Kitobni o'qish: «Территория без возврата»
Часть первая. Возвращение
Глава первая. Побег из библиотеки
Запах. Вот первое, что он почувствовал, когда оказался внутри…
Или снаружи?
Обитая в Пространственной Зоне, Алекс успел отвыкнуть от того, что запахи могут быть такими сильными, как отвык уже и от вкуса настоящей еды. Во всем, что находилось в Зоне, был оттенок чего-то искусственного, рукотворного. Умело нарисованные картинки, точные копии реальной жизни были слишком глянцевыми и правильными, чтобы в них верить. Хотя Алекс все равно верил, конечно – а иначе как выживать?
Лишь одна из встреченных им проекций не производила такого впечатления. Макромир, разлучивший Алекса с Кайрой, был иным, подлинным. Был ли он вообще проекцией, вот в чем вопрос. Может быть, им не повезло очутиться в одном из уголков «открытой» Пространственной Зоны – увидеть краем глаза крошечный кусочек того, что когда-то открылось доктору Саймону Тайлеру?
Но если не считать макромира, чем «старше» была проекция, тем меньше она становилась похожа на земную жизнь: цвета таяли, звуки гасли, ароматы выветривались. Выцветающий мир становился все более слабым, зыбким, приглушенным, пока…
Что происходило потом, когда проекции окончательно умирали, Алекс так и не понял до конца. В старых проекциях он долго не задерживался, а из увиденных пару раз погибающих локаций, слава Богу, удавалось унести ноги. Кайра называла их «мертвыми», но были ли они такими в привычном смысле?
Алекс отмахнулся от воспоминаний и бесконечных вопросов, наслаждаясь реальностью. Стоя с рюкзаком на плечах в одном из залов Фонда Научной университетской библиотеки, среди стеллажей, от пола до потолка заполненных книжными томами, он жадно вдыхал полной грудью любимые библиотечные запахи. Пахло старыми книгами, деревом и лаком, бумажной пылью, еще чем-то неуловимо знакомым, таким, от чего замирало сердце.
– Я вырвался, – прошептал Алекс, как будто это было заклинание. – Пространственная Зона меня отпустила.
В кадке рядом с ним весело зеленел фикус. Овальные крупные листья упруго покачивались на теплом ветерке: окно было приоткрыто, и снаружи доносились звуки улицы. Обрывки разговоров, вспыхивающий и затухающий вдалеке смех, шорох шин по асфальту, нетерпеливые автомобильные гудки – Алекс всей кожей, каждой клеткой впитывал то, что прежде, давным-давно находил совершенно обычным, естественным.
Внутри, в помещении тоже были люди: в отдалении слышались приглушенные женские голоса – сотрудницы библиотеки негромко переговаривались между собой.
Пора было выходить отсюда, идти дальше. Алекс не хотел думать, что вернулся в мир, где никто не дождался его: вопреки всему он верил, что мама и папа живы и здоровы, а Вета, несмотря ни на что, любит Алекса и верит в его возвращение. Эти мысли были его талисманом.
Он осторожно двинулся по узкому проходу между стеллажей в сторону выхода, туда, откуда доносились голоса. Хотелось бы остаться никем не замеченным, выбраться отсюда потихоньку и…
– Молодой человек! Вы как сюда попали? – возмутилась светловолосая невысокая женщина, тощая и бледная, словно цветок, засушенный между страниц одного из фолиантов.
Алекс оказался в небольшом закутке, где стояли два письменных стола, придвинутых друг к другу, а на них – чайник, чашки, коробочки с сахаром, упаковки печенья. Очевидно, это была чайная комната, где обедали и отдыхали уставшие от книжной премудрости сотрудницы.
Две немолодые женщины смотрели на него во все глаза, приоткрыв рты – не могли понять, откуда он взялся. Алекс привычно обшарил помещение глазами, отыскивая возможную опасность и пути к отступлению. К счастью, за спинами библиотекарей была дверь. Оставалось пройти мимо оторопевших женщин.
– Извините, – как можно миролюбивее произнес Алекс и двинулся вперед. – Я уже ухожу.
– Как вы там очутились? В окно, что ли влезли? – подала голос вторая библиотекарь, крашеная шатенка в огромных очках, делающих ее похожей на стрекозу. – Вы вор?
