Kitobni o'qish: «Уцелевшая. Она не пала духом, когда война забрала всё»

Adiva Geffen

Surviving the Forest

* * *

Copyright © Adiva Geffen

Russian translation rights arranged by eBookPro Publishing House and Literary Agency

© Горбачев И. В., перевод на русский язык, 2025

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2025

* * *

Я не перестаю восхищаться, думая о тех удивительных людях, которые пережили ужасы Холокоста, но смогли подняться и пойти дальше, начать новую жизнь и поделиться со мной своими историями побед и триумфа. Эта книга – размышление об их стойкости.

Мои благодарности подруге Арлин Роффман, которая любезно и профессионально сопровождала мой перевод и добавляла свои волшебные штрихи.

Огромное спасибо Зое, которая вложила в эту книгу душу и вдохнула дух на английском языке. Ее точность, советы и правдивость неоценимы.

Из Леса

 
Тихо, тихо, давайте помолчим.
Здесь растет смерть.
Ее посадил тиран,
Смотри, как она расцветает.
Все дороги теперь ведут в Панери¹,
Обратного пути нет,
И наш отец тоже пропал,
А с ним и наш свет.
Ш-ш-ш, дитя мое, не плачь, мое сокровище.
Слезы никогда не помогут,
Что намерен делать наш враг,
Никогда не пойму…
 

«Понары», Шмерке Качергинский²

Человек видит и запоминает навсегда только один раз – в детстве.

Впечатления детства – это самые яркие картинки и образы, которые сопровождают нас всю жизнь. Все, что появляется в нашей памяти позже, похоже уже на черно-белые фотографии. Ваш первый дом – зеркало вашей жизни, и вы любите его до глубины души. Иногда воспоминание окружает вас и кажется ясным и чистым, а иногда оно кажется прерывистым и неясным. Но всегда есть то душевное состояние, что влечет нас вернуться в тот дом, к воспоминаниям о детстве, к звукам и запахам, где мы знали счастье и чувствовали себя в вечной безопасности. И никакая житейская суета не в силах заглушить голоса тоски.

Память всегда будет возвращать меня в деревню, на кухню, где мама лепит пельмени, а я стою возле окна и не могу насмотреться вдаль.

– Хаим Нахман Бялик

* * *

Это история женщины по имени Сара, которая выбралась из леса, где навсегда останутся могилы ее погибших близких.

Сара, которая покинула лес, вышла на свет и вернулась к жизни.

Есть много способов начать ее историю.

Можно сделать это как в старой сказке.

«Жила-была прекрасная женщина, у которой был и любящий муж и прекрасная дочь, и однажды…» Или можно попробовать так: «Много лет назад, задолго до того, как весь мир был перевернут с ног на голову ужасной войной, которая уничтожила и поглотила все и на которой умерли или были убиты миллионы людей…»

Но мы начнем рассказ с тех времен, когда люди были довольны своей судьбой и благодарили Бога за все, что Он им дал.

«В маленькой деревушке, недалеко от города Острув-Любельски и Парчевского леса, счастливо жила семья Шидловских. Отец Яков Мендель и мать Тайба».

Возле их дома раскинулось зеленое поле, где они выращивали овощи и пшеницу, а также устроили прекрасный цветник. Во дворе, в саду, росли яблони и груши, а между ними протекал небольшой ручей. По двору бегали куры, пять коз и две коровы, вымя которых было всегда наполнено молоком.

Яков Мендель и Тайба Шидловски увидели, что их труд благословлен, и возрадовались, и надеялись, что их дом будет наполнен детьми. Они видели благословение во всем, что имели, и были благодарны Создателю за изобилие и великодушие. В своем маленьком домике на перекрестке они засыпали в объятиях друг друга, с улыбкой на губах, в своей постели, под мягким одеялом, неустанно благодаря Бога за все, что Он им даровал.

Но в отличие от более веселых сказок и басен, у нашей истории другой сюжет.

