Kitobni o'qish: «Академия Малхэм Мур. Мой сводный враг»

Сводный враг

Аннотация

Ненавижу своего сводного! Наглый, самоуверенный, заносчивый… хам! С первого дня появления в их доме он задался целью превратить мою жизнь в ад, а перевод в академию Малхэм Мур, где он чувствует себя хозяином жизни, только облегчит эту задачу.

Один спор. Два поцелуя. Три жизни.

Ставки высоки – место в одном из противоборствующих клубов, или же задворки академии, вечные смешки и унижения? Только он не учёл, что я могу быть той ещё занозой, что заставит кровоточить его сердце… и не только его.

Так кто же из нас троих кукловод?

Глава 0.1

Некоторое время назад

Говорят, здесь туманы, дожди и сырость – обычное дело. Вот и сейчас моросит – монотонно и до икоты назойливо.

Спускаюсь с крыльца, наконец-то снимая ненавистные туфли, перехватив их за острые шпильки, держу в руках.

А Надин говорила, что подобрано всё под мой размер! Куда там! Или это орудие пыток, будь хоть в размер, хоть нет, всё равно натирает и давит ноги при любых вариантах?

Голыми ступнями становлюсь в образовавшуюся у нижней ступени лужу. Она холодит натруженные ноги, и я блаженно стону.

Кайф.

– И чего убежала? – Всегда питала слабость к выразительным мужским голосам с лёгкой хрипотцой и скользящей в мягком звучании гласных улыбкой. У этого засранца, даже когда он говорит гадости, голос звучит охренительно.

– Не твоё дело, – бурчу в ответ, окидывая его демонстративно отрешённым взглядом.

“Ну давай считывай невербальные знаки: ты мне неинтересен, мне с тобой скучно, уйди”.

Но ему, похоже, пофиг. Привык получать то, что хочет, быть там, где хочет, говорить то, что хочет.

– Обновка не пришлась по размеру? – хмыкает он. – А это ведь знаки, Злюка. Ни тебе, ни маман твоей не место в этом доме. Даже брендовая обувь и та, как может, намекает.

Ногам холодно, не лето на дворе.

Тяну к нему ладонь:

– Помоги надеть обувь.

Не жду, что он и правда это сделает, поэтому обжигающе горячая ладонь, что обхватывает мою холодную, удивляет. От неожиданности вздрагиваю. Аккуратно ставлю туфли у кромки лужи. От крупных капель по бежевой коже расходятся некрасивые тёмные пятна.

– На. – В ладонь ложится носовой платок. – Результат дизайнерской мысли точно не выдержит твоих мокрых ступней, разлезется.

Молча протираю ступни одной рукой, второй цепко держась за него.

Странный… сводный.

– Ну что, гордая цапля, долго мы ещё будем тут мокнуть?

– Тебя никто не приглашал, – ворчу, влезая в лодочки. Эйдан молчит, что крайне странно, потому что весь вечер он то и дело старался задеть то меня, то маму.

Поднимаю взгляд, ловя на себе его – задумчивый.

Он разглядывает моё лицо, роняет взгляд на губы – и я, чёрт возьми, облизываю их! Что за магия?! Пытаюсь вытянуть ладонь, всё ещё находящуюся в его руке, но неожиданный рывок впечатывает мою грудь в его корпус. Между нами больше нет расстояний, сантиметр оставшегося воздуха мы глотаем одновременно.

– Скажи мне, Злюка, целоваться будем, или сразу попробуешь дать в рожу, как в прошлый раз? – Он поглаживает мои губы большим пальцем. Это незамысловатое движение гипнотизирует меня, как змею, что замирает под музыку флейты факира.

В прошлый раз наш поцелуй перерос в нечто большее.

Мне понравилось.

Очень.

Как и ему.

Предвкушение сладкой ватой наполняет нутро.

Да, я хочу его. Хочу целоваться и в этот раз точно не буду против. Никаких оплеух. Его энергетика, напор уверенного в себе мужчины рушат все мои барьеры.