«Ага, будь я вором, так и сказал бы».
– Что это у вас в рюкзаке?
– Уверяю вас, я ничего не крал, – церемонно ответил Алекс, продвигаясь к двери. – Я оказался в Фонде случайно.
Продолжая болтать, он добрался до цели, взялся за ручку и, не давая дамам опомниться, выбрался в коридор.
– Полицию нужно вызвать! – услышал он.
– Безобразие! Звоните в охрану!
Дальнейшего диалога он не услышал, чуть не бегом двигаясь по коридору. Если библиотекари позвонят в охрану, могут возникнуть проблемы. Он хорошо знал, куда идти: бывал здесь не раз, сохраняя привязанность к бумажным книгам. Здесь все было немного не так, как он помнил, но, возможно, какие-то детали он просто позабыл.
«К тому же неизвестно, в каком времени ты оказался, какой сейчас год!» – напомнил себе Алекс.
Не надо пока думать и гадать. Коридор, поворот, еще один, еще.
Алекс выбрался на лестницу и поспешил вниз. Навстречу ему попадались люди, но попыток задержать юношу с рюкзаком никто не предпринимал. Он рассекал пространство, как океанский лайнер – волну, и наконец очутился в вестибюле, замедлив шаг. Полиции не было, возле дежурного библиотекаря выстроилась очередь желающих попасть в храм книги.
Охранник, полный пожилой мужчина с необычайно пышной шевелюрой, хмурясь, говорил по телефону. Не исключено, что одна из напуганных Алексом библиотекарей все же пожаловалась на вторжение.
Что ж, коли так, придется поспешить. После жутких встреч и кровавых столкновений с всевозможными тварями в Пространственной Зоне кудрявый толстячок-охранник не казался сколько-нибудь значимым препятствием, однако скандала и преследования лучше бы избежать.
Стараясь не глазеть по сторонам, Алекс двинулся к выходу стремительной походкой человека, который точно знает, куда и зачем направляется, и имеет полное право здесь находиться.
Проходя мимо огромного зеркала, он ужаснулся. В Зоне ему практически не было дела до того, как он выглядит – Алекс был занят тем, чтобы выжить, прокормиться, не получить травму. Совсем как первобытный человек.
Одежда на нем постепенно приходила в негодность, а взять новую он не мог: из одной проекции в другую нельзя вынести ничего, с собой у них с Кайрой всегда было лишь то, что с чем они когда-то вошли в Зону.
Поэтому сейчас на Алексе были порванные в нескольких местах джинсы, разбитые кроссовки и водолазка. Когда-то у нее были длинные рукава, но он отрезал их по самые плечи.
Впрочем, студенты часто одеваются экстравагантно и странно, так что белой вороной себя можно не чувствовать.
А вот и турникет с красными крестиками – выход закрыт.
– Молодой человек! – раздался окрик.
Не оборачиваясь, Алекс легко перемахнул через преграждающие путь конструкции из металлических труб и побежал к выходу.
В спину ему кричали, но он не слушал и не останавливался. Стеклянные двери послушно расползлись в стороны, и Алекс выскочил на широкое высокое крыльцо. Не задерживаясь, скатился по ступенькам и помчался прочь.
Он бежал и думал, как удивительно, как непривычно: никаких Порталов, никаких бесконечно сменяющих друг друга проекций… Мог ли он поверить, что у него в итоге получится? Что он выберется в свой, родной мир из того – чуждого, опасного, отвечающего ледяным безмолвием на самые страстные призывы и самые жгучие проклятья.
«Обошлось», – думал Алекс, понимая, что преодолел самое малое из возможных препятствий. Шаг он замедлил, оказавшись далеко от библиотеки, за пределами студенческого городка. Неподалеку был большой сквер, где часто собирались студенческие компании и постоянно бывал сам Алекс. Ноги сами несли его в ту сторону.
Была весна или начало лета. Листва на деревьях еще не утратила свежего изумрудного оттенка, не успела поблекнуть, подернувшись пылью. Цветы на клумбах еще не расцвели, а трава была молоденькая, едва пробившаяся на свет божий.
«Что ж, со временем года определились, узнать бы, какой год!»
