Kitobni o'qish: «Варлорд. Северное Сияние. Том II»
Глава 1
– О-о-охо-хох… что ж я маленьким не сдох… – не открывая глаз, сообщил я окружающему миру.
Несмотря на звучность фразы, чувствовал себя на удивление хорошо. Не болела голова, не было гнетущей тяжести под бровями, отсутствовало ощущения визита стаи котов в рот. Восклицание же было связано больше с тем, что не люблю вообще все последствия алкогольных возлияний. На психологическом уровне – даже если выпил совсем немного, поутру не отпускает беспокойство. Вдруг чего сотворил, ослабив вожжи контроля разумности.
Так и не открывая глаз – лишь тактильно оценив, что один на широкой кровати, понемногу анализировал минувшую ночь. Мысленно поморщился пару раз – вспоминая исполнение монолога про брак с народом и выход в туалет из-за финального стола.
Мда, неудачно получилось.
Больше серьезных косяков не было. Хотя куда уж больше – вздохнул я, переворачиваясь и потягиваясь. Да, в списке событий было еще доведение до коматозного состояния десятка одаренных и им сочувствующих – при попытке вернуть белого медведя, но это так, шалость. А кроме этого, в принципе, я ничего и не творил. Не считая того, конечно же, что произошло в каюте с Анастасией. Но там мы, в общем-то, творили оба.
На этом моя мысль споткнулась.
Снова перекатившись, я открыл глаза и всмотрелся в украшенный орнаментом потолок.
– Так. А почему я не дома?
Спросил вслух и просто по старой привычке из прошлой жизни. Почему я не дома, прекрасно помнил: ближе к рассвету яхта подошла к причалу в закрытой большой бухте, и все одаренные – те, кто мог ходить, сошли на берег. Тех, кто не мог, вынесли. Помню, как мы направились на виллу, выстроенную в стиле античной архитектуры. Да и встречали нас люди, похожие на реконструкторов – переодевшихся в римских легионеров.
Но особого внимания на это я не обращал. Была причина – «слеза» не только блокировала возможность снять воздействие интоксикации на организм, но и убирала некоторые способности одаренного. Так что минувшие бессонные ночи учебной недели, нервное напряжение во время короткого турнира, безумная ночь с Анастасией и выпитое на вечеринке дали о себе знать – я просто устал и просто заснул, едва мне показали на кровать в предназначенных покоях.
Анастасия…
Вот здесь было сложнее. Я окончательно сросся с оставшейся в теле частичкой души Олега, и личность моя видоизменилась – немного подвинув взрослого циника. И, невольно помолодев душой – из-за доставшегося мне тела, я понемногу менялся, становясь другим человеком. И пусть в этом мире меня даже зовут так же – Артур Сергеевич Волков, но меня прежнего с нынешним не сравнить.
И помолодевшая благодаря Олегу часть моей души, если дать ей волю, беззаветно влюбилась бы в Анастасию. Ничего удивительного – я вообще во всех девчонок своего двора влюбленный, а на восприятие княжны накладывалось все то, что мы уже пережили вместе с ней.
Но.
Здесь уже молодой «я» отошел в сторону, и вернулся тот «я», который вчера немного отошел в сторону под действием алкоголя.
Вопрос. Почему Анастасия поставила ментальный блок в каюте? Как раз перед тем, как мы занялись любовью? Она боялась отказа и не хотела, чтобы я почувствовал ее эмоции обидного отчаяния?
Возможно. Но не факт.
Княжна – будущая Снежная королева, как называют высокоранговых адептов Школы Льда. И еще она будущая – если доживет – королева Юга. Так что недооценивать ее я бы не стал. К тому же Анастасия уже обманывала меня своей мнимой беззащитностью – вспомнить хоть тот раз, когда, притворившись пьяной, развела меня на эмоции.
Уверен ли я, что Анастасия сегодня ночью действовала по велению души, а не руководствуясь холодным расчетом? Нет. Но что это возможно – отрицать глупо. А еще возможно, что в ее действиях всего было в комплексе – все же в охотничьем домике эмоции ее я прекрасно чувствовал и искренность желаний и чувств княжны ощущал.
Но опять же – ментальные способности у меня лучше, чем у Анастасии, но именно в нашей связи ее восприятие на голову выше. И она может просто некоторые свои эмоции и мысли от меня скрывать. Не могло быть так, что полностью ментальный щит она поставила именно из-за этого? Чтобы я не узнал того, что знать мне не полагается?