Где-то на самом краю неба проснулся Сатана и взглянул на эту семью. Ему было больно видеть маленькое счастье этих людей, небольшой деревенский домик Тайбы и Якова Мендель в Восточной Польше. Он только и думал, как через горы и леса просунуть свои коварные пальцы сквозь их прекрасную страну, запустить их в поля и луга, густые леса и зеленые долины… вглубь безмятежных деревень, где текла такая чистая вода. Даже Бог, к которому люди обращались за помощью, не смог бы им помочь.

Тем временем в своем маленьком домике Яков Мендель и Тайба спали в своей постели и видели свои сны. Они и не подозревали, что где-то на западе уже вынашиваются злые планы и множество темных облаков быстро движутся на восток.

1

Дом Якова Менделя и Тайбы Шидловских стоял на восточной стороне небольшой польской деревни – Вулька-Заблоцка. Сотни лет в этой мирной деревне жили крестьяне, которые обрабатывали землю. Хотя людей в ней было немного, среди жителей, как евреев, так и неевреев, царили привязанность и дружба. Они всегда жили рядом друг с другом во взаимном понимании и согласии.

Евреи жили как поляки, но дома придерживались иудейских традиций; они неукоснительно соблюдали Шаббат, постились в Йом-Кипур и строили шалаши в праздник Суккот, на который часто приглашали соседей. На Хануку они зажигали свечи меноры, а на Песах садились за пасхальный седер со своими родственниками из соседних деревень или отправлялись праздновать со своими семьями в соседний город Острув-Любельски. Евреи из небольшой деревни обязательно приглашали своих соседей-неевреев на праздники и семейные торжества, чтобы праздновать с ними, а в христианские праздники старались навещать соседей-христиан, чтобы вместе радоваться и веселиться.

Если бы в деревню зашел какой-нибудь посторонний, он бы ни за что не смог вам сказать, был ли молочник, который попался ему по дороге, евреем, молящимся лицом на восток, или христианином, верующим в Иисуса Христа. «Мы все фермеры, обрабатывающие свою землю, независимо от религии или расы, – наверняка сказал бы староста их поселка Стефан Шнецки. – Евреи – мои братья; моя мать умерла при родах, а Рахиль, еврейка, выкормила моего брата и меня. Мы всегда называли ее „мамушка Рахиль“».

Откуда Стефан мог знать тогда, что всего через несколько лет, когда первые немцы ступят на их землю и начнут обнюхивать и осматривать их территорию, его собственный сын, пьяница Луций, деревенский бездельник, который сильно страдал в юности, помчится в немецкий штаб в Люблине и предложит немцам свои услуги, свои знания о том, кто «свой», а кто нет, – в обмен на назначение старостой деревни?

В Вульке-Заблоцкой была маленькая деревянная хата, в которой бок о бок жили две семьи. С правой стороны хаты, лицом к Парчевскому лесу, жили бездетные дядя Яков Мендель и тетя Алинка, а с другой стороны, лицом к тропинке, ведущей к центру деревни, жили Яков Мендель и Тайба, родители Шурки. Жители деревни ласково называли братьев «наши два Якова Менделя».

Хата была покрыта красной черепичной крышей, увита вечнозеленым плющом, который взбирался по фасаду, и кустами роз, цепляющимися за стены и украшающими маленький дом красными цветами, за которыми с любовью ухаживала Тайба. Стены были толстыми, с двойными окнами, они надежно защищали обитателей дома от сурового холода снежных польских зим. Из дома открывался прекрасный вид на зеленые поля; из него можно было видеть дороги, ведущие в соседние деревни и даже в город Острув-Любельски, лежащий всего в нескольких километрах отсюда, где с середины XVII века проживала большая община евреев.

Еще оттуда было видно окно дома Хаи Билы, сестры Тайбы, которая жила чуть выше по дороге. На севере тропа вела в деревню Колано, а рядом с ними, на широком открытом поле, жила семья Познанских во главе с деревенским сапожником, который был близким другом Якова Менделя. К востоку от дома тропа тянулась на север, прямо к большому поместью Фрица Любосковица, которым восхищались и которого уважали все жители деревни. Фриц Любосковиц играет важную роль в нашей истории.

