Kitobni o'qish: «Магия туманов»

Магия туманов
Часть первая. Волшебное дыхание

Два мира за туманом. Третий мир наш, но существует еще один.

Он заколдован, и у него есть план. Наш мир даже не догадывается, что находится под постоянной угрозой исчезновения.

На стороне мира людей стоят волшебники.

Но, по стечению обстоятельств, на них наложено проклятие, которое внесло раскол между волшебниками и волшебницами, и по этой причине они медленно, но верно вымирают. Но не все еще потеряно. Все силы брошены на поиски детей с волшебным дыханием, чтобы пополнить и продолжить свой род.

Грозящее миру людей зло было низвергнуто волшебниками, и сжато в линию нулевого меридиана Гринвич. Но враждебный мир не дремлет, не оставляя попыток отвоеваться. И ему это удалось. И только волшебники способны противостоять угрозе, и вновь возродить мир людей.

Его глаза слезились, легкие вздымались, как кузнечные мехи. Дышать было нечем. Резь в глазах позволяла лишь рассмотреть смутно знакомые силуэты.

Он бросился вниз, в мутный смог гниюще – зеленого цвета. Там была жизнь, там была возможность существовать.

Глава 1. Кондитерская на Мэйфеа

Сладкоголосый дверной колокольчик маленькой, но очень прославленной на весь Лондон кондитерской, возвестил о приходе нового посетителя.

К слову сказать, к новым посетителям он, как раз, и не относился. Привычно проходя мимо магазинчика на Мэйфеа, * (Мэйфеа – район в центральном Лондоне, является торговым районом с множеством магазинов, ресторанов и отелей. Центром общественной жизни района можно назвать площадь Пикадилли, которая соседствует с районом Сохо) его начищенные до зеркального блеска черные туфли большого размера замедлили свой ход, и строго под углом в 90 градусов повернули в сторону дверей приятного и любимого всеми заведения.

В это прохладное, пасмурное утро необычайно густой, похожий на взбитые сливки туман окутал и накрыл собой не так давно пробудившийся город.

Хмыкнув, посетитель на ощупь определил, где находится дверь, взялся за ручку, и приоткрыл ее. Знакомый звон колокольчика обрадовал его, как ребенка. Мысленно похвалив себя за то, что попал именно туда, куда нужно, он протиснулся в дверной проем, запустив вслед за собой небольшую порцию серого тумана, который тут же растаял.

Сэмюель Свен, продавец и директор в одном лице, объедительных и пальчикопроглотительных пирожных и незабываемых, за уши не оттянешь каких вкусных, обжористых конфет, отвлекшись от витрины, поднял на только что вошедшего посетителя добрые, близорукие глаза.

В дверях стоял собственной персоной, в полицейской форме констебль* (констебль – низший полицейский чин в Великобритании) – видный мужчина, очень крупного телосложения, большой любитель сладкого, и стыдливо пытающийся скрыть эту невинную слабость. Судя по его возрасту, он достиг пика своей карьеры, и по сему, продвижение по службе ему уже не грозило.

Кому как не Сэмюэлю, было хорошо известно, с какой частотой поступали заказы тортиков, пирожных и сладких булочек на домашний адрес обычного полицейского, Томаса Фэдиша, не считая его ежедневных визитов попить чайку.

– Ну и погодка сегодня! – вместо приветствия пожаловался он. – Туман – это одни неприятности! Того и гляди: аварии, наезды. В лучшем случае – сломанные конечности потерпевших. Как говорится, жди беды!

– Доброе утро, мистер Фэдиш! Вам как всегда, чай с молоком? – в ответ любезно поинтересовался мистер Свен.

Полицейский, обладающий простодушным, в меру заносчивым характером, улыбнулся.

Мистер «большие амбиции» – так шутливо называла его местная публика и детвора за выдающиеся, старомодные усы, и внушительную комплекцию здорового тела.

Вот и сейчас его рыжие усы ощетинились, растопырившись в разные стороны, покрасневшие ноздри набухли, и как два маленьких насосика, всасывали сладостный, многообещающий аромат любимой кондитерской.

