Kitobni o'qish: «Ты меня (не) спасешь»
Глава 1. Откровение
***
Моё первое ощущение, после того как я положила трубку – хотелось пить.
Даже не так: я испытывала тягу к холодной воде, от которой сводит зубы. Я напьюсь ею так, что желудок вот-вот будет готов лопнуть, а потом отправлюсь в туалет (здесь на нашей общей с Ником фирме кабинки жутко тесные, вот что значит экономить на аренде приличного офиса!) и, засунув два пальца в глотку, вытошню в унитаз липкое ощущение собственной ненужности.
Конечно, аноним, что только что певучим голосом произнесла в трубку: «Ваш муж сейчас не один в вашей спальне», соврала. Ник очень брезглив, к тому же заядлый трудоголик.
Ну не станет он приводить в рабочие часы раскрашенную одноразовую фифу к нам в дом, чтобы уединиться с ней в спальне! Нашем общем раю, где было возможно всё, кроме естественного зачатия.
– Где шеф? – я нажала кнопку селектора, и секретарша Ниночка – весьма услужливая дама под тридцать, не задумываясь, ответила:
– Зоя Аркадьевна, он с получаса как отъехал. Николай Александрович предупредил, что вы, возможно, будете его искать и просил передать, что отправился по наследственным делам.
– Спасибо, – кратко ответила я, чувствуя, как в горле образуется ком.
Наследственные дела не имели ничего общего с наследством в обычном понимании этой фразы. Так мы договорились обозначать всё, что связано с ЭКО и суррогатной матерью, призванной выносить его наследника.
Или наследницу. Фирмы, элитной трёшки почти в самом центре Москвы, двух машин и приличного счёта в банке.
Мы не были очень богатыми людьми, способными купить себе дворянский титул и соответствовать ему, да это ни мне, ни Нику и в страшном сне не приснилось, скорее наша семья имела приличное состояние и всё, что нужно, кроме детей.
– Я отлучусь на час или чуть больше.
Отпрашиваться у главного бухгалтера было необязательно. В конце концов, я совладелица фирмы, пусть и оформленной на мужа, но деньги сюда вложены в том числе и мои, поэтому всё в курсе, кто я и что здесь делаю.
– Конечно, Зоя Аркадьевна, – с достоинством человека, облечённого властью, ответила Анна Семёновна.
По паспорту ей было пятьдесят два, по лицу и фигуре не больше сорока. Даже я, вполне себе красивая и успешная двадцатисемилетняя жена генерального директора фирмы, в её присутствии чувствовала себя простушкой.
Чувствовала, но виду не подавала, потому как не положено показывать слабости перед подчинёнными.
Выйдя из офиса и спустившись на лифте в холл, я столкнулась с девчонками из бухгалтерии, возвращающимися с обеда.
Все они либо мои ровесницы, либо чуть старше, но общего языка я с коллективом не находила. Держалась немного отстранённо, да и они не спешили включить меня в свой близкий круг общения.
Сказать по правде, я от этого ни капельки не страдала и где-то понимала неприязнь к себе. Все здесь подчинённые моего мужа, обязанные сидеть в офисе с девяти до шести все дни, кроме выходных и праздников. И то не факт. Я же имела свободное посещение и числилась консультантом по финансовым вопросам. Конечно, какие могут быть между нами симпатии!
Я для них «богатая сучка, бесящаяся с жиру». Та самая, которой не сидится дома, что рвётся на работу, только не трудится там от зари до зари, как они. А то, что я сижу дома, порой ночами, проверяя некоторые бухгалтерские отчёты и контролируя, чтобы моложавая Анна Семёновна не умыкнула налево больше прибыли, чем ей полагается, так кого это заботит!
Да я и не оправдываюсь. Сама хотела выйти на работу. И Ник убедил, что лучше пахать не на чужого дядю, а на семейный бизнес, что вполне разумно и логично.