Если бы вас пригласили в дом в те дни, можно с уверенностью предположить, что вас приняли бы очень тепло. Летом Тайба подавала гостям свежесделанный лимонад, а зимой усаживала их на скамейку у печи, чтобы они могли согреться и немножко отдохнуть от трудной дороги. Тайба всегда была рада, если между порциями рыбы и свежей халы ее гости рассказывали ей, что происходит в близлежащих деревнях: кто женился, кто (не дай Бог) заболел, кто родил или (не дай Бог) умер. В те дни новости передавали по радио, но в деревнях радио было редкостью, в их деревне оно было только у Фрица. Коммивояжеры приносили новости и сплетни, которые быстро распространялись по деревням.

В центре хаты, рядом с большим обеденным столом, стоял старинный книжный шкаф из орехового дерева, полки которого были заставлены книгами. Легенды Хазаля, «Шулхан арух», молитвенник на Шаббат и праздники, копии Библии, Гемара, Цэна у-Рэна и другие священные книги, иллюстрированные специальными картинками. Все книги передавались по наследству от родителей или покупались у владельца повозки, которая проезжала через деревни и продавала священные книги.

Если бы их дома когда-нибудь коснулись пальцы дьявола, семья всеми силами пыталась бы защитить и спасти эти книги. Но тогда над их головой еще было голубое небо, и они читали свои книги и наслаждались их мудростью как в особые, так и в будничные дни своей жизни.

Рядом с книжной полкой стоял шкаф, в котором хранились под запором тарелки для Песах, приданое Тайбы. Там были стеклянные и хрустальные изделия, серебро, которое передавалось из поколения в поколение, чашки для Кидуша, подсвечники для шаббата, доставшиеся от родителей Якова Менделя, и, конечно же, богато украшенная чаша для пророка Илии. Сверху на шкафу стояла большая деревянная коробка, в которой хранились бумажные украшения для сукки, которую обязательно возводили на Суккот. Там же находилась и маленькая коробка. В ней Тайба хранила свои драгоценности: рубиновые серьги, золотые браслеты и жемчужное ожерелье, которое она надевала на семейные праздники или во время поездок к родителям и родственникам.

Как и большинство жителей деревни, Яков Мендель был фермером и кормился от имения, которое арендовал у Фрица. Он старательно управлял своим небольшим семейным хозяйством. Осенью пахал, весной сеял, а в конце лета собирал урожай. По утрам он выводил свое небольшое стадо на пастбище, сам доил коров и коз и работал на больших полях своим конным плугом. Тайба во всем помогала ему: кормила кур, собирала яйца, варила сыр из молока и сбивала масло. Часть своих продуктов они продавали соседям или торговцам, проезжавшим через деревню, но большая часть предназначалась для семьи, которая увеличилась с появлением их первенца, дочери Сары.

Как только она родилась, Тайба объявила, что девочку надо назвать Сарой. «Почему?» – спрашивали ее все. И Тайба всем отвечала: потому что она любит Сару, нашу праматерь, которая была красивой, умной и любимой, «и, может быть, и моя Сара также будет благословлена своим собственным Авраамом». И они прозвали ее Шуркой – Шуркой-красавицей.

Все жители деревни пришли поздравить счастливую семью с появлением новорожденного. Их друзья-христиане, верующие в Иисуса Христа, перекрестились перед младенцем и произнесли молитвы, отдав дань уважения свежими яйцами и лучшими семенами. Их друзья-иудеи принесли вино и возблагодарили Бога Авраама, Исаака и Иакова за этот сверток радости и благословения, а из соседних деревень потоком хлынули родственники, чтобы увидеть прекрасную Шурку и вручить ей свои подарки.

Шурка действительно была необыкновенно красивым и умным ребенком.

– И красивая, и умная, – сказала тетя Алинка.

– Самое главное, что она такая счастливая девочка, – сказала гордая Тайба.

– Еще важнее, чтобы ей повезло в жизни, – сказала Людмила, жена сапожника, и перекрестилась.

