Kitobni o'qish: «Отель «Петровский»»
Лучше ужасный конец, чем ужас без конца.
Фердинанд фон Шилль
Пролог
Сначала он подумал, что ему всего лишь показалось.
Спал Рогов беспокойно: день был тяжелый, с вечера он решил снять стресс коньяком, однако выпил больше, чем следовало, поэтому хотя заснул быстро, но проснулся уже через несколько часов с головной болью, пересохшим горлом, колотящимся сердцем и ломотой в костях.
Была бы рядом жена, не дала бы выпить лишнего. Но жена осталась в городе, так что натянуть вожжи оказалось некому.
Третья порция определенно была лишней, но, как это частенько бывало, осознание этого факта пришло вместе с похмельем, которое с возрастом становилось все сильнее и мучительнее.
Не зажигая света, Рогов потянулся за стаканом воды, который с вечера оставил на тумбочке возле кровати, сделал несколько жадных глотков и прополоскал рот, безуспешно пытаясь избавиться от кислого привкуса.
Поставив стакан на место, Рогов снова лег, повернулся на правый бок и покрепче зажмурился, надеясь, что сумеет снова заснуть, и как раз в этот момент услышал звук.
Кто-то кричал. Кажется, ребенок.
«Откуда здесь дети?»
Попытавшись убедить себя, что крик ему мерещится, Рогов натянул одеяло на голову. Не помогло: через минуту звук повторился, и был хотя и приглушенным, но вполне отчетливым.
Рогов зажег ночник и посмотрел на часы. Половина третьего ночи. Спать бы да спать, но как уснешь, когда башка раскалывается, точно в нее раскаленный прут воткнули, а возле дома кто-то вопит?
Кряхтя и постанывая, Рогов сел в кровати, спустил ноги на пол, нашарил тапочки. Затылок отозвался на все эти перемещения тупой болью.
Он поглядел в окно, но, понятное дело, ничего сквозь опущенные жалюзи не увидел. Рогов всегда зашторивал окна: детский страх, что кто-то может заглянуть в окно, стоять и смотреть на него, спящего, с годами так и не прошел, а в последнее время («Не думать об этом! Только не сейчас!») даже многократно усилился, поэтому Рогов не только здесь, в этом доме, но и в городской квартире, которая находилась на семнадцатом этаже, не мог заснуть, не задернув плотные занавески.
Жена посмеивалась над ним: ни один вор не станет перелезать через двухметровый забор, не сунется в дом при включенной сигнализации и понатыканных по всему периметру камерах, чтобы ограбить хозяев, а заодно полюбоваться в окно на спящего мужчину пятидесяти двух лет! Какому нормальному человеку это придет в голову?
Все верно. Все логично.
Только вот Рогов боялся вовсе не человека…
Выйдя из спальни, он двинулся по коридору. Дом у них огромный, но этаж всего один: у жены колени болят, ей тяжело подниматься по лестнице. Чтобы добраться до входной двери, нужно пройти по длинному коридору, миновать гостиную и столовую. Рогов везде включал свет, пока шел: терпеть не мог передвигаться в темноте.
Дом этот, несмотря на то, что был построен на совесть и оборудован всем необходимым, находился в дачном поселке и использовался именно как дача. Роговы приезжали сюда с апреля по сентябрь (иногда вместе, иногда – по отдельности, вот как сейчас), зимой почти не заглядывали.
Сейчас начало мая, сезон уже открыт, но в эти выходные было дождливо и холодно, поэтому мало кто из соседей сейчас здесь, в поселке. Когда Рогов ехал вечером, свет почти нигде не горел, и при мысли о том, что он находится в безлюдном месте совсем один, ему стало не по себе.
В коридоре плач слышался намного отчетливее, и, хотя Рогов понял уже, что никакой это не ребенок, а просто кошка, все равно не повернул обратно: если она будет так блажить, заснуть не удастся, придется посмотреть, что случилось, может, застряла где-то. Заодно надо будет и на кухню зайти: стакан уже опустел, а пить все еще хочется.
