Kitobni o'qish: «Тень сбитого лайнера»

Shrift:

* * *

Хоть убей, следов не видно
Сбились мы, что делать нам?
В поле бес нас водит, видно,
Да кружит по сторонам.
А. С. Пушкин

Пролог

Конец февраля 2014 г.

Непогода смыла с города краски. Вместе с ними впитались в асфальт любовь, радость и сострадание. Люди стали жестокими и злыми, пропитались жирным дымом покрышек. Тарасу Супруненко стало казаться, будто бурлящая столица оторвалась от реальности, переместилась куда-то за пределы не только Солнечной системы, но и вообще Вселенной. Киев как-то вдруг сжался до размеров Майдана и прилегающих к нему улиц, завис в каком-то параллельном измерении. Здесь словно никогда не было солнца, не улыбались люди. Над этим осколком земной действительности нависли низкие свинцовые облака, которые словно пытались отгородить его от остального мира.

Сегодня Тарас попал в команду одного из лидеров «Правого сектора». Громадный мужик с бритой наголо головой утром взобрался на мусорный бак, перевернутый вверх дном, хищно оглядел бурлящую площадь и осипшим голосом объявил о сборе в начале Институтской улицы.

– Мне только что сообщили, что милиция и «Беркут» планируют прорваться на Майдан через баррикаду, устроенную нами там! – возвышаясь над толпой, вопил он. – Но мы не позволим им этого сделать! Слава героям!..

Сонным стадом народ собрался в указанном месте. У многих на головах были шахтерские, строительные и армейские каски. Среди этой толпы выделялся юнец, напяливший на себя стальной немецкий шлем времен Второй мировой войны, на котором сохранился даже знак дивизии СС. Было видно, как он гордился этим.

«Козел», – равнодушно подумал Тарас, увлекаемый толпой, пришедшей в движение.

– Слава Украине! – завопил долговязый парень, шедший рядом с Тарасом.

На его голову был накинут капюшон, нижнюю часть лица закрывал платок синего цвета, а рукав украшала повязка с символикой «Правого сектора». Боевики националистических организаций предпочитали заменять имена кличками. Среди них были Борман, Ганс и Пиночет. Супруненко знал, что этого молодчика звали Фриц. Тарас не первый раз шел с ним в одной колонне. Сегодня Фриц нес камуфлированную сумку, надетую через плечо.

– Слава Украине! – взревела толпа, готовая снести все на своем пути.

Она пестрой рекой заполняла проезжую часть улицы и затекала на тротуары. Дорога пошла вверх.

– Слава нации! – донеслось откуда-то сзади.

Толпа раскатистым эхом подхватила девиз:

– Смерть москалям!

Тарас накануне охрип, однако вовсе не от того, что скандировал лозунги. Он банально простыл. Конец февраля был промозглым и сырым. Стояние на Майдане, стычки с милицией и ночевки в палатках сделали свое дело. Организм, пусть и закаленный, растратил резервы, не выдержал и надломился.

«А может, и не простуда вовсе? – мелькнула у него мысль. – Просто я сегодня не успел поесть».

Поначалу Тарас считал, что состояние вселенского восторга и радости связано с общим эмоциональным подъемом. Ведь народ делал историю своей страны. Люди, выходившие на площадь, ощущали себя частичкой великой Украины и ликовали. Однако с некоторых пор он стал подозревать, что таким странным образом действовали на него еда и чай, привозимые прямо к митингующим. Нет, кормили хорошо, можно даже сказать – как на убой. Только вместе с ощущением сытости Тарас испытывал прилив сил и эйфорию, которые постепенно сменялись странной апатией, тяжестью в голове и болью в суставах.

Дома, стоящие по обе стороны улицы, находились на возвышенностях. Дорога, идущая между ними, напоминала русло пересохшей реки с идеально ровными берегами, по дну которого шла толпа. Дубы и клены, росшие вдоль нее, тянули к небу свои голые ветки, словно молили Всевышнего о прощении людей, дружно сошедших с ума. Слева, на тротуаре, пылали покрышки, сваленные в кучу. От запаха жженой резины у людей запершило в горле. Под ноги им то и дело попадались булыжники, куски тротуарной плитки, тряпки, обрывки бинтов. Хрустело битое стекло.