Вырулить с парковки потребовало времени, и вот я уже ехала домой. Спрашивается зачем? Убедится, что аноним соврала или в обратном? Не слишком ли поздно, Зоя?
Мы с Ником уже больше четырёх лет вместе, но, кажется, я знаю его всю сознательную жизнь. Он старше меня на семь лет, и когда мы познакомились, прекрасно знал о моей проблеме.
Стоило исполниться двадцати, как мне объявили, что из-за трубного фактора детей я иметь не смогу. Какая-то аномалия развития плюс что-то там с маткой, и о мечтах можно забыть!
Не могу сказать, что меня это сильно огорчило. Пока на горизонте не появился Ник – стройный, подтянутый, состоятельный, прекрасный любовник и чуткий мужчина. Мечта любой женщины, даже такой профессорской дочки, как я. Интеллегентки-заучки, не знакомой до девятнадцати лет с плотскими радостями секса.
Вот уже машина подкатила к шлагбауму, я поздоровалась с привратником и поймала себя на мысли, что хочу развернуть машину. Мне и раньше звонили подобные анонимы, где-то с периодичностью раз в два месяца. Наверняка полнолуние виновато! Впрочем, я не следила и благополучно сбрасывала звонки, переводя назойливых абонентов в чёрный список.
И вот теперь, когда долгий путь к деторождению почти позади, я мчусь домой, поддавшись на провокацию! Ник же верил в меня, даже тогда, когда никто, включая медицинских светил, не давал мне и шанса на рождение биологических детей! Что же я сомневаюсь в нём?
Не иначе как гормональная буря. Месяц назад я выдержала стимуляцию по полному протоколу ЭКО, и вот уже трёхдневные эмбрионы готовы к подсадке. Через три дня Полине, тридцатилетней замужней даме с двумя детьми и финансовыми проблемами, согласившейся стать суррогатной матерью, подсадят моих детей, и всё!
Останется только ждать, что малыши приживутся. Пусть хотя бы один!
Я поднималась на лифте, ругая себя последними словами, что показалась на глаза консьержке. Мельком, но уверена, она меня узнала. Теперь эта старая карга на пенсии, ехидно утверждающаяся, что все мужики изменяют и радующаяся этому, позвонит мужу.
Не знаю уж, приплачивают ей, или это личная инициатива насолить жёнам успешных мужчин, но бабуся всегда предупреждала мужей о том, что их благоверные на подходе к порогу.
К счастью, лифт домчал меня на двадцать второй этаж раньше, чем я досчитала до десяти. Ключи я достала заранее. И вот уже у самой двери мне снова захотелось повернуть назад, в спасительное болото незнания.
Когда-то я гордо заявила Нику, что не прощу измены. Через пару лет мы рассорились, серьёзно так, настолько, что на горизонте замаячил развод, и муж закрутил роман. От отчаяния или желания отомстить мне, не понимающей, что женщине надо быть мягче, гибче и не спешить рубить сплеча, кто теперь скажет.
Тогда мы помирились, но я твёрдо решила, что прощать измену больше не стану. Не из принципа, просто противно. Позволить касаться себя того, кто только недавно лапал другую? Нет уж, увольте.
В коридоре было тихо, но из ванной доносился шум воды. Я нарочно шумела, чтобы не застать предполагаемых любовников врасплох.
Сейчас меня обнимет Ник и скажет, что я слишком подозрительно. наверное, из-за гормонов. Мы обнимемся и займёмся любовью.
Шум воды внезапно смолк, и через мгновение, обмотанный полотенцем, вышел мой муж. Мой красивый и желанный мужчина, от которого я мечтала заиметь ребёнка.
Ник, увидев меня, замер и попытался изобразить улыбку. Фальшивую радость, сказавшую мне больше, чем тысяча слов оправданий.
– Зоя, почему ты не на работе? Что-то случилось?
Изобразить заботу не удалось, но видно было, что Ник старался. Я будто наблюдала, как щёлкают тумблеры у него в голове: что ей известно? Случайно ли она оказалась здесь?