Но как? Не будешь же спрашивать у прохожих. Идеально было бы купить газету, но денег-то нет. Немного успокоившись, стараясь унять волнение, которое пока не покидало его, Алекс пригляделся повнимательнее к тому, что его окружало.
Сквер, где он сидел, выглядел вполне узнаваемо. Если изменения и были, то не радикальные. Будь на его месте женщина, наверное, поняла бы, в каком времени оказалась: по фасонам одежды, по женским прическам и макияжу. Но ему было сложно сориентироваться. Кажется, когда он исчез в Пространственной Зоне, девушки красились и одевались примерно так же… Или нет?
«Ну ты и дурак, газету не обязательно покупать! Просто подойди к киоску и полистай!»
Устыдившей собственной несообразительности, Алекс встал со скамьи и пошел к выходу из парка. Там, возле остановки, должен быть небольшой магазинчик, где продавали всякую чепуху вроде чипсов и газировки, стояли автоматы с кофе и шоколадками, а также торговали газетами и журналами.
Магазинчика не было, но был киоск с надписью «Пресса». Просто так не полистаешь, придется попросить киоскера посмотреть, мелькнуло в голове, но, подойдя ближе, Алекс увидел, что витрина пестрит от выложенных на ней изданий.
Что-то удивило его – и почти тотчас он сообразил, что кажется ему странным: все заголовки были написаны кириллическим шрифтом. В его время в России пользовались двумя алфавитами – кириллицей и латиницей. Причем латиница была распространена гораздо шире.
Не глядя на сладко улыбающиеся лица кинозвёзд, не думая, знакомы они ему или нет, Алекс отыскивал глазами даты выпусков.
А когда отыскал, так и застыл, уперевшись взглядом в буквы и цифры.
«Жаркий май-2020», – кричал один журнал, помещая дату в кричащую красную кляксу.
«14. 05. 2020», – сухо констатировал другой.
Алекс лихорадочно производил в уме подсчеты, путаясь в цифрах.
– Почти двадцать лет назад, – пробормотал он, отняв ту дату, что видел перед собой, от 2040 – года, когда он вместе одногруппниками отмечал праздник в проекции Мальдивского острова-резорта Бару.
– Вы стоите? – раздраженно проскрипели за спиной.
Алекс оглянулся и увидел старичка в джинсовой панаме, который глядел на него, сердито сверкая выцветшими голубыми глазами. Кустистые брови придавали старичку забавный вид, но Алексу было не до смеха.
– Простите, – тихо сказал он и отошел в сторону.
Старик сунулся в окошко. Алекс не слышал и не видел ничего вокруг. Солнечный весенний день, люди, машины, здания – все отодвинулось куда-то, притихло, замерло.
«Здесь, в этой реальности, мне едва исполнился год», – думал он.
Алекс родился восьмого февраля 2019-го.
Получается, сейчас, здесь, в том времени, куда Портал вывел Алекса, у его родителей годовалый сынишка. Он сам, крошечный, лежит в колыбели, и Вета, благодаря преданности и любви которой он выбрался из Пространственной Зоны, тоже только учится ходить и говорить.
«Главное, что все они живы!» – возрадовалось сердце.
«Но как я могу прийти к родителям? Я ведь никто для них, чужой человек», – спустил его с небес на землю прагматичный разум.
Алекс никак не мог справиться с эмоциями, решить, что ему делать, как вести себя в новом, незнакомом для него мире, где пока еще не придуманы Проекции, не открываются Порталы, и Корпорация не продает всем желающим Комнаты для выхода в мир своих иллюзий.
Нет проекций, проекторов, Порталов…
Когда эта мысль угнездилась у Алекса в голове, когда он понял, что никто, ни один из живущих здесь и спешащих по своим делам людей ни разу не был, да и не мог побывать в том аду, из которого он с таким трудом и потерями выбрался, Алекс подумал, что этот мир гораздо чище, наивнее, добрее.
А следом пришла и другая мысль. Если здесь, в этой реальности, еще не понятия не имеют о выходе в Пространственную Зону, то как он сможет найти Кайру?..
Глава вторая. О чем рассказала художник Галина
Без билета в автобусе не прокатишься. В метро – тем более, туда вообще не попадешь. Какая, вроде бы, мелочь, какая незначительная, пустяковая преграда, особенно в сравнении с тем, что ему довелось пережить! И, тем не менее, Алекс был вынужден пойти пешком.