Заинтересованный взгляд констебля скользил по витрине, и конечно, там было на что посмотреть.

Выставленные на подносах пирамидки трюфелей в золотых, серебряных и разноцветных обертках, шоколадные конфеты с орешками, миндалем, и арахисом, леденцы и помадки, разного вида и формы шоколад, нежнейший бисквит, воздушные слойки и широкое разнообразие тортиков и тортов, и невиданный ассортимент мороженого, зазывали сладкоежек отведать сладкий мир вкусняшек.

Наконец, он оторвался от витрины и внимательнейшим образом рассмотрел немногочисленных посетителей, решивших с утра, перед работой зарядиться пирожным, с крепким кофе или чаем.

Закончив осмотр кондитерской, констебль остановил свой взгляд на молодом кассире. Он поприветствовал его профессиональной улыбкой, с пожеланием доброго утра.

Мистер Фэдиш снял фирменную фуражку, вытащил из кармана брюк клетчатый платок, и промокнул им вспотевший лоб и короткий затылок.

– Да… и как в такой густой туман кого-то можно разглядеть?! Игнорируя предложение мистера Свена, он посмотрел на него, и так и не дождавшись какой-нибудь реплики от продавца, серьезным и строгим тоном добавил:

– Ходят слухи, у вас здесь «нелегалы» * работают?! (Нелегалы – нелегальные эмигранты – люди, мигрировавшие с нарушением миграционного законодательства).

Мистер Свен удивленно вскинул кустистые брови, и длинным указательным пальцем подтянул к глазам съехавшие на кончик носа очки в круглой оправе.

– Что вы, как можно? – обиженным тоном произнес он, – вы прекрасно знаете всех моих работников! Ох, ну и дела! – вздохнул продавец и директор в одном лице.

– Мистер Флеминг – бухгалтер, мистер Литтл – кассир – истинные англичане, как и я, родились в Лондоне.

Что касается других моих работников, все как один, являются подданными ее величества, и гражданами Великобритании!

– Не знаю, не знаю… – неуверенно ответил мистер Фэдиш, – поступила информация, что у вас, здесь, целый цех незарегистрированных беженцев.

– И откуда пришла такая информация? – возмутился мистер Свен.

Констебль снова вытащил влажный платок, и вытер проступивший на невысоком лбу крупные бусины пота. Лицо его покрылось красными пятнами, и будто стыдясь своей навязчивости и нелицеприятной роли, он опустил глаза в пол, и шаркнул ботинком.

– Ну, вы знаете, это строго конфиденциально. Сами понимаете! – таинственным голосом произнес он.

– Хорошо, мистер Фэдиш. Пойдемте, попробуем найти этот ваш цех!

Полицейский тяжело вздохнул от того, что пришел к своему хорошему знакомому с подозрительными претензиями, и немного сконфузившись, последовал за ним.

Сэмюель Свен провел его за прилавок, пригласив пройти в коридор, в котором было только две двери и черный ход, ведущий во внутренний двор.

Продавец сладостей приоткрыл ближайшую из дверей.

Фортепианная музыка вырвалась наружу, и констебль, заглянув вовнутрь, в глубине комнаты увидел сидящего за столом, у окна, ровную спину светловолосого бухгалтера, мистера Флеминга. Он что-то быстро набирал на компьютере: его тонкие пальцы летали над клавиатурой, как у виртуозного пианиста. Создавалось впечатление, что музыкальная игра – дело его рук.

Бухгалтер был так увлечен своей работой, что не заметил наблюдающих за ним двух джентльменов.

– Мистер Флеминг очень любит слушать классическую музыку! – шепнул мистер Свен на ухо полицейскому. Фэдиш понимающе кивнул, и убедившись, что в уютной комнате никого больше нет, тихонько прикрыл дверь.

– А это мой кабинет, мистер Фэдиш.

Они вошли в комнату, что была, напротив. Безлюдное помещение только и отличалось от предыдущего чернокожим диваном и высоким офисным креслом, у стола.

Освоившись с ролью сыщика, полицейский почувствовал себя более уверенно, и пройдя в кабинет, внимательнейшим образом рассмотрел его.