Шурку любили все в семье. Ее медового цвета волосы волнами струились по плечам, голос был звонким, как колокольчик, от нее пахло финиками, а смех то и дело разносился из одного конца хаты в другой. Когда она подросла и научилась ходить, то свободно бегала по двору среди животных. Родители с гордостью смотрели на нее, светясь от счастья.

Когда девочке исполнилось два года, в их дом переехала бабушка Ирена, мать Якова Менделя. Отец Шурки отправился в соседний Острув-Любельски, где бабушка Ирена жила со своим мужем, который владел небольшой швейной мастерской. Когда муж умер, бабушка Ирена осталась совсем одна.

Папа запряг повозку и поехал, чтобы привезти свою мать, а когда на следующий день они вернулись, он громко крикнул: «Шурка, Тайба, идите скорее сюда, бабушка здесь!» – и помог ей спуститься с повозки. Бабушка медленно слезла с повозки и тяжело вздохнула.

– Почему она такая грустная? – спросила Шурка и спряталась за мамин фартук.

– Потому что жизнь у нее тяжелая, – прошептала мать.

– Почему? – дергала мать Шурка.

– Потому что она одна.

– Почему?

– Вопросы, вопросы, лучше иди обними свою бабушку.

Шурка побежала обнять бабушку, которая тут же расплакалась: «Ой я, ой, жизнь моя, ой, ой!»

– Послушай, мама, она даже не рада нас видеть.

Шурка спряталась за Тайбу, которая вытерла слезу со щеки и сказала: «Да, она очень рада нас видеть, но ей также и грустно, потому что она скучает по своему мужу, твоему дедушке».

– Почему?

– Вопросы, вопросы! Иди обними ее, – она подтолкнула Шурку, вцепившуюся в край ее платья, – дедушка умер и оставил бабушку одну. Теперь она будет жить с нами.

– Почему она одна? – не унималась Шурка.

Но мать ответила: «Хватит, лучше покажи бабушке дом».

– Теперь, Шурка, – сказал папа, укладывая ее спать, – ты должна присматривать за бабушкой. Теперь она будет жить с нами.

– Я рада, что она с нами, – прошептала маленькая Шурка. – Просто чтобы ты знал, она больше не плачет так много.

Шурка обнимала бабушку и вдыхала запах дрожжей, впитавшийся в ее одежду. Она любила пироги, которые пекла для них бабушка.

Когда бабушка переехала к ним, дом наполнился запахами новых блюд. Она умела готовить капусту, фаршированную телятиной, ароматные овощные пироги и сладкую халу. Зимними вечерами бабушка вкладывала в маленькие ручки Шурки комки шерсти и вила из нее нитку, которую скатывала в один большой клубок, а потом вязала всем теплые жилеты и зимние шапки.

– Как хорошо, что бабушка здесь, – говорила маленькая Шурка, и бабушка угощала ее шоколадным тортом, который она называла рогалах.

Вскоре, когда зима закружила снежными бурями, которые накрыли дом, бабушка захотела переехать в дом к брату, в Острув-Любельски. И тогда папа снова запряг лошадей, прицепил телегу, и бабушка уехала.

– Я вернусь весной, – пообещала она Шурке, которая горько рыдала, – тогда же, когда прилетят аисты.

В том же году, за много дней до того, как солдаты Третьего рейха пустились маршировать в своих сапогах и топтать польскую землю, задолго до того, как на Западе начали сгущаться тучи войны, семья решила отправиться в путешествие и переехать в Израиль, на свою возрожденную родину.

Они часто слышали от своих друзей и гостей, что евреи начали возвращаться туда. Старая родина была разрушена и заброшена и нуждалась в таких трудолюбивых людях, как они, которые обрабатывали бы землю и засевали ее, и без устали работали бы на той земле, которую Бог обещал Аврааму, и заставили бы двухтысячелетнюю пустыню цвести.

Они так надеялись переехать, что уже даже подумывали сменить свою фамилию на еврейскую – Шамир или Шалом. Они мечтали и гадали, что бы они предпочли: горы на севере или центральную равнину. Но их мечтам так и не суждено было сбыться.