Может.
Еще и татуировка эта ожившая в процессе… Откуда в ней взялась магическая сила?
Мой источник был заблокирован «слезой», у княжны тоже, но ведь татуировка же ожила? И силы в ней столько, что при желании Анастасия может вызвать своего дракона, который способен снести с лица земли всю немалых размеров виллу, на которую привезла нас яхта. Да и яхту на сдачу потопить.
«Будучи нетрезв, я переспал с одаренной – также нетрезвой, и в результате у нее наполнилась значительной стихийной силой магическая татуировка родового дракона. Подскажите, каким образом и за счет чего это произошло?»
Отличный вопрос. А вот еще лучше – кому я могу его задать?
Да хоть кому, вариантов много. Вот только без последствий для меня и Анастасии, наверное, можно спросить только демона – если его выпустят из застенков ФСБ. И мать Олега – которая вернется нескоро.
Вот так всегда. Вопросы есть, ответов нет – еще раз потянувшись, вновь перекатился я по кровати.
Ладно, это оставим на потом. Но спросить точно нужно – вопрос на самом деле важный. Потому что вдруг эта сила дракона – часть моей, каким-то образом переданной? От подобной догадки даже по спине холодок прошел. Ведь некие влиятельные дамы же собираются матриархат установить, почему бы подобным образом не…
Стоп-стоп-стоп – остановил я себя. Так можно и до правящих миром рептилоидов гипотез настроить.
Выдохнув и перевернувшись еще раз, катаясь по широкой кровати, я проанализировал свои ощущения. Холодок по спине вернулся – я не чувствовал свой источник. Но это из-за того, что «слеза» еще действует, понял я. Надеюсь, что «слеза» – потому что если Анастасия каким-то образом вытащила часть моей астральной силы…
Так, стоп.
Еще раз, заново – после успокаивающего сеанса дыхательных упражнений – я просканировал свое тело. Ощущал себя не очень комфортно. Как обычный человек, без доступа к сверхспособностям. Но, к моему облегчению, чувство это было довольно легким – небольшое усилие, скорее всего физическое напряжение, и все вернется в норму. Это говорили мне не только ощущения, но и знания – на уроках физической культуры в гимназии мы изучали возможности организма и влияние на него психоактивных веществ, в том числе никотина и этанола, которыми я злоупотребил.
Так что, собрав в кучу все мысли и ощущения, я открыл глаза уже окончательно. Отбросив тонкую простынь, слитным движением спрыгнул с кровати. И тут же, не сдержавшись, громко выругался, а дежурившие в ногах у ложа молоденькие девушки невольно отпрянули.
Это вообще кто? Две девушки не походили на горничных, а напоминали скорее покорных служанок. Даже нет, еще круче – рабынь: из одежды на обеих были лишь длинные юбки из невесомой прозрачной ткани. Еще волосы у обеих были одинаково стянуты позолоченными обручами, да на предплечьях широкие медные браслеты.
Причем присутствия «рабынь» я абсолютно не чувствовал – никак не отслеживая ауру. Имплантов в глазах не видно, а значит, это штампы; в том, что передо мной существа, созданные искусственно, сомнений не было.
Рано утром на обстановку и интерьер виллы я много не заглядывался, лишь мельком отметив неплохо воссозданный антураж Древнего Рима. Сейчас, оглядывая «рабынь», уверился в том, что антураж воссоздан весьма детально. Потому что отпрянувшие было служанки встрепенулись, и одна из них, рыженькая, обратилась ко мне на ломаной латыни. Вторая, чернокожая – напоминавшая статую из глянцево поблескивающего эбонита, только преданно и предупредительно хлопала огромными глазами. Латынь она явно – по замыслу создателей программы поведения, не знала.
Созданный уголок античности обретал черты премиальной эксклюзивности. Причем весьма тщательно проработанной. Даже одна из штампованных девушек чернокожая, а вторая рыжеволосая – что в республиканском Риме также было отличительной чертой рабов, которых в Италию везли с севера Европы. Чего, кстати, даже по прошествии немалого количества времени весьма стеснялся один из римских императоров, очень не любивший свое прозвище Меднобородый.