Он подошел к окну, которое выходило в небольшой сквер, уютно расположившись в тени домов; приоткрыл шторы, и выглянул в окно, приглядываясь к неторопливым прохожим. Убедившись, что окно крепко заперто, и никто не мог через него улизнуть, он заглянул за портьеру, но ничего подозрительного там не было, никто за шторами не прятался.

Шмыгнув носом и поправив пальцами рыжий ус, он продолжил свой осмотр.

Мистер Свен терпеливо ожидал, скрестив руки на груди, когда дотошный Фэдиш развеет свои подозрения, но он и не думал на этом останавливаться. Войдя во вкус, констебль резко, с полуоборота развернулся на каблуках, и ощупав взглядом все потайные места этой комнаты, заинтересовался письменным столом, на котором лежали журналы, рекламные проспекты и толстая потертая, поваренная книга, с необычным названием: «Кулинарные шедевры. Тысяча и один способ быстрого приготовления коктейля гоголь – моголь». Прочитав заголовок, он озадаченно почесал затылок, и придя к выводу, что он ничего не понимает в гоголе – моголе, перевел свой взгляд на стену, на которой висели ряд грамот, патентов, лицензий на разные виды деятельности, а чуть выше, в золоченой рамке, под стеклом, большого размера черно – белая фотография, с которой ему весело улыбались двое мальчишек, стоя в обнимку, на фоне дома, с высокой черепичной крышей, из трубы которой густо валил серый дым. Внизу стояла подпись: «дорогому другу от Фредди».

Мистер Фэдиш уже было потерял интерес к фотоснимку, как вдруг, он ощутил какое-то неуловимое несоответствие, но никак не мог понять, в чем же оно заключалось. Видя любопытство полисмена, мистер Свен кашлянул, обращая на себя внимание, и сообщил как можно непринужденнее:

– Ностальгия по моей молодости: это я, с другом детства – вместе росли.

– Ну да, ну да… – отозвался полицейский, заинтересовавшись серебристой подставкой, рядом с поваренной книгой, на которой стоял целый ряд подвешенных дверных колокольчиков. Фэдиш щелкнул пальцем по одному из них, и тот залился веселым звоном.

– Коллекционируете? – понимающим тоном спросил он.

Мистер Фэдиш был убежден, что каждый уважающий себя джентльмен должен что-то коллекционировать. Сам он состоял в клубе анонимных коллекционеров, и являлся самым активным его членом. Он увлеченно собирал крышки от пивных бутылок и этикетки, которыми обклеил свою комнату, вместо обоев, за что его жена укоряла, что это самые дорогие обои в Лондоне. И поверьте, там было на что посмотреть. Как истинный патриот, он коллекционировал только английское, начиная от этикеток Thomas Hardy`s Ale* – (Thomas Hardy`s Ale полностью натурального пива, без искусственных красителей и консервантов, двадцати шестилетней выдержки).

Traquair House Ale* – (Traquair House Ale – темный эль с ванильным привкусом и дубовыми нотками в букете).

Taddy Porter* – (Taddy Porter – лучший представитель класса портеров, с подкопченным вкусом и плотной густой пенкой).

Old Brewery Pale Ale*(Old Brewery Pale Ale – золотистого эля с земляными нотками в букете), и заканчивая

Theakston`s Old Peculier* – (Theakston`s Old Peculier – представитель класса старых добрых элей).

(Чрезмерное потребление алкоголя вредит вашему здоровью).

Принося очередную порцию крышек, на укоризненный взгляд жены он весело отвечал, постукивая по выпирающему пивному пузу.

– Хобби требует жертв! – И к огорчению миссис Фэдиш, эта коллекция еженедельно пополнялась.

– Да нет, – ответил Свен, – это вынужденная мера. Дверные колокольчики пропадают, их туристы на память срывают.

– Вот как? – удивился Фэдиш, – хм, почему не напишите жалобу?

– Ну что вы, мы не в обиде, это же на добрую память, да и на них наш фирменный логотип*(логотип – графический знак, символ для повышения узнаваемости в социуме – товарный знак), и лишняя реклама нам не помешает!

