Kitobni o'qish: «Внебрачная дочь»
Глава 1
– Редиска! Это ты? Вот так встреча! – как гром среди ясного неба, раздалось чуть ли не у меня над ухом. От неожиданности я вздрогнула и едва не зажмурилась. Забытое прозвище, появившееся из-за исковерканной фамилии, кольнуло прямо в сердце. Редкина – Редькина – Редиска – такова словообразовательная цепочка, выстроенная «гуманными» одноклассниками. Для них всех я была «черная кость», плебейка, принятая в элитную школу сумасбродным желанием одного из учредителей. Не такое далекое прошлое, которое я всеми силами старалась забыть, нарисовалось передо мной и сказало: «Бу!»
– А как же МГУ? Или там новый факультет открыли? «Технология вытирания детских задниц»? А может «Инновации в сфере смены подгузников»? – Глумилась обладательница этого капризного голоса, звук которого для меня был противней, чем звук трения пенопласта по стеклу.
Я не торопилась отрывать взгляд от компа, где проверяла, кого из детей должны сейчас забрать. Лихорадочно соображала, как быть. Сделать вид, что не услышала – глупо. А что не узнала – еще глупей. Не хочу напоминать страуса, засунувшего голову в песок и с торчащей кверху задницей. Но и разговаривать с той, которая целенаправленно отравляла мне последние четыре года школы, тоже желания не было.
Эльвира Казанцева – некоронованная звезда класса и школы, вокруг которой вращалась вся жизнь. И какого черта она приперлась в наш торговый центр из своего лакшери района? Вдыхаю – выдыхаю и снова проклинаю свою тонкую кожу, которая живет по принципу: «Случилось что непонятное – красней!»
И сейчас я чувствую, что щеки начинают полыхать огнем, отчего мне ужасно хочется провалиться сквозь землю. Но я не обладаю суперсилой или умением телепортации. И, к сожалению, супервыдержкой тоже. Я по-прежнему теряюсь перед хамством и не могу отвечать грубостью на грубость. Но сейчас мне жизненно необходимо, чтобы она отсюда свалила куда подальше и как можно быстрее.
Если она узнает, что тут же, в бассейне с яркими поролоновыми шариками, барахтается мое маленькое сокровище, будет катастрофа.
Поэтому представляю, что передо мной не мой персональный враг, а всего лишь неадекватная мамаша, не умеющая ладить со своим ребенком. Стараюсь спокойно выдержать ее наглый взгляд и придать голосу максимальную нейтральность. И неожиданно для себя возвращаю ей брошенную издевку.
– С какой целью интересуешься? Хочешь получить второе образование? Мозгов прикупила?
Кукольные глаза первой красавицы изумленно распахиваются, будто с ней заговорила ожившая статуя, и несколько мгновений она стоит с раскрытым ртом. Еще бы, в школе она могла превратить в ад жизнь любого, кто скажет слово против. И похоже с тех пор ничего не изменилось. Избалованная стерва с мозгом птички колибри.
Ей не нужно было корпеть над учебниками и изучать тонну литературы, чтоб попасть в институт. Папочка просто заплатил деньги.
– А ты что, смелости прикупила? Хотя нет, дай подумаю…, – она почесала подбородок, изображая работу мысли на лице. – Не-ет! Свой грант обменяла на способность открывать рот. Раньше -то тише воды была, ниже травы…
Я вдруг почувствовала небывалое облегчение. Словно кто-то разрушил наложенное на меня заклятие молчания, и я смогла ответить той же монетой.
– А какой смысл мне было открывать рот, если меня окружали те, у кого вечно отсутствовала связь между мозгом и языком?!
– Ну ты посмотри! Заговорила! – все еще не придя в себя от наглости бывшей тихони, пыталась Элечка оставить за собой последнее слово.
– Ты повторяешься, – сдерживая ликование, спокойно ответила я. Господи, как просто быть счастливым! Хотя бы на несколько минут! Просто не позволить кому-то унижать себя. Вычеркнуть из своей жизни хотя бы одну проблему. Но минута счастья кончилась, потому что моя врагиня тут же взяла верх.
– Ну что ж! Придется тебе напомнить, кто ты такая и откуда. Мне папа подарит этот торговый центр на день рождения. Так что можешь подыскивать себе работу. Хотя нет. Я могу тебя оставить менеджером половой тряпки. Продолжишь семейную традицию.
