт, только обложка не темно-красная, а черная. На ней герб. Вроде бы знакомый двуглавый орел, только одна его половина была золотой, а вторая красной. Головы орлов венчали разные короны. Золотой держал в лапах скипетр, красный – державу. А над обеими головами птицы парила еще одна, двойная, похожая на купол церкви, корона – красная и золотая.

Я прочитал надпись: «Объединенная Российская империя и Новая Византия».

«Паспорт подданного».

Перелистнул. Увидел свою фотографию – цветную. Имя, фамилию, дату рождения и… герб графского рода Соколовых. Только отчего-то герб был перечеркнут жирной черной полосой.

– Так значит… у нас тут царь?

– Император, – поправил меня отец. – Алексей Константинович Романов. Алексей Третий.

Я вернул паспорт отцу и устало закрыл лицо руками.

– Бред. Бред. Бред!

– Миша, послушай нас внимательно, – отец строго на меня посмотрел. – Понимаю, тебе сложно поверить, но придется. Тот, кто был в этом теле до тебя, справиться с будущей ответственностью не мог. Ты – наш единственный шанс избежать угасания, Михаил. Поэтому я рискнул, провел сложный и запрещенный ритуал, чтобы вселить в тело нашего наследника самый крепкий родовой дух. Так вышло, что этим духом оказался твой. Мы не выбирали – Род сам так распорядился. И на тебя отныне вся надежда.

Я бы подумал, что родственники решили меня разыграть, да только все это зашло слишком далеко. И лица у них были серьезными, как на похоронах.

– Зачем вам понадобился сильный дух? – я отошел от зеркала и вернулся в кресло, стараясь приглушить внутреннее беспокойство. – Если хотите, чтобы я поверил и помог, выкладывайте все.

Отец принялся нетерпеливо расхаживать по комнате. Старший охранник выглядел напряженным, словно тоже чувствовал неладное. Хуже всего, что ощущение надвигающейся бури росло во мне с каждой минутой.

– В нашем мире далеко не всякий обладает Благодатью, – торопливо начал отец.

– Чем? – переспросил я.

– Благодатью. Это сила, которую ты почувствовал, когда очнулся. Когда наши войска взяли Константинополь, солдаты нашли под собором Святой Софии странный камень. Он нес в себе великую силу – Благодать. Камень этот раскололся на два крупных куска и множество мелких осколков. Одну половину оставили в Константинополе, вторую привезли сюда, в Петрополь.

– В Петербург то есть?

– Он уже сто лет как не Петербург. Мелкие осколки пожаловали героям войны и дворянским родам в награду за особые достижения. Тогда все считали эти осколки просто сувенирами. Но позже выяснилось, что люди, хранившие эти осколки, обрели большую силу.

Картинка в моей голове начинала более-менее складываться. Звучало странно, но хоть как-то объясняло происходящее.

– Значит, у нашего рода тоже есть такой осколок, – предположил я.

– Был, – помрачнел пуще прежнего отец. – Мы его утратили. Именно поэтому нам нужен ты.

– Твой прадед продал наш Осколок, – пояснила Оля. – Проиграл в карты. У нас был высокий ранг благодати, ниже Пятого никогда не опускался… Как только наш род лишился Осколка, мы начали слабеть. Папа родился уже с восьмым рангом. А мы – с самым низшим, десятым. Только у Пети девятый был, потому что он старший. Мы – последние, кто несет в своей крови Благодать. Если не вернуть нашему роду Осколок, мы обречены.

Да уж. Вот и драма подъехала. Дела у этой семьи, и правда, плохи, если от обладания этой Благодатью многое зависит.

Отец кивнул и продолжил:

– Утратив Осколок, мы получили позорную черную перевязь на гербе. Почти вся аристократия от нас отвернулась. Финансы тоже пошатнулись. Поэтому мы должны вернуть утраченное любой ценой. Но пожаловать Осколок может только сам император, – добавил он. – И заслуги должны быть поистине выдающимися…

Отец резко замолчал, услышав шум со стороны аллеи. Приближался рев мотора, вопили сирены.