Свесив ноги с невероятно высокой – также по римскому обычаю, кровати, я машинально прикрылся простыней и уже внимательней оглянулся вокруг. Не заметил ни своей одежды, ни каких-либо высокотехнологичных девайсов. Даже время не посмотреть, но, по ощущениям, середина дня – заглядывающее в окно солнце довольно высоко.
Бежать в поисках ответов никуда не стал, а позволил служанкам взять процесс в свои руки. Весьма, надо сказать, умелые: меня проводили в ванную комнату – которая в этих покоях была площадью больше, чем моя квартира, оставшаяся в прошлом мире. Приняв теплую ванну, с ароматическими маслами и лепестками розовых цветов, я по услужливым указаниям-просьбам рыжеволосой рабыни расположился на каменной полке, где девушки приступили к массажу. Чуть погодя, натертый маслами и благовониями, я почувствовал себя вполне неплохо.
После массажа искусственные девушки нарядили меня в белую тунику с пурпурной полосой, подпоясали и обули в легкие сандалии, а после я получил предложение проехаться на носилках. С латинским – после занятий в гимназии, у меня лучше, чем с французским. Только благодаря латинскому я что-то по-французски и понимаю, языки схожи.
Но сейчас не был уверен, что правильно понял подкрепленное жестами предложение про носилки. Как оказалось, понял правильно – и с трудом удержался от удивленного возгласа: за дверью, вызвав ненужные ассоциации с мемами моего мира, расположились два чернокожих гиганта в набедренных повязках и с носилками. От носилок я отказался, пошел ножками. А направлялись мы теперь, по словам рыжеволосой провожатой, в термы. А термы – это надолго, почти гарантированно до вечера. А потом гарантированно пир.
«К гадалке не ходи», – согласился со мной внутренний голос с интонациями Гены Бобкова.
Перспектива гарантированных устроителями выходных терм и пира мне не понравилась. Потому что суббота уже перевалила за середину, а дела с Марьяной с места даже и не думали сдвинуться.
С такими мыслями я прошел через галерею колоннад и, увидев сами термы, на несколько мгновений застыл пораженный. Передо мной было огромное пространство многоуровневого бассейна, размером с городской квартал. Буквально залитая водой огромная площадь; причем бассейн был неглубокий, не более метра, и расчерченный на зоны рядами колоннад и длинных портиков. То тут, то там возвышались здания с водопадами, фонтанами, мраморными статуями в нишах и искусными фресками. Было даже несколько зеленых аллей, в тени которых мелькали белые туники.
На всей огромной площади многоуровневого бассейна собралось около сотни людей, и при столь ошеломляющих размерах они казались буквально горсткой. После более внимательного взгляда я заметил, что только несколько десятков человек расхаживают в туниках, подобных моей. Остальные – в стилизованных под античность купальниках или вовсе без оных. Люди сидели на бортиках, опустив ноги в воду и попивая из кубков, кто-то расположился в тени портиков на скамьях полулежа. И большинство присутствующих здесь играли роли рабов и прислуги – как рыжеволосая «рабыня», что сопроводила меня сюда.
Причем провожатая уже предупредительно, но настойчиво предлагала мне пройти далее, к одной ей ведомой цели. Согласившись, я двинулся следом за ней по поднятой над водой дорожке, выложенной пористыми – чтобы не скользили ноги, покатыми камнями.
Мы с провожатой миновали несколько зданий, в которых располагались банные комнаты. Поднимаясь на возвышение, прошли по зеленой аллее среди мраморных статуй богов и богинь римского пантеона, после чего аллея привела нас к широкой лестнице. Поднявшись, я увидел большой грот, в котором за широким столом возлежало (именно возлежало, по римскому обычаю) несколько человек. К гроту рыжеволосая дева меня и вела.
На мое приближение обратили внимание, несколько даже махнули рукой, а оказавшийся здесь Валера даже что-то крикнул приветственно. Компания собралась действительно знакомая – здесь были все те, кто играл за финальным столом турнира: кроме Валеры, присутствовали Леонид, Барятинский, Йохен и пепельноволосый Судзуки. И еще был фон Валленштайн. Праправнук легендарной одаренной дремал в плетеном кресле, как и Барятинский. И все присутствующие здесь были в нарядах точь-в-точь как у меня, только с одним дополнением – у каждого на голове был лавровый венок.
После возгласа Валеры дремлющий Бастиан фон Валленштайн открыл глаза и приветствовал меня жестом римского салюта. От белокурого голубоглазого арийца выглядело подобное несколько двусмысленно.
