Kitobni o'qish: «Учитель народа. Савонарола»

© Адольф Глазер, 2022

Джироламо Савонарола

Глава I
Заговор Пацци во Флоренции

Покатые холмы, окружающие Флоренцию по обеим сторонам реки Арно, с древнейших времен были покрыты более или менее значительными поселениями. С высоты открывался роскошный вид на богатый цветущий город, перерезанный течением реки, с красивыми изогнутыми мостами, прекрасным куполом собора и высокими башнями дворца «Signoria». Кругом, на далеком пространстве, виднелись разбросанные виллы зажиточных людей, из которых одни жили здесь круглый год, а другие проводили только летние месяцы, с своими семьями. Эти мирные жилища представляли резкий контраст с укрепленными замками, раскинутыми на высоте холмов, где все указывало, что они были воздвигнуты с целью защиты против внешних врагов. Большая часть этих зданий, принадлежащих дворянству и знатным могущественным фамилиям города, была окружена рвами, над которыми были устроены крепкие подъемные мосты. В каждом замке содержался более или менее многочисленный отряд вооруженных людей; когда он возвращался из разъезда, то сторож трубил в рог и подъемный мост опускался; то же делалось и в тех случаях, когда господа возвращались с охоты с своей свитой, или кто либо из господ или, гостей выезжал из замка. Высокий нижний этаж этих замков был сооружен из громадных квадратных камней и снабжен небольшими отверстиями, которые служили бойницами, что придавало им вид крепостей.

В начале средних веков, когда в Италии свирепствовала борьба партий, замки эти служили убежищем кондотьеров, которые во время войны нанимались к могущественным предводителям партий и исполняли свою роль сообразно обстоятельствам. Распри гвельфов и гибеллинов длились до бесконечности, не смотря на то, что большинство действующих лиц давно забыло о настоящей причине их. В борьбе участвовало не только среднее сословие, но и низшие слои народа, хотя в городах главная роль принадлежала знатнейшим фамилиям, которые враждовали между собой.

Флоренция, носившая название «цветущего города» со времен римлян, преимущественно обязана была своим богатством самостоятельному развитию шелкового производства. Торговые интересы были причиной её первых войн с соседними городами; войны эти кончились в пользу Флоренции и положили начало её будущему величию, так что она скоро заняла видное место среди значительных торговых пунктов Италии. Но Флоренция была отрезана от моря, что служило важным препятствием её торговле, которая вследствие этого находилась в зависимости от Пизы, имевшей свои гавани и флот. В то же время флорентийские владения граничили с Сиеной, Луккой, Пистойя и Ареццо; и во всех этих городах жили могущественные дворянские роды, которые пользовались безграничною властью.

Частные войны из-за личных и городских интересов получили твердую точку опоры, когда папа заявил притязание на наследство графини Матильды, завещавшей свои земли церкви, хотя они составляли имперское ленное владение. Император признал требования папы незаконными; из-за этого началась борьба за светскую власть папы, которая охватила большую половину Европы.

Часть дворянства приняла сторону императора, другая встала на стороне церкви; таким образом начались бесконечные войны, средоточием которых была Флоренция; при этом впервые возникли названия: гвельфы и гибеллины для обозначения обеих партий.

В это дикое и беспокойное время, наряду с внутренними междоусобиями Флоренция вела беспрерывные войны с соседями для открытия свободного торгового пути. В довершение общей неурядицы, владельцы замков, расположенных за чертой города, нередко делали вылазки, нападали на мирных жителей небольших вилл и нарушали спокойствие целого города.

Нынешний город Флоренция

Естественно, что такие условия жизни должны были мало-помалу закалить мужество горожан. Нужда, эта лучшая учительница, заставила купцов и ремесленников взяться за оружие, чтобы в случае надобности быть наготове для защиты своего домашнего очага. Таким образом, из класса богатых горожан понемногу образовался своего рода патрициат, который не только представил собой крепкий оплот против притязаний дворянства, но скоро усвоил его привычки с тою разницею, что отличался от последнего более утонченными нравами и любовью к искусству. Этот новый патрициат, благодаря своей энергии достиг такого могущества, что окончательно отстранил от городского управления представителей старинного дворянства.

