Kitobni o'qish: «17 участок»
Взбрезжи, полночь, луны кувшин
Зачерпнуть молока берез!
Словно хочет кого придушить
Руками крестов погост!
Бродит черная жуть по холмам,
Злобу вора струит в наш сад,
Только сам я разбойник и хам
И по крови степной конокрад…
С. А. Есенин
Жуть… Она смотрела на меня, стоя по ту сторону высокого кованного забора как узница, незаконно и безосновательно лишенная свободы. Создавалось впечатление, что она нуждается во мне, нуждается в моей помощи, своим мрачным черным взглядом моля о спасении.
Шаг… Всего один шаг – и пальцы, ухватившись за холодные завитки калитки, судорожно сжались, фиксируя дрожащее от неизвестности тело. Я всматривалась во тьму, а она всматривалась в меня и, будто улыбаясь, манила в свое царствие.
Ветер… Он дернул запертые на амбарный замок створки ворот, от чего ржавые петли застонали голосами грешников, погруженных в котлы с булькающей смолой. Болтающаяся на одной из петель увесистая цепь звякнула всеми звеньями одновременно, напомнив заливистый смех мелких рогатых дьяволят, виляющих длинными хвостиками с пушистыми кисточками на концах. Казалось, они цокают копытцами по асфальту, приплясывая на месте от нетерпения.
Звуки… Они толпились у ворот, словно желая рассмотреть незваную гостью с перекошенным от ужаса лицом. Шептания, шушуканья и даже роптания слышались отовсюду, заставляя меня все пристальнее всматриваться в полную темноту. Она шныряла из стороны в сторону, ерзала, вертелась и крутилась, напоминая волчок и не позволяя мне рассмотреть свое черное нутро.
«Боишься… не войдешь, – как-то зловеще шепнул мне внутренний голос, будто бросая вызов и желая взять на слабо. – Ну, чего ждешь? – продолжал он шипеть в левое ухо, вынуждая меня все крепче сжимать пальцы на завитке распахнутой настежь калитки. – Давай же! Ну! Смелее! Вперед!» (Эх, как же я стыдилась собственной трусости, вечно изображая из себя дикую амазонку, что непременно оканчивалось чем-то нехорошим для меня.)
Очередной несмелый шаг – и я таки пересекла незримую «красную линию», разделяющую жизнь на «до» и «после».
Ветер как-то торжественно зашелестел сухой листвой, волочащейся по асфальту, и, подхватив ее, подбросил в воздух, туда, где продолжала сновать Темнота. Похоже, ей это очень не понравилось, и она мгновенно опустила листья с небес на землю, указав им, где их место. Сухие скрюченные пластины упали на дорогу и погрузили пространство в Тишину. Она же, в свою очередь, сделав шаг вперед, осмотрела меня с ног до головы и, как-то разочарованно скорчившись, поплелась прочь, увлекая за собою следом собственное Разочарование. Как только Тишина свернула на одну из аллей, опять послышались перешептывания.
«Так недолго и с ума сойти, – мысленно предупредила я себя, делая еще один шаг вперед. – В темноте чего только не увидишь», – бродили думы в голове, затаптывая мысли грязными унтами. «Чего не увидишь?» – неожиданно шепнул Внутренний Голос, только уже в правое ухо, наверняка решив, что слышит оно у меня куда лучше левого. От вздрагивания пальцы соскользнули с калиточного завитка, и я вся полностью очутилась в каком-то странном месте.
Сказать, что оно мне не понравилось, я не могла, так как рассмотреть то, что прятала ночь, не сумела. Но и утверждать, что это странное незримое пространство привело в восторг или приглянулось, тоже было бы глупо. Да и вообще, как можно дать оценку тому, чего так и не увидел? Хотя, а как же Темнота? Она, в принципе, была очень даже ничего… «Вот! В том-то и дело, что – ничего!» – воскликнула я про себя, а мой Внутренний Голос вздрогнул от этого неуместного восклицания. Прошипев не пойми что с особым недовольством, он вроде бы как обиделся, ну, так как на некоторое время притих.
–– Так-то лучше, – произнесла я и двинулась вперед, озираясь по сторонам.
Глаза стали привыкать к темноте и даже что-то сумели в ней рассмотреть, вот только что именно, я не знала, так как Внутренний по-прежнему молчал, не комментируя увиденное.
–– Подумаешь, – фыркнула я, продолжая движение вперед, – и сама справлюсь.
Широкая дорога вела куда-то. Куда и кого она вела – меня не очень-то интересовало, ведь в какой-то момент я рассмотрела слева аллею, именно ту, на которую свернула Тишина, волоча за собою глубочайшее Разочарование. «Ну хоть что-то, уже не плохо», – вздохнула я и спешно повернула налево.
Узкую тропу аллеи словно в тисках держали металлические невысокие ограды. Она протискивалась меж ними и, извиваясь, бежала вперед, увлекая за собой. Поскольку я была личностью достаточно увлекающейся, аллейной тропе не составило особого труда заинтересовать меня и мое Любопытство, которое вполне ожидаемо пробудилось, сладко потянувшись и зевнув во весь рот.
– Ну и куда ты? – не выдержал Внутренний, который был слишком впечатлительным и к тому же жутким трусом и, в отличие от меня, никогда не изображал из себя амазонку, так как не обладал актерским талантом.
– Вперед, – шикнула я на него, пытаясь ухватить бегущее впереди Любопытство за шиворот. Оно в припрыжку двигалось по тропе, размахивая своей деревянной саблей, словно дерзкий мальчишка, возомнивший себя Белым генералом.
– Да там же темно и страшно! – завопил мой Внутренний, перепугав даже Любопытство, выронившее саблю от неожиданности и испуга.
–– Темно тут было и прежде, – прошептала я, остолбенев, – а вот откуда взялся этот Страшный?
– Это кто тут страшный? – опешил Внутренний шипящий и снова обиделся.
Я не ответила. Осмотрелась. Темнота тоже осмотрелась в поисках Страшного, которого первым заметил Внутренний трусишка. «И дернул же меня черт явиться сюда в такое время», – подумала я, коря себя за неосмотрительность.
– В какое – такое время? – полюбопытствовало Любопытство, пытаясь сунуть саблю за пояс, которого у него отродясь не было.
– В неподходящее, – недовольно пробурчал Внутренний, слегка подрагивающий от своей трусости. – И, прошу заметить, Трусость эта не моя, а совершенно посторонняя… потусторонняя, – незамедлительно внес он поправку. – Я ее вообще впервые вижу. Она еще на входе увязалась за мной и теперь тащится попятам, – посетовал Голос, дыша в мое правое ухо, барабанная перепонка которого ощутимо запотела от его сильного волнения.