«Все могло бы быть иначе, если бы только… если бы… – размышляла Шурка позже, и ее голубые глаза были очень печальны. – Это ужасно!.. Мы бы наверняка переехали в Израиль, если бы не слушали бесконечных историй о трудностях, которые нас там ожидают, если бы папа не беспокоился о нас, если бы… Если бы… Но человек не может предугадать, как его решения, какими бы они ни были, повлияют на его дальнейшую жизнь и жизнь тех, кто ему дорог. Каждый просто старается сделать все возможное». Она до сих пор помнила волнение, охватившее их маленькую семью. В конце концов, они планировали отправиться в путешествие в страну своих предков, куда-то за море. Это было непростым делом.

Двое молодых вербовщиков из Эрец-Исраэля приехали, чтобы убедить их покинуть Польшу и отправиться в Святую Землю. Маленькой Шурке они тогда казались совсем другими, чем папа, ее дяди и все люди, которых она знала в деревне. Их кожа была темной от загара, они были одеты в странную одежду и не носили шляп, и, что самое главное, они говорили на языке, который она узнала из молитв. Однажды они принесли с собой фрукт оранжевого цвета, который она никогда раньше не видела. Они сказали ей, что это «золотое яблоко».

Уже наступил вечер, а иностранцы все сидели на маленькой кухне, рассказывая историю за историей об этой другой земле, и слушатели жадно глотали их слова.

Иногда они вдруг начинали петь на каком-то смешном языке, показывали свои семейные фотографии небольшого озера, которое они почему-то называли Галилейским морем, и странные деревья, которые они называли пальмами и которых она никогда не видела. Шурка не знала тех далеких мест, которые они так странно называли – «земля Сион», «земля наших отцов», иногда «Иерусалим», а иногда «наша старая родина».

– Она далеко, эта старая родина? – дергала Шурка отца за штаны.

– Очень далеко, детка, – улыбнулся папа Яков Мендель. – Сначала нужно сесть на поезд, а потом на корабль. Скоро мы все отправимся в Землю Израиля.

– Папа, а что такое Земля Израиля? – спросил Шурка. – Мы поляки, почему ты называешь ее нашей родиной?

– Потому что это наша настоящая родина.

– Что такое родина?

– Это место, где жили наши праотцы Авраам, Исаак и Иаков. И праматери – Сара и Ревекка, – сказала Тайба.

Папа объяснил ей, что Иерусалим – это то место, куда евреи мечтают вернуться, что это очень далеко, за морем. Это место, куда аисты летят на холодную зиму, где всегда греет солнце, а берег моря белый и свежий. Он даже дал ей попробовать кусочек сочного оранжевого плода, который никогда не рос на их дереве.

– Это называется апельсин, или «золотое яблоко», – взволнованно сказал ей отец. – И там, в Израиле, много золотых фруктов.

– Зачем они принесли нам яблоко?

– Помни, моя маленькая Шурка, это апельсин, золотое яблоко. Они принесли его сюда, чтобы показать нам, как плодородна земля Сиона. Там, на земле наших отцов, они начинают восстанавливать нашу старую родину. Люди, строящие ее, называются пионерами.

– А кто такой пионер?

– Какая ты любопытная! Пионер – значит первый. Они первыми возвращаются и начинают отстраивать Сион заново. И им нужны такие крестьяне, как я: люди, которые умеют пахать землю, выращивать яблоки и доить коров. Им нужны люди с такими руками, как у меня. Смотри, смотри, – сказал Яков Мендель и, подняв свои сильные руки, погладил Шурку по голове. – Наш друг Моше Яновский, который жил в соседней деревне, уже уехал. Он будет пионером, а потом настанет наша очередь.

– А они там тоже говорят по-польски, как и мы здесь?

– Нет, – ответила тетя. – Нам придется выучить новый язык.

– Какой?

– Этот новый язык называется «иврит», – сказала Тайба.

– Иврит – язык наших молитв, а теперь его пересматривают и совершенствуют, как и землю, как и наш народ… еврейский народ.

Дядя Яков Мендель и тетя Алинка тоже хотели отправиться в путешествие. Они тоже мечтали построить новую жизнь на земле предков. Они тоже хотели работать на земле исторической родины.