«Как бы чего не вышло, – подумал Тарас. – В этом месте запросто можно устроить какую-нибудь пакость».

Впереди уже был виден пешеходный мост над дорогой. Под ним возвышалась баррикада, отбитая накануне милицией. За ней рассредоточились бойцы «Беркута».

Организаторы этого мероприятия стали подначивать демонстрантов, стараясь перекричать друг друга. Их голоса, усиленные рупорами, эхом отлетали от стен домов, путались и вязли в шуме разбушевавшейся толпы. Кто-то бросил взрывпакет. Захлопали петарды. Из первых рядов вылетела сигнальная ракета, просвистела над дорогой, врезалась в ствол дерева и заметалась в ветвях.

Сквозь разрывы, свист, хлопки и вопли людей Тарас различил одиночный выстрел из автомата. Почти одновременно раздался такой же хлопок справа. Стреляли откуда-то из окон домов, стоявших на возвышенностях.

«Дай бог, чтобы в воздух!» – подумал Супруненко, вздрогнул от грохота, раздавшегося над самым ухом, и оглянулся.

Фриц, окутанный сизым дымом, на ходу запустил в сумку руку и вынул сразу несколько крупных петард. Под ногами людей, идущих за ним, валялись ошметки дымящейся бумаги.

«Вот же сволочи! – Тарас ускорил шаг. – А ведь со стороны кажется, будто стреляют из толпы. Вдруг милиция сейчас ответит огнем?»

– Не стреляйте по своим, будьте внимательны! – раздался чей-то вопль.

Люди замедлили ход, однако разобрались, что стреляют свои, и двинулись еще быстрее. Тарас уже почти бежал. Как и большинство тех, кто шел вместе с ним, он не собирался и не хотел драться с милицией. Они просто получали деньги за участие в подобных акциях. Но толпа, напиравшая сзади, в случае чего просто не оставит выбора.

Треск выстрелов усилился.

Тарас оглянулся, размышляя, как быть. Бежать уже опасно. Заметят, и это плохо кончится. Руководители оппозиции знали, что большая часть людей выходит на акции не за идею, а из-за нищеты. Они рассредоточивали в толпе своих преданных бойцов. Молодчики, вооруженные обрезками арматуры, быстро возвращали в строй паникеров и умело расправлялись с недовольными.

До баррикады оставалась пара сотен метров. Тарас уже видел глаза бойцов «Беркута». Эти крепкие парни, одетые в черную униформу, стояли в ряд под ажурной аркой пешеходного моста. Вот один упал. Другие, стоявшие рядом, подхватили его под руки и поволокли прочь. За ними начали отходить остальные. Натруженно заревел и стал сдавать задом автомобиль с водометом на крыше.

Демонстранты, шедшие первыми, перешли на бег. Расстояние резко сокращалось. В милиционеров полетели камни. Кто-то бросил бутылку с бензином. Она описала дугу и врезалась в бордюр в нескольких метрах от машины. Милиция ответила мощной струей воды. Однако силы были неравными, и скоро колонна уже оказалась под мостом. Ноги людей заскользили по лужам крови. Толпа стала затекать на склоны. Все дымило, горело, взрывалось, вопило.

Кто-то толкнул Тараса в спину. Фриц снова бросил петарды. Одна из них рванула под ногой Супруненко. От неожиданности Тарас замешкался и не заметил, что первые ряды демонстрантов смяты и повернули вспять.

– Убивают! – завыл кто-то.

Впереди, там, куда отошли милиционеры, послышались ответные хлопки выстрелов. Тарас увидел, что пули не долетают до толпы, начавшей откатываться назад, а врезаются в землю. Особенно отчетливо это было видно на склонах по фонтанчикам земли. Стало ясно, что милиция просто хочет повернуть толпу вспять, что, в принципе, ей удалось.

Тарас стал пятиться задом, почувствовал, что вокруг уже никого нет, развернулся. Народ схлынул с улицы. Кто-то взбирался наверх, к отелю «Украина», другие – на противоположную сторону, туда, где высился Октябрьский дворец. Часть уносила ноги по дороге к Майдану.