Внутри меня поднялась волна тревоги. Настолько сильная, что перебила дыхание.

– Погодите! Что-то… не так, – прохрипел я.

Какой-то автомобиль с визгом затормозил перед входом. Затем еще один. В оконных стеклах отражались сине-красные огни мигалок.

– Проклятье… – отец торопливо отодвинул штору и выглянул на улицу. – Быстрые, сволочи.

– Кто это? – спросил я.

– Тайное отделение. Государевы ищейки.

– И что это значит?

– Что все мы в опасности, – тихо ответил отец. – Стервятники учуяли ритуал.

Оля побледнела от ужаса, а отец, напротив, хранил ледяное спокойствие.

Я подошел к окну и осторожно отодвинул край занавески.

Дело, и правда, дрянь. Три черных автомобиля – два фургона и один седан. Из фургонов выбегали вооруженные люди. Пять, десять… Примерно два десятка. Все в шлемах и униформе без опознавательных знаков.

– Оля, иди, разбуди бабушку, – приказал отец. – Задержите гостей. Мне нужно пять минут наедине с сыном.

– Папа, сейчас не время…

– Быстро! – он лишь немного повысил голос, а в комнате тут же стало холоднее градусов на десять. На стенах расцвел иней. – Мы должны успеть…

И в этот момент раздался грохот.

Яркая вспышка осветила окна. Лопнули стекла.

Парадную дверь вынесло взрывом.

Глава 3

Седой охранник метнулся к нам, пытаясь закрыть нас от осколков стекла своим телом. Но куда там!

Я шарахнулся к стене и закрыл голову руками. Сыпались со звоном осколки, ветер со свистом ворвался в окна. С улицы мгновенно потянуло дымом, раскаленным металлом и еще чем-то.

Только сейчас я заметил, что ни одно из стеклышек не добралось до нас.

Подняв голову, я замер от удивления.

– Ох ты ж, черт!

Отец вытянул руки в сторону окон, и в радиусе двух шагов от него светилось тонкими голубоватыми прожилками подобие сферы. Оля успела выскочить в зал – я услышал ее торопливый бег по лестнице.

Я же завороженно глядел, как стекляшки, касаясь краев сферы, отскакивали обратно.

– Это «Покров» восьмого ранга, – улыбнулся отец, поймав мой взгляд. – Барьер от физических угроз. Кое-что и я могу.

Он опустил руки и обернулся к охраннику.

– Задержите сыскарей. Пусть нас не беспокоят.

Охранник склонил голову.

– Да, ваше сиятельство.

И вышел, плотно закрыв за собой двери.

– Миша, быстрее сюда, – поторопил отец.

– Что мне нужно делать? – спросил я, стараясь прислушаться к происходящему в холле. Шум, возня, голоса. Хорошо хоть, что до стрельбы не дошло. Это обнадеживало.

Едва я подошел, отец крепко обхватил мою голову обеими руками.

– Сейчас будет очень больно, но на филигранную работу времени нет.

– Что ты…

Договорить я не успел. Острая вспышка боли пронзила голову. Словно в черепе разорвалась атомная бомба, а в глаза и уши одновременно с этим воткнули раскаленные спицы. Тело затряслось против моей воли. Рот открылся в немом крике – боль была такой силы, что я не смог издать и звука.

Комната поплыла перед глазами, закрутились радужные вихри, все пошло пятнами.

А затем я ослеп.

Молочно-белый свет, густой и плотный. Кажется, вокруг меня нет ничего, кроме этого невыносимо яркого света.

Я не слышу. Не вижу. Не ощущаю себя. Все органы чувств отказали разом.

– Род, прими дух. Тело, подчинись. Память, в разум отпрыска вернись.

Я шумно вздохнул и вытаращил глаза.

– Ыыых! Пап… Прекрати!

– Терпи, сын. Так нужно. Ради всех нас.