В глазах Казанцевой адским пламенем вспыхнул мстительный огонек, а у меня все сжалось внутри от предчувствия надвигающейся беды.
Работа детским аниматором хоть и не приносила супердохода, но была единственным выходом из моего бедственного положения. Она позволяла быть все время с моей Улиточкой. Никто и заподозрить не мог, что в куче детворы совершенно бесплатно находится моя дочь. Мы приходили до того, как управляющий появлялся на работе, и уходили намного позже, чем он.
Как мамаше, не имеющей постоянной прописки в городе, садик мне никто не предоставит. И соответственно, чтобы найти другую работу, я должна куда-то на день пристраивать малышку. Родственников, горящих желанием помочь, мы не имеем. А уж про няню и вообще не может быть и речи.
Получается, моя минута торжества над прошлыми обидами обошлась мне слишком дорого. Я сглотнула комок, вставший в горле, и приказала себе достойно выйти из этого токсичного диалога. Будет повод собой гордиться. Я запомню это состояние и смогу его воспроизвести при встрече с очередным хамом или хамкой.
– Поздравляю. Спасибо за предложение. Но я как-нибудь сама.
Элька ехидно хмыкнула, и я поняла, что у нее в кармане припасен еще один козырь.
– Ну как знаешь…Кстати, твой Грин женится. Так что я не зря тебе говорила – не по Сеньке шапка!
Я выдавила еще одну натянутую улыбку и, собрав волю в кулак, почти непринужденно ответила:
– Не могу обсудить с тобой эту новость – мне работать нужно.
Я взяла мячик и на автопилоте пошла организовывать игру для тех, кому уже надоело ползать по канатам и горкам. Как же паршиво быть нищей! Вот сейчас бы самое время заехать в какой-нибудь пансионат, где домики разбросаны по лесу. Закрыться и реветь белугой, пока не выплеснется многолетняя боль. Реветь до икоты. До опухших глаз. До изнеможения.
Потом отлеживаться без сил. И главное – никого не видеть. Кто-то может пить, как не в себя. Кто-то крушить все подряд (если не жалко и есть деньги). Главное – чтобы не было свидетелей твоей боли и слабости.
Но одиночество – это непозволительная роскошь для большинства. И для меня. И для моей Булочки. Хотя нам жаловаться грех. Мы снимаем однушку еще не на самых куличках у рогатого. И даже недалеко от центра, где я работаю. Или скоро уже будет – работала?
И хоть моя единственная подруга меня во всем поддерживает, развешивать сопли и выливать на нее свои страдашки не хочется. Начнет квохтать, строить планы мести и жалеть. Чего мне совсем не хочется. Можно, конечно, попросить, чтоб она посидела с Ульянкой, а самой пойти в дальний угол парка и дать волю слезам… Но искать на свой зад приключения … такое себе. И даже по дороге домой я не могу поплакать – Улиточка испугается. Придется сцепить зубы, пережить эту ломку «всухую». Загнать боль в самый угол, в самый темный чулан души и не позволять ей высовываться. Все прошло. И это рано или поздно должно было случиться.
«Выдаю» последнего карапуза счастливой и довольной мамашке с кучей пакетов, выдавливаю дежурную улыбку и до боли закусываю губу, пытаясь удержать слезы.
– Мамуль! Кто-то книжку забыл…, – Улиточка делает паузу, давая понять, что сама все знает, но вдруг? – Мы же не можем взять ее себе?!
Дочка смотрит с сожалением на великолепно иллюстрированную, дорогую книгу.
Какая же она у меня умница! С того самого момента, когда начала сама, без моей руки топать ножками, она всегда знала, что чужое брать нельзя ни в коем случае. Только посмотрит на игрушку, которую отставил хозяин, занявшись другим делом, потом на меня.
– Нет, Уляшка! Это чужая игрушка.
И никаких «Хочу» и топаний ножкой. Мое сокровище.
Фух! Слезы моментально высохли, как капля дождя, случайно уронненная облаком над пустыней. Их высушила злость. На себя. На жизнь. Я не могу купить такую книжку, которая стоит нашего трехдневного бюджета.
– Ты ж моя умница! Завтра хозяин вернется и заберет, – успокаивающе улыбаюсь и прижимаю к себе дочку.