«И день дурной, и ночка та еще», – раздраженно думал Рогов. Хорошо, что завтра воскресенье, на работу не нужно, можно поваляться в кровати, выспаться.
Вот она, дверь.
Кошка орала не переставая, и ее пронзительный, похожий на человеческий плач наводил на мысли о воплях банши, возвещающих о скорой смерти.
Нет, нервы точно пора лечить, подумалось Рогову. Сходить к доктору, пусть пропишет, что нужно: отвары какие-то успокоительные, пилюли, ванны – что там еще положено принимать, когда вздрагиваешь от каждого шороха и без снотворного спать нормально не можешь?
Рогов отключил сигнализацию, отпер замки и открыл дверь. На большой веранде зажглась лампочка (в темное время суток это происходило автоматически) и в желтом свете Рогов, наконец-то, увидел нарушительницу спокойствия.
Черно-белая пушистая кошка (хотя почему именно кошка? Возможно, это кот!) лежала на боку и мяукала, широко разевая рот. Рогов подошел ближе, присел возле животного на корточки. Вроде бы нет никаких видимых повреждений: ни ран, ни крови.
– Ты чего кричишь? – спросил Рогов, точно она могла ответить.
Он коснулся рукой гладкого лоснящегося бока. Все-таки кошка, причем явно домашняя, ухоженная. Наверное, соседская. Рогов подумал, что видел ее прежде: очень уж узнаваемым было белое ухо и наполовину белый хвост.
Возможно, хозяева собрались уезжать в город, а она убежала погулять, вот они ее и оставили. Кошка вернулась – дом закрыт, есть нечего.
«Но почему она так кричит, словно ей больно? От голода, что ли?»
– Иди-ка сюда. Покормлю тебя.
Рогов, не без опасений, взял животное на руки: вдруг оцарапает или укусит? Но кошка не вырывалась, лежала на руках смирно, притихла, не кричала больше, только дышала тяжело и часто, как в сильную жару.
– Пойдем домой, я тебе молока дам. Повезло тебе, что я один сегодня.
Рогов поднялся на ноги и пошел в дом. У жены была аллергия на кошачью шерсть, поэтому кошек они не держали, хотя Рогов любил их. Когда был маленьким, жил с родителями, у них всегда были кошки и коты, и сейчас ему тоже хотелось, чтобы милый пушистик мурчал под боком, да и спокойнее было бы: кошки ведь видят нечистую силу и даже, говорят, отгоняют. («Хватит уже об этом! Сколько можно!») Но куда денешься, если жена при одном взгляде на кошек покрывается пятнами и начинает чихать и кашлять?
Прикрыв за собой дверь, Рогов подумал, что надо бы запереть замки и включить сигнализацию, но с кошкой на руках сделать это было сложно. Он решил, что принесет кошку на кухню, нальет ей молока, а потом вернется. Что может случиться за несколько минут?
Включив свет в кухне, Рогов опустил кошку на пол и открыл холодильник.
– Что тут у нас есть съедобного для тебя? – проговорил он, задумчиво обглядывая полки в поисках подходящей еды. – Колбасу любишь? Молоко? Что нам тут Галина купила?
У них с женой была помощница по хозяйству, которая покупала продукты, готовила и убирала квартиру и дачу.
Отрезав кусок колбасы, Рогов нарезал его на кусочки и положил в тарелку, налил в блюдце молока. Поставив угощение перед кошкой, он вспомнил про незапертую дверь и поспешил в коридор.
Особого беспокойства Рогов не испытывал, однако все же вздохнул с облегчением, когда повернул ключи в замках и набрал нужные цифры, включив сигнализацию.
– Вот теперь все в по… – начал было он, но фраза оборвалась на полуслове, потому что в этот миг погас свет.
В доме стало так темно, что Рогову на секунду показалось, будто он ослеп. Прижавшись спиной к стене, он заморгал и попытался успокоиться, хотя паника уже взяла его за горло ледяными пальцами.
«Оно здесь!» – всплыло в голове.
И словно в подтверждение откуда-то сбоку раздался шорох.
«Это кошка! Всего лишь глупая кошка», – постарался убедить себя Рогов.