– Ave! – повторяя жест фон Валленштайна, вскинул приветственно руку и Леонид.
От раздавшихся громких голосов встрепенулся от дремы и Барятинский. Он развалился в дальнем углу грота на груде подушек и был накрыт простыней с влажными пятнами – видимо, недавно из парилки. Что-то в картине меня напрягло. Внимательней присмотревшись, я понял, что белая ткань ниже пояса Барятинского равномерно поднимается и опускается. К тому же я не сразу заметил выглядывающую из-под простыни нижнюю часть аппетитной женской фигурки.
Но совсем не это меня насторожило. Не понравилось в происходящем мне то, что полумрак грота для меня полумраком и оказался – я не мог менять спектры зрения и видеть в темноте. А что это значит? Правильно – каким-то образом во время массажа рабыни добавили мне в организм еще одну дозу нейтрализующей магическую энергию «слезы».
И вот это мне уже серьезно против шерсти.
– Артур, ты вовремя пришел, – воскликнул между тем Йохен. – Как раз тебя нам не хватало!
Одновременно с его возгласом приведшая меня сюда провожатая приблизилась, надела мне на голову недостающий образу лавровый венок и легко убежала к выходу из грота, ожидать меня там.
– В чем дело? – вместо приветствия поинтересовался я.
– Разреши наш спор! Валера и я считаем, что пользоваться бездушным искусственным телом для удовлетворения своих потребностей, – показал Йохен на поднимающуюся простынь Барятинского, – сродни самоудовлетворению, что общество осуждает. Леонид и Бастиан же говорят, что в этом нет ничего отличного от услуг созданных природой профессионалок. У нас равенство во мнениях, и твой голос решающий.
– Как это равенство? А Таро не спрашивали? – показал я на пепельноволосого Судзуки.
– Он будущий тридцать третий лорд Сацума, ему религия запрещает мнение по этому поводу озвучивать, – засмеялся Леонид.
Японец только покачал головой и отвернулся, явно показывая, как он относится к столь детским разговорам.
– А как же мнение… – показал я на Барятинского, который откинул голову назад, прикрыв глаза.
– Он сейчас немного предвзят ввиду некоторых обстоятельств, – сдержав зевок, ровным голосом пояснил фон Валленштайн.
– Огорчу, потому что спор не решу, – покачал я головой.
– Почему? – удивилось собравшееся общество.
– Потому что искусственная дама, столь похожая на настоящую, – это как безалкогольное пиво. А вот как я отношусь к безалкогольному пиву, я еще не определился.
Мой комментарий вызвал, вернее, оживил бурную полемику, а сам я – в ней не участвуя, присел на одно из широких лож у стола и принялся осматриваться. Вход в грот был довольно широк, и в проем мне было видно, как термы понемногу заполняют все прибывающие одаренные и помятые знаменитости. Некоторые из них, кстати, услугами носильщиков пользовались – и кого-то несли прямиком в тепидарии и фригидарии, чтобы массажем и живительным влажным теплом возвращать к жизни.
Наблюдая за происходящим, я понемногу начинал чувствовать собирающее подспудное напряжение, превращающееся в нервозность. Судя по всему, срежиссированное представление здесь затянется до самого позднего вечера, если не до ночи – что вероятнее всего, и завтра у нас просто не будет достаточно времени, чтобы решить вопрос с Марьяной. Дело, ради которого, в общем-то, мы сюда и прибыли.
– Артур! – окликнуло меня сразу несколько голосов.
– А? – обернулся я. Мне сразу задали какой-то несерьезный вопрос, на который я лишь отмахнулся.
– Тебе что-то не нравится? – поинтересовался Леонид.
– Да. Здесь мне все не нравится, – обернулся я, разглядывая поражающие масштабом термы.
– Тебе не нравится античный антураж? – поинтересовался греческий наследник.
– Я русский, и античность – моя вторая сущность, – улыбнулся я. – Но римской традиции я, конечно же, больше предпочитаю греческую.
– Арес, а не Марс? – неожиданно поинтересовался фон Валленштайн.
– Не совсем, – покачал я головой. – Немного под другим углом: Спарта, а не Афины.
– Так ты же истинный британец, сам вчера рассказывал, – даже Барятинский после моих заявлений открыл глаза и, останавливая, накрыл ладонью двигающуюся под простыней девичью головку.