– Неважно себя чувствую, – ответила я спокойно и направилась в спальню.
– Зоя, стой! – услышала я крик мужа, но уже распахнула дверь. И, встретившись взглядом с Полиной, почувствовала дикую боль в груди.
***
Девушка, выглядящая словно полураздетая нимфа, настигнутая поклонником и отдавшая ему тело в награду за упорство, а теперь отдыхающая в тени и прохладе, испуганно уставилась на меня. Так смотрят на приведение или на явление того, кого считали умершим.
– Добрый день! – пролепетала она, испуганно хлопая накрашенными ресницами.
А потом взвизгнула и потянулась за покрывалом, чтобы прикрыться.
– Зоя, я всё объясню! – спокойно произнёс Ник, обнимая меня за плечи. – Давай дадим Полине одеться и уйти, а потом сядем и поговорим.
Тошнота подкатила к горлу. Я чувствовала, что ещё вот-вот и взорвусь, но усилием воли заставила себя сдержаться.
Плакать, рыдать, рвать на себе и сопернице волосы – зачем? Что это изменит? Только унизит меня, а этого я не допущу. Уважение и гордость, наверное, всё, что мне осталось.
А вот терпеть прикосновения недавно удовлетворённого, слишком сытого мужа я не собиралась и, резко оттолкнув его, села в кресло, до судороги сцепив пальцы между собой.
Боль немного отрезвило, в голове прояснилось.
– Может, тебе принести воды, Зоя? – Ник был сама любезность и забота.
Я покачала головой, стараясь не смотреть на его виноватую харю, потому что иначе вцеплюсь в неё и расцарапаю до крови. И плевать на маникюр, спокойствие, производимое впечатление и вбухнутые в ЭКО деньги.
Всё, это конец! Какая же, должно быть, я жалкая со стороны. Обманутая бесплодная жена против пышущего тестостероном мужа и сверхфертильной пышногрудой красотки с распутным взглядом путаны.
Последняя под моим тяжёлым взглядом торопливо натягивала маячку и юбку, более приличествующую её восьмилетней дочери. Сколько Ник и Полина уже встречаются?
Да что там, отбросим сантименты, как долго спят и сношаются, будто на собачьей свадьбе?
– Простите, Зоя! – пролепетала, заикаясь, Полина, краснея ещё больше. Блондинкам не к лицу румянец, знаю по себе, и я мстительно подметила в глазах любовницы слёзы. Конечно, не раскаяния, скорее страха потерять обещанные деньги.
Плакала она не из-за случайной связи, опорочившей её. Наверное, боялась, что муж, здоровяк с замашками альфа-самца во всём, кроме зарабатывания денег, узнаёт обо всём и поставит синяк благоверной под глазом. И тоже из-за денег.
Синяки не идут женщинам. Никому из нас: ни блондинкам, ни брюнеткам. Нелюбимым тем более. Разве что удобным идут, только это не моя история.
«Виновник торжества» мерил шагами спальню, избегая смотреть на смятую постель, от которой просто разило сексом. Я тоже старалась её не замечать, иначе сдеру простыни и сожгу прямо на их глазах.
Внутри всё дрожало и звенело, словно натянувшиеся струны лопались одна за другой, напоследок издавая тоненький плач.
– Надеюсь, ты понимаешь, что договору конец? – спросила я, глядя Полине в глаза.
Она уже собралась выскользнуть и замерла на пороге спальни, комкая длинный ремешок сумки из кожзама. Получалось, что я, сидя в кресле, вынуждена была смотреть на соперницу снизу вверх, но постаралась вложить во взгляд столько презрения, сколько могла.
Получилось целое море, потому что Полина вздрогнула и опустила глаза. Сейчас она не играла.
– Я провожу до двери, – вмешался Ник, успевший каким-то образом, пока я мерилась с Полиной взглядами, набросить махровый халат.