– Ну да, ну да… – протяжно ответил полицейский.

Наконец, убедившись в правдивости слов почтенного мистера Свена об отсутствии незарегистрированных лиц, верный служитель правопорядка заглянул, на всякий случай, за открытую дверь кабинета, и на этом закончил свой осмотр.

– Вас кто-то неверно информировал… – пожал плечами продавец, – вы сами в этом убедились!

Констебль не нашел подходящих слов, чтобы сгладить неловкость, и не обидеть знакомого продавца и директора служебной проверкой.

– Извините, сэр, служба такая…

– Все в порядке, я все понимаю! – улыбнулся в ответ мистер Свен.

Служака вышел в коридор, и Сэмюель, закрывая за ним дверь, взглянул на старую фотографию, и в сердцах про себя ругнулся, понимая о своей допущенной оплошности.

На фотографии, за домом выглядывало огромное дерево, а между листьями прятался маленький сказочный человечек. Он сидел с веткой в руках, и наматывал на нее серый дым, валивший из трубы.

Прикрыв дверь, они тем же путем вернулись в магазин.

Оценив кислый вид мистера Фэдиша, продавец сладостей незамедлительно достал из ярко освещенной витрины воздушное семицветное пирожное, и протянул его констеблю на белоснежной фарфоровой тарелочке.

– Не расстраивайтесь! Вот это пирожное быстро поднимет вам настроение. Ведь оно так и называется: «хорошее настроение»! – весело подмигнул ему добрейшей души продавец и директор в одном лице.

– А это вашей жене! – закрывая коробку с пирожным, вдогонку к первому презенту, предложил Сэмюель.

– И почем нынче хорошее настроение? – грустно спросил полицейский.

– Ну что вы, это за счет заведения, как самому постоянному и преданному клиенту. – любезно предложил директор.

– Ну, мистер Свен… как – то неудобно! – засмущавшись, сказал Фэдиш.

– Это пирожное – одно из моих любимых. И название прекрасное: «Грезы любви!» Это вам, от души!

– Ну, разве что, от души! Тогда, пожалуй, еще одно.

Аппетитные алые губки улыбались констеблю на белоснежном корже, в форме сердечка, скрепленные кремовой прослойкой.

«Грезы любви» было снова бережно запаковано в маленькую фирменную коробочку, с названием кондитерской «Фредант».

С видимым удовольствием, Фэдиш, было, развернулся попить чайку, как тут неожиданно замер, и хлопнув себя по лбу, воскликнул:

– А я-то думаю, что не так с той фотографией!

– С какой фотографией? – с непонимающим видом отозвался Свен, внутри похолодев от страха.

И подняв указательный палец, Фэдиш затряс им в воздухе:

– Меня не проведешь! – и хитро усмехнулся.

– А что случилось, что такое? – занервничал кондитер.

– На фотографии, за домом было дерево.

– Да? – вопросительно воскликнул Свен.

– А на нем… – продолжал Фэдиш, сделав многозначительную паузу.

– А что на нем? – упавшим голосом пролепетал Свен.

– Как что? Листья на нем, а значит, это было летом, да и мальчишки на фото легко одеты. А зачем, и с какой целью, скажите на милость, в такую жаркую пору разжигать камины? – блеснул своим «кругозором» Фэдиш, всю жизнь мечтавший стать знаменитым сыщиком, но, почему-то, этого так и не случилось.

– Ваше начальство явно вас недооценивает, – не раз говорила его «любимая» теща, близоруко щурясь на зятя. – Ну да ничего, придет время, и вы им еще докажете, что у вас врожденный нюх сыщика! – заявила она, когда он в очередной раз нашел ее потерянные очки на ее лбу.

И вот, кажется, подвернулся подходящий случай, и он с триумфом взглянул на мистера Свена.

– Ах, это… – с облегчением вздохнул Свен, – это наша тетушка на печи готовила пирожки с брусничной начинкой! Ох, какие я вам скажу, были вкусные! Пальчики оближешь!

– На печи? – переспросил Фэдиш.

– Конечно, ведь в былые времена только на печи и готовили!

– Ну да, ну да… – разочарованно произнес констебль.