Захват на талии усиливается, и чтобы заглянуть ему в глаза, подставить для поцелуя губы, приходится запрокинуть голову, Эйдан высокий, даже шпильки не помогают.

Закрыв глаза, подставляю губы.

Минута, другая и… ничего не происходит. Мы всё так же стоим, обнимаясь, костяшками пальцев он поглаживает мою щёку, слишком медленно и нежно для него, слишком… странно.

Открыв глаза, вижу, что всё это время он продолжает меня рассматривать, снизу вверх, внимательно, цепко, хмурится даже, как будто что-то во мне пытается разглядеть, но никак не может. И это не издевательство и не попытка поставить на место, как в прошлый раз, даже не желание доказать своё превосходство. Он как будто только сейчас понял, что затеянная им же игра приобрела совершенно другое звучание.

– Так ты поцелуешь? – шепчу ему в губы.

– Перехотелось, – звучит так же тихо ответ.

Мы продолжаем стоять, вжимаясь друг в друга, наши губы, ловящие капли дождя нежной кожей, почти невесомо, украдкой воруют дыхание, перебрасываясь им в пинг-понг.

– Ещё пара минут, и на нас не останется ни одной сухой нитки, и я заболею. Так что…

– А могла бы сказать: “Ну так вали тогда на хер или поцелуй”.

– Поцелуй или вали на…

Договорить не даёт. На меня обрушиваются его губы, и я проваливаюсь в сладкую пытку, словно в бездну. За закрытыми веками взрываются фейерверки удовольствия. Минутная слабость, что он проявил совсем недавно, сметается безудержным напором страсти. Мы кусаемся до солоноватого привкуса крови, цокаемся зубами, сминаем друг друга в объятиях, грубо и напористо. Чтобы не упасть, с силой вцепляюсь Эйдану в волосы, словно от этого зависит моя жизнь.

Я пью его, как изнывающий от жажды путник. Точно знаю, что только он может меня насытить, никто другой, как будто от него зависит моя жизнь.

Его ладони ложатся на мой зад, подтягивая ещё ближе, под моё невнятное бормотание и тихие стоны губы скользят по щеке, спускаются к ушку.

– Хочу тебя. Сильно.

– Я… – не успеваю ответить.

Дверь на террасе открывается, и стук каблуков по мощёной дорожке для нас словно ушат студёной воды. Мы отскакиваем друг от друга, расходясь на приличную, для сводных, дистанцию. Тяжело дышу, кусая губы. Это сравнимо с банджи-джампингом: как будто спрыгнула с отвесной скалы, срываясь вниз, почти достигла финальной точки, но реальность насильно выдернула обратно.

– Вот вы где! – Надин звучит облегчённо. – Что ж вы ушли без зонтов, дождь льёт всё сильнее. Смотрите, какие всколоченные и мокрые.

Поджимаю губы и свожу с силой ноги. В чём-то она действительно права, один из нас всколоченный и мокрый. В хлам.

Как хорошо, что она появилась. Из моей головы постепенно выветривается хмель страсти. Надин раскрывает над моей головой чёрный, как ночь, зонт, что-то стрекочет фоном, а я всё никак не могу осмелиться и взглянуть ему в глаза, ведь чувствую, как жжётся.

Твою мать, что между нами происходит?!

Глава 1 Птичка в клеточке

Экономка, распорядительница, как её вообще называть, эту даму, ведёт меня по широкому коридору дома Мортимеров. Необъятная лестница, полукругом примостившаяся у стены, ещё больше привлекает внимание к гигантской люстре, что свисает с потолка и переливом хрустальных кристаллов бликует разноцветными зайчиками по стенам: синий, зелёный, красный. Всё как в жизни. Кристаллический мир в деталях.

От всего этого богатства кружится голова, и пересыхает горло. Пушистый ковёр на полу заглушает наши шаги, я плетусь за ней, боясь лишний раз выдохнуть и оставить на начищенных до блеска поверхностях след.

– Мисс Гревье, – обращается она, а я морщусь от холодного, официального обращения, – ужин с Эйданом и мистером Мортимером через час. Возможно, вам следует сменить туалет.