Два раза он все же садился в троллейбус, и ему удавалось проехать одну – две остановки, но потом суровый кондуктор высаживал безбилетника. Можно было бы поумолять, поупираться, но Алекс не мог себя заставить и покорно вылезал на ближайшей остановке.
Заплатить за него желающих не находилось: возмущенные добропорядочные граждане брезгливо отворачивались от здоровенного лба в лохмотьях, который не мог наскрести денег на поездку.
Хорошо, хоть Алекс вовремя вспомнил, что прежде, когда был маленьким, они с родителями жили совсем в другом районе города. А не то отправился бы в противоположный конец географии, а потом пришлось бы возвращаться.
Город, конечно, изменился… вернее, он был не совсем таким, как помнил Алекс. Не было некоторых зданий в центре, к которым он привык, вместо них стояли другие, непривычные.
Незыблемо, вроде, стояли, а все же через несколько лет их снесут.
Отсутствовал огромный музыкальный фонтан, что красовался на набережной. Остановочные площадки были другими. Автобусы, троллейбусы казались старомодными, немного чудными, а вот автомобили были примерно те же. А может, Алекс просто не замечал, потому что не слишком хорошо разбирался в марках и моделях.
Одежда на людях казалась ему несколько более вычурной – в его время люди одевались проще, функциональнее. Пожалуй, не так нарядно, но зато практично и удобно. Впрочем, различия были не так уж существенны.
А вот что удивляло, так это большое количество откровенно немолодых, пожилых, не слишком красивых женщин и прохожих в очках.
Алекс привык, что все, кому это требовалось, переходили на линзы или делали простейшие безопасные операции по улучшению зрения, так что не было нужды водружать на нос неудобную конструкцию.
К тому же люди скрывали возраст и выравнивали неудачную внешность с помощью пластических операций, которые стали привычным делом. Пластические хирурги были столь же востребованы, как стоматологи, а услуги их – доступны, так что женщинам (чаще все-таки под нож ложились именно они, поскольку в мужчинах жило вековое неистребимое убеждение, что они и так хороши!) не было нужды мучиться от сознания собственного несовершенства.
Он вдруг вспомнил, что профессор Ковачевич носила очки – вроде бы, в знак протеста, ратуя за естественность, не желая постоянно использовать современные технологии омоложения и оздоровления. Но такая позиция была исключением из правил. Теана Ковачевич – особый случай.
Когда Алекс добрался до улицы, где стоял его дом, день клонился к вечеру. Это был спальный район, и народ массово возвращался с работы. Машины истерично гудели, металлические утробы автобусов были переполнены так, что едва не трескались по швам. Пестрые разнокалиберные толпы текли по улицам; люди спешили, не желая терять ни минуты драгоценного вечернего отдыха, деловито рассортировывались по подъездам и магазинам.
Алексу некуда было спешить, но он все равно поддался общему ежевечернему ажиотажу – и на какой-то момент ему стало казаться, что его тоже ждут, что ему есть, к кому прийти, рассказать, как прошел день.
Всю дорогу он думал, как станет вести себя с родителями. Что можно сказать им? Как объяснить, что и он, Алекс, – взрослый, черт-те как одетый парень с настороженным взглядом и ранами по всему телу, тоже их сын! Точно так же, как и годовалый Сашура, как бабушка звала его, когда был маленьким.
Папа, возможно, выслушает и постарается поверить. Он ведь всегда верил в науку, технический прогресс, неизведанные безграничные возможности и все такое.
Мама куда более консервативна. Она материалистка, практик, а не теоретик, для нее во всем важны логические построения. Но какая может быть логика, когда здоровенный верзила сваливается, как снег на голову и заявляет, что он – твой сын из будущего!
Алекс понятия не имел, как выстроить разговор с родными, с чего начать, и, чем ближе подходил к дому, тем сильнее нервничал. Очутившись возле подъезда, он не стал заходить, отошел в глубину двора, присел на скамью, чтобы собраться с мыслями.