Но почему электричество отключилось? Это только здесь, в доме, или во всем поселке? Если выбило пробки, то нужно выйти из дому, найти счетчик, а как это сделать без фонарика? Телефон остался в спальне, кухня ближе – там есть свечи и спички.
Мысли скакали в голове, как перепуганные зверьки в тесной клетке, и Рогов никак не мог решить, что делать дальше. Впрочем, стоять тут и трястись от страха было невыносимо, поэтому он двинулся в сторону кухни.
Шаря рукой по стене, он шел и шел вперед, прислушиваясь, всматриваясь во мрак, но ничего не видел и не слышал. Коридор показался куда длиннее, чем обычно: ему думалось, что он давно уже должен был оказаться в кухне, однако тот все не кончался, уводя Рогова за собой. Ему почудилось, что он вовсе не на даче, а там, в этом проклятом месте.
«Не надо было соглашаться», – в сотый раз тоскливо подумал Рогов, и отогнать мысль о случившемся в отеле уже не получилось.
Внезапно коридор кончился, рука наткнулась на дверной косяк. Рогов стоял на пороге кухни.
Шорох раздался снова, а вслед за ним – вздох и неясное бормотание. И это уже точно не могла быть кошка.
Рогов отчетливо понял, что сам себя загнал в ловушку. Зачем он притащился в кухню, если можно было открыть дверь и выскочить наружу? Пусть бы сигнализация сработала! Приехали бы полицейские, а он бы сказал, что услышал непонятные звуки. Люди в форме проверяли бы дом, задавали вопросы, говорили с ним, совершали привычные, рутинные действия, так что мир вокруг снова стал бы нормальным и обычным.
А вместо этого он стоит в темноте, наедине с чем-то неведомым, в пустом поселке, на помощь позвать некого и…
– И бесполезно. Никто тебе не поможет, – раздалось из темноты. В голосе (не разобрать, мужском или женском) звучала насмешка.
Головная боль, о которой Рогов позабыл с перепугу, навалилась с новой силой, вгрызаясь в черепную коробку острыми зубами. К ногам прикоснулось что-то мягкое, теплое, и Рогов, хотя и понимал, что это всего-навсего злополучная кошка, не в силах больше сдерживаться, завопил дурным голосом и шарахнулся в сторону, пнув животное.
Задребезжало опрокинутое блюдце, кошка зашипела, а потом снова принялась мяукать пронзительным, напоминающим детский, голосом.
– Уходи! – прошептал Рогов. – Хватит! Я не могу, не могу!
– Не можешь, – эхом отозвалось из мрака.
Голосов было уже несколько.
Рогов рванулся обратно в коридор. Кошка бросилась под ноги, он споткнулся, не удержавшись, и полетел на пол. Упал, больно ударившись коленями, но тут же поднялся на четвереньки, пытаясь отползти подальше. Рогов ничего перед собой не видел, ничего не соображал, чувствовал лишь, что нечто жуткое, ледяное надвигается на него, даже не особенно торопясь – зная, что ему не сбежать.
Он тихонько подвывал от ужаса, силился сказать что-то, но язык распух и не ворочался во рту. Перед глазами повисло алое марево. Головная боль стала невыносимой, что-то потекло по верхней губе – видимо кровь.
«У меня давление, – отрешенно подумал Рогов. – Я сейчас умру».
Он не мог подняться, ползти уже не мог тоже. Лежал и ждал неизбежного, понимая, что ему не спастись.
– Ты был прав, – прошелестело над ухом.
Шорохи, похожие на шелест птичьих крыльев, наполнили коридор. Кто-то шептал, окликал Рогова по имени, звал за собой, смеялся.
Как тогда…
Только в тот раз он сумел вырваться. И даже позволил себе не поверить.
– Ты прав, не стоило соглашаться. Мы не прощаем.
Боль в голове достигла апогея.
– Ты проклят. Навеки проклят.
Рогову хотелось только одного: пусть бы эта мука прекратилась. Поэтому, когда неведомая сила зажала его в тиски, лишив возможности дышать, и он полетел в безжизненную могильную темноту, Рогов был почти рад тому, что умирает.