Кошусь на свои джинсы, кеды с разноцветными сердечками и футболку оверсайз, на которой широким росчерком написано “Самые сладкие булки”.

– Люка, – поправляю я. Я не знаю, как по протоколу общаться с прислугой. До знакомства мамы с Мэддоком Мортимером мир высшего общества был для меня слишком далёк. – Раз сына мистера Мортимера вы зовёте по имени.

– Хорошо, – кивает она.

– Как мне обращаться к вам?

– Надин.

– Надин, мне обязательно ужинать со всеми? Я очень устала после перелёта и пересечения пролива, мне бы…

– Семейные ужины в этом доме общие, – чеканит с неодобрением она. – Вы с Эйданом всю неделю будете в Малхэм Мур. Два вечера в семейном кругу не так уж и много, верно? Присутствие обязательно, так повелось с тех пор, когда…

Надин обрывает речь на полуслове, но я знаю, что она думает об Иветт, бывшей жене Мэддока. Видимо, правила, установленные той женщиной, всё ещё строго соблюдаются. В наше время невозможно жить без следов. Достаточно просто найти человека в сети, как на тебя, словно из рога изобилия, посыпятся заброшенные и действующие аккаунты, друзья, друзья друзей, общие фото, мероприятия, скорбные новости, печальки и расстройства. Стоит промотать ленту новостей на несколько сотен фото, и вуаля, вся жизнь семейства Мортимеров как на ладони. У меня было достаточно времени на гугл и поиск всей информации, что касается уже и меня. Ведь в этом новостном хламе рядом с великим и ужасным семейством “М” мелькает пока что не очень приметная Констанс Гревье и её дочь. Если что, это я. Но, конечно же, главная героиня, бриллиант Малхэма – Иветт Мортимер. Идеальная жена, идеальная мать, идеальная хозяйка. Для жителей этого города, что фактически основали предки маминого мужа, Иветт сродни леди Ди для всей Англии. Маме будет непросто, это факт.

– Хорошо, – сдаюсь я. – Поняла.

– Брючный костюм в бежевых тонах будет вполне уместен, – подсказывает она, уводя меня в глубь коридора второго этажа. – На третьем этаже комнаты хозяина и вашей матери. На втором гостевые, – указывает рукой в сторону левого крыла, затем следует короткий кивок в правую сторону, – и ваши с Эйданом. Мистер Мортимер посчитал хорошей идеей разместить вас по соседству, к тому же из комнат можно выйти на балкон-террасу. Он будет вашим общим пространством, господин посчитал это…

– Хорошей идеей, я поняла, —пищу кисло, без особого энтузиазма.

Надин открывает дверь уже в мою комнату, и я с трудом сдерживаю возглас удивления. Большая и просторная, она выдержана в тёмно-зелёных, шоколадных и бежевых тонах.

– Здесь гардеробная. – Экономка деловито проходит внутрь, открывая двустворчатую дверь. Хвостиком плетусь за ней.

– Вау… – в итоге не сдерживаюсь, рассматривая кучу одежды, обуви и аксессуаров.

– Всё подогнано под ваш размер. – Порывшись в “бежевой секции”, Надин выуживает строгий брючный костюм, к нему подбирает обувь и тонкий браслет. – Вот так будет вполне уместно.

– Дома надо ходить в туфлях? – Со скепсисом смотрю на шпильки.

– Пусть ужины и проводятся, в своём большинстве, в семейном кругу, но мистер Мортимер может появиться дома вместе со своими друзьями или партнёрами. Да, так не очень принято в его кругах, но случается. Лучше быть готовыми.

От стыда, что не знаю весь положенный протокол и своей неуместности в этом доме, желудок скручивает болезненным спазмом.

– Это форма академии, – продолжает Надин. – Два комплекта. Я распоряжусь, чтобы её доставили заранее. У Эйдана есть свой автомобиль, на выходных он пользуется им на своё усмотрение, но в понедельник вас двоих будет возить Роберт, он же будет забирать в субботу утром. Что ж, – экономка обводит комнату взглядом, – ваш багаж доставят в течение десяти минут. Пожалуй, на этом пока всё.