Но так как знатные фамилии горожан преимущественно принадлежали партии гвельфов, а большая часть дворян стояла на стороне гибеллинов, то прежние распри продолжались, тем более, что «Signoria», верховный городской совет, теперь состоял исключительно из членов партии гвельфов. Наконец, Сальвестро Медичи, один из богатейших флорентийских купцов, сгруппировал вокруг себя так называемых «недовольных», чтобы дать отпор непомерным притязаниям гвельфов. Вследствие этого, простой народ, ремесленники и купцы с течением времени привыкли считать своей опорой торговый дом Медичи и относиться к главе его с безусловной преданностью.

Медичи, благодаря своей осмотрительности и энергии, не только сумели составить себе значительное состояние, но и заслужить расположение флорентийцев своею щедростью. В начале ХV столетия, Джованни Медичи владел большими поместьями в окрестностях города, великолепным замком и несколькими виллами, в числе которых была знаменитая вилла Кареджи. Сын его, Козимо, не только наследовал его имущество, но и его громадное влияние на общественные дела.

В Козимо впервые проявилась та замечательная любовь к искусству, которая удержалась в этой фамилии в течении столетий. Естественно, что такой влиятельный человек, как Козимо, имел много врогов и могущественных противников; им удалось обвинить его в преступных сношениях с Франциском Сфорца, тогдашним герцогом Миланским и отправить его в ссылку. Но флорентинцы настояли на его возвращении и приняли с громкими изъявлениями радости, когда он на следующий год снова вернулся из ссылки в родной город.

Этот случай показал всю непрочность мира между большими торговыми домами. Каждая влиятельная фамилия патрициев, владевшая большими богатствами, стремилась захватить в свои руки бразды правления, чтобы распоряжаться по произволу более важными и доходными должностями, и это должно было неизбежно вести к ожесточенной вражде и кровопролитным войнам. Но в мирное время члены отдельных домов дружески сносились между собой и нередко собирались вместе по случаю общественных празднеств. Равным образом браки между ними составляли обычное явление, так что они, мало-помалу, почти все породнились друг с другом. Но когда снова наступали распри, то никто не считал нужным щадить какие-либо чувства или обращать внимание на узы родства.

Козимо Медичи

Более высокая степень интеллигенции, отличавшая членов фамилии Медичи, давала eй преимущество перед другими флорентийскими домами, и в глазах граждан делала ее более способной к управлении), нежели дворянство, которое исключительно преследовало свои личные себялюбивые цели. Так, например, Козимо Медичи, достигнув власти, употребил все усилия для восстановления мира, тем более, что убедился личным. опытом, что даже в виду интересов его собственное дома, ему выгоднее жить в дружбе с другими значительными фамилиями, нежели в вечной вражде. Ему удалось привлечь на свою сторону самого главного противника, богатого Бено Питти, и породниться с фамилией Пацци, посредством брака своей внучки Бианки с Гуильельмо Пацци. После смерти Козимо, сын ее, Пиетро, наследовал все права и преимущества отца, но по своей бестактности далеко не пользовался таким народным расположением. Тем не менее, всякий раз, когда Пиетро Медичи являлся в город из своей виллы Кареджи, его прибытие производило известную сенсацию. Неизлечимая болезнь в правом колене лишала его свободы движений, поэтому слуги несли его на носилках; многочисленная и нарядная свита сопровождала его. Кроме дочери Бианки, у Пиетро было двое взрослых сыновей: Лоренцо и Джулиано, получившие свое первоначальное воспитание под надзором деда, который особенно любил Лоренцо за его живой ум и склонность к изящным искусствам.

Пиетро Медичи всего чаще бывал у своей единственной дочери, которая жила с мужем в изящной вилле, окруженной садами, и построенной на откосе холма, откуда открывался живописный вид на город и извилины реки Арно. Роскошные поля, обилие овощей, прекрасные фруктовые деревья и виноградники, свидетельствовали о плодородии почвы и заботливости хозяина. Цветник перед домом представлял подобие рая в миниатюре; кроме дорогих тропических растений, здесь была масса всевозможных цветов, которые приятно поражали глаз зрителя великолепием и богатством красок. Пиетро Медичи просиживал целые часы близ этого дома под тенистыми ильмами и платанами, глядя на родной город, раскинутый в долине и любуясь красотой дочери и играми её детей. В эти минуты полного блаженства он переносился мысленно в другой волшебный мир, чуждый честолюбивых стремлений, зависти, борьбы и разрушения.