– Вот и прекрасно! – рассмеялась Тайба. – Вся семья снова будет жить вместе.

– Конечно, – сказал дядя Яков Мендель, – мы все в одном доме, одного сердца, в мире и любви.

– Аминь, аминь.

Мама с большим волнением принялась готовиться к путешествию. Она шила простыни, вышивала скатерти и даже выставила часть мебели на продажу.

А папа научил их говорить на иврите несколько слов: «вода», «молоко», «сыр» и «спасибо».

– Ма-им, маа-им. – Шурка попыталась произнести новое слово на иврите, чем всех очень рассмешила.

Шурка повторяла и повторяла смешные слова, а вечером произносила их своей мягкой тряпичной кукле Алинке, которую получила в подарок на день рождения. Она обещала, что научит ее новым словам, которые выучила сама, потому что очень скоро они все будут говорить на другом языке в другой стране. А вечером папа расскажет им о праотцах, которые жили в Израиле, о Саре и Рахили, о царе Давиде и о Храме, который стоял на вершине гор. В этой земле были золотые песчаные дюны, золотые яблоки и пальмовые деревья. Шурка заслушивалась историями об Аврааме, Исааке и Иакове, а также Иосифе и его братьях. Она уже начала мечтать о том далеком месте, Земле Израиля. Только бабушка Ирена тихо ворчала в своей комнате. Она не понимала, что такого в той далекой земле, чего нельзя было найти здесь.

– В конце концов, Польша – наша родина, – твердила она, но папа говорил ей, что иммигрировать в страну праотцов – это большая мечта. Мечта, которую нужно осуществить.

Но вскоре в эту маленькую деревушку на востоке Польши начали доходить слухи об исторической родине.

Однажды к дому Тайбы и Якова Менделя подъехала запряженная двумя лошадьми карета и из нее вышел их сосед Моше Яновский. Он был с красным лицом и сильно похудевшим, по сравнению с тем, каким они видели его в последний раз. Тайба выглянула из окна и поспешила на улицу поприветствовать гостя.

– Моше Яновский, откуда ты здесь? Я думала, вы все там, в Земле Израиля.

– Как видишь, я снова здесь, в нашей Вульке-Заблоцкой, – грустно ответил Моше.

– Что-то случилось?

Он ничего не ответил, а лишь спросил, где может найти двух Яковов Менделей. Тайба все сразу поняла. Она кивнула и послала Шурку позвать отца, чтобы тот поскорее приехал. Когда два Якова Менделя услышали, кто их гость, они тут же бросили дойку и поспешили в дом.

– Ура, Яновский-герой! – кричали они ему издалека, приветственно махая руками.

Вскоре крики радости сменились криками скорби, и с каждым словом, которое произносил Моше Яновский, лицо Якова Менделя краснело.

– Мы все равно должны поехать туда, несмотря ни на что, – громко сказал он своим властным голосом.

– Но как? Ты же слышал, что он сказал, – запротестовал дядя Яков, сразу начавший отступать от планов.

– И все же мы иммигрируем в Израиль.

– Вы сумасшедший человек, – сказал Яновский. – Люди мрут там как мухи от малярии.

– Несмотря ни на что, несмотря на вспышку малярии, несмотря на то что там нет работы, а земля тяжелая и коварная, – отвечал он, – это наша историческая родина! Им нужны такие люди, как мы, рабочие.

– Правильно, но, может быть, вам лучше немного подождать, – сказал Моше Яновский. – Может быть, еще не время.

– Сколько же нам ждать? – спросил Яков Мендель. – У нас уже есть все проездные документы и разрешения, и кто знает, что будет дальше. Мы должны действовать, а не ждать. Мы должны восстановить нашу родину.

Папа Яков Мендель был упрям и настаивал на том, что они непременно должны ехать, хотя Тайба и тетя Алинка были сильно обеспокоены. Они твердили, что, возможно, Моше прав, что, может быть, лучше подождать, пока ситуация не станет более стабильной.

– Наша Шурка еще совсем маленькая, – сказала Тайба, – давай подождем немного – что в этом плохого?!