– Спасибо…

Надин коротко кивает, направляясь к двери, задерживается буквально на несколько минут:

– Люка, – неожиданно мнётся экономка, – дам вам совет. Эйдан, он… не совсем простой мальчик.

На определении двадцатитрёхлетнего мужчины “мальчиком” хочется рассмеяться, но я делаю серьёзную мину и слушаю внимательно.

– Будьте с ним осторожны и помните, что даже самое холодное сердце способно горячо любить. Он не плохой человек, даже несмотря на то, что пытается доказать всем обратное.

– О как, – выдыхаю тихо. – Спасибо за предупреждение.

Глава 2 Приятного аппетита, не подавитесь

В моём классе была девочка, которая обожала все эти кринолиновые истории, правила этикета, расшаркивания, протоколы, что следует соблюдать, как стоять и кланяться при встрече высокопоставленных чинуш.

Я – нет. Вообще. И, пожалуйста – получите и распишитесь.

С недоумением смотрю на всю эту невероятную процессию из столовых приборов, разместившуюся вокруг моей тарелки. Вернее, тарелок.

Нервно сглатываю, бросая осторожный взгляд на Эйдана. Он смотрит с презрением и насмешкой одновременно. Видимо, первое я ела точно не той ложкой.

Смотрю на маму, на неё уж точно приятнее, чем на Мортимера-младшего. Она лучится счастьем, они с Мэддоком о чём-то тихо перешёптываются, после смеются. При виде влюблённой пары губы сами по себе расползаются в стороны в ласковой улыбке. Я очень рада за маму. Правда.

Со стороны “брата” летит презрительный смешок.

Что ж, очевидно, мы ему не нравимся, и это тоже понятно, после всего случившегося и его отношений с матерью… хотя есть надежда, что газетчики преувеличили. Пока что они с отцом вполне ладят.

В столовую незаметно проскальзывает Надин, а за ней гуськом, словно утята за уткой, ещё три девушки. У всех на подносах какие-то невообразимые сладости.

– Десерт, сэр, – мягко напоминает она.

– Апельсины в карамели, – кивает Мэддок. – Дамы?

– Даже не знаю-ю. – Вытянув шею, заглядываю, что там на подносах.

– Советую также апельсины, – тихо шепчет Надин, попутно кивая на одну из ложек. Когда ставит тарелку, у самого уха звучит: – Можно десертной.

Оу. Видать, мой конфуз с ложками заметил не только Эйдан.

– Да, благодарю.

Она кивает, ставя передо мной небольшую тарелочку с горкой апельсиновых долек, залитых карамелью, настолько прозрачной и лёгкой, что рот сразу наполняется слюной.

– Эйдан? – зовёт Надин.

– Не стоит, я сыт.

– Что ж, раз пришло время сладостей… – Старший Мортимер щёлкает пальцами, и Надин подносит ему две внушительные коробки, на отполированной поверхности округлых боков которых играют блики..

– Что это? – прижав ладони к груди, шепчет мама.

Словно фокусник, с заговорщицким прищуром Мэддок ставит коробки на стол, открывает и только потом разворачивает к нам.

Я, не сдержавшись, ахаю вслед за мамой, а вот Эйдан с отцом скрещиваются взглядами.

– Это же… – Тяну ладонь к смартфону, как только одна из девушек ставит передо мной коробку.

– Кристаллический, всё верно, – цедит Эйдан, не притронувшись к своему подарку. – Бешеные деньги и отличное средство слежения, да, отец?

Всего пара слов, а атмосфера в столовой накаляется до предела.

– Мне не надо дарить тебе телефон, чтобы знать, где тебя носит, – цедит Мэддок.

– Вот как. Полагаю, по сценарию мне следует сказать “спасибо”, ведь воспитание имеет очень большое значение, да, отец? – Он скалится, отодвигает стул так, что тот с протяжным звуком скребёт ножками пол. Выхватив телефон, Эйдан отвешивает шутовской поклон, сперва отцу и маме, затем мне, глаза горят хищным, недобрым огнём. – Благодарю Вас, отец, за щедрый и полезный подарок.