– Мать из Германии и неспособность говорить по-французски – весьма многозначное определение, – покачал я головой.
– Так что тебе не нравится здесь и сейчас? – увел разговор в прежнюю сторону Леонид.
– Мы здесь как в клетке, – произнес я, оценивая свои ощущения. – С того момента, как мы сели за финальный стол, нас ведут как на веревочке, мне это претит. Кроме того, я хочу выпить, – соврал я.
– Это проблема? – даже приподнялся Барятинский и демонстративно приподнял пустой бокал над плетеным столом рядом с собой.
– Во время массажа мне незаметно поставили еще одну дозу «слезы», – осмотрел я присутствующих. – И я даже не могу сейчас понять, как и когда это случилось. И мне это не нравится. А еще мне не нравится отсутствие чувства контроля, когда я пью алкоголь.
Присутствующие начали переглядываться.
– Подтверждаю, мне тоже закапали, – кивнул Барятинский. Сразу после этих слов он прикрыл глаза и вновь опустился на подушки, легким хлопком по плечу разрешив скрытой под простыней деве продолжать.
– И мне, – подал голос пепельноволосый Судзуки, который, как оказалось, совсем не Таро Судзуки, а будущий князь Симадзу, лорд – владелец земель Сацума и Осюми. После занятий в гимназии я был всерьез подкован по владетельным землям Конфедерации.
Между тем Леонид, Валера и Йохен переглянулись. Судя по выражению их лиц, видимо, никто из них не заметил произошедшего. Но парни прислушивались к себе и переглядывались вновь – каждый почувствовал отголосок новой дозы «слезы», блокирующей стихийную магию и доступ к источнику.
– Кроме того, я не знаю, где моя одежда, айди, и еще не в курсе планов на вечер, – добавил я все из того списка, который мне не нравился.
– А… дайте, пожалуйста, выпить, – неожиданно громко попросил Барятинский. По жесту Йохена одна из рабынь, ожидающих у входа в грот, забежала внутрь, держа высокий запотевший бокал с лимонной водой.
Как раз в этот момент удовлетворяющая Барятинского девица мягко выскользнула из-под простыни, и тот передал бокал ей. Благодарно кивнув, девушка сделала несколько больших глотков и быстро юркнула прочь, покидая грот.
– А… – уже настала моя очередь удивляться, потому что симпатичная девушка под его простыней оказалась вполне себе реальным, а не искусственным человеком – я даже совсем недавно кино с ней видел в главной роли.
– Так она же настоящая? – показал я в сторону убежавшей актрисы.
– Это как-то нивелирует предмет нашего спора? – поинтересовался невозмутимый фон Валленштайн, который понял причину моего удивления.
– Так какие ваши предложения? – картинно скопировав интонационный немецкий акцент фон Валленштайна, поинтересовался у меня Барятинский, принимая более прямое положение.
После этих слов присутствующие переглянулись, и вскоре все – даже невозмутимый Судзуки, смотрели на меня.
– Как-то английский лорд летел через океан, и его самолет потерпел крушение, – начал я издалека. – Лорд спасся и некоторое время жил на необитаемом острове. Когда его обнаружили спасатели, они увидели на пляже три хижины. На вопрос о том, зачем столько, лорд ответил, что первая – это его дом, а вторая – это клуб, в который он ходит по вечерам.
– А третья хижина? – поинтересовался после короткой паузы Барятинский.
– А третья хижина – это клуб, в который лорд не ходит. Для британца этот вариант очевиден.
– Итак, какие наши планы? – спросил Валера, уже копируя и недавние интонации Барятинского, и акцент фон Валленштайна.
– Я бы прогулялся, – пожал я плечами.
– Куда?
– Да черт его знает. Как минимум в какой-нибудь клуб, чтобы найти немного «ангельской пыли» и снять эффект «слезы».
– Да вы, батенька, крамолу какую-то предлагаете, – сморщился наследник греческого престола. – Но если что, я предложение поддерживаю.
– Прогуляться вот так? – показал на свою тунику рассудительный фон Валленштайн и добавил, не дожидаясь комментариев: – Думаю, если дамы распланировали наш вечер, то единственный вариант – уйти по-английски. Потому что, если мы начнем искать здесь одежду, наши спутницы сразу же появятся и будут уговаривать нас остаться.