Пиетро Медичи только несколькими годами пережил своего отца. С его смертью, народ перенес свою преданность на его сыновей или, вернее сказать, та часть народа, которая, признавая господство дома Медичи, считала естественным, чтобы управление республикой перешло в руки внуков великого Козимо. Но если многое прощалось Пиетро в виду его слабого здоровья, то сыновья его не могли рассчитывать на подобную снисходительность, и при своей молодости и неосмотрительности легко должны были навлечь на себя неудовольствие флорентийцев. Лоренцо и Джулиано, сыновья богатого торгового магната, воспитанные, как принцы крови, обладали всеми внешними преимуществами; но до сих пор не успели проявить никаких личных достоинств, которые могли бы служить для народа верным залогом безопасной будущности.

Но Лоренцо, сознавая затруднительность своего положения, с первых же дней управления проявил осмотрительность, которую никто не ожидал от него. Он немедленно распорядился, чтобы друзья отца и между ними Томмазо Содерини и Андреа Пацци, которые во время его болезни заведовали делами правления, остались при своих должностях. Этими и другими благоразумными мерами Лоренцо в короткое время настолько расположил к себе народ, что последний беспрекословно согласился признать обоих братьев Медичи наследниками власти отца и деда. Но старшие члены других знатных фамилий с негодованием отнеслись к этому событию, и решили употребить все усилия, чтобы не допустить до первенства молодых Медичи.

До сих пор ничто не нарушало счастливой брачной жизни Гуильельмо Пацци и Бианки Медичи. Красота Бианки носила тот задумчивый характер, который так часто встречается на юге; мягкий блеск её больших темных глав гармонировал с кротким выражением благородного правильного лица. Оба супруга почти безвыездно жили в своем богатом поместье, приносившем большой доход благодаря Гуильельмо Пацци, который с ранних лет чувствовал особенную склонность к сельскому хозяйству. Он постоянно делал различные полезные нововведения в обработке полей, улучшил породу скота и лошадей, развел деревья, устроил водопроводы, так что каждый день приносил свои хлопоты и требовал от него усиленной физической и умственной работы. Бианка заведовала домашним хозяйством и по мере сил помогала своему мужу, насколько позволяли заботы о детях.

Шестилетнее сожительство обоих супругов до сих пор не было омрачено ни малейшей тенью раздора. Гуильельмо Пацци всегда неохотно выезжал из дому, и особенно избегал продолжительных отлучек. Тем не менее Бианка была очень удивлена, когда в одно воскресенье он объявил ей наотрез, что останется дома, хотя в этот день ему необходимо было присутствовать при торжественной обедне в соборе, где должны были собраться члены совета и представители знатнейших фамилий города.

Дело шло о вступлении в должность кардинала Риарио, недавно назначенного архиепископом во Флоренцию, который по этому случаю должен был служить обедню совместно с высшим духовенством города, после чего он намеревался дать роскошный пир, подобно тому, как он делал это в других итальянских городах Каждый осуждал светский блеск, который был расточаем на этих празднествах; но никто не хотел лишить себя удовольствия участвовать в них Риарио был родственник папы Сикста IV, который возбудил против себя общее неудовольствие, потому что отдавал самые доходные церковные места своим ближайшим родственникам и наделял их богатыми поместьями. Так например, он возвел своего племянника Риарио, простого францисканского монаха, в звание кардинала св. престола и назначил патриархом константинопольским и архиепископом флорентинским. Двадцатишестилетний Риарио скоро освоился с своей новой ролью и в короткое время настолько прославился расточительностью и великолепием своего дома, что о нем заговорили не только в Риме, но и во всей Италии. После целого ряда блистательных пиров, данных им в своем римском дворце, Риарио отправился с многочисленной свитой во Флоренцию, чтобы вступить в свою должность архиепископа.

Риарио в это утро служил литургию, так что отсутствие Пацци, представителя одной из первых флорентийских фамилий, могло пройти незалеченным. Сначала Бианка думала, что муж её забыл о предстоящем торжестве, и сочла своим долгом напомнить ему об этом; но получив вторичный и еще более решительный отказ, приняла это за доказательство его полнейшего равнодушия ко всему, что выходило из тесного круга домашней жизни. В виду этого она стала настойчивее прежнего уговаривать его отправиться в собор.

– Я знаю, сказала она, что большинству наших господ не особенно приятно, что им придется нести шлейф тщеславного Риарио при сегодняшнем празднестве. Вероятно, мои братья тяготятся этим более чем кто-нибудь; но я убеждена, что они подавят свою гордость в виду их общественного положения.