То, как выглядел двор, помнилось смутно, хотя убранство квартиры он представлял более-менее ясно. Березы и липы, высаженные вдоль тротуаров, лавочки, горка и качели, цветы в автомобильных шинах, выкрашенных в голубой и красный цвета – кажется, все так и было.
Алекс поднял взгляд на застекленный балкон и окна на восьмом этаже блочной девятиэтажки. Там, в тесной однокомнатной квартирке они с мамой и папой жили много лет, пока не переехали в новую просторную. Алекс, маленький и несмышленый, глядел по утрам в окошко, выходил вот из этого подъезда, чтобы мама или папа за ручку отвели его в садик или в начальную школу.
Детский сад был близко, в соседнем дворе, и это всегда одновременно успокаивало (дом же рядом!), но вместе с тем наполняло душу горечью и тоской (ну ведь рядом же, рядом – а не попадешь!). В школу нужно было идти подольше, минут десять пешком.
«Где-то тут и Вета живет», – подумал Алекс.
В своем послании она писала, что жила по соседству, ходила с ним в один детский сад и школу. Этого Алекс не то, что не помнил, даже вообразить себе не мог.
Ему захотелось увидеть Вету, заглянуть в ее огромные задумчивые глаза, прочесть в них нежность и понимание. Поблагодарить за все, что она сделала для него самого и его родителей. Хотя никаких слов, конечно, не хватит… Рассказать обо всем, о том, как тяжко ему пришлось, зная, что она поймет. Вета всегда понимала и поддерживала, вот только он ничего этого не видел. Почему по-настоящему достойные любви люди так часто оказываются незамеченными, отвергнутыми?
Сейчас искать Вету бесполезно.
Алекс повозил ногами по земле. Мелкие камушки хрустко зашуршали под подошвами кроссовок. На лавку рядом с ним уселась пожилая женщина. Алекс повернул голову и, к своему удивлению, узнал ее. Короткие седые волосы убраны за уши, все пальцы – в тяжелых кольцах с камнями, в углу рта сигарета. Кажется, она художница. Имя на языке вертится, но не дается, а вот то, что она жила на первом этаже и выгуливала утром и вечером шоколадно-коричневую таксу Зулю, вспомнилось сразу.
Да вот и собака – носится, принюхиваясь к земле. Счастливая – ни забот, ни проблем. Покружив по двору, Зуля подбежала к скамейке и принялась обнюхивать Алекса.
– Не бойтесь, она добрая, не укусит, – сказала хозяйка.
Алекс протянул руку, почесал таксу между ушей.
– Зуля, Зуля, хорошая, – проговорил он, не успев сообразить, что не может знать клички собаки.
Хозяйка немедленно напряглась и подозрительно воззрилась на Алекса.
– Откуда вы знаете, как ее зовут?
«Окликала она сейчас собаку или нет? Что сказать?» – подумал Алекс, и тут ему в голову пришло решение.
– Видел вашу красавицу, – он старался говорить непринужденно и спокойно, продолжая гладить собаку. – Бывал уже здесь, в гости приезжал к соседям вашим, с восьмого этажа. К Кущевским, Елене и Вадиму.
Сказал – и замер. Что, если она скажет, что нет тут таких, что никакие Кущевские в их доме отродясь не…
– Ах, конечно! – Хозяйка таксы сразу расслабилась и заулыбалась. – У меня Зуля приметная. Любите собак?
Алекс с облегчением перевел дух и вполне искренне ответил, что любит.
– Опять навестить решил? А их, поди, дома нет? – Собаковладелица все сама за него сказала, даже врать не пришлось, знай только кивай.
– Я, кстати, Галина. Художник. – «Да, точно! Так она всегда всем и представлялась!» – А тебя как звать?
– Алекс, – не задумываясь, ответил он. – Вадим, наверное, на работе? А Лена с ребенком ушла куда-то?
Улыбка стекла с лица Галины, и оно вытянулось, а глаза округлились.
«Что не так?»
– Ты им кто, парень?
– Родственник. Дальний. – Прозвучало глупо, но Алекс, к счастью, вспомнил, что у мамы есть в Белоруси троюродная сестра, с которой они практически не общались, и договорил: – У Елены в Минске сестра троюродная, я ее сын.
«Вроде нормально получилось: седьмая вода на киселе, не проверишь, но и не подкопаешься».