Часть первая
Глава первая
Сегодня еженедельное совещание проводил Щеглов. Главный редактор, он же директор, был в отпуске и оставил Романа рулить вместо себя. Ничего удивительного: Щеглов работал в журнале со дня открытия, знал всю работу по выпуску издания от и до на всех этапах, и к тому же был человеком кристально честным и надежным.
– Тот редкий случай, когда название должности и характеристика полностью совпадают, – часто говаривал главред, имея в виду, что должность Щеглова называлась «ответственный секретарь».
Роману было чуть за тридцать, ни семьи, ни детей, вся жизнь – работа. Щеглов был отличный парень, они с Ильей дружили, их взгляды и жизненные ценности во многом совпадали. Это было хорошо, но слегка настораживало: выходит, и он, Илья, через десяток лет будет таким же одиноким, зацикленным на карьере?
Коллектив редакции небольшой – двадцать два человека, и все они сейчас сидели за овальным столом из светлого дерева: так было заведено, что раз в неделю все, от руководителей до уборщицы, собирались вместе.
Илья был самым молодым среди всех, работал в журнале второй год, пришел после окончания университета. Пока учился, подрабатывал в разных изданиях, в основном интернетных, и мечтал устроиться в «Скорость света» – крупнейшее, авторитетное печатное издание Быстрорецка.
Мечта сбылась, но, как часто бывает, горячо желаемое стало постепенно казаться рутиной, а потом – оборачиваться разочарованием. В последнее время Илья все чаще признавался себе, что ему не хватает свободы, поскольку за темы, которые ему хотелось освещать, браться было нельзя, слишком уж они острые, а то, о чем приходилось писать, казалось пресным и скучным.
Илья иногда порывался написать заявление об увольнении и отправиться в свободное плавание, но понимал, что пока не может себе этого позволить. Зарплата в журнале была хорошая, а на интересные темы писать можно и в Сети.
Совещание катилось по накатанной. Журчали голоса, шуршали бумаги. Уже обсудили обложку декабрьского номера и предложенные журналистами темы (Илье, например, предстояло писать о подготовке Быстрорецка к празднованию Нового года), теперь перешли к рекламному блоку.
Писать статьи на заказ Илья не любил, хотя, само собой, это было очень выгодно: плюс к обычной ставке за материал полагался еще процент от рекламного контракта, поэтому обычно журналисты брались за такие темы с большой охотой.
Но Илье, несмотря на очевидную выгоду, такие задания были не по душе. Хорошо, если рекламодатель попадался адекватный, и писать приходилось о стоящем предприятии, продукте или услуге. Однако чаще встречались капризные заказчики, с которыми было трудно работать: они топали ножкой, гнули пальцы, полагая, что за свои деньги могут требовать что угодно; вносили в текст бестолковые правки и заставляли верстальщиков по десять раз переделывать макет.
Впрочем, невзирая на нелюбовь, рекламные материалы удавались Илье лучше, чем другим: у него выходило писать так, что статьи были увлекательны, ненавязчивы и не похожи на «заказуху», а директора предприятий выглядели славными ребятами, как говорится, «с человеческим лицом».
Поэтому рекламодатели часто просили, чтобы над их статьей работал именно Илья, и тому приходилось писать больше подобных текстов, чем всем остальным. Это приносило деньги, а вместе с ними – скрытую (чаще всего) зависть коллег.
Декабрьский номер всегда был особенно урожайным на рекламу, желающих разместить статьи и модули – хоть отбавляй, и Илья, вполуха слушая руководителя коммерческого отдела Костю Калинина, лишь надеялся, что ему достанется что-то более или менее интересное, чтобы не пришлось писать через силу.
– И главное блюдо к нашему столу – «Петровский»! – возвестил Костя Калинин, выдержав театральную паузу.
– Тот самый? – спросила журналистка Люба Королева.