– И вряд ли кто сможет отказать, – добавил Леонид, соглашаясь с доводами внука самой знаменитой в мире одаренной. – Если просьба поступит от очаровательной Ядвиги, я не уверен, что смогу удержаться и не сделать ей приятное, оставшись здесь.
«Удержаться и не сделать ей приятное» греческий наследник добавил с явной иронией.
– Одежду можем забрать с поверженных наркоторговцев, – пафосно воскликнул Барятинский, явно дурачась.
– Я за, – кивнул Валера. – Это будет забавно.
– Тогда и я с вами, – с прежним спокойным видом повел плечами фон Валленштайн. – Думаю, это действительно будет забавно.
– Почему меня никто не спрашивает? – неожиданно поинтересовался Судзуки.
– А ты против? – обратился к нему фон Валленштайн своим бесстрастным тоном.
– Нет, я с вами.
– Так и что тебя спрашивать? – пожал плечами Бастиан.
– Итак, планы ясны, цели определены. А это значит, что надо действовать быстро и резко, – с нескрываемым энтузиазмом произнес Йохен.
– Как детский понос, – добавил Барятинский, хохотнув. Он среди всех был самый веселый – видимо, чтобы убедить актрису прогуляться к нему под простынь, пришлось смазать переговоры парочкой утренних коктейлей.
– Погнали? – поинтересовался Валера.
Несколько секунд перекрестных взглядов, и, синхронно поднявшись, мы тесной гурьбой вывалились из грота. Сопровождающие каждого из нас «рабыни» дисциплинированно поднялись на ноги, видимо желая следовать за нами.
– Дамы! – вдруг явно отработанным на плацу командирским басом громыхнул фон Валленштайн. – Ждем здесь, мы скоро вернемся.
Повинуясь, искусственные девушки остались на месте, а мы всей компанией двинулись прочь из терм. Миновав огромную площадь с бассейном, прошли через анфиладу залов и вышли в огромный, освещенный солнечным светом атриум – просторный холл виллы со световым колодцем вместо крыши.
Ворота выхода оказались уже совсем рядом, но путь к ним преградил сразу десяток «реконструкторов». Одного взгляда хватило, чтобы понять – это явно переодетая в римских легионеров профессиональная охрана. Тоже из неасапиантов – и довольно слаженно десяток легионеров встал перед нами, закрывая проход к воротам.
– Ты кто, дядь? – поинтересовался я, когда путь мне преградил высокий преторианец в блестящем анатомическом нагруднике и в шлеме с поперечным гребнем центуриона. Валера рядом приблизился к другому преторианцу и, наклонив голову, с нескрываемым интересом юного естествоиспытателя щелкнул пару раз по искусной гравировке нагрудника.
Центурион, преградивший мне путь, в этот момент заговорил. В отличие от «рабынь» неасапианток, общавшихся на латыни, центурион говорил со мной на французском. Слов я не понял, но смысл предельно ясен – уважаемых молодых людей со всем уважением просили вернуться в термы.
«Уважаемые молодые люди не хотят в термы, а хотят прогуляться за ворота», – выступил вперед Барятинский, также заговорив на французском.
Я в этот момент заметил, что один из преторианцев торопливо что-то говорит, прижав два пальца к уху.
– С дороги отойди, дружище, – шагнул я вперед, но центурион преградил мне дорогу.
– Прошу простить, но сейчас это невозможно, – закрывая мне проход, произнес он уже на русском.
– Невозможно? – невольно у меня получилось поднять левую бровь фирменным жестом Анастасии. От удивления я даже на шаг назад отступил, широко раскрытыми глазами обозревая спутников. Краем глаза отметил, что в переговоры с кем-то невидимым вступил уже не первый охранник-преторианец, явно в спешке призывая подмогу в лице кавалерии.
– Это… не невозможно, – мягко обернулся я к центуриону. – Это… Спарта!!!
Я не бил, а просто оттолкнул его ногой. Обычный человек так сделать бы не смог – передо мной была настоящая машина в образе восстановленного неандертальца, причем усиленного имплантами. Но, несмотря на заблокированную стихийную энергию, питающую мой источник, у меня была сила темных искусств. Добавил в удар я самую малую толику, чтобы не оставлять ауры следов. Этого хватило – центурион в богатых доспехах улетел прочь, скрывшись в зарослях декоративных кустов.