– Мам, но ведь центр закрывается. Сегодня уже не вернутся. А завтра мы вернем ее. А мы дома почитаем…Тут столько интересного и развивающего. Я одним глазком заглянула. Мы же любим находить различия на картинках?
Улиточка не настаивала, просто излагала свои мысли, и от этого становилось еще паршивей.
– Солнышко. Сейчас книжка чужая. А когда ты принесешь ее домой, ляжешь спасть с ней, тебе будет казаться, что она твоя. И отдавать будет очень жалко. Обещаю. Я тебе куплю такую. Попозже. Но обязательно!
Малышка вздохнула и молча положила находку мне на стол.
Глава 2
Чтобы как-то отвлечь себя и Улиточку от ненужных мыслей, я решила выбить клин клином. Устроить праздник. Ну ладно. Мини-праздник.
Мы спустились на первый этаж, в цветочный бутик, где работала наша с Булочкой знакомая. Галочка. Такая ж мать –одиночка, как я, только не такая нищенка. Она жила с матерью, так что ей не грозило однажды оказаться на улице.
С Галочкой у нас был бартер. Я по субботам брала ее непоседу- Степку под свое крыло, потому что они с мамой работали, а она подкидывала одежду, из которой Степка вырастал. И еще отдавала восхитительные гелевые шарики по цене самих шариков, без учета процесса их надувания. И тогда моя малявка гордо вышагивала с разноцветными надувными звездочками, Микки Маусами и прочими детскими радостями, посматривая по сторонам – все ли видят ее богатство?
А Булочке моей давала напрокат шикарные букеты, с которыми она фоткалась и выкладывала в свой инстаграм, изображая успешную инста-диву.
Дело в том, что моя подруга вбила себе в голову, что обязательно должна выйти замуж за богатого, чтобы не прозябать в нищете, как ее родители. Причем она это поняла еще в школе. И с тех пор методично идет к своей цели. Вместо учебников она штудировала модные журналы, изучала жизнь селебрити и мечтала о квартире с видом на Кремль и ярко-красном бентли. Ну и соответственно, безлимитом на карточке, путешествиях и достойном мужчине.
И не просто мечтала. Как настоящая охотница за миллиардерами, она пыталась забросить свои сети в тех местах, где они водятся. В обеденный перерыв заходила в дорогой ресторан выпить чашечку кофе. Копила на путевки в дорогие отели. Завела знакомство с девчонками –администраторами в элитном фитнес- клубе и ходила заниматься туда после работы, в надежде подцепить накачанного красавчика с тугим кошельком.
Получив школьный аттестат, она научилась делать маникюр и устроилась в салон красоты. И теперь ее собственные руки были в идеальном состоянии. А обмен на свои услуги, получала косметические процедуры для лица и ухоженные волосы. К тому же перенимала у богатых клиенток манеры, впитывала, как губка, сплетни и все наболевшее, чем они делились. Известные личности, скандалы и особенно информация о том, кто и как попадает в любовницы к папикам и как их потом уводят у жен.
И это давало ей возможность беззастенчиво врать, что она хозяйка сети салонов красоты.
Ей мало было моего примера знакомства с богатым, и она с упорством ослика, шла в направлении своей цели. Конечно, не слушая меня. Но, слава Богу, разные взгляды на брак и мужчин не мешали нам жить дружно.
Бесконечная погоня за миражами ее тоже утомляла и выбивала из сил, поэтому порция позитива не помешает. Мы с Улиточкой к шарикам купили большую упаковку мороженого. Устроим маленький пир, наплевав на нашу общую диету.
Булочка в школе была пухлячком, отсюда к ее фамилии Буланова приклеилось и прозвище. Но поставив цель, она твердо решила сбросить свой щенячий жирок. И теперь мы по утрам едим полезные каши на воде, давимся смузи из недорогих и полезных овощей и далее по списку. Только Ульяшке дается послабление. А что? Позволяет экономить бюджет и не обрастать лишними килограммами.
Но сегодня можно.
– Олька, радость моя! – крикнула я с порога. – Гуляем.
–Олюшка, смотри, что у меня есть! – присоединилась Ульянка.