Мама лежит в постели. Бледная, кожа как воск. Смотрит в потолок, но глаза у нее пустые, словно она ничего не видит.

Я рвусь к ней, зову, но чьи-то сильные руки обхватывают меня за пояс и не дают подойти.

– Тише-тише, Михаил Николаевич, – пытается успокоить мужской голос. – Отмучилась наша Аннушка Петровна. Отмучилась…

В этом мире мама умерла. Мне было десять. А удерживал меня тот самый старший охранник, который утешал Олю. Он тогда еще не поседел. Виктор Павлович, так его звали.

Образ за образом воспоминания прежнего владельца этого тела врывались в мое сознание. Время тянулось бесконечно длинной вспышкой. Я не мог сопротивляться этим воспоминаниям и принимал их. Но боялся лишь одного – что они сотрут все то, что я помнил о своей настоящей семье, о своем прошлом… Не знаю, кем был Миша Соколов в этом мире, но я не хотел становиться им. Я хочу остаться собой!

И останусь.

Кирпичик за кирпичиком я неосознанно выстраивал стену вокруг моих собственных воспоминаний. Сохраню, сберегу. Все это пригодится. Не знаю, как мне это удалось, но сила внутри меня откликнулась и встала на защиту памяти.

А затем пришло новое видение.

Серый автомобиль с военными номерами медленно катится по аллее и останавливается возле парадного входа в наш дом. Поздняя осень, небо свинцовое. Листва опала. Из-за дождя я не могу как следует разглядеть машину гостей. Вижу только, что это универсал, и внутри что-то большое, накрытое темной тканью.

Распахиваются двери парадного входа. Отец сбегает по ступенькам, бабушка и Оля остаются в дверях. Я иду следом за папой и не могу отделаться от чувства, что случилось страшное.

Из автомобиля выходит человек в форме. Уродливый шрам пересекает его лицо от правого виска до подбородка. Страшная рожа. Но я узнаю его – он несколько раз обедал у нас дома. Петька о нем много рассказывал, хвалил. Фамилия у него еще такая безобидная и совсем не вяжется с внешностью – Куропаткин. Кажется, подполковник. Петька служил под его началом.

– Демьян Андреевич? – удивляется отец. – Какими судьбами?

Куропаткин наклоняется к отцу и что-то шепчет ему на ухо. Папа меняется в лице, бледнеет – военному даже приходится придержать его под локоть. Я разбираю только отдельные слова.

– В Дакии… при исполнении… Орден посмертно…

Нет! Только не это!

Я подбегаю ближе, трясу Купопаткина за рукав.

– Где Петька? Где он?

Подполковник кладет руку мне на плечо.

– Прости, сынок. Не уберегли мы твоего брата. И бог не уберег…

Земля уходит из-под ног. Петька – умер? Нет, он же самый сильный! В Алексеевском служил, а туда берут только лучших. Пусть рангом Благодати он не вышел, но ведь подковы голыми руками разгибал! Нет, не мог он… Не мог…

Меня накрыло такой волной тоски, что, казалось, сердце было готово разорваться.

Что здесь брат погиб при исполнении, что в моем мире. На чужой земле и непонятно, за что.

Но здесь у меня хотя бы осталась Оля…

И ради нее я должен стать лучшим вместо Петьки.

Образы сменились ярким светом, но спустя миг и он стал бледнеть. Боль притупилась, теперь я наконец-то смог вздохнуть. Отец все еще держал руки на моей голове.

– Прости, Миша, – прошептал он. – Но без этого ты не выживешь.

Он убрал руки и отступил на шаг. Я покачнулся, а затем меня вывернуло наизнанку. Прямо на драгоценный паркет.

– Извини, пап…

– Ничего. Вспомнил?

– Кое-что.

– Это хорошо. Память будет приходить постепенно. В первые дни постарайся спать побольше – во сне все разложится по полочкам. Со временем ты сможешь пользоваться всеми воспоминаниями своего предшественника.