Мгновением позже пара преторианцев попытался преградить дорогу двинувшимся вперед Валере и Барятинскому, но оба охранника как-то вдруг споткнулись и, пытаясь остаться на ногах, побежали вперед, часто-часто переставляя ноги, ловя непослушную землю. С грохотом металла столкнулись охранники, пытавшиеся задержать Симадзу, а вот Леонида и Валленштайна никто остановить даже не пытался.
Словно при игре в регби мы просочились через поредевшую толпу охранников-легионеров. Заскакивая на высокий забор, я потерял было из вида Йохена. И задержался, осматриваясь. Но когда в стороне – со скрежетом сминаемого металла что-то ударилось в ворота, а потом вылетела калитка, нашел – немец, как мы, обходить преграды не стал, а пошел напрямую.
В другой ситуации у нас так просто с неасапиантами справиться, конечно же, не получилось бы. Но наверняка у охраны стоял блок возможного уровня воздействия на гостей, тем более одаренных. Максимум – за руку схватить и придержать совсем недолго. Хотя на прочих знаменитостей, думаю, реакция возможна пожестче – селебрити в этом сословном мире все же больше не количеством, а килограммами считают.
Веселой гурьбой мы попрыгали через забор и подбежали к одной из высоких угловатых машин, отогнанных от входа, в тени низких пальм аллеи поодаль.
– Стой! – прокричал фон Валленштайн, но не успел – Барятинский уже подхватил декоративный вазон с карликовым деревом и вынес боковое стекло. Цветасто выругавшись на немецком, фон Валленштайн просто взял и банально открыл лишенную стекла дверь.
– О-го-го, – не сдержал смеха Барятинский, опуская на брусчатку тяжелый вазон. И криво воткнул в него выпавшее деревце. Ну да, машины здесь – на частной территории, никто не закрывает.
За руль между тем запрыгнул Йохен, как будто это было само собой разумеющееся. Заводился внедорожник охраны, кстати сказать, как и полагается любой подобной технике, с кнопки. Поэтому уже через десяток секунд мы покинули круговую площадь и со свистом ветра в салоне устремились по магистрали к основанию острова-пальмы, где находились гостиницы и клубы. Но думаю, для начала нам нужны были магазины – в римских туниках разгуливать, конечно, красиво, но не практично. О чем я и сообщил всей честной компании.
– Да отлично мы выглядим, – возразил мне Барятинский и добавил: – Лично я к процессу посещения магазинов отношусь с предубеждением.
– Ты это к тому, что сначала лучше выпить? – поинтересовался Валера.
– Ему уже хватит, а нам не помешает, – озвучил очевидное Йохен.
– А чтобы выпить, надо найти «ангельскую пыль», – согласился фон Валленштайн.
– И сделать это надо быстро, – произнес вдруг Симадзу.
– Почему? – спросило сразу несколько голосов.
– Потому что, если дамы захотят нас найти и вернуть… – начал японец, но продолжать не стал.
– То есть нам и пить в движении? – произнес Барятинский расстроенно.
– Движение – это жизнь, – прокомментировал Валера.
– Йохен, рули в Тропикану, – хлопнул Леонид водителя по плечу.
– А где это? – поинтересовался Йохен.
Сразу никто не ответил – все пытались определить наше положение в пространстве относительно берега.
– Вон там надо было направо свернуть, – показал назад Симадзу после недолгого молчания.
Кивнув, Йохен вдруг совершил как-то сразу очень много движений, уложив их в пару десятых долей всего одной секунды. Наш угловатый внедорожник после этого невероятным образом словно гигантской рукой развернули и переставили на встречное полотно магистрали, безо всяких оглядок на условности по типу разделительного барьера.
– Йо-охен! – прокомментировал Йохен свой маневр под громкие возгласы остальных.
Пытаясь удержаться на месте, вцепившись руками в подголовник кресла и ручку на крыше, я в этот момент понял, почему зовут его Манфред Штиль, а называют «Йохен». В этом мире, кроме популярного военно-спортивного развлечения – городской охоты, есть еще и городские гонки – нечто похожее на симбиоз World of Tanks и популярной в девяностые аркадной гонки Rock N’ Roll Racing. Только происходят городские гонки здесь в реальности, а Йохен – признанная в них величина мирового уровня. И какой у него боевой клич, все уже догадались.
– А почему вы не были пристегнуты? – с откровенным удивлением поинтересовался он в ответ на жалобы Барятинского и Валеры, которые во время его маневра обстучали обивку салона.