Он так хотел блеснуть своей профессиональной наблюдательностью, но она не принесла никаких результатов, одно лишь разочарование.

– Ну, думаю, ваши пирожные не хуже! – быстро нашелся Фэдиш, сгладив свою «некомпетентность».

– Не сомневайтесь! Фирма «Щугерхаус» гарантирует! Приятного вам аппетита! – пожелал ему мистер Свен.

Полицейский в ответ лишь кивнул, и кое-как устроившись на стульчике за одним из высоких столиков кондитерской, принялся за угощение. И уж совсем нехорошо для бдительного полицейского, как мистер Фэдиш, упустить из виду, что у него прямо под носом, выставленные на витрине пирожные, корчили смешные рожицы и дружно гримасничали констеблю, высовывая разноцветные языки, подражая его манере все время облизываться, подобно коту, полакомившегося дармовой сметанкой. Такое недопустимое безобразие пришлось сразу пресечь. Вооружившись мухобойкой, Мистер Свен стукнул пару раз по витринному стеклу, и моментально утихомирил пирожное хулиганство. Он укоризненно взглянул на кассира, мистера Литтла, и покачал головой, не сразу догадавшись, кто оживил витринные сладости.

Глава 2. Волшебный мир за серым туманом

Мужчина маленького росточка, округлой формы мчался по улицам очень старого и необыкновенного города. От быстрой ходьбы его лицо раскраснелось, фалды броского клетчатого пиджака развивались на ветру. На тонких пружинистых ножках, не знавших устали, он проворно, и с видимым удовольствием добрался до его окраины.

С легкостью перышка, толстяк взлетел на крутые ступеньки дома, с высокой черепичной крышей. Гибкий и шустрый, обернувшись назад, он увидел, как из печных труб больших и маленьких домиков валил густой дым, постепенно заволакивающий серым туманом волшебный город.

– Этот город топит камины не для того, чтобы согреться! – вслух, загадочно заключил он, и громко постучал в дверь.

Мужчина нетерпеливо ждал, когда она откроется, но вместо этого, из толщи деревянной двери неожиданно объявилась, высунувшись наружу, сердитая деревянная болванка.

– Кто там? – недовольно сказала она, завертев головой, намеренно не замечая стоящего напротив него человечка.

– Привет, домовой, это же я! Открывай, сейчас же!

– Кому нечего делать в такую рань, как стучаться в мои двери? – будто сама с собой разговаривала дверная голова, не обращая внимания на теряющего терпение, незнакомца.

От пренебрежения к своей персоне гость оторопел, недовольно воскликнув:

– Ах так?! – и схватив высунувшуюся из двери голову, подтянул ее к себе, да так сильно, что чуть не упал с высокого крыльца, вслед за вытянувшейся шеей деревянной болванки.

– Ты что, ослеп? Не видишь, что я здесь?

– Ах, это ты, Лицемерчик, тебя и не узнать, – заговорила болванка голосом своего хозяина, волшебника Мак-Гида, выпучив на него удивленные глаза.

– Не называй меня так! – требовательно произнес гость.

– А как же прикажешь тебя называть? – возмутилась болванка. Мужчина гордо выпрямился, и с выражением, словно перечислял свои родословные титулы, представился:

– Альфонс Сиренски Кристофер Ламберт Дрю Рой!

Деревянная голова озадаченно уставилась на гостя.

– Вот как? – воскликнула она, – так что же ты стоишь, проходи, в дом, дорогой… Дрю Рой!

Это было все, что она смогла запомнить из перечня названных имен.

В ответ, гость недовольно пробурчал:

– Что еще можно ожидать от глупой, неотёсанной деревяшки, с сучками в мозгу?!

Тут же дверь распахнулась, пропустив торопыгу внутрь, и тихонько за ним закрылась.

– Мак-Гид! – позвал он хозяина дома.

– Скоро проход откроется! Нам уже пора!

– Иду, иду! – раздался голос с чердака старого дома.

– Лучше поднимайся наверх! Это ненадолго!

Желтые, с острыми концами, туфли толстячка, оттолкнувшись от нижней ступени лестницы, ведущей на чердак, быстро и легко преодолели крутой подъем, и оказались в уютной комнатке.