– Можешь и дальше, – фыркнула я, мечтая об одном: остаться в одиночестве и начать рыдать в голос. А потом – содрать постельное бельё и выкинуть из окна как раз на стоянку, где припаркована машина Ника. Будет им свадебный саван. Совет да любовь!
– Я скоро, – с тревогой посмотрел Ник. – Только не делай глупостей! Прошу тебя, Зоя!
Смешно! Он меня просит! Слишком поздно, дорогой! И всё же я из последних сил держалась, чтобы не всадить изменнику кухонный нож между лопаток. Да, именно так, в спину, чтобы не видеть его глаз, удивлённо поднятых бровей, губ, которые только что целовали другую.
Непросто другую, а ту, что должна была выносить наших детей! Мне хотелось дождаться объяснений и спросить: «Как же ты мог?»
Хотя ответ очевиден. Я знала Ника, мне так казалось. Он всегда был галантен и морщился от одного намёка на скандал. «Всегда надо держать лицо» – был его девиз. Цинично, если подумать. Мне отказали даже в праве на истерику.
Стоило остаться в спальне одной, как я встала и на негнущихся ногах дошла до постели. Посмотрела на неё так, будто это были не мои любовно выбранные расцветки, будто не тот самый сатин, что я купила по случаю нашей годовщины, а грязная застиранная простынь и пододеяльник в дешёвом мотеле.
Всё вон! Сдирая некогда дорогое моему сердцу бельё я с усилием рвала ткань в клочья, закусив до крови губы, чтобы не заорать в голос. Пальцы саднило, ноготь сломался, я ощущала солёный привкус во рту, но продолжала сдерживать крик.
Не сейчас. Конечно, Полина подумает, что я истеричка, а мой муж согласится: да, а я вот её терплю, мой крест!
– Зоя, тише, не плачь! – услышала я нежный бархатистый шёпот за спиной. Изменник, едва проводив любовницу, пытался утихомирить обезумевшую жену. – Я виноват, знаю и не оправдываюсь.
И попытался поцеловать меня в шею, но я отскочила, как ошпаренная, больно ударившись при этом о выступ кровати.
– Не смей подходить ко мне! – произнесла я чётко и спокойно, если срывающийся голос и слёзы боли могут соотноситься со спокойствием!
– Я… Давай поговорим, ладно? Просто поговорим?
Ник стоял, вытянув руку ладонью вперёд, в глазах мужа читалось участие, жалость и что-то там ещё. Он был само воплощение спокойного осознания вины, имеющей за плечами сотни оправданий.
В фильмах так беседуют с маньяком, внезапно ворвавшимся с ножом в дом законопослушных граждан. С безумной женой, чьё место на чердаке под замком, потому что она не может здраво реагировать на особые потребности мужа.
– Конечно, поговорим. Только сначала выкини эти ошмётки, на которых ты изменял мне, а потом собери чемодан и проваливай! А когда я смогу говорить с тобой, лет через пять, то мы поговорим. А пока пусть общаются наши адвокаты! Считай, нет больше нашего брака! Убирайся!
Я изо всех сил старалась сохранить спокойствие, но это давалось с трудом. Как балансировать на краю, когда твой мир рухнул?!
– Зоя! Я знаю, ты сейчас мне не поверишь, но я не собирался приводить её сюда. Это случилось так внезапно, мы говорили о контракте и переводе денег, а потом, она так посмотрела. Ну, я, сам дурак, не устоял.
– Этого довольно, Ник! Избавь меня от больших подробностей, – всхлипнула я и ощутила острую потребность уткнуться в широкую грудь мужа, как всегда это делала, когда ссоры сменялись примирением, а взаимные перепалки остывали. Видимо, зря я это делала.
Ник уже сделал шаг навстречу, как на лице вдруг мелькнуло такое самодовольное выражение, что я вмиг очнулась.
Стиснув зубы, отступила к двери, предварительно описав круг, чтобы не попасть в лапы к чудовищу, ещё недавно считавшемуся моим любящим мужем. Чудовищу, которое сейчас впервые проглядывало сквозь благообразную оболочку!