– Дан, вернись за стол!

– Я услышал всё, что хотел. – Он медленно бредёт на выход, жонглируя дорогущим телефоном в воздухе.

У меня перехватывает дыхание от одной только мысли, если он промахнётся и смарт упадёт…

– Нет, не всё. Люка едет в Малхэм Мур с тобой. Завтра. Помоги ей там освоиться.

“Ой, зря”, – сглатываю, понимая, что теперь он сделает всё совершенно обратное.

– Место в ЛЕЧЕБНИЦЕ ты ей тоже уже приготовил? Ставлю на то, что она и неделю не продержится. Или ты с годами подзабыл, как там всё устроено?

– Поэтому и прошу, – цедит Мортимер.

– Нет.

– Эйдан. Мы теперь семья.

– ВЫ, отец, может быть, и семья. Я в этом фарсе не участвую. Твоя новая игрушка, – тычет пальцем в сторону мамы, – мне никто. Решил облагородить шиповник? – Мне не достаётся даже указательный жест, лишь кивок голово., – Я, прости, не садовник, но могу позвать Тони, если испытываешь нехватку информации в вопросах удобрения нового инструмента по укреплению финансовых связей. Мужа ей уже присмотрел, да?

– Какого м-мужа? – мычу сдавленно.

– Богатого, детка. В этом тебе повезло, – хмыкает он.

Глава 3

Эйдан

За сутки до приезда Люки с матерью

– Завтра будь любезен остаться дома. – Спрашивать, зачем, необязательно. Потому что приезжают “новые члены семьи”, и их нужно встретить с помпой, чтобы, не приведи боги, не решили, что им тут не рады. Кто им тут, собственно, рад, кроме отца?

Огромный фамильный особняк готов: сняты чехлы с мебели, протёрта пыль, проветрены гардеробные и гостиные… Вышколенные слуги в пошитой на заказ форме с родовым гербом на левой груди шушукаются тайком, когда думают, что их никто не слышит. А стены имеют уши и не имеют секретов. Точно не от того, кто вырос здесь, излазил каждый угол и нашёл все потайные ходы.

Поместью несколько веков. Мортимеры стали владеть этой местностью ещё во времена Роджера, первого барона Марч, получившего этот клок земли за помощь в свержении Эдуарда II. Двухэтажный каменный дом несколько раз перестраивался с тех пор. Теперь это особняк классического типа с восемью тяжёлыми коринфскими колоннами у парадного входа. Большие окна, обрамлённые лепниной, пруд по левую сторону от главных ворот и богатый сад. Шикарно, вычурно и при этом до скрежета педантично – всё как и должно быть у знатных снобов, чей предок когда-то фактически правил страной.

– К ужину я приеду.

Ужин – это святое. После того, как мама нас покинула, уже совершенно не то, что раньше, но я, как и все, продолжаю следовать традиции в память о том, каким был этот дом при ней. Светлый, полный тепла… Когда многие мои друзья рвались остаться на праздники или выходные в пансионе, я считал дни до возвращения домой. Иветт Мортимер делала это место живым. Я любил его таким. И её тоже любил. Люблю до сих пор. Может, поэтому теперь всё здесь кажется посеревшим и сломанным. Как сломалась её жизнь. Свою новую игрушку отец тоже, интересно, сломает? Да и пусть. Чем быстрее мачеха и её девка вылетят из этих стен, тем лучше.

– К приезду Гревье. – Отцу пятьдесят три. Он всё ещё статен и крепок. Высокий, излучающий такую силу, что под его строгим взглядом так и тянет скукожиться до неприметности. Чуть тронутые сединой волосы только добавляют аристократичному, породистому лицу строгости и стати. Он мог бы отлично смотреться с короной на голове. Величественный и нерушимый – прекрасный символ монархии. Неудивительно, что женщины на него облизываются. Богатый, идеально воспитанный, учтивый и вдовец. Как такого не обласкать?