Я надеялась, что у меня получится бодро и жизнерадостно, но не получилось. Снова захотелось плакать. Хоть и не родной дом, но все ж привычные стены будто сорвали клапан, удерживающий мои слезы. Представила Грина в костюме рядом с какой-нибудь куклой в баснословно дорогом платье. Естественно. От лучшего кутюрье. И жалость к себе сдавила горло. Я хлюпнула носом и, чтобы окончательно не разреветься, завернула в туалет.
– Улиточка! Мыть руки и к Олюшке.
Закрыв дверь, я до боли зажала ногтями перегородку носа, читала, что помогает в таких ситуациях и продышалась. Вроде получилось. Фух. Ни к чему расстраивать единственных близких людей.
Слезы удержала, а вот выражение побитой собаки из глаз не удалось убрать.
И Булочка его считала, как сканером.
– Та-а-ак, и что могло случиться? Рассказывай! – раскладывая по вазочкам мороженое, потребовала она. Я скосила глаза на Ульянку, давая понять, что это не для ее ушей. Пожаловаться на неадекватных мамаш или начальство – это одно. А сказать, что ее папа женится на другой, – это другое. Это и ее боль. Ведь она считает, что папа работает где-то далеко, где нет связи. Да, я малодушно соврала. Не придумала ничего лучшего. Правда, этот разговор у нас был давно, и я тешила себя надеждой, что больше мы к нему не вернемся.
Олька поджала губы и понимающе кивнула. После пира мы ей разрешили посмотреть мультики в комнате, а сами остались на кухне.
– Я видела Казанцеву, – тихо сказала я.
Булочка была в курсе моих школьных злоключений.
– И? – понимая, что это не все, она подняла идеально прорисованную бровь.
– Грин женится, – обреченно пояснила я – что значит «И».
– Ах ты ж козел майонезный! Нет, этого я точно так не оставлю! Мы явимся на свадьбу, пусть даже придется переодеться официантками. И когда будут спрашивать там – знает ли кто причины, по которым эта пара не может быть вместе или как говорят. Тут мы и выступим!
– Нет!!! – я так четко представила минуту позора, что невольно взвизгнула. – Ты что?
– Я что? – Булочка поводила глазами, будто искала идею. – Ладно! Тогда я засуну подушку под платье и скажу, что я беременна от него. И неважно, знает он меня или нет, скандал в святом семействе будет! Как говорится, и ложечка ужо нашлась, но вы к нам в гости не ходите.
Глава 3
– Не-не! Пусть катится к черту! Мы не будем позориться!
– Что? Позориться не будем? А не пофиг ли? Одним позором больше, одним меньше?! Зато удовлетворение моральное получим! – Олька говорила так эмоционально, что у меня немного отлегло от сердца. Конечно, ничего предпринимать мы не будем, но поддержка подруги была просто бальзамом на мои душевные раны.
Конечно, позора пришлось пережить немало. Чего только стоило встать на учет по беременности! Презрительно поджатые губы медсестры, будто я переспала со всем городом и не знаю, от кого рожать приходится.
– Замужем? – вопрос, который дает возможность не обращаться ко мне на «Вы» и грубо не «тыкать».
– Нет, – ответила я, и покраснела так, что корни волос чуть не задымились. Я с ужасом представляла этот момент, но на деле все оказалось еще хуже.
– Отец ребенка? – следующий вопрос острым лезвием втыкается прямо в сердце.
– Нет, – с трудом выдавливаю я.
– Что значит «нет»? Мне надо возраст, группу крови, наследственные заболевания записать! Что мне писать? «Вася Пупкин»? – эта тетка, которая должна была по-доброму относиться к будущим мамочкам, вела себя, как какой-то гестаповец на допросе.
Я тогда думала, что упаду в обморок от стыда. Сейчас, пройдя чуть ли не через огонь и медные трубы, я б не так реагировала. Но тогда это было невыносимо стыдно. Так стыдно, что хотелось просто умереть и избавиться от дальнейших унижений. Или самое малое – просто сбежать и потом прийти на порог роддома, когда придется рожать. Только бы не отвечать на эти ранящие вопросы и не видеть холодное раздражение в глазах представителей самой милосердной профессии.
Не знаю, как добралась домой. По пути мне мерещились осуждающие взгляды окружающих. А то ли еще будет в роддоме? Когда других будут проведывать мужья? Приносить фрукты, цветы. А мои соседки по палате будут капризно дуть губки: «Ну ничего нельзя попросить! Просила же сок из красного апельсина, а она принес просто апельсин!»