Из маленького и брюзгливого круглячка он тут же превратился в статного молодого человека, с тонкими чертами лица и изящными аристократическими усиками, в темном костюме, в тонкую полосочку, который сидел на нем, как с иголочки, и в черных лакированных туфлях.

Это был волшебник, обладающий редким даром перевоплощения. По своему желанию и усмотрению, он менял свои образы, так же легко, как снимают и одевают перчатки, и неудивительно, что его никто не узнавал, и тем более, не запоминал его новое витиеватое имя.

Вот поэтому, в среде волшебников его прозвали Лицемером, что ему очень не нравилось, и сильно выводило из себя.

– Уж лучше «оборотнем», чем Лицемером! – жаловался он своему другу, Мак-Гиду.

Благодаря своим удивительным способностям, в его обязанности входило подслушивать, подсматривать, и шпионить в том числе, поэтому все его сторонились, и только Мак-Гид не видел в нем угрозы, может, потому, что ему совсем нечего было скрывать, или ему просто так хотелось думать.

В углу, рядом с маленькой кроваткой, сидел хозяин дома – Мак-Гид – черноволосый молодой мужчина, с бледным лицом, в домашнем халате, надетым поверх выходной одежды.

Взглянув на гостя, он оторопел от нового образа своего друга. Густые брови мага лишь удивленно приподнялись, и заискрились добрые серые глаза.

Улыбнувшись в ответ, Лицемер наблюдал, как один за другим выпрыгивали разноцветные пирожные из конфетной корзинки, и, попадая в заботливые руки Мак-Гида, подавались на съедение домовенку, закутанному в теплый шерстяной шарф.

Маленькому сморщенному существу, лежащему на цветных, с вышивкой, подушках, было столько же лет, сколько и старому, но очень крепкому дому. По подсчетам самого мага – приблизительно пятьсот волшебных лет.

– Перед нашим походом в мир людей я обязан позаботиться о моем друге. Ты же знаешь, как он любит капризничать и болеть, когда нам нужно отправляться в путь. Нескучные пирожные – единственное лекарство от его хандры. – молвил Мак-Гид извиняющимся тоном за вынужденную задержку.

Лицемер неодобрительно скривил губы.

– Ишь ты, какой привередливый, а мой домовой все сам берет. Прихожу, а в доме пусто, одна лишь кислая капуста! Все в свои потайные закрома тащит.

– Хозяйственный, значит! – и Мак-Гид заботливо смахнул платком крошки с подбородка домовенка.

– Ты бы еще ему за ушком, и за брюшком почесал! Хотя, этого он как раз и не заслуживает. В очередной раз сделал вид, что меня не узнал, и не пускал в дом! – пожаловался гость.

Мак-Гид всмотрелся в лицо друга.

– А как же тебя узнаешь? Я и сам не помню, как ты первоначально выглядел! И вообще, как теперь к тебе прикажешь обращаться?

– Сегодня, зови меня… – он покосился на домовенка, и махнул рукой:

– Просто, Дрю Рой! – заявил волшебник.

Тем временем, проглотив последнее лакомство, домовой взглянул на опустевшую корзинку.

– Хозяин, а не осталось ли у тебя, про запас, еще немножко моих самых любимых пирожных? – пролепетал он.

– Нет, мой дорогой друг. Это было последнее.

Обидные слова заставили его вскочить и размотать шарф, который наматывался именно в таких случаях, когда очень хотелось покапризничать. Он топнул ногой, и исчез.

– Ну что вы тут расселись, дел не в проворот! Только мешаете порядки в доме наводить, и за всем следить! Идите себе по добру поздорову! – произнес скрипучим голосом старый комод, стоявший рядом с кроватью.

– Нескучное пирожное всегда действует безотказно! – хмыкнув, заключил Лицемер.

Скинув халат, Мак-гид, следом за другом, спустился вниз, и ни минуты не задерживаясь, они направились к выходу.

Но тут раздался завывающий, трубный голос старого камина:

– А ну-ка, дружно, подбросьте мне уголька!