– Это твои гости, ты и встречай.

– Они не гости. – Тяжёлый, свинцовый голос выдаёт его настроение куда лучше, чем крики и ругань.

– Тем более. Когда приезжают хозяева, не обязательно выстраивать слуг и всех домашних на крыльце, как мартышек в парадных ливреях. Прошли времена феодализма. Ты забыл?

– Забываешься ты, Эйдан Роберт Мортимер.

Да хоть все мои имена перечисли. Переменить отношение к происходящему это не поможет.

Слуги, обычно стоявшие у дверей столовой, чтобы всегда быть к услугам господ, поспешно юркнули в кухонное помещение, ощутив, видно, что грядёт буря.

– Вам ли обвинять сына в забывчивости, сэр. – Знаю, что наигранное выканье его бесит. Так делала мама, когда ещё была с нами и случались семейные ссоры. – Или вы забыли свои клятвы у…

– Довольно! – От удара крупной ладони по столу звенит посуда, и дрожат огни свечей. Зажигать свечи в центре стола тоже велела мама… – Я принял решение, и тебе придется покориться.

– А если нет, то заменишь меня новой, улучшенной версией? Тебе же не привыкать. Так надо было жениться на бабе с сыном, а не с девкой в довеске! – Отодвинув стул, промакиваю салфеткой губы, будто бы это сотрёт след недостойных воспитанного лорда речевых оборотов. Приличия. Честь семьи. Долг. Как я мог этим пренебречь.

– Вернись за стол, Дан.

– Я сыт.

– Ты разве забыл материнские наставления? Приличия важны, сын.

Лучше бы ударил в самом деле. Скрип моих зубов наверняка слышали даже повара. Демонстративно сажусь обратно на стул, только чтобы процедить сквозь зубы, сверля сидевшего во главе стола отца злым взглядом.

– Прошу меня извинить. От духоты мне дурно, боюсь испортить вам ужин. Мне будет позволено завершить трапезу, сэр?

Отцовские ноздри раздувает, как меха в кузнице. У нас в селе живёт кузнец, кстати. Крупный дядька с такими ручищами, что можно кирпичи ломать, просто сжав их в ладони.

– Завтра чтоб был дома. Иди.

Мы оба знаем, что я ослушаюсь. И оба знаем, что мне за это будет. Отец не терпит непослушания и своеволия, а я не терплю, когда приказывают.

– Ты можешь привести лошадь к воде, отец, но как ты заставишь её пить?

Глава 4 Не сахарная

– Роберт, выключи музыку, будь любезен. – Мама всегда учила вежливо обращаться со слугами. Может, поэтому её все любили едва не больше, чем принцессу Диану? Вежливая и обходительная даже с конюхом и полотёркой.

– Сынок, то, что ты родился в богатой семье с родословной глубже, чем корни дуба у нашего озера, не делает тебя лучше всех остальных людей, – говорила она. Мне хотелось возмутиться и быть лучше прачек и их сопливых, часто неумытых оборванцев, но угодить маме хотелось больше. Я молчал и слушал. – Лучше тебя делает воспитание, уровень образования и великодушие. Никогда об этом не забывай. – Она так часто напоминала про три кита величия аристократа, что я верил и пытался, но теперь её не было рядом. Привычка осталась, а подпитки верой не хватало. Все эти “спасибо”, “пожалуйста” и “будь любезен” вылетали из рта механически, как шаблонные, не имеющие веса фразы.

Водитель молча протягивает руку, по обшитому бежевой кожей салону авто растекается тишина. Временами её нарушают движения Роберта или Люки, шелест нашего дыхания и тиканье часов на моём запястье.

Сестрица сидит вплотную к заблокированной на время поездки двери. Наверняка чтобы подальше от меня. И правильно. Пусть и впредь держится как можно дальше, в идеале переедет обратно на свою окраину мира и сделает вид, что никогда не была знакома с нашей фамилией. Жаль, этим мечтам не сбыться.