– Поверь, что не гордость удерживает меня! – возразил Гуильельмо Падди. – Я даже не считаю особенной жертвой с моей стороны оказать такую ничтожную почесть новому архиепископу, не смотря на его нелепое тщеславие. Все дело в том, что я не вижу в этом никакой надобности, так как никто не заметит моего отсутствия.

Хотя Бианка не имела повода сомневаться в правдивости этого объяснения; но она не удовлетворилась им.

– Я, напротив того, убеждена, – сказала она, – что при сегодняшнем торжестве твое отсутствие неизбежно обратит на себя общее внимание.

– Ты ошибаешься, – возразил с раздражением Гуильельмо Падди, – наша фамилия потеряла всякое значение! Твои братья твердо встали на ноги с тех пор, как смерть моего отца избавила их от опеки. Поэтому безразлично, будет ли один из Падди в соборе или нет.

– Но там будет твой брат Франческо, который имеет банкирский дом в Риме и пользуется доверием папы, а равно и его племянника Риарио. Быть может, его присутствие будет способствовать прекращению давней вражды между твоей и моей фамилией. Ты не был ни на одном из празднеств, которые давались по поводу приезда нового архиепископа; поэтому тебе неудобно пропустить сегодня литургию.

– Моя добрая милая Бианка, – сказал Падди, пожимая руку жене; – твое кроткое сердце не в состоянии понять диких страстей, которые служат главной причиной наших вечных раздоров. Приезд моего брата во Флоренцию нисколько не радует меня… Не будем больше говорить об этом; Бог даст нынешний день пройдет также благополучно, как и все предшествующие, и ничто не нарушит нашего тихого домашнего счастья!

Сердце Бианки сжалось при последних словах; неясное предчувствие чего-то недоброго овладело ею. Она сделала усилие, чтобы улыбнуться.

– Как ты серьёзно говоришь об этом! – сказала она, и, взяв мужа за руку, подвела его к окну, выходившему в сад, из которого в туманной дали виднелась Флоренция, окруженная полями. – Посмотри как хорош наш город при ярком сиянии весеннего солнца! Что навело тебя на эти печальные мысли? В последнее время я часто видела тебя грустным и задумчивым. Скажи мне, что с тобой? Быть может брат мой Лоренцо опять затеял что-нибудь против твоих родных, и честолюбие не дает ему покоя! Неужели Флоренция будет вечно жертвой раздоров между лучшими и наиболее уважаемыми гражданами.

– Обратись с этими вопросами к твоему брату! – сурово ответил Пацци; но видя, что Бианка молча склонила свою прекрасную головку, он нежно обнял ее и поцеловал. – Жаль, что мы так рано лишились Пиетро Медичи и моего отца; при их жизни мир не был бы нарушен между обоими домами. Но где же наши дети? – добавил Пацци, чтобы переменить разговор. – Я еще не видел их сегодня утром…

– Я сейчас приведу их, – ответила Бианка, и поспешно вышла из комнаты.

Едва закрылась дверь, как мысли молодого супруга приняли еще более печальное направление. Он думал о перевороте, который по его соображениям должен был изменить в ближайшем будущем судьбы его отечества.

Флорентийская республика с давних пор держалась особняком от других государств Италии и, поглощенная своими торговыми интересами, равнодушно относилась к тому, что делалось в остальной Европе и даже в её непосредственном соседстве. Между тем неаполитанский король Фердинанд преследовал свои честолюбивые цели; папа Сикст IV беспрепятственно обогащал свою семью всеми доступными для него средствами; венецианцы вели свои бесконечные войны с турками; в Генуе свирепствовали народные смуты.