Как будут доставать вопросами, где папа, почему не приходит, и как же я бедная собираюсь жить. А учитывая, мою неспособность отшивать излишне назойливых собеседников, ближайшее будущее мне представлялось сплошным кошмаром.
Я шла по улице, а слезы катились по щекам без остановки. Я их размазывала, всхлипывала и думала, что больше не выдержу. Просто не смогу переносить все это. Булочка застала меня, сидящей в углу. Я тупо таращилась в стену, обнимая коленки.
– Але! Ау! Ты в своем уме, подруга? – наехала она на меня. – Ты в курсе, что малыша нельзя нервировать. А у тебя нос опух! Ну ка прекратила тут сырость разводить! Грибок заведется, хозяйка нас на улицу выгонит!
Олька всегда действовала на меня отрезвляюще, но сейчас ее бодрость и энергия не помогали.
Я снова хлюпнула носом и тяжко вздохнула. По одному слову, но Булочка вытащила из меня все переживания.
– А кто у нас добрая феюшка? – загадочно улыбаясь, тоном сказочницы спросила она.
– Ты феюшка. Но ты меня не спасешь, – обреченно прошептала я.
– Хах! Крошка! Ты меня плохо знаешь!
И, как оказалось, я, действительно, недооценивала ее.
Каково было мое удивление, когда она перед родами отвезла меня в платную клинику. В отдельную палату со всеми удобствами. Где с меня пылинки сдували и улыбались так, что я даже забыла, что я мать-одиночка.
– Олька, у нас же нет денег? Откуда?
Булочка хитро улыбнулась…
– То ли еще будет! – азартный блеск в ее глазах ясно выдавал, что сюрпризы точно не закончились.
На выписку она арендовала дорогущий «майбах» и шикарный букет цветов от Галочки. И хоть я была всегда против того, чтобы пускать пыль в глаза, но это было и, правда, приятно. И окончательно сразила годовым сертификатом на обслуживание в детской поликлинике. Без очередей, недовольных сотрудников и необходимости сотый раз объяснять, что у нас нет папы.
И только когда я немного пришла в себя, Олька раскрыла «военную тайну».
– Раньше я тебе не хотела говорить, чтоб до истерики ты не скатилась. Я помню, как отпаивала тебя валерьянкой…
Да, тот день мне долго снился в кошмарах. С криком я просыпалась, хватаясь за живот и облегченно вздыхала, убедившись, что это сон.
Когда Бельский сказал, что вопрос с беременностью решается в клинике, я чуть сознание не потеряла от страха. Мой кроха должен был родиться, несмотря ни на что. Отрицательный резус в случае аборта грозил бесплодием. А я хотела детей. Конечно, в моих планах все выглядело не так – непременно с любящим мужем, в большом доме и трое малышей с добродушным лабрадором.
Когда я забеременела, поняла, что планы Судьба жестко откорректировала. И сейчас я могла потерять, возможно своего единственного малыша.
Бельский не шутил. Он свой капитал сколотил в девяностых. И судя по фильмам, выживали сильнейшие. Те, которые могли за себя постоять или же нападать первыми. В любом случае умели молниеносно принимать решения и не останавливаться перед выбором средств.
Как человек, переживший голод, до конца не сможет вытравить страз перед ним, так и Бельский маниакально боялся обеднеть. Его империя расширялась, и он до сих пор, как хищник, выдавливал с рынка конкурентов. И понятное дело, что его два сына тоже были залогом приумножения капитала путем слияния с такой же богатой семьей. И безродная пигалица без кола и двора совершенно не вписывалась в его схему.
И я бы к нему ни за что не пошла, если б не Булочка. Она буквально заставила пойти на поклон и за ручку отвела к офису. Не будь ее, я бы потеряла свою малышку…
Я смотрела на пугающий своим совершенством небоскреб из стекла и стали и медленно – медленно считала от одного до десяти. Именно столько я отмерила себе на то, чтоб собраться с духом. «Мы бедные, но гордые!» – говорила мама. А мне приходилось наступать на горло своей гордости и идти на поклон к человеку, чей сын разрушил мою жизнь, и просить о помощи. Я была в отчаянии и только поэтому решилась на этот шаг.