– Даже не думай кому-то сказать, что живёшь у нас, – фраза звучит приказом. И, по сути, им и является. Когда с детства живёшь в окружении слуг, готовых исполнить каждый твой каприз, быстро привыкаешь раскидывать распоряжения, как ничего не стоящие бумажные самолётики.

– А то что? – огрызается Гревье. В тёмных глазах плещется раздражение. Очевидно, не привыкла, чтобы ей командовали.

Плохая новость, куколка. В этом мире все только и станут, что командовать тобой. Ты всего лишь девчонка, без рода и связей. Отец крайне щедро позволил тебе присоединиться к семье и в уплату непременно укрепит тобой своё влияние на политической арене. Продаст замуж кому-то из сыновей партнёров, если повезёт. А не повезёт – кому-то из партнёров. И будешь ты послушно исполнять приказы муженька, потому что так принято в твоём новом мире.

Эта дурочка хоть задумывалась о реальности, спрятанной за фасадом красивой и беззаботной жизни элиты мира? Небось начиталась историй современных золушек. Только в газетах не пишут, что в жизни, как и в сказке, всё волшебство заканчивается сразу после свадьбы.

Наверняка думает, что новый универ ей по зубам. После школы в своём замшелом местечковом учебном центре или государственной школе, кажется, ничего не страшно. Что там могло происходить? Драки и буллинг? Наркота и проституция? Что творят маргиналы и бедняки в своих крысятниках?

В любом случае всё это покажется ей детским лепетом. Начало учебного года станет пренеприятным сюрпризом для новенькой. Поэтому отец и просил присмотреть. Как будто сам забыл, как это бывает. Или, наоборот, не забыл? Хотел бы я разгадать его планы.

– А то ничего. Ничего хорошего. – Когда она уже наверняка думать забыла о повисшем без ответа вопросе, оборачиваюсь, смотрю в загорелое лицо, совершенно не аристократичного вида. Слишком живая мимика, эмоции легко считать с первого взгляда. Открытые книги в нашем мире остаются без обложек в первые пару дней, а к концу второй недели лишаются доброй половины листов.

Может, организовать тотализатор, как быстро её истреплет родной Мур?

Ставлю на десяток дней. Как раз начнутся испытания. Конечно, она ввяжется. И проиграет. Я ведь знаю, ЧТО ждёт кандидатов в этом году.

– Всё равно все узнают, идиот. Мы едем на одной машине, если ты не заметил. – Роберт мимикрирует под мебель. Он привык. Можно бы отгородиться экраном, но я намеренно этого не делаю, а Люка, видимо, даже не знает о подобной возможности.

Вновь игнорирую её комментарий. Ещё минут пять в салоне тихо.

– Останови здесь, Роберт. Пожалуйста. – В зеркале заднего водитель изгибает в вопросе брови. На улице дождь. Отсюда до главного входа в академию ещё минут 5 хода. Запросто можно промокнуть.

– Вы уверены?

– Мисс Гревье дальше идёт пешком. – Её реакция такая открытая и сладкая. Приятно посмотреть, как резко оборачивается, сощурившись. Глаза сверкают возмущением.

– Но лорд Мортимер велел…

– А теперь второй лорд Мортимер приказывает, – твёрдо обрубаю начало фразы.

Водитель со вздохом сдаётся. Машина мягко тормозит за поворотом от главной аллеи академии.

– Дальше тебе на своих двоих. – Не нужно отворачиваться от окна и смотреть на неё, чтобы чувствовать силу возмущения. – Выметайся. Ещё не хватало, чтобы нас как-то ассоциировали друг с другом. Пешком дойдёшь. – По стеклу медленно текут ручейки воды. – Не сахарная, не растаешь. Поторопись. За опоздание наказывают.

Всех, кроме золотых детей основателей. Нам можно почти всё. Потому что наши отцы буквально содержат этот притон наук и разврата в одной пробирке.

Люка зло хлопает дверью. Роберт морщится, как будто кто-то отвесил оплеуху ему самому.

– Поехали. Я-то пешком идти не планирую. Дождь на дворе.