Если флорентинцы вообще интересовались чем либо кроме своей торговли, то разве только личными отношениями представителей знатных домов, или, вернее сказать, одной фамилией Медичи. После смерти Андрея Пацци, честолюбие Лоренцо Медичи не встречало никаких преград, потому что престарелый Томмазо Содерини слишком ценил восприимчивый ум талантливого юноши, чтобы мешать его планам. Лоренцо во время своего пребывания в Риме сблизился с семьей Орсини и обручился с молодой девушкой из этого дома, чем нажил себе новых врагов во Флоренции, так как всем была известна непомерная гордость римского дворянства. Оба Медичи были убеждены, что господство во Флоренции принадлежит им по праву наследства, при этом все заметили, что со времени обручения с Кларой Орсини, Лоренцо начал самовластно распоряжаться доходами города, не отдавая никому отчета. Из этого происходила полнейшая неурядица, потому что никто не знал в точности, где оканчивались интересы торгового дома Медичи и где они приходили в столкновение с городскими. Козимо и Пиетро Медичи были опытные деловые люди, между тем как Лоренцо и Джулиано, воспитанные при других условиях, были мало знакомы с торговлей; в их распоряжениях постоянно встречались погрешности, которые кончались для них большими потерями. В этих случаях они нередко прибегали к помощи городских денег. Дом Медичи преимущественно вел дела с Нидерландами; однажды Лоренцо взял сто тысяч флоринов из городской кассы, для отсылки в Брюгге, чтобы спасти от банкротства банкирскую контору, учрежденную им в этом городе. Таким образом Медичи, вероятно, дошли бы до полного разорения, если бы общественные суммы не применялись в их пользу. Тем не менее у них все еще было много приверженцев среди членов знатных фамилий, которые придерживались их, чтобы разделить с ними власть и влияние и распоряжаться бесконтрольно общественными доходами.

Подобно другим влиятельным фамилиям Флоренции, Медичи заботились об украшении своей приходской церкви Сан-Марко, стоявшей вблизи их дворца, и монастыря того же имени, и присвоили себе протекторат над последним. Козимо основал здесь библиотеку; Лоренцо при этом преследовал научные и художественные цели; он окружил себя выдающимися учеными и художниками и щедро награждал их за труды различными почестями и подарками. Хотя большая часть старинных и знатных фамилий Флоренции относилась враждебно к братьям Медичи, но простой народ боготворил их, так как пользовался их милостями и восхищался произведениями искусства, которые благодаря им были расставлены в различных пунктах города.

Джулиано Медичи не разделял правительственных взглядов своего брата, тем более, что прирожденное высокомерие Лоренцо дошло до крайних пределов, со времени его обручения с Кларой Орсини. Джулиано, более кроткий и скромный, часто делал замечания своему брату по поводу его честолюбия, жестокости и непомерной вспыльчивости. Но влияние семьи Орсини было несравненно сильнее, так что теперь все помыслы Лоренцо были устремлены на то, чтобы сделаться единственным властелином республики, хотя для достижения этой цели он должен был изгнать или подавить все другие знатные фамилии города.

Дворец Пацци во Флоренции

Из них всего опаснее для Медичи было соперничество семьи Пацци. Они были из старинного дворянского рода гибеллинов и в прежние времена жили во вражде с флорентийской республикой. Впоследствии они покинули свои укрепленные замки и переехали в город, где выстроили себе прекрасный дворец и пользовались различными льготами. Козимо Медичи, сознавая необходимость поддерживать связи с старинным дворянством, дозволил некоторым семьям вести торговые дела наравне с горожанами и отказаться от дворянства. К числу их принадлежали Пацци. Один из членов этой фамилии, а именно Андреа Пацци, положил основание банкирскому дому, который в короткое время сделался одним из самых значительных и уважаемых в Италии. Таким образом Пацци, помимо знатного происхождения, имели то преимущество перед братьями Медичи, что были искуснее ил в торговых оборотах и не имели надобности посягать на общественные суммы.

Козимо Медичи старался всеми способами поддержать дружбу с семьей Пацци и с этой целью выдал свою внучку Бианку за Гуильельмо Пацци. Пиетро Медичи в этом отношении следовал примеру своего отца. Лоренцо держался противоположного принципа, и своим союзом с одним из римских родов не только отступил от преданий знатных флорентийских фамилий, но намеревался окончательно отстранить от дел представителей семьи Пацци. Он относился снисходительно к мужу своей сестры, так как считал его человеком неопасным, но за то всеми способами преследовал его старших братьев, Джованни и Франческо, особенно последнего, и, наконец, вынудил его покинуть Флоренцию. Франческо Пацци водворился в Риме и завел самостоятельную торговлю; в то же время папа Сикст IV поручил ему заведывание своими денежными делами, которые до этого находились в руках Медичи. Главная причина такой перемены заключалась в том, что обручение Лоренцо вызвало сильное неудовольствие при папском дворе, потому что Орсини принадлежали к давнишним врагам святого престола, хотя в данный момент один Орсини был кардиналом. Франческо Пацци воспользовался этим случаем, чтобы усилить неудовольствие папы, и так как денежные дела расточительного Риарио были также в его руках, то ему не трудно было восстановить нового флорентийского архиепископа против Медичи, чтобы уничтожить их одним ударом.