Я поднял глаза на отца и поднялся, опираясь на исцарапанный осколками стол. Меня все еще жутко мутило.

– Так ты поэтому призвал мой дух? Потому что Петька погиб?

– Да. Теперь тебе суждено стать главой семьи после меня. Мы и так были в бедственном положении, но с гибелью Петра все стало еще хуже.

– А давно он…

– Три дня назад привезли гроб. Послезавтра похороны.

Я молча кивнул. Ну что же, придется заново пережить один из худших дней в моей жизни. По крайней мере, я знаю, к чему готовиться.

– Пап… Если я сделаю все, что вы хотите… Допустим, верну Осколок. Я смогу вернуться обратно в свой мир? Не знаю, как, но, может быть, есть варианты?

Отец взглянул на меня со смесью печали и сочувствия.

– Призыв духа – дорога в один конец. Отправить душу обратно невозможно. Честно говоря, никто из нас не предполагал, что мы и этот трюк провернем…

Я стиснул зубы и снова посмотрел на себя в зеркало.

– Значит, я с вами до самой смерти.

– Верно. Но я очень хочу, чтобы ты стал тем сыном, которого заслуживает наша семья. У меня на тебя большие надежды, Михаил. Отныне от тебя очень многое зависит. Ты согласен нам помочь?

Я молча кивнул. Мозги и так кипели от увиденного, часть меня все еще держалась за мысль о страшном сне. Но в глубине души я знал, что отныне это моя реальность. Теперь это мой мир.

И, кажется, в этом мире я нужен своей семье даже больше, чем в собственном.

В дверь настойчиво забарабанили.

– Именем его императорского величества! – донесся низкий суровый голос. – Приказываю открыть!

Мы с отцом переглянулись.

– Началось, Миша. Что бы ни случилось дальше, никому не рассказывай, кто ты и как здесь оказался. Пугать эти черти умеют, но будь тверже. В конце концов, ты – Соколов, потомок героя Константинополя.

– А если они все же узнают? – шепнул я.

Отец печально улыбнулся, и я увидел, что здесь он был немного старше, чем в моем мире. Я нутром почувствовал напряжение, усталость и ответственность, что на нем лежали. Глава семьи, настоящий патриарх. И он мне нравился. Словно сейчас я встретил отца, о котором всегда мечтал.

– Убьют и тебя, и меня, – спокойно ответил папа. – И тогда графскому роду Соколовых точно конец. Ритуал, который я провел, чтобы вызвать твой дух, запрещен законом. А это, – он кивнул на дверь, – кара. Впусти гостей, пока они не разнесли весь дом.

Не слишком ли жестокое наказание? Вроде бы слово «благодать» предполагает, что эта сила – хорошая… Я хотел задать этот вопрос, но не успел: от очередного удара створки дверей распахнулись и с грохотом ударились о стены.

В гостиную вбежали шестеро вооруженных бойцов в темной форме. Лица всех были скрыты под забралами шлемов.

– Никому не двигаться! – скомандовал один из них.

Сквозь дверной поем я увидел, что входная дверь была разворочена, на полу валялись обломки мебели и битое стекло. В дом ворвалась холодная уличная сырость, и я поежился. Черт, а ведь я так и ходил по дому в пижаме. Хорошо хоть, что тапки нацепил. М-да, в таком виде особо не повоюешь.

Сила внутри меня мгновенно отреагировала на угрозу. Руки и ноги задрожали, вокруг пальцев вспыхнуло свечение.

– Стоять смирно! – рявкнул боец и наставил на меня автомат. – Никакой Благодати!

– Михаил, остынь, – сказал отец. – Не нужно применять силу. Это не поможет.

Я и сам понимал, что это было не вовремя. Пытался погасить силу, но не получалось. Если Тайное отделение охотилось на тех, кто умеет пользоваться Благодатью, наверняка у них были способы обезвредить «колдунов». Как минимум, любой из этих бойцов успеет выстрелить в меня.