Не зная, как поступить, Тарас устремился к обочине, вдоль которой, прикрываясь самодельными щитами, отходила группа мужчин. Голову одного из них закрывала шахтерская каска. В это время снова прозвучало несколько хлопков. Шахтер охнул и скорчился. Пуля прилетела ему в спину, вышла из грудной клетки и пробила изнутри щит. Он открыл рот и повалился на землю.

У Супруненко не было сомнений в том, что по толпе стреляли оттуда, куда она бежала. Это могло означать только одно. Огонь открыли те же самые люди, которые организовали приступ милицейского кордона.

– Скоты! – процедил сквозь зубы Тарас и наклонился к шахтеру.

Тот уже смотрел в небо ничего не видящим, остекленевшим взглядом.

В тот же миг боль молнией пронзила предплечье Тараса. Он вскрикнул, развернулся на месте, повалился на тротуар, но тут же вскочил и устремился на подъем, к гостинице. Подошвы ботинок скользили по жухлому бобрику травы. Каждый шаг отдавался болью в шее. Оказавшись на асфальтированной дорожке, он неожиданно увидел, как из окна второго этажа высунулся ствол винтовки, и тут же прозвучал выстрел. К подъезду уже бежали несколько мужчин в черной униформе и с желтыми повязками на рукавах.

– Кто это? – спросил Тарас у парня, пролетавшего мимо.

– А шут его знает! – просипел тот. – Но точно не наши. Шмаляют!..

Зажимая рану ладонью, Тарас устремился вслед за парнем. Рукав пропитался горячей кровью. Но остановиться, чтобы осмотреть рану, было нельзя. Надо бежать, пока он может. Тарас поравнялся с парнем. Тот словно неожиданно налетел на какое-то препятствие, широко открыл рот и встал.

– Что?.. – Тарас присел.

Парень рухнул на колени. Кровь потекла из-под кепки, заливая лицо. Пуля попала выше лба, куда-то в темя. Значит, стреляли сверху из окон домов или с крыши. Последние сомнения Супруненко развеялись. Это не случайность, а прицельный огонь по своим. Его ведут провокаторы.

Тарас рванул через заросли акаций прочь с дорожки, однако споткнулся о канализационный люк и упал. В глазах у него потемнело. Он замер. Будь что будет. Бежать все равно некуда, а так могут принять за убитого.

Однако совсем скоро Тарас почувствовал, как силы стали покидать его. К горлу подступила тошнота.

«Надо остановить кровь», – подумал он, перевернулся на бок и, превозмогая боль, стал здоровой рукой расстегивать куртку.

Справившись с пуговицами, Супруненко вновь перевернулся на живот, уперся лбом в землю и с трудом приподнялся. Но перед глазами вдруг все поплыло, и Тарас снова повалился на бок. Послышались крадущиеся шаги сразу нескольких человек.

– Никак наш! – раздался голос над головой раненого человека.

– И что? – просипел в ответ другой. – Нести его собрался? Валить отсюда надо!

– Погоди…

Тарас по звуку понял, что кто-то присел над ним, и разлепил глаза.

– Ты откуда? – Мужчина средних лет в камуфлированной куртке и джинсах внимательно разглядывал его лицо. – В колонне был?

– А разве не видно?

– Понятно, – задумчиво проговорил мужчина и стал снимать с Тараса куртку.

Тот застонал, едва не потерял сознание от боли.

– Терпи.

– Ганя, бросай его! – заволновался дружок. – Легче добить.

Только тут Тарас разглядел, что рядом с мужчиной, сидевшим перед ним, которого, как оказалось, зовут Ганей, на земле лежит автомат.

«Провокаторы! – догадался он и ужаснулся. – Сейчас добьют, сделают мучеником революции».

– Чего ты такое говоришь? – возмутился Ганя, бросив на дружка осуждающий взгляд. – Сейчас мы его забинтуем, поможем вернуться на Майдан. Пусть людям расскажет, как милиция в них стреляла.

«Суки!» – подумал Тарас.

Провокаторы сняли с него куртку и распороли рукав свитера.

– Ничего страшного, – поставил диагноз Ганя. – Сквозное ранение, вены не повреждены.

В руках у него появился перевязочный пакет. Напарник достал шприц-тюбик промедола.