Наверное, оно показывалось и раньше, но я предпочитала ничего не замечать. Меня так и подмывало спросить: «Сколько между нами измен, Ник?»
– Одевайся, собирай вещи и уходи! – спокойно произнесла я, сцепив пальцы за спиной в замок. – Я не готова сейчас с тобой говорить.
– И долго это будет продолжаться? – самодовольное выражение лица Ника сменилось озабоченным, а я всё стояла и недоумевала: ведь раньше я точно такого за ним не замечала.
Этой щемяще-невинной простоты, которая хуже воровства. Тьфу, сознательной измены.
– Пять дней, – тут же нашлась я, прикинув, сколько всего надо сделать.
– Через три дня у нас криоперенос, не забыла? – Ник вмиг сделался деловым и собранным. – Понимаю, ты сейчас не хочешь об этом думать. Я позвоню завтра.
Он шарил по шкафам, доставая и бросая на оголённый матрас костюмы, джинсы и рубашки, которые я ему туда сложила. И говорил о детях так, будто это очередной проект, пока неясно, успешный ли, но потенциально удачный.
И как это я была так слепа! Видимо, смотрела в другую сторону, видя то, что хотела.
– Просто убирайся. Убирайся! – повторила я как заклинание, призванное изгнать демона из тела моего мужа.
И не слушая спокойных, рассудительных ответов Ника, выбежала на кухню. Пусть уходит скорее, а мне надо собраться и действовать. Думать и решать, иначе я опущу руки и буду целыми днями лить слёзы и жалеть себя.
Потом я сделаю и это, но не сейчас. Главное решение я приняла мгновенно – от изменника у меня детей не будет. Лучше уж вовсе их не иметь!
В голове мгновенно созрел альтернативный, дьявольский в своей простоте, план.
Глава 2. Предложение
***
Ник пытался зайти на кухню и поговорить, но наткнулся на такую глухую стену, что после пары попыток взаимодействия, махнул рукой.
– Я оступился, не отрицаю, – продолжал по инерции увещать меня муж. – Мы просто погрязли в этих анализах, обследованиях и ожиданиях, что хоть святых выноси! Мы потеряли связь друг с другом, ты видела только одну цель, как фататичка шла к ней. Я устал, вот и сорвался. Поверь, этого больше не повторится!
– Не верю, – говорила я и качала головой, смотря на кружку с остывающим кофе. Почему-то у него сегодня явно ощущался вкус пепла. – В любом случае это уже неважно.
В стрессовой ситуации, вот как сейчас, я впадаю в ступор и воспринимаю всё, как в замедленной съёмке. Пока настоящие живые эмоции, что после налетят, как мстительные Эринии и изорвут душу в клочья, прячутся внутри.
Вызревают, растут, набирают силу и вскоре накроют волной, выжить в которой всё равно что пережить цунами: всё потеряешь, даром что уцелеешь.
Что-то подобное я испытала после гибели отца. Но тогда меня спасла встреча с Ником, а теперь никого нет. Я должна выстоять одна.
А Ник продолжал говорить, объяснять, срываясь на недовольный тон. Мол, повинился, и хватит. Пора и тебе признать: виноват, но ничего, мы же семья.
– Да как ты не понимаешь, что больше мы не семья! – вскрикнула я, внезапно ощутив болезненный укол в районе солнечного сплетения. Будто ударили, но пока не слишком сильно. Так, приложили, чтобы очухалась!
– Хватит! – резко бросил Ник, сморщив нос. Муж подошёл ближе и склонился надо мной, опершись о стол и подоконник так, чтобы я не смогла встать и уйти. – Посмотри, ты вся почернела, будто кто-то умер! Ну изменил, повинился же, или ты считаешь, что я должен в ноги упасть? Надо – упаду, но не заставляй меня всё это повторять двадцать раз. Сказал же, что такого не повторится, а Полине сейчас нервничать нельзя: не забыла, что ей детей вынашивать! Наших с тобой, между прочим!