Так, Миша, не дергаемся. Оценим обстановку, послушаем, что скажут, а там решим.

Спокойно. Вдох. Выдох.

Сияние, охватившее руки, наконец-то погасло.

– Благодарю, – отозвался боец.

Отряд расступился, и в гостиную вошел немолодой темноволосый незнакомец в длинном кожаном пальто. Разумеется, в черном – казалось, гости других цветов не признавали.

– Отряд, занять позиции, – скомандовал гость. Бойцы рассредоточились по периметру помещения.

Вошедший заслуживал отдельного внимания. Помимо кожаного пальто, он носил высокие ботинки на шнуровке, черные джинсы и простой свитер. Он мог бы сойти за типичного мента из телесериалов, если бы на груди у него не красовался на толстой цепи затейливый серебряный амулет. Камень в подвеске тускло светился.

Я поймал и выдержал взгляд гостя, хотя это далось не без труда. Он словно пытался залезть мне в голову – я ощущал, как чужеродная сила прощупывает меня и забирается под кожу.

– Вальтер Макарович, – отец шагнул навстречу гостю. – К чему все эти фейерверки? Могли бы просто позвонить, ваше превосходительство.

На суровом скуластом лице гостя расцвела слабая улыбка. Глаза оставались ледяными.

– Прошу прощения за грубое вторжение, ваше сиятельство, – бесстрастно произнес он и обратился ко мне. – Вальтер Макарович Корф, тайный советник его императорского величества по вопросам контроля применения Благодати. А вы, должно быть, Михаил Николаевич?

Я кивнул.

– Да.

Пистолет Пистолетыч – почему-то именно такое прозвище сразу же пришло мне в голову – резко посерьезнел и жестом пригласил нас сесть.

– Соболезную утрате вашей семьи. Я слышал о Петре Николаевиче лишь хорошее. Однако мое грубое вторжение связано не с этим.

Отец жестом указал на кресла.

– Прошу, присаживайтесь, Вальтер Макарович. Что вас привело?

Папа вел себя как ни в чем не бывало, я тоже постарался принять максимально невинный вид. Со стороны лестницы донеслись шаги и женские голоса. Через несколько секунд на пороге гостиной появилась Оля – она вела под руку бабушку.

Увидев то, что осталось от входной двери и заметив бойцов, бабушка охнула.

– Раз все наконец-то в сборе, я начну, – сухо сказал гость. – В районе вашей усадьбы зафиксирован мощнейший несанкционированный всплеск Благодати. Предположительно, шестого уровня. Должен напомнить, что за бесконтрольное применение Благодати полагается неизбежное наказание. Что здесь произошло, и кто использовал дар?

Корф уставился прямиком на отца. Тот хладнокровно выдержал взгляд и пожал плечами:

– Понятия не имею, о чем вы.

Гость дотронулся до медальона.

– Артефакты не ошибаются, Николай Владимирович.

– Боюсь, все же произошла какая-то ошибка, Вальтер Макарович, – любезно улыбнулся отец. – В нашей усадьбе все спокойно.

– У меня нет времени на игры! – Корф снял с шеи медальон и демонстративно вытянул руку. – Здесь все фонит остатками силы!

– Вы в доме рода, обладающего даром, – парировал отец. – Конечно, мы фоним.

Вальтер Макарович кисло улыбнулся.

– Выброс силы произошел примерно пять часов назад. Еще один – гораздо слабее – буквально только что. Это зафиксировали артефакты слежения аж во Всеволожске! – Он уставился на моего отца в упор. – Прошу, не заставляйте меня применять специфические методы допроса. Вам известно, что я способен вытянуть правду против воли. Николай Владимирович, будьте благоразумны. Расскажите, кто применял силу и зачем.

Я затаил дыхание, судорожно соображая, как поступить. Отец будет до последнего стоять на своем, но это могло лишь разозлить Корфа. Выдавать папу нельзя ни в коем случае – это обезглавит семью, и все станет еще хуже.

18 625 s`om