Риарио заранее обещал содействовать планам Франческо Пацци, который сопровождал его во Флоренцию, где он мог жить беспрепятственно под покровительством могущественного церковного владыки. С первых же дней своего возвращения на родину он сделался главою заговора, имевшего целью умерщвление обоих братьев Медичи, к которому примкнули недовольные дворяне. Все члены фамилии Пацци, находившиеся это время во Флоренции, считали делом чести принадлежать к этому тайному союзу. Один Гуильельмо вследствие своего близкого родства с Медичи, отказался от всякаго участия в заговоре; но с него взяли клятву, что он не повредит делу и сохранит тайну от своей жены. Убийство должно было совершиться в соборе во время сегодняшней литургии, где присутствие кардинала Риарио и пизанского архиепископа Сальвиати, давнишнего врага Медичи, придавало известную санкцию заговору, хотя Риарио по внешности хотел остаться непричастным к делу. В случае удачи, зачинщикам заговора было важно иметь на своей стороне кардинала.

Гуильельмо Пацци не знал дальнейших подробностей. Его беспокойство еще больше усилилось, когда он остался наедине с своими мыслями. Каков бы ни был исход заговора, он должен был неблагоприятно отразиться на будущности его детей и нарушить спокойствие его домашней жизни, тем более, что Бианка была искренне привязана к своим братьям.

Приход Бианки с детьми прервал нить его размышлений, она несла на руках маленькую девочку, рядом с нею шел пятилетний мальчик. Бианка была необыкновенно хороша в своем домашнем наряде; на ней не было ни золота, ни дорогих камней, и только дорогие кружева окаймляли белую нежную шею и красивые руки; её роскошные каштановые волосы сдерживались сеткой. Дети были одеты также просто и изящно. Это зрелище при других условиях наполнило бы безмятежною радостью сердце Гуильельмо Падди. Но теперь чувство боязливого опасения охватило его с такой силой, что он не в состоянии был долее владеть собой, и лицо его покрылось мертвенной бледностью. Бианка тотчас же заметила, что её муж сильно встревожен и хотела спросить о причине, но он предупредил её вопрос:

– Ты была права, – сказал он, – мне необходимо быть в соборе! Я прикажу оседлать лошадь, и надеюсь, что вовремя доберусь до города…

Он едва сознавал, что говорил и что хотел сказать, но ему казалось, что он должен во что бы то ни стало помешать убийству. Было ли это своего рода предчувствие, но во всяком случае он не в состояния был долее оставаться дома: неудержимая сила влекла его к месту, где решалась судьба его родины.

Бианка еще больше встревожилась, когда муж её неожиданно выбежал из комнаты, не обратив никакого внимания на детей и не прощаясь с нею. Она подошла к окну выходившему на двор и видела как Гуильельмо отдал приказание конюху и тот начал поспешно седлать лошадь, а другой слуга побежал в дом и через несколько минут вернулся с шпагой и перчатками и подал их своему господину. Сердце Бианки усиленно билась, хотя она старалась уверить себя, что нет никаких причин для беспокойства, но когда подали лошадь и Гуильельмо Пацци скрылся за воротами, ею овладел такой страх, что в первую минуту она готова была броситься вслед за своим мужем. Но благоразумие удержало ее; сознавая свою беспомощность, она позвала одного из конюхов и приказала ему сесть на лошадь, чтобы нагнать господина на дороге и неотлучно находиться при нем. Затем она удалилась в небольшую домовую капеллу в надежде, что усердная молитва успокоит её встревоженное сердце.

Между тем Гуильельмо Пацци с трудом пропустили через городские ворота. При въезде в город его поразил шум, господствовавший на улицах, который ясно показывал, что заговор приведен в исполнение. Не помня себя от нетерпения и любопытства, он осведомился о причине слышанного им шума, и пришел в ужас от непредвиденного оборота дел. Волнение достигло таких размеров, что люди, ослепленные яростью, бегали по улицам и громко кричали, что нужно перебить всех Пацци и их приверженцев. Посягательство на жизнь Медичи произвело такое сильное раздражение в народе, что каждый был глубоко проникнут чувством мести.

Гуильельмо Пацци был обязан своим спасением предупредительности конюха, посланного Бианкой. Верный слуга, узнав о грозившей опасности, схватил за поводья лошадь своего господина и без дальнейших объяснений заставил ее свернуть в городской палаццо Лоренцо Медичи.