Я снова увидела, как чудовище, засевшее внутри мужа, промелькнуло у него в глазах и показало звериный оскал. «Я ещё тут, я всегда была тут, только ты предпочитала меня не замечать!»
– Уходи, пожалуйста! Я не могу разговаривать!
Отвернувшись, я всё ещё ощущала на шее дыхание монстра. Он наклонился и поцеловал меня в шею. Смачно обслюнявил языком, оставив засос, чтобы насолить. Я вырывалась, царапалась, но всё тщетно!
– Позвоню завтра, – самодовольно произнёс Ник, наконец отпустив меня. – Я люблю тебя, Зоя, это ведь главное, верно?
Он стоял в дверях кухни, мебель в которой мы выбирали вместе. Ник любил нежно-салатовый цвет, разбавленный ярким пятном.
В этом был он весь: обычно сдержанный, мог преображаться, становясь страстным и таким маняще – гипнотическим, что я, как кролик, шла навстречу удаву.
Вот теперь он меня и заглотил, не дав прийти в себя.
– А то, что я видела, это второстепенное? – громко засмеялась я, вовремя сдержавшись, чтобы смех не перерос в истерический хохот. Скорей бы Ник уже убрался восвояси!
– Это просто наваждение. Ошибка. Знаешь, Зоя, люди иногда ошибаются, потом признают это и живут дальше, – издевательский тон Ника всё же довёл меня до слёз. Я почувствовала, как они текут по щекам, и была не в силах ничего с этим поделать.
– Понимаю, сейчас ты меня не услышишь. Ладно, не будем пока. Мне, правда, жаль, что ты это увидела. Через три дня Полине пересадят эмбрионы, и я первый убью всякого, кто залезет на неё! Зачем ты вообще приехала?! На кой ляд?!
Ник сорвался на крик, но, посмотрев, как я сжалась, быстро взял себя в руки и снова попытался приблизиться.
– Стой там! – я выхватила из подставки кухонный нож и направила лезвие на мужа. Нелепо, но сейчас я была готова пустить его в дело! Боже, Ник, до чего мы дошли, я ведь и вида крови не жалую!
– Ладно, истеричка! – Во взгляде мужа промелькнуло удивление, смешанное с отвращением. – Я ухожу.
В его картину мира, наполненную красивыми женщинами, искусно флиртующими с самцами в дорогих костюмах, не вписывалась истощённая попытками зачать, бесплодная жена. А красоту, о которой он мне некогда пел, съело горе и слёзы.
– Сколько ты уже спишь с ней? – крикнула я вслед, тяжело опускаясь на стул.
– Я изменил тебе только один раз за всё время. И это правда, веришь ты мне или нет! – голова Ника, а вскоре и он сам, появились в проёме двери. Он пытался ухмыляться, корчить из себя храбреца, но время от времени косился на поварской нож, лежавший передо мной на столе.
Наверное, не ожидал от интеллигентной заучки такого финта!
– Иногда одного раза больше чем достаточно, – произнесла я, наскоро вытерев кухонной тряпкой слёзы.
На ткани остались чёрные пятна: потекла тушь. Наверное, здорово я выгляжу: растрёпанные длинные волосы, зарёванное, испачканное тушью лицо. Злая ведьма, претендующая на сиятельного Ивана-царевича!
– Я ухожу, а ты постарайся успокоиться, – виновато улыбнулся Ник, будто речь шла о мимолётной простуде, которую я подхватила по неосторожности, а заботливый муж никак не может оставить жёнушку одну.
Я отвернулась к окну, обхватив себя руками за плечи. Несмотря на июнь и небывалую жару мне стало зябко.
– Уходи уже, – устало ответила я, следя в оконном стекле за тем, как Ник исчез из проёма двери. И из моей жизни. Временно, конечно, но я была рада и этой передышке.
Вскоре хлопнула входная дверь, и в квартире воцарилась затхлая тишина.