– Ага. Отель открывается к концу декабря, мне удалось раскрутить хозяина – внимание! – на четыре разворота плюс заднюю обложку! – Костя недовольно сдвинул брови, глянул на Щеглова и сказал: – Он, конечно, поначалу первую хотел…
– В Новый год всем только на эту сытую морду смотреть и охота, – вставил дизайнер-художник Вася Соловейчик. – Обойдется.
– … но я его уговорил, – закончил Костя, игнорируя Васины слова. – Причем, заметьте, за те же деньги! Сказал, что четвертая обложка ничем не хуже – собственно, это и правда. И, между прочим, какая бы ни была у Гусарова «морда», за счет него в том числе мы с вами получим премию на праздники.
– Ясно, ясно, – прервал вечную дискуссию между финансистами и творцами Роман. – Есть у них требования какие-то, пожелания?
– Как всегда. Чтобы не было похоже на откровенную рекламу. Но чтобы при этом народ прочитал и повалил в отель. Я Гусарову, хозяину, показал прошлые номера, ему понравились материалы Ильи.
– Значит, он и будет писать, – подвел итог Щеглов, и Илья ощутил испепеляющий взгляд Любы, который, кажется, прожег ему щеку. Еще бы – целых четыре разворота!
Других заказов ему не дали: Щеглов сказал, что нужно уделить «Петровскому» максимум внимания, чему Илья был рад. Остальные журналисты, и даже Люба, перестали коситься, оттаяли: работы хватило всем.
Совещание закончилось, все разошлись по своим углам. По новой моде все сотрудники (кроме главного редактора и бухгалтеров, у которых были отдельные кабинеты) сидели в одном большом помещении, отделенные друг от друга перегородками.
Шеф заботился о том, чтобы подчиненным было комфортно, а все нужное находилось под рукой. У каждого был большой стол с тумбами, компьютер, крутящийся стул с высокой спинкой, телефон (один номер на троих, но ничего, не страшно).
С внутренней стороны перегородки Илья повесил календарь, а еще постоянно прикреплял гвоздиками с разноцветными шляпками листки с напоминаниями, важные телефонные номера, заметки для статей, фотографии, запомнившиеся цитаты и прочее. В результате там, где у других висели красивые картинки и грамоты, у Ильи красовался пестрый разномастный бумажный ковер.
Калинин заглянул к Илье и важно сказал:
– Я этот проект сам веду, так что давай… Все должно быть на уровне.
Костя был неплохой человек, только с чувством собственной значимости слегка перегибал. Но к этому все давно привыкли.
– Когда идем на интервью? – спросил Илья и поправил очки.
Недавно купил новые, дорогущие, на леске, без оправы. Как сказал лучший друг Ильи Миша Матвеев, в них он был похож на Джона Леннона. Так ли это, вопрос спорный, а вот переносице из-за них было щекотно – это факт. Илья надеялся, что привыкнет, и раздражающее чувство пройдет.
– Предварительно договорились на четверг. Втроем поедем, фотографа возьмем. Времени полно, успеем все спокойно согласовать. Гусаров этот – мужик вроде нормальный. В общем, готовься.
– Всегда готов, – покладисто согласился Илья. На том и расстались.
На интервью он всегда шел во всеоружии: собирал всю информацию, какую только мог отыскать. Давно усвоил: если придешь с пустой головой, ничего не узнав о том, с кем собираешься беседовать, то нужных вопросов не задашь, никакой информации не соберешь.
Люди в большинстве своем не способны толком рассказать о себе (даже если им есть, о чем поведать миру). Их нужно заставить раскрыться, задавая интересные вопросы, на которые человеку захочется отвечать. Если же придешь и попросишь: «Расскажите о своем предприятии», то получишь в ответ сухую сводку, и как потом статью писать?
Илья старался своих героев полюбить, найти в каждом что-то особенное, уникальное, только тогда статья получалась душевной, личностной. А сделать это можно было, только узнав «объект» получше.