Я даже пошла на подлог – представилась журналисткой, чтоб получить пропуск. Хотя всегда считала, что вранье до добра не доведет. Но и святая простота с доверием к людям, к сожалению, тоже.
Поднимаясь на нужный этаж, я трусливо уговаривала себя вернуться и искать другие пути. Но пока ничего путного в голову не приходило.
«Бельский А.Г. генеральный директор АО «Белникель»
Даже обстановка в приемной подавляла своей дороговизной. Нет. Здесь не было дверных ручек из золота, как в обители владельцев газа, но все говорило о неброской эксклюзивности.
– Мне назначено на одиннадцать, – проблеяла я.
– «Точка взлета»? – вопросительно смотрит на меня идеальная секретарша.
Я согласно киваю, умоляя Вселенную, чтоб моя легенда о практикантке прокатила без дополнительной проверки.
– Проходите.
Едва переставляя заплетающиеся ноги, я шагнула в кабинет. Разговаривающий по телефону Бельский скользнул по мне равнодушным взглядом, зачеркнул что-то своим дорогущим «паркером» в органайзере и вдруг сообразил, кто перед ним.
– Какого черта? – рявкнул он.
Господи, как мне хотелось прикинуться дохлым сусликом и не отвечать, но нельзя.
– Алексей Григорьевич! Я попала в безвыходное положение. И мне нужно поговорить с Гришей.
Я надеялась, что мой голос не будет так дрожать, но напрасно. Слезы комком подступили к горлу, так что я чуть не закашлялась.
– Тебе разве непонятно объяснили, что у моего сына и кухарки не может быть ничего общего?! Мало того, что ты наглая, так еще и тупая! Скажи, тяжко жить с картонной головой?!
Вспыльчивость – фамильная черта Бельских. И сейчас я еще раз в этом убедилась. Отец моего бывшего любимого, как пружина, подскочил и в два шага оказался возле меня. Такой же высокий, как Грин, только более крепкий, заматеревший, он нес в себе угрозу и мог прихлопнуть меня, как комара.
– Я не претендую на вашего сына. Мы расстались, и к прошлому возврата нет. Но кое о чем он должен знать.
Я больно прикусила губу, чтобы удержать слова: «И помочь!» Требовать с Бельского что-то – это все равно, что у волка из пасти пытаться вырвать кусок мяса.
– Мой сын ничего не должен о тебе знать вообще!
– Даже о том, что я беременна от него? – в отчаянии я выплеснула то, что хотела сохранить в тайне от всех. И сообщить только Грину. Возможно, он и отмахнется от меня, но это его дело. Но я считаю, что он имеет право на выбор.
– И как это меняет дело? Визит в клинику и нет проблем, – почему-то успокоившись, сказал он. Сразу виден подход успешного бизнесмена. Есть вопрос – молниеносно появляется решение.
Он нажал кнопку громкой связи.
– Лена, Борисова ко мне.
Еще не сообразив, что за этим последует, я инстинктивно попятилась к выходу и тут же угодила в лапы амбалу, который будто дежурил за дверью и только и ждал команды: «Фас!»
– Сама поедешь или тебя превратить в бесчувственное тело? – придавив свинцовой тяжестью взгляда, спросил Бельский.
– Нет, пожалуйста, не надо! Я никогда не появлюсь в жизни вашего сына! – отчаянно взмолилась я.
– Я не привык полагаться на чьи-то слова. Пока он есть, все может измениться. – он ткнул пальцем в направлении моего живота. – Так что у меня нет выбора.
– Отпустите, пожалуйста! – крикнула я и снова напоролась на безжалостный взгляд хищного зверя.
– Ты вынуждаешь меня повторить свой вопрос. Обычно я так не делаю.
В руке амбала появился шокер, чуть не оглушивший меня зловещим треском и едва не лишивший сознания мертвящей синей электрической дугой.
Я хотела упасть на колени, но крепкая рука надежно фиксировала меня в стоячем положении.
– Я сама, – с моих губ сорвался беззвучный шепот
– Молодец! – деловито бросил он и открыл сейф. Кинул в два конверта неравное количество купюр, обратился к Борисову, который держал меня, как щенка, чуть ли не за шкирку. – Этот, – он бросил на стол пухлый конверт, – В клинику. Власову. Этот, – указал на конверт потоньше, – Ей после операции пусть отдаст.