Кофе я всё-таки допила, через силу глотая остывшую жидкость. Настало время действовать. Я набрала номер клиники, в котором мы должны были делать ЭКО.
– Вы уверены? – выслушав, спросила менеджер по связи с клиентами. – Вам придётся подъехать и написать письменный запрет на криоперенос эмбрионов.
– А муж может его опротестовать? – спросила я, комкая в руках салфетку. – Мы сейчас на стадии развода, не хочется судиться ещё и за детей, знаете ли.
«Детей, которые так и не родятся», – мысленно добавила я и не ощутила ничего, кроме усталости. Наверное, я слишком долго шла к этой цели и слишком много жертв принесла.
– Нет, в таких случаях клиника откладывает перенос до судебного решения. Согласно договору во время процедуры должны присутствовать оба супруга.
Признаться, у меня отлегло от сердца. Попрощавшись с услужливой девушкой, я некоторое время сидела на диване в зале, уставившись невидящим взглядом в стену. А потом прорывало: я заплакала.
Сначала тихо всхлипывала, глотая слёзы, а потом зарыдала в голос, как плачут по покойникам. Да, эмбрионы ни в чём не виноваты, но я не допущу, чтобы Полина, лежавшая с моим мужем, вынашивала нашего ребёнка. А Ник будет приезжать и гладить ей живот, слушать, как малыши толкаются, гадать, когда же роды!
Нет! Лучше никак чем вот так. Искать новую суррогатную мать, платить, чтобы она сдала анализы, прошла обследование, рачительный Ник не согласится. Он и в самом деле не видит никаких препятствий к криопереносу даже после сегодняшней сцены. Для мужа это всего лишь ссора.
А для меня – конец отношениям, браку, мечтам о детях. Все гинекологи твердили, что скоро я не смогу предоставить даже донорскую яйцеклетку.
Наверное, не судьба. Во всём мире существовало только двое мужчин, от которых я когда-либо мечтала иметь детей. И с обоими мы расставались со скандалом.
Искать первого встречного я не стану. Лучше уж…Позвоню Олегу.
***
Олег. Я некоторое время зависала, глядя на его телефонный номер, выведенный моим старательным красивым почерком в записной книге столетней давности. Есть у меня такая привычка: дублировать контакты тех, с кем свела жизнь, на бумагу.
Конечно, есть облачные диски, Гугл-докс и прочие приспособления информационного мира, которые хранят данные без угрозы их внезапной потери, но я предпочитала записывать контакты от руки. Было в этом что-то сакральное: выводишь буквы и цифры – и словно запечатлеваешь человека в памяти.
Хотя, что касается Олега, я помнила его безо всяких дополнительных ухищрений. Телефонный номер, цвет глаз, запах и ощущение щемящей нежности, когда он случайно или намеренно касался моей руки.
Мы жили вместе два с половиной года, и всё это время я думала, что встретила вторую половинку, о которой пишут в книгах и показывают в женских мелодрамах.
Олег Горячев, ставший моим первым мужчиной, всегда был со мной крайне предупредительным, заботливым, но в то время казался избыточно холодным. Он не позволял себе проявлять чувства на публике, а я же стремилась показать миру, что люблю и любима.
Конечно, потом я поняла, что бывший был прав, но что он ожидал от молодой женщины, встретившейся с первым настоящим чувством?! Недетской влюблённостью, проходящей через два месяца, а именно со всепоглощающим желанием принадлежать именно этому мужчине и делать всё, чтобы было хорошо нам обоим.
И я всё сама разрушила. Теперь-то можно это признать. Олег просил выслушать его, долго увещевал внять разуму, но я не хотела слушать.
Ревность затмила доводы благоразумия, а молодость вкупе с горячностью призывали верить сердцу. Сейчас бы я сказала, что сердце – мастер самообмана, если жить только им, то можно прослыть либо блаженной дурочкой, либо пройти мимо своего счастья.