«Хорошо экипировались, – со злостью подумал Тарас. – А вдруг кто-то из них в меня и выстрелил? Ведь с того места, где был ранен, я прошел почти полкилометра в сторону Майдана, вот и оказался в тылу у этих тварей».

После укола ему стало легче. Ганя проворно перевязал раны.

– Спасибо, – с трудом выдавил из себя Тарас и стал медленно подниматься.

Ганя подхватил его за здоровую руку и потянул вверх.

Тарасу сделали перевязь через шею, помогли надеть куртку, вставили в рукав здоровую руку и застегнули пуговицы.

Ганя оглядел результаты своего труда и показал взглядом в сторону площади.

– Пошли!

– Стволы! – спохватился его напарник и поднял на уровень груди руку с пистолетом «ТТ».

– А чего стволы? – Ганя огляделся. – Раньше надо было думать. Спрячем по дороге.

Промедол окончательно привел Супруненко в чувство. Боль отступила, и Тарас направился вслед за этими двумя мужиками.

Однако, не доходя до площади, Ганя встал, оглянулся на Тараса и сказал:

– Тебе нужно будет подождать.

– Кого?

– Нас. – Он перевел взгляд на своего дружка. – Или мне одному за носилками сходить?

– Какие носилки? – не понял его напарник.

– Зяба, включи мозги! – Ганя постучал костяшками пальцев себе по лбу. – Сейчас к центру стекаются все журналюги. Внесем его на Майдан для большего эффекта.

– Зачем меня нести?! – возмутился Тарас. – Я сам нормально хожу.

– Послушай, как тебя там?

– Тарас.

– Тарас, если ты не хочешь, чтобы мы сделали тебя по-настоящему неходячим, то молчи и слушай, что тебе говорят.

– Может, грохнуть его? – неожиданно, как само собой разумеющееся, предложил Зяба. – Уж если нести, так мертвого.

У Тараса от негодования, смешанного с ужасом, перехватило дыхание.

– Да как вы?..

– Не будет слушать нас, грохнем, – заверил его Ганя, насмешливо посмотрел на Тараса и заявил: – Ты жертва, которую мы принесем на алтарь революции.

Зяба прыснул со смеха.

– Ты чего? – удивился Ганя.

– Ну ты и загнул! – восхитился дружок. – Надо записать.

– Держи. – Ганя протянул свой автомат Зябе. – Спрячь до моего возвращения.

– Ты пошутил или правда хотел меня убить? – глядя вслед Гане, спросил Тарас.

– Какие уж тут шутки? – ответил Зяба. – Ты ведь знал, куда шел.

У парня явно были нелады с психикой, которая на фоне эмоционального подъема и вовсе расстроилась, поэтому Тарас больше не задавал никаких вопросов.

Ганя вернулся спустя полчаса в сопровождении двоих парней. Один тащил носилки, второй – большую сумку.

– Давай сюда свою пукалку. – Ганя протянул руку к Зябе, сидевшему на бордюре.

Тот нехотя вынул из-за пазухи пистолет, и Ганя передал его парню с сумкой. Туда же последовал и автомат. Тарасу приказали лечь на носилки.

Майдан бурлил. Это чувствовалось не только по гулу и крикам толпы, но и по напряжению, возникшему в воздухе. Несмотря на то что Тарас лежал с закрытыми глазами, он ощутил взгляды обезумевшей толпы и даже задержал дыхание.

– Что с ним? – раздался чей-то испуганный голос.

– Отойди! – потребовал Ганя. – Не видишь, ранен. Кое-как отбили.

– Уже третьего несут! – простонала какая-то женщина.

– Третьего, – зло повторил Ганя. – А сколько осталось?

– Корреспондент газеты «Би-би-си» Джон Трейн, – раздалось на плохом русском. – Можно пару слов?

– Пожалуйста, – ответил Ганя. – Только быстрее, раненый потерял много крови.

– Кто этот человек? – спросил Трейн.

– Обычный гражданин Украины, которому не безразлично будущее страны, – бойко проговорил Ганя. – У него большая семья, трое детей, но он все равно вышел отстаивать свои права.

«Давай, ври, сволочь, – злился Тарас. – Еще расскажи, что ты меня совсем недавно чуть не грохнул».