– Сам справишься! – ответили волшебники, выскочили из дома, и замерли на крыльце, завороженно наблюдая за серым туманом, как он неспешно опускался на город, цепляясь за козырьки высоких крыш, и постепенно захватывал улицы, переулки и сине – зеленые парки волшебного города. Клубясь и наступая, он занимал все новые и новые пределы. Постепенно, туман доползал до высоких крепостных стен, и, переваливая через них, двигался дальше, в мир серых туманных долин.

Прошло несколько мгновений тишины и ожидания. Как вдруг, за поворотом показался длинный, с множеством сидений, серебристый экомобиль, с открытым верхом. Он бесшумно подъехал к дому, и остановился, чихнув серым туманом, словно приветствуя волшебников.

– Всегда любит обратить на себя внимание, будто он сам по себе, а я тут вовсе не причем! – Усмехнулся водитель, и поздоровался.

Тут экомобиль пару раз кашлянул.

– Ну вот, уже недоволен!

Дверцы распахнулись, и Мак-Гид с Лицемером сели на мягкие и прохладные сидения.

– Надеюсь, он нас с ветерком подбросит? – спросил Дрю Рой.

– Ну, а как же! Прыткий, и не остановишь!

Водитель нажал на клаксон, и чудомобиль, тронувшись с места, понесся по извилистой дороге, по обе стороны от которой замелькали разноцветные дома с фруктовыми садиками и цветочными клумбами. Серый туман обволакивал верхушки деревьев, оседая и прячась в густых ветвях. По пути экомобиль периодически останавливался, подбирая волшебников, желающих попасть в мир людей. Усаживаясь на свободные сидения, они искоса посматривали на Лицемера, и шепотом переговаривались. Он уже к этому привык, и не обращал на них никакого внимания.

Проехав пару кварталов, они остановились рядом с домом цвета розы шиповника.

Навстречу, с радостным гиком, выбежала пара шустрых, русоволосых пацанят, которые уже выросли из юнцов, но еще не достигли возраста подростков.

Том и Уилли, братья – близнецы, были в темно – синих, потрепанных джинсах, с разорванными коленками. Том был в белой футболке, с надписью: «я люблю тебя, Лондон» и желтым смайликом, демонстрирующим всем свой ярко – красный язык.

Джинсы Уилли отличались, пожалуй, меньшим ущербом, если считать по отдельности их рваные дырки, которые придавали определенный стиль и моду в молодежной среде. Зато черная футболка Уилли всех предупреждала о том, что нормальные люди его должны бояться.

Под оценивающими пристальными взглядами волшебников ребята немного засмущались. Они еще не привыкли к новой одежде, и волновались, чувствуя себя в ней не очень неуютно.

– Прикид что надо, как раз подходящий для выхода в свет! – оценил их вид Лицемер, подняв вверх большой палец.

– Ну что ж вы стоите? Скорей забирайтесь! – позвал их Мак-Гид.

Дети прыгнули на задние сиденья, и оглянулись. Из распахнутого окна дома выглядывал их домовенок. Понурив голову, он усердно и громко сморкался в носовой платок, вызывая жгучую жалость расставания у близнецов.

– Мы еще увидимся! – крикнули они ему напоследок.

Двери кабриолета захлопнулись, и машина, разгоняясь, покатила по дороге.

Так они незаметно пролетели полгорода. Подъехав к сине – зеленому парку, дети с интересом наблюдали, как с синих деревьев спускался загадочный народец – зеленые человечки, счастливо и беззаботно живущие на могучих ветвях высоких деревьев.

Разглядеть их можно было лишь во время появления тумана. Тогда они покидали насиженные места, охотясь и добывая его внизу, где он был намного слаще. Танцуя и кружась, они наматывали и накручивали белоснежные коконы на тонкие и длинные стебли. Полученная таким необычайным способом сладкая вата была одним из любимейших лакомств жителей волшебного города.

В это особенное утро, когда горожане вставали до рассвета, и растапливали серым углем камины и печи, а выходящий дым превращался в туман, у ратуши, с высокой ладьеобразной башней, являющейся сердцем удивительного города, собирался волшебный люд.