Открыв браузер, он ввел в поисковую строку имя своего нового героя. Гугл послушно выдал больше десятка ссылок. Гусаров Владимир Иванович 1966-го года рождения оказался «владельцем заводов, газет, пароходов». Бизнесом занялся в девяностые, переквалифицировавшись из химика-технолога в успешного ресторатора. В настоящее время ему принадлежала сеть кофеен «Гусары», ресторан «Гусарская баллада», так называемый «Бутик быстрого питания «Gusar» и одноименная служба доставки готовой еды.
Такое впечатление, подумалось Илье, что весь Быстрорецк питается в заведениях этого Гусарова.
В ресторанах обедать и ужинать ему было не по карману, а вот в кофейню они с Мишей частенько ходили. Да и «Бутики» эти в каждом районе понатыканы – и народу там всегда полно. Так что, судя по всему, Гусаров не бедствовал, и новый отель «Петровский», что высился в самом центре города, купил явно не на последние.
Пресса писала о нем немало, но довольно однотипно, чаще журналисты попросту переписывали друг друга, а посему ничего занимательного Илье узнать не удалось. Так, базовые сведения: где родился, учился, когда женился. Кстати, жена у него (вполне ожидаемо) была вторая, моложе Владимира Ивановича на двадцать с лишним лет. История, похоже, банальная: подруга жизни, с которой вместе прошли огонь и воду, нищету и лишения, поистрепалась в жизненных битвах, и ее сменили на более молодой экземпляр.
«Да, негусто», – подумал Илья и тут вспомнил, что можно расспросить про Гусарова у Лели. Она ведь племянница Володина, крупного чиновника мэрии, так что может знать Владимира Ивановича.
Он взялся за телефон, отыскивая нужный номер. Встречались они не так часто – Леля постоянно была занята учебой, ей предстояло весной защищать диплом. Хотя, если честно, у Ильи было другое мнение насчет того, почему она часто отговаривалась от совместных встреч и посиделок, которые летом были такими частыми. Однако он предпочитал не высказывать свои соображения вслух и делал вид, что верит в вечную Лелину занятость.
– Привет, – сказал он. – Можешь говорить?
Поначалу, когда они только познакомились (при весьма необычных обстоятельствах), Илья всегда испытывал в ее присутствии скованность, но со временем это прошло. Леля была порой непредсказуема, иногда – резковата, но неизменно честна и открыта.
– Запросто, – откликнулась она. – Что такое?
– Ты знаешь Гусарова? – с места в карьер спросил Илья. – Я о нем статью пишу.
– Ресторатора? Так, шапочно. Видела несколько раз. С дядей к нему в ресторан ходили, на всяких мероприятиях пересекались. Кстати, дядя как раз в «Гусарской балладе» отмечал юбилей, на котором мы с Мишей встретились (подробнее читайте в романе «Узел смерти» – примеч. ред). У него все с гусарами связано, везде свою фамилию вставляет.
– Это я заметил. А что он за человек, можешь сказать?
Леля помолчала немного.
– Мне кажется, он нормальный. Не противный, во всяком случае. Вроде даже на порядочного похож, хотя настолько богатые редко такими бывают. Денег у него как грязи. Жену свою, говорят, очень любил, она умерла как-то нелепо. Подавилась, что ли, или током ее убило, что-то такое, дядя говорил, но я не помню. Детей у них не было. Он потом долго один был, все работал, работал…
Надо же, оказывается, с первой женой Гусаров не разводился. Сломал, выходит, систему.
– Где-то год назад женился, с женой его я не знакома. – Леля вздохнула. – Не знаю, что еще тебе рассказать. Как будто вертится что-то в голове, но не помню.
– Хватит, – улыбнулся Илья. – Сам еще покопаюсь. Как ты?
– Нормально все, – небрежно ответила Леля. – Ничего нового.
– Мы завтра вечером с Мишей хотели сходить куда-нибудь. Может, в гусаровский общепит. Придешь?
– Пока не знаю, как со временем, – уклончиво ответила Леля. – Может быть.
Ничего другого Илья не ждал. А повесив трубку, с грустью подумал о том, как много придумано средств для коммуникации, как много всевозможных способов общения на расстоянии – и как мало от них толку. Все равно остается недосказанность, да и расстояния между людьми только ширятся, порой превращаясь в пропасти.