– Кто в него стрелял? – продолжал сыпать вопросами журналист.

– Власть! – мгновенно ответил Ганя.

Вымотанный на нет, едва передвигая ногами, Тарас лишь в полночь вернулся домой. Олеся не спала. По ее лицу, осунувшемуся и постаревшему за время его отсутствия, можно было с уверенностью сказать, что и предыдущие ночи были бессонными.

Имея диплом врача, она работала обычной медицинской сестрой, получала зарплату частями. Этих крох едва хватало на то, чтобы заплатить за квартиру да кое-как питаться. Коллектив, состоявший сплошь из коренных украинцев, относился к ней, мягко говоря, с презрением, а некоторые – с нескрываемой брезгливостью.

– Привет! – Тарас попытался поцеловать ее в щеку, но жена отпрянула от него, показала пальцем на руку и спросила:

– Это что?

– Мелочь. – Он попытался улыбнуться. – Упал…

– Ты врать не умеешь, – констатировала Олеся и стала помогать мужу снимать куртку.

Увидев распоротый рукав и бурый от крови бинт, она пришла в ужас.

– Так в тебя стреляли?

– С чего ты взяла? – начал было он, но сдался. – Случайно получилось.

– Пошевели пальцами! – строго потребовала Олеся.

Тарас сжал кулак.

Она тронула его за кисть и спросила:

– Все чувствуешь?

Вместо ответа он выразительно кивнул.

– Иди в ванную и раздевайся! Я сейчас осмотрю рану, – устало сказала жена и исчезла в комнате.

Вскоре перебинтованный и умытый Тарас сидел за столом на тесной кухне, пил чай и слушал нравоучения Олеси.

– Больше никаких Майданов, – сухим, слегка надломленным голосом говорила она. – Не нужны мне такие деньги!

– Брось. – Он поставил чашку на стол и положил руку на ее предплечье. – Скоро все кончится, и я смогу съездить в Россию. Получим сразу столько, что на год хватит.

– Что-то мне подсказывает, что это всего лишь начало, – сказала женщина и покачала головой.

– Что ты говоришь?

– Посмотри, что творится! Все словно с цепи сорвались. Дня не проходит, чтобы к нам в больницу не поступили избитые и покалеченные.

– Может, уедешь? – осторожно спросил Тарас.

– Я тебя здесь одного не оставлю. – Она грустно улыбнулась. – Да и на что ехать?

Глава 1
Головная боль

Лето 2014 года

– Завязывал бы ты, Кирилл Андреевич! – Настя выставила на прилавок бутылку водки, пачку томатного сока и сокрушенно вздохнула. – Такой видный мужик, а гробишь здоровье почем зря.

В магазине больше никого не было, и продавщица позволила себе высказаться.

Булат знал, что эта простая русская женщина, приехавшая в город из глубинки, давно схоронила мужа и сейчас зарабатывала на учебу дочери. Днем она трудилась здесь, а по вечерам убирала какой-то офис. Было заметно, что он ей не безразличен. Но этот мужчина всегда хмурился. Из-за шрама над левым глазом его взгляд казался ей даже немного свирепым. Он до сих пор вызывал у нее робость, о которой давно забыли женщины, эмансипированные городской суетой. Булат часто перекидывался с нею парой фраз, а однажды выбросил на улицу нахамившего покупателя.

– Ты знаешь, у меня пока нет желания завязывать, – неожиданно признался он. – Из армии уйти – это как в другой мир попасть.

– В охрану иди. – Женщина вскинула брови. – Тебя, как бывшего вояку, точно возьмут.

– С моей-то мордой? Да и не для меня это. Раньше бабушки сторожихами работали. Сейчас понаберут здоровых и молодых дылд, те и рады штаны протирать.

– Почему говоришь про возраст и лицо? – зашла с другой стороны женщина. – Тебе ведь чуть больше сорока.

– Не только в этом дело. – Он вздохнул. – Имидж сейчас у нашего брата – не позавидуешь. Все поголовно тупые алкаши да киллеры со свернутой на войне психикой. Если в кино есть отрицательный герой, то им обязательно почему-то должен быть бывший военный или полицейский.