Со мной случилось и то и другое. После расставания я долго не могла прийти в себя, уехала из Москвы в Питер, перевелась на удалённую работу, словом, постаралась вычеркнуть всё, что напоминало бы о тех временах, когда рядом был Олег.
Несколько месяцев он штурмовал мою электронную почту, писал сообщения в соцсетях, даже умудрился позвонить отцу, но отклика не получил. Я всё сменила, включая образ жизни.
Из совы стала жаворонком, вместо улыбающейся девушки – замкнутым трудоголиком, целыми днями жившим в маленькой студии и не видевшим ничего, кроме цифр в отчётах и чашки чая.
А потом умер отец. Не проснулся, и мачеха в слезах позвонила мне одной из первых, за что я была ей благодарна. Череда несчастий долго не оставляла мою жизнь, пока в ней не нарисовался Ник.
Лучезарный, собранный, подтянутый, он умел заставить людей, не только женщин, улыбаться и радоваться жизни.
Ник вернул мне вкус, а вместе с ним любовь и солнце по утрам. Приучил к круассанам и горькому кофе. И к мысли, что мы созданы друг для друга.
Глупо, но мне всегда хотелось верить в миф о разделённых половинках, которые всю жизнь обречены на вечный голод и тоску, пока не найдут потерянную душу.
И ещё, я полная дура! Ушла от Олега, заподозрив его в измене, хотя прямых доказательств не было, а теперь сижу на кухне, глотая кофе со вкусом пепла и ищу оправданий Нику. Нет, довольно!
Глаза не обманешь, правду не вычеркнешь, время вспять не повернёшь. Кем бы ни была аноним, известившая меня о забавах Ника, она положила конец моим иллюзиям и браку.
Жаль, в доме нет спиртного. Я не терплю алкоголь, от него болит голова и стучит в висках, но сейчас я бы всё равно выпила. Звонить Олегу спустя пять лет – бредовая идея, но такая притягательная! Хотя страшно до чёртиков!
Вполне вероятно этим номером он давно не пользуется, а если это не так, то даже не захочет выслушать. Можно, конечно, развестись, а после воспользоваться банком донорства, но я не хотела ребёнка лишь бы от кого.
Вот сейчас вспомнила Олега, и в груди возникло радостное чувство предвкушения. Я никогда не забывала о бывшем, даже как-то хотела позвонить и извиниться за тот побег, но не решилась. А теперь сижу и, облизывая в волнении губы, сжимаю в руках смартфон в ожидании чуда.
У меня давно другой номер, почему бы и Олегу не сменить сим-карту? Я знала, почему: Горячев всегда был консервативен. Он годами не менял фирму по пошиву рубашек или костюмов, даже носки предпочитал строго определённые. Уверена, он всё ещё пользуется этим номером.
Скорее всего, женат. Может, и дети есть. Он, как и Ник, старше меня на семь лет, тогда я увидела в этом особый знак судьбы, сейчас же склонна верить в банальное совпадение.
Я встала и прошлась по квартире, всё так же сжимая трубку. Я не имею никакого морального права просить бывшего подарить мне ребёнка.
Конечно, он мне откажет и будет сто раз прав. Вероятно, услышав обо мне, положит трубку даже до того, как я промямлю о своей просьбе. Пусть, но я должна попытаться!
Наконец, я решилась и выдохнув, по памяти набрала номер. И зачем мне нужна была запись в телефонной книге: я бы не смогла забыть эти одиннадцать цифр, которые когда-то так много значили для меня?!
Длинные гудки, вначале чуть было не заставившие меня сбросить звонок, теперь изрядно нервировали. Итак, мне никто не ответил. Пора признать поражение и уйти плакать о своей судьбе. Хотя этот пункт и так включён в сегодняшний план!
Телефон в руке внезапно ожил. Он мне перезвонил!
Сердце пропустило пару ударов, я сглотнула вязкую слюну и ответила:
– Привет! Это я, Зоя Велесская.