– Мы ждали две тысячи лет, можем подождать еще две, – добавила тетя Алинка.

Яков Мендель вышел во двор и принялся ходить взад-вперед, с серьезным выражением лица и нахмуренными бровями. Он скрутил одну из тонких сигар, которые позволял себе в редких случаях. Моше Яновский и дядя Яков Мендель стояли и молча наблюдали за ним.

Тайба вышла к мужу. Они долго о чем-то говорили, а когда он наконец вернулся в дом, глаза его были грустными, а улыбка исчезла, казалось, навсегда.

На следующее утро двое Яковов Менделей объявили, что они решили пока отказаться от своих планов.

– Только на время, – подчеркнул папа.

– Что случилось? – спросила Шурка у матери.

– Ты разве не слышала?! – проворчал отец, и она спряталась в мамин фартук.

– Все кончено. Решили, что мы не поедем, – сказала Тайба дочери с грустью в глазах, – пока не поедем.

– Почему? Почему, мама? – приставала к матери Шурка. – Ты же говорила, что там хорошо, тепло и мне обязательно понравится, и еще ведь там растут золотые яблоки!

– Потому что мужчины говорят, что еще не пришло время.

Яков Мендель махнул рукой в сторону широких полей, указал на цветник и сказал:

– Сейчас мы останемся здесь, пока там, на земле наших праотцов, условия не изменятся. Я не хочу, чтобы моя семья голодала, не дай Бог. Давайте подождем. Может быть, время действительно еще не пришло.

Много лет спустя, когда Шурка приехала в Землю Израиля и все называли ее бабушкой Шуркой, она рассказывала своим внукам: «Папа верил, что в течение года мы соберем и продадим все наши вещи и уедем в Израиль. Может быть, даже через два года, когда мы будем уверены, что наша новая родина готова нас принять, пообещал он. И мы терпеливо ждали. Мы верили ему, что, несмотря ни на что, все равно доберемся туда. И в конце концов, нам тогда было хорошо и в Польше. Откуда мы могли знать…»

Дни летели быстро, пока Шурке не исполнилось четыре года. Ее любимым местом в родительском доме было кухонное окно с ярко-синей занавеской с вышитыми красными и синими лесными цветами. Она могла сидеть там часами, втиснувшись между двойными рамами, и смотреть на открывающийся перед ней мир. Даже сейчас, после всех прошедших лет, Шурка хорошо помнит эти виды из окна родного дома. Они – часть ее. Они – альбом ее детских воспоминаний. Отсюда она когда-то часами завороженно смотрела, как падает снег, как на окнах распускаются цветы инея, как весной зеленеют поля, она нежно гладила лучи солнца, когда они падали на стекло. Она любила наблюдать. Она впитывала окружающий мир своими глазами.

– Смотри, мама! – радостно кричала она, пытаясь схватить солнечный луч в свои руки. – Смотри, как красиво!

И мать обнимала ее и шептала дочери, что она тоже когда-то любила смотреть и наблюдать, и до сих пор хранит эти прекрасные образы в своем сердце.

– И если Бог пожелает, то же самое будут делать и твои дети, и дети твоих детей, – молча молилась Тайба.

– Это лучшее место в мире, правда, мама?

– Конечно!

Откуда они могли знать тогда, что настанет день, когда от их красивого деревянного дома, в котором царило это безмятежное счастье, останется лишь горстка пепла? Что чья-то злая рука безжалостно сотрет с лица земли все, что было построено с такой любовью. Как можно было тогда, видя всю эту красоту, знать, сколько горя и зла в мире?

А наша маленькая Шурка любила прижиматься лицом к холодному оконному стеклу, махать маленькими ручками деревенским ребятишкам, возвращавшимся из школы и подбрасывавшим в воздух свои портфели, звать папу и дядю Якова Менделя, когда они занимались своими делами: кормили пшеницей кур, чистили лошадей, доили коров, пропалывали, вспахивали поля или сеяли лук и морковь.