Булат взял свои покупки и вышел из магазина прочь.

Во дворе, за столом, скрытым от любопытных глаз разросшейся акацией, Степан и Ленька рубились в нарды.

Булат подошел, сел на край скамьи рядом, поставил бутылку на землю, сок – на стол.

– Привет, Андреич! – приветствовал его Ленька.

Сорокалетний Леонид Филонов работал охранником. Степан, с которым он играл, трудился в управляющей компании слесарем.

– Здорово! – Булат развернулся, снял с ветки несколько пластиковых стаканчиков, поставил перед собой.

Он задержал на весу бутылку, выжидающе уставился на соседей по дому.

– Вы как?

– Мне на смену завтра. – Ленька покачал головой, не отрывая взгляда от доски.

– Я на работе. – Для наглядности Степан похлопал по сумке с инструментами, стоявшей на скамье.

– Хорошая работа! – Булат усмехнулся, наполняя стаканчик до половины.

– Какая есть, – передвигая фишки, бросил в ответ Степан. – Мне в отличие от тебя до пенсии, как до Луны пешком, а главный инженер последнее предупреждение сделал.

– Повезло тебе, – подхватил разговор Ленька, тряся в кулаке кубики. – Сорок не исполнилось – уже пенсионер.

– В тридцать семь уволили, – уточнил Булат. – Кстати, по болезни.

– Да на тебе пахать можно! – заявил Ленька, бросая кубики. – Пьешь как лошадь, и хоть бы хны.

Булат хотел было спросить, где Ленька видел пьющих лошадей, но промолчал. Знали бы они, как иногда мучительно длинны бессонные ночи, а звон в голове доводит до сумасшествия.

– Опять бухаем? – Размышления Булата прервал голос участкового и хруст веток. – Как всегда, одни и те же!

– Я не при делах! – Ленька поднял руки на уровень плеч. – Мы вот со Степаном в нарды перекинуться решили в теньке.

– А ты, гражданин Булатников, вроде как болельщик?

– Я выпить собираюсь, – спокойно признался Булат, даже не соизволив обернуться.

– В общественном месте? – уточнил полицейский. – Рядом с детской площадкой?

– Там все равно детей нет, да и не видно ничего. – Булат наконец-то перекинул левую ногу через скамейку и развернулся. – Не двор, а джунгли.

– Пошли протокол оформлять, – делая вид, будто расстроен, а процедура ему неприятна, заявил старший лейтенант.

– Давай на месте заплачу?

Участковый без разговоров снял фуражку и протянул Булату. Подполковник запаса бросил туда две сотенные купюры. Полицейский водрузил головной убор на место. При этом уголок одной бумажки торчал из-под околыша над ухом.

– Вопрос исчерпан? – Булат выжидающе уставился ему в глаза.

– Нет. – Участковый покачал головой. – Забирай свое хозяйство и вали домой.

– Слушай, возьми еще, только дай воздухом подышать! – взмолился Булат. – Ты же в курсе, я меру знаю.

– Ладно, – сжалился блюститель порядка и махнул рукой. – Сиди. Не надо больше никаких денег.

Полицейский едва успел договорить последнюю фразу, как мощный удар сзади бросил его на Булата и развернул.

Коренастый крепыш, словно невзначай задевший плечом участкового, стремительно прошел по тропинке к столу, встал и заявил с явной издевкой:

– Извините!

На вид не больше сорока. Галстук слегка ослаблен, бобрик коротких волос отливает бронзой.

Участковый отстранился от Булата и развернулся к крепышу лицом.

– Сергей Станиславович, это уже ни в какие ворота!.. Я вообще-то при исполнении.

– Я же извинился! – Мужчина, которого полицейский назвал Сергеем Станиславовичем, удивленно округлил глаза. – Что, опять пьянчуг обираешь?

– С чего решил? – Участковый все еще не мог прийти в себя.

Сергей Станиславович сунул руки в карманы, показал взглядом на фуражку, лежавшую на земле, рядом с которой валялись купюры.

– Забери.

Полицейский наклонился, чтобы поднять головной убор.

Булат неожиданно для себя встал, схватил его за плечо и заявил:

– Ты вот что, Сергей Станиславович, потрудись сам поднять и извиниться.