Площадь вокруг ратуши заполнилась провожатыми. Волшебники разного возраста и занятий собирались здесь, чтобы проводить своих учеников в мир людей: это был давний ритуал города мастеров.

Увидев подъезжающий экомобиль, народ расступался, приветливо здороваясь с Мак-Гидом, освобождая им путь к воротам ратуши.

– Приехали! – воскликнули близнецы.

– И долго нам нужно здесь сидеть и ждать? Заерзал на сиденье Уилли, – ему очень хотелось поскорее попасть в Лондон.

– Не так долго, как ты думаешь, – потрепал непоседу по щеке Лицемер, – как только волшебный туман откроет проход, тут же пробьют куранты.

И он указал на большие часы, украшающие фасад ратуши.

Стрелки старинных часов не двигались, и всегда стояли на двенадцати. Как утверждали волшебники, только когда магия тумана пробивала тоннель, соединяя мир людей и волшебный город, раздавался мелодичный звон, и бой часов давал понять, что время пришло.

Словно по желанию Уилли, заиграла музыка, и куранты заставили подскочить всех с места.

– Вот теперь, пора. Проход открыт! – не сказал, а пропел Маг-Гид.

Помимо двух новобранцев, прибывших к башне, в сопровождении Мак-Гида и Лицемера, были юноши разного возраста и занятий, уже побывавшие в Лондоне, и вновь отправляющиеся туда, в соответствии с их талантами и призванием.

Следует обязательно добавить, что юные волшебники с детства все свое время посвящали будущему ремеслу, и освоив его, проходили обряд посвящения.

Им выдавались персональные кольца – печатки, соответствующие их таланту и мастерству; кольца имели свой необузданный своенравный характер. Ковались они тут же, в волшебном городе местными кузнецами, используя магию серого тумана, святого огня, магического камня, соответствующего металла, не раз закаливаясь в студеной воде, и в завершении, заклинаниями, в кольца вкладывали волшебную силу, закованную в их оболочку. И чем сильнее магия, тем несговорчивей было кольцо. Обуздать его было не так просто.

Сложнее всего было найти тонкую связь между волшебником и кольцом – посредником, и, если они находили общий язык, объединяясь в одно целое, используя единую магию, в таком случае, могущество волшебника не имело предела, и вместе, они могли творить чудеса.

Наконец, двери ратуши распахнулись, пропуская в башню Мак-Гида, а за ним, и других магов, собравшихся для своих волшебных дел в Лондон. Следуя за проводником, они вошли в огромный зал округлой формы, посреди которого стоял большого размера, старинный, письменный стол, шпонированый корнем ореха.

Казалось, он намертво врос в каменный пол, и был завален стопками книг, листами бумаг, исписанных мелким, бисерным подчерком. Зал освещался настольной лампой, с закрытой стеклянной колбой, внутри которой ярко горел фитилек, и топливом ему служил серый туман.

Боковую панель стола занимал целый ряд маленьких рычажков, и их назначение было ведомо только одному, неказистому с виду человеку, который с суровым видом сидел за столом, воззрившись на вошедших волшебников.

По левую от него руку, стояла диковинная фарфоровая ваза, инкрустированная янтарем, малахитом и яшмой, на которой была изображена баталия, то ли под Аресом, то ли под Малесом, никто толком и не знал. Будто в продолжение этой мифической истории, на ней восседал ворон, внушительных размеров и весьма важного вида, единственный во всем волшебном городе. Зыркая то одним, то другим глазом, он деловито покаркивал. Было видно, что хозяин и его птица прекрасно понимали друг друга, и казалось, переговаривались между собой.

В этом городе все знали, насколько этот старик важная персона, и даже муха не пролетит без его разрешения. Он вовсе не являлся волшебником, а был самым обыкновенным жителем этого города.

О нем было известно совсем немного. Звали его Хаяк Гривой. Откуда и когда он тут очутился, никто уже и не помнил, но за свою долгую жизнь, он ни разу не покидал ратушу, дожив в краю волшебного тумана до самой глубокой старости. По людским меркам, ему было больше двухсот лет, а, как известно, так долго люди не живут.