Художник Галина, поразмыслив, кивнула.
– Не знаешь ничего, что ли? Не сказали тебе?
– Я вообще-то проездом. Так, проведать заскочил, он меня не ждут.
По уму, так объясняться не следовало бы. Любые оправдания всегда звучат подозрительно, однако Галина приняла все, как должное.
– Ясно. – Она подозвала к себе Зулю, которая уже успела усвистать за детскую площадку. – Сынишка-то их, Сашенька…
– Что? – не сдержался Алекс.
– Умер, – Галина поджала губы, похоже, в неподдельной скорби. – Такое несчастье. А мальчик какой был! Красивый, улыбчивый. Сидел сам, вставать уже научился и даже агукал слова какие-то.
– Когда? – помертвевшими губами выговорил Алекс.
– Полгода уже скоро. В новогоднюю ночь, представляешь?
Новогодняя ночь. Как раз тогда, когда Алекс не вернулся из Пространственной Зоны. В этой версии бытия все произошло точно так же. Только он даже вырасти не успел. «Видимо, мне не суждено…», – начал было Алекс, но оборвал свою мысль.
– Как? Как это случилось?
– Мы все поверить не могли, – не слушая его, говорила Галина. – Люди празднуют, «скорая» не сразу приехала. Да если бы и сразу… Синдром внезапной младенческой смерти, так говорят. Бывает это у детей. Ему годика не исполнилось, бедняжке. В феврале должно было.
– Восьмого.
– Наверное. Точную дату не помню, знаю, что в феврале. У меня самой внук февральский.
Алекс сидел, уставившись в одну точку, придавленный этой новостью.
– Ты меня прости, – повинилась Галина, увидев, какое впечатление произвели ее слова. – Вывалила на тебя такое, а ты и не знал.
Сил хватило лишь пожать плечами.
– Да, видишь, как бывает… – Галина вздохнула и прицепила поводок к собачьему ошейнику. Прогулка, видимо, подошла к концу. – Лену-то ждать бесполезно.
– Это еще почему? – вскинул голову Алекс.
«Неужели?! О, Господи, мама!»
– Разъехались они. Лена у родителей живет.
– Развелись?
«Да что же это! Мама с папой… не может быть!»
– Нет, просто, как она сказала, поставили отношения на паузу. Я как раз гуляла с Зулей, смотрю, она с сумками. Я спросила, она и ответила. Может, сойдутся еще. Молодые ведь. И детей родят.
Галина уже ушла, волоча за собой жизнерадостно брыкающуюся Зулю, а Алекс все сидел, не мог собрать мысли в кучу. Не помнил толком, как попрощался с соседкой. Не знал, как поступить, что делать с той информацией, которой снабдила его словоохотливая Галина.
«Надо бы на кладбище сходить. Посмотреть на собственную могилу».
Между тем город понемногу затягивали сумерки. Часов у Алекса не имелось, но, наверное, было около восьми. В окнах зажигался свет, детская площадка пустела – малышей звали домой ужинать. Становилось свежо, и, хотя холода Алекс еще не чувствовал, было понятно, что ночью он замерзнет в своей драной водолазке.
Нужно где-то переночевать, отдохнуть. Да и поесть не мешало было. Пусть горе, пусть потрясение – организм все равно свое требует. Гнусное дело, если подумать, но физиологию не обманешь.
Хлопнула дверца машины. Какой-то еще жилец приехал, припарковался.
Алекс поднял голову и увидел, что по двору размашистым шагом идет человек. Высокий, худощавый черноволосый молодой мужчина не старше тридцати лет, в темных джинсах и светлой рубашке. Мужчина слегка сутулился и…
«Сынок, держи спину прямо! А то будешь крючок крючком, как я!» – раздался в голове голос отцовский голос.
Сердце, кажется, перестало биться. Алекс во все глаза смотрел на человека, который, тем временем, быстро набрал код домофона и скрылся в подъезде прежде, чем Алекс успел окликнуть его.
И хорошо, что не успел. Что бы крикнул? «Папа»?
Нет, нужно обдумать все, решить, что сказать. Впрочем, Алекс знал, кем представится – другого выхода нет.
В знакомых окнах восьмого этажа зажегся оранжевый свет.