Прибытие Гуильельмо в дом зятя было принято уличной толпой за доказательство его преданности дому Медичи. Немного позже, даже это едва ли могло спасти его, потому что скоро ярость народа дошла до крайних пределов, и так как Пацци были главными зачинщиками заговора, то ни один член этой фамилии не мог рассчитывать на пощаду, хотя бы он не принимал никакого участия в деле.

Гуильельмо застал сильнейшее смятение во дворце своего зятя, потому что да несколько минут перед тем Лоренцо принесли домой раненого. Сочувствие народа было так велико, что жизнь Лоренцо была теперь единственной вещью имевшей цену для флорентийцев. Они окружили его палаццо, требуя точных сведений о состоянии его здоровья.

Вслед затем принесли тело Джулиано Медичи, при виде которого волнение толпы возросло до крайней степени. Конюх Гуильельмо Пацци воспользовался этим моментом, чтобы вернуться к своей госпоже и успокоить ее относительно безопасности её мужа.

Рассказ конюха о городских событиях был громовым ударом для Бианки среди её безоблачной супружеской жизни. Хотя по многим признакам можно было догадаться, что подготовляется заговор, и в городе почти открыто говорили об этом, но сестра обоих Медичи и жена одного из Пацци не имела никакого понятия о предстоящем событии.

Заговор имевший целью изменить правительство во Флоренции посредством убийства обоих Медичи, был заранее подготовлен Франческо Пацци и кардиналом Риарио. Скоро им удалось найти третьего союзника в лице пизанского архиепископа Сальвьяти, флорентинца по происхождению и заклятого врага Медичи. Назначение Риарио флорентийским архиепископом послужило удобным поводом для выполнения задуманного плана. Заговорщики по приезде во Флоренцию, употребили все усилия, чтобы привлечь на свою сторону Джакомо Пацци, старейшего из членов этой фамилии, но его трудно было подбить на подобное рискованное предприятие. Наконец, после долгих колебаний он согласился принять участие в заговоре, когда его уверили, что он заслужит этим одобрение папы. Затем к заговору примкнули другие противники Медичи, и между прочим Бернардо Бандини и Джованни Монтесекко. В случае успеха, правление республики должно было перейти в руки представителей фамилии Пацци.

Сначала заговорщики предполагали совершить убийство в каком-нибудь частном доме. С этой целью Джакомо Пацци устроил великолепное празднество в своем дворце и пригласил обоих Медичи, но Джулиано не явился. Он не был также и на блистательном пире, который Лоренцо устроил в честь кардинала в своем дворце Кареджи. Вслед затем распространился слух, что план заговора известен Медичи, и, что Джулиано Медичи не будет присутствовать ни на одном из пиршеств, которые будут даны во время пребывания кардинала Риарио во Флоренции. Таким образом, заговорщикам не оставалось иного исхода, как напасть на обоих братьев во время литургии в соборе, где сам кардинал должен был служить обедню, так как ни один из Медичи при этих условиях не мог отсутствовать при божественной службе.

Франческо Пацци и Бернардо Бандини взяли на себя убийство Джулиано Медичи; эта задача считалась особенно трудной, потому что Джулиано был крайне осторожен, и обыкновенно носил панцирь под платьем. Джованни Монтесекко поручено было убить Лоренцо Медичи, но Джованни был благочестивый католик, и как только узнал, что убийство должно быть совершено в церкви во время богослужения, то объявил наотрез, что не способен на подобное святотатство. Этот факт произвел тяжелое впечатление на большинство заговорщиков; никто из них не решался предложить свои услуги. Наконец, архиепископ Сальвьяти, зная как сильна субординация в католической церкви, отыскал двух священников, которые беспрекословно взялись совершить преступление, отчасти из преданности интересам святого престола, и частью потому, что церковные стены не внушали им такого трепета, как остальным смертным. Для совершения убийства был выбран тот момент, когда кардинал поднимет святые дары, потому что тогда обе жертвы принуждены были склонить головы; и не увидели бы своих убийц. В случае удачи звон церковного колокола должен был послужить сигналом для заговорщиков находящихся вне церкви; им поручено было овладеть дворцом «Signoria», между тем как архиепископ Сальвьяти с помощью вооруженной силы должен был принудить членов городского совета принять благосклонно совершенное убийство.