– Ты смелый или просто глупый? – спросил тот и скривился. – Небось, ты ему сейчас эту мелочевку и отвалил?

– Я долг отдал, – спокойно ответил Булат. – А тебе, гнида рыжая, последний раз говорю: подними и извинись.

– Булатников! – Полицейский попытался убрать с плеча руку, но Булат надавил ему под ключицу.

Участковый охнул и уселся на его место. Булат перешагнул через скамейку и медленно подошел к возмутителю спокойствия.

– Куда ты лезешь? – глядя на него снизу вверх, процедил сквозь зубы Сергей Станиславович, сделал шаг в сторону и бросил старшему лейтенанту: – Какого хрена ты опять моих рабочих проверял?

Булат понял, что его пытаются игнорировать, и решился на крайние меры. Удар напряженной ладонью в ухо был сродни взрывной волне. Затрещали кусты, и крепыш оказался на земле.

Булат шагнул к нему.

– Пошел отсюда!

– Вот это да! – Сергей Станиславович, оглохший от удара, говорил громче обычного. – Ты хоть знаешь, какие проблемы сейчас заработал?

– Не знаю. Но вот если ты сейчас не уберешься, то у тебя они точно будут.

Не сводя взгляда с Булата, Сергей Станиславович медленно поднялся с земли. Он понимал, что перегнул палку, не решился обострять ситуацию, вернулся на тропинку и стал отряхивать костюм.

– Ты еще здесь? – не выдержал Булат.

– Конец тебе! – пятясь задом, прошипел Сергей Станиславович. – Пока тренируйся молоко через трубочку пить!

– Лучше водку, – с трудом сдерживая смех, выдавил из себя Ленька, пунцовый от напряжения.

Он склонился над доской так низко, что почти уткнулся в нее носом.

– Между прочим, это уже статья, – оправившись от происшедшего, неожиданно напомнил о себе участковый. – Угроза убийством. Шел бы ты…

– С тобой тоже поговорим, – заверил Сергей Станиславович. – В другом месте.

– Кто это? – провожая взглядом джип, отъехавший от бордюра, спросил Булат полицейского.

– Это теперь наша с тобой головная боль, – с тоской в голосе сказал участковый.

– Почему?

– Пекарь так это не оставит.

– Почему ты его не задержишь? – продолжал возмущаться Булат. – Этого клоуна ведь под статью подвести легко можно. Я свидетель!

– Это главный спонсор нашего ОВД. – Участковый тяжело вздохнул. – Пекунов Сергей Станиславович, директор компании, которая ведет строительство в районе.

– Чего же директор по кустам лазит? – удивился Булат.

– Беспредельщик. – Участковый наклонился, взял фуражку, отряхнул тулью, собрал деньги и бросил их на стол.

– Сидел? – продолжал допытываться Булат.

– В девяностых. – Полицейский закатил глаза в небо. – Дали четыре, но выпустили по амнистии. Уделал до полусмерти своего рабочего. Бедняге почку удалили, глаз перестал видеть. Пекарь тогда еще отделочной бригадой рулил. Потом его хотели за торговлю оружием привлечь. То ли выкрутился, то ли заплатил кому надо.

– И чем ты ему помешал? – продолжал допытываться Булат.

– Вокруг куча строек, на всех гастарбайтеры. Жильцы со своими жалобами уже вот здесь! – Полицейский провел ребром ладони по горлу. – Пишут, будто с наступлением темноты во двор боятся выйти. Вот мы и прошлись по его объектам. Больше половины работяг – нелегалы.

– Понятно, – кивнул Булат. – Значит, этот Пекарь – нечто вроде олигарха местного розлива?

– Я бы не сказал, – тусклым голосом возразил полицейский. – На самом деле жилье строит другая организация, а этот фрукт перебивается подрядами на отделочные работы. Но деньги у него водятся.

– Ладно, что-то мне наскучила ваша компания. Нигде, кроме дома, спокойно посидеть невозможно, – неожиданно заявил Булат и направился к подъезду.

– А это? – раздался оклик за его спиной.

Он обернулся. Участковый показывал папкой на водку и сок.

– Забыл?

– Расхотел, – отмахнулся Булат и направился дальше.