«Третий рейх изнутри. Воспоминания рейхсминистра военной промышленности. 1930-1945» kitobidan iqtiboslar
Любой человек, наделенный властью – директор компании, глава государства или диктатор, – оказывается в своего рода ловушке. Подчиненные так жадно ищут его благосклонности, что готовы добиваться ее любыми возможными средствами: они соревнуются в подобострастии и демонстрации преданности, что, в свою очередь, развращает самого властителя.
Геббельс не ограничился столь бурно одобренным обществом призывом к «тотальной войне» и издал приказ о закрытии роскошных берлинских ресторанов и дорогих увеселительных заведений. Разумеется, Геринг использовал свой авторитет для спасения любимого ресторана «Хорхер», но вскоре демонстранты, несомненно организованные Геббельсом, разбили окна этого заведения. Геринг сдался, однако в отношениях между ним и Геббельсом появилась глубокая трещина.
Можно только удивляться опрометчивости и легкомыслию, с которыми Гитлер назначил меня на столь важный государственный пост. Я был совершенно посторонним человеком и для армии, и для партии, и для промышленности. Ни разу за всю свою жизнь я не имел дела с оружием, поскольку не служил в армии и даже никогда не охотился с ружьем. Хотя этот шаг вполне соответствовал обычаю Гитлера выбирать в сотрудники непрофессионалов. В конце концов, он уже назначил виноторговца министром иностранных дел, партийного идеолога – министром по делам оккупированных восточных территорий, а бывшего пилота-истребителя – министром экономики. А теперь на пост министра вооружений он выбрал архитектора.
За скромным ужином в маленькой задней комнате канцелярии, обставленной в крестьянском стиле, я случайно узнал от Зеппа Дитриха, командира личной охраны Гитлера, что Гитлер намеревается издать приказ «пленных не брать». Причина, по словам Дитриха, была в том, что, как выяснилось в ходе наступления эсэсовских частей, советские войска убивали немецких военнопленных. Гитлер тут же приказал уничтожить в тысячу раз больше советских пленных.
Я был ошеломлен и по эгоистическим соображениям встревожен такой расточительностью, ведь речь шла о сотнях тысяч военнопленных, то есть именно о тех трудовых ресурсах, которых мы тщетно добивались много месяцев. Я воспользовался первой же возможностью, чтобы переубедить Гитлера, и без труда добился успеха: фюрер с явным облегчением отозвал свой приказ войскам СС.
Вспоминая о преодоленных трудностях, Геббельс умудрился укрепить уверенность Гитлера в себе, польстить его самолюбию, чему не способствовали трезвые оценки военного положения, высказываемые на оперативных совещаниях. Гитлер отвечал любезностью на любезность, превознося достижения министра пропаганды и тем самым давая ему повод для гордости. Вообще лидеры Третьего рейха любили взаимные восхваления и постоянно успокаивали друг друга.
Наша многочасовая беседа прошла в дружеской и непринужденной обстановке, чему способствовала интимная атмосфера сравнительно небольшого дома. Меня поразили покрытые лаком ногти Геринга и его явно нарумяненные щеки, хотя огромная рубиновая брошь на зеленом бархатном халате была для меня зрелищем привычным.
Даже добраться до аэродрома было довольно сложно. При безоблачном небе и температуре чуть выше нуля жестокий ветер расшвыривал снег во все стороны. Русские в ватниках тщетно пытались очистить дорогу от метровых сугробов. Мы уже топтались около часа, когда несколько русских окружили меня и стали что-то возбужденно говорить. Я не понимал ни слова. Наконец один из них подобрал горсть снега и начал растирать мне лицо. «Обморозился», – подумал я, уж это я мог понять из своего горнолыжного опыта. Я еще больше удивился, когда один из русских вытащил из глубин грязной одежды белоснежный, аккуратно сложенный платок и вытер мне лицо.
Борман никогда не атаковал свои жертвы открыто, а просто вплетал в разговор мелкие эпизоды, которые в итоге служили его цели. Так, например, Борман как-то рассказывал популярные в Вене анекдоты, порочащие лидера гитлерюгенда Бальдура фон Шираха, но осмотрительно не соглашался с последующими нелицеприятными комментариями Гитлера. Наоборот, он даже похвалил Шираха, но так, что оставил неприятное впечатление о нем. Примерно за год подобных упражнений Борман добился своей цели: Гитлер стал открыто демонстрировать неприязнь и даже враждебность к Шираху. Тогда Борман отважился на следующий шаг: в отсутствие Гитлера заметил – как будто закрывая тему, но на самом деле уничтожая свою жертву, – мол, Ширах из Вены, а там каждый интригует против каждого.
Даже когда Геббельс призвал руководителей партии отказаться от их почти безграничных привилегий, ничего не изменилось. Ева Браун, обычно столь непритязательная, услышав о предполагавшемся запрете на перманент и прекращении производства косметики, в гневе бросилась к Гитлеру. Гитлер сразу же засомневался и предложил мне потихоньку прекратить выпуск «красок для волос и другой продукции, необходимой в косметологии», а также «прекратить ремонт станков, производящих приспособления для перманента»
Больше всего меня удивила сдержанность, с которой восприняли нововведения руководители предприятий. В начале своей деятельности я разослал им циркулярные письма с указанием информировать меня об их «основных нуждах и трудностях гораздо полнее, чем прежде». Я ожидал потока писем, но не получил ни одного ответа. Сначала я заподозрил свой персонал в том, что они скрывают от меня почту, но, как оказалось, действительно никто не откликнулся. Как я позже узнал, директора заводов боялись взысканий со стороны гауляйтеров.
Не было недостатка в критике сверху, а вот необходимой критики снизу добиться было очень трудно. Мне часто казалось, будто я парю в безвоздушном пространстве, поскольку на местах никто не критиковал мои решения.