– Папа, посмотри на меня, я здесь! – кричала она, и папа ставил ведра на землю, улыбался ей, вытирал пот с лица и снова продолжал работу. Иногда он подходил к окну и протягивал ей стручок гороха или цветок каштана.

Мама Тайба была занята на кухне, ее быстрые руки буквально танцевали по синей клеенке на столе, спеша приготовить ужин для семьи. Она разминала свежий, только что сорванный с грядки кочан капусты, из которого делала кислый салат и украшала его ломтиками моркови. Она нарезала кабачки и лук и перемешивала их в большой кастрюле с супом, а из молока, которое приносил ей Яков Мендель, сбивала сыр и сметану. Тайба отбивала шарик теста, пока он не становился мягким и эластичным, затем раскатывала его и вырезала из него широкие кружки. В центр каждого кружка она клала картофель и лук, умело защипывала края и бросала в кипящую воду. А когда мама была занята, Шурка подтаскивала деревянный стул, который был выше ее, осторожно взбиралась на него, а оттуда на деревянный шкаф. Рядом с собой она ставила свою Алинку. Девочка складывала свои маленькие ножки на деревянной доске, прижимала голову к прохладному оконному стеклу и смотрела на большую грушу, которая росла прямо перед ней, тяжелые ветви дерева качались на ветру, ласково гладя стены дома. Маленькая Шурка была уверена, что груша танцевала только для нее, кланялась ей странным образом и жестами приглашала ее выйти и полазать по ней.

– Довольно, моя девочка, пора спускаться, – дергала Шурку мама Тайба. – На окне еще холодно, садись рядом со мной и веди свою Алинку. Может, попробуешь супчик из свеклы, который я сварила.

Шурка оторвалась от окна, спрыгнула со шкафа в объятия Тайбы. Она рассказала матери о ветре, который нагнал черные тучи и разбросал кучу соломы, и о грушевом дереве, которое покрылось белыми цветами.

– Хватит бездельничать, лучше помоги мне месить тесто, – засмеялась мама, всовывая в руки дочери кусочек мягкого теста и показывая ей, как скатать его в шарик и бросить в кастрюлю с кипящей водой. Кукла Алинка тоже получала свой собственный крошечный шарик теста. Затем мама дала Шурке маленькую корзинку, и они вдвоем аккуратно собрали яйца из курятника, сложив их в кладовку рядом с кухней. Часть яиц они продавали другим фермерам в обмен на яблоки или муку.

Дважды в год, в дни перед Песах и Рош ха-Шана, еврейским Новым годом, к их дому в деревне приезжал фургон торговца стеклом. Это был Мотель Шидловский, двоюродный брат Тайбы.

Подъезжая к дому, он всегда кричал: «Привет, кузина!», и Тайба выбегала к нему, предлагала горячую еду и узнавала все семейные новости: кто обручился, кто женился, кто ждет ребенка или уже родил.

– А это для самой красивой кузины в Польше, – говорил Мотель Шидловский и дарил Тайбе одно из блюд со стекольного завода, где он работал. Счастливая Тайба рассматривала новое блюдо и ставила его среди другой стеклянной посуды, убранной для особых случаев.

– Может, останешься у нас на ночь? – предлагала Тайба, но кузену всегда приходилось торопиться. Нужно было объехать еще много деревень.

– Увидимся на Песах! – кричал Мотель, погоняя лошадей.

В дом приходили и другие гости. Тайба часто останавливала торговца тканями, приезжавшего из Острув-Любельского, или торговца кастрюлями и сковородками из Парчева, и торговец спрашивал:

– Привет, евреи, как у нас дела сегодня? Господин Яков Мендель дома?

– Какого господина Якова Менделя вы ищете? – спрашивала Тайба.

– А сколько здесь Яковов Менделей?

– Всего двое, – смеясь, отвечала Тайба.

Тайба была сама радость и смех, а тетя Алинка, напротив, была мрачной и грустной. С утра до вечера она драила и чистила свой дом и ругала соседских детей, которые играли возле дома или пели в поле прямо напротив него. В ее суровом лице и жестких глазах чувствовалась какая-то тяжесть.

Дети при виде нее разбегались во все стороны.