Kitobni o'qish: «Отец для двоих»

Глава 1

Макар

– Снова голова? – спрашивает Ира, с сочувствием наблюдая за тем, как я морщусь.

– Есть обезболивающее? – спрашиваю с надеждой.

Улыбнувшись, Ира тянется к сумке и достает оттуда упаковку обезболивающих. Я ни разу не видел, чтобы она их принимала, значит, берет их для меня. В Ире я ценю не только профессионализм: она прекрасный анестезиолог, но и вот такие мелочи, которые она подмечает. Впрочем, это ее работа. Вместе с должностью анестезиолога она занимает и место моего личного помощника-ассистента.

– Держи.

Вместе с таблеткой она протягивает мне бутылку с водой. Я быстро выпиваю лекарство и откидываю голову на спинку сиденья. Раскалывается жутко. За последний месяц стало хуже. Сам знаю, что пора провериться, потому что признак фиговый, но времени на беготню по больницам у меня нет. Я наконец-то осуществил свою мечту – построил собственную клинику пластической хирургии.

– Лёш, притормози немного, – просит Ира. – Поезжай медленнее.

– Я в порядке, – отвечаю, хотя чувствую себя иначе.

– Там толпа журналистов, – поясняет Ира. – Ты же знаешь, какими шумными они бывают. И настойчивыми.

– Лучше не знать.

Я снова морщусь, вспоминая, как полгода назад толпы журналистов наседали на меня. Словно так давно это было, а прошло только полгода. Шесть месяцев, которые кардинально изменили мою жизнь. Переписали, будто с чистого листа. Единственное, что осталось неизменным – воспоминания.

Когда автомобиль подъезжает к клинике, я сразу же натыкаюсь на акул пера. Стоят с камерами и микрофонами, у кого-то в руках блокноты. Не остается сомнений, что начнут донимать меня вопросами. Выкрикивать их один за другим.

– Не позволяй им залезть себе на шею, – говорит Ира напоследок и, сложив ладонь в кулак, заносит ее над головой.

Я решительно открываю дверь автомобиля и выхожу из машины. При виде меня толпа оживляется, девушки улыбаются, парни пробираются вперед. После вчерашнего объявления о том, что уже с сегодняшнего дня клиника доктора Макара Измайлова начинает принимать пациентов, всем захотелось взять у меня интервью.

– Добрый день, – начинает самый смелый парнишка. На вид ему лет двадцать пять, не больше. – Скажите, к вам в клинику уже кто-то записался или никто не доверяет доктору-мошеннику?

Я сжимаю зубы до хруста, чтобы не врезать первому же журналисту. И, казалось бы, что такого? Я прошел через это уже давно, газеты и интернет-издания давно прополоскали меня, как могли, но я все равно бешусь.

– Мы с вами прекрасно знаем, что я никогда не был мошенником. Все обвинения сняты, мне принесены официальные извинения.

Эти слова пролетают у журналиста мимо ушей. Он лишь слегка заметно кивает и продолжает:

– И все же… пациенты уже есть?

– Да. Я ведь неоднократно говорил, что в моей клинике будут работать только лучшие специалисты. Мои клиенты, которые оперировались у меня, не доверят свою внешность никому другому.

– Надеетесь переманить пациентов из клиники, где раньше работали?

– Надеюсь, вы перестанете задавать глупые вопросы.

Парень поджимает губы, и право говорить переходит к другому человеку. Меня спрашивают об оборудовании, о финансировании, ведь на такой крупный проект требовалось немало денег. И, конечно же, о моем задержании после заявления главврача клиники, в которой я работал. Меня обвинили в мошенничестве и халатности. Я якобы проводил пациентам операции, которые им были не нужны. Советовал подтянуть и без того идеальную кожу лица, улучшить форму груди, вставив импланты, провести липосакцию пациентке, которая пришла совсем не за этим.

В клинике, где я раньше работал, таким промышляли частенько. Я никогда подобным не занимался, и, естественно, ко мне начали выстраиваться очереди. Никому не хочется прийти к пластическому хирургу, чтобы сделать блефаропластику, а выйти с целым перечнем рекомендуемых операций. Попахивает покупкой нового девайса у консультанта, который пытается впарить тебе чехол, защитную пленку и страховку на все возможные и невозможные случаи.

– Как планируете рекламировать свою клинику? Будете обзванивать клиентов, которые уже вас знают?

– Нет. Никого переманивать мы не будем. Наши двери открыты для всех, и развиваться мы будем, как и остальные – баннерной и телевизионной рекламой, блог-страницами в социальных сетях.

– Вы ведь сказали, что первые ваши клиенты – те, кто уже у вас был?

– Я этого не говорил. Всего лишь заметил, что являюсь для тех, кто ко мне единожды попал, лучшим.

Через десять минут, когда я решаю, что вопросы закончены, и собираюсь сбежать в клинику, меня останавливает женский голос:

– Еще один вопрос!

Что-то в ее голосе заставляет меня остановиться и даже развернуться к журналистам.

– Это правда, что у вас есть второй ребенок, но вы занимаетесь воспитанием только одного? – слышу женский голос в толпе журналистов.

Следом обнаруживаю взглядом ту, которая задает вопрос. Она сама продирается ко мне через других, выходит в центр и ожидает ответа. Ничем не примечательная женщина, обычная журналистка, даже взгляд не вызывающий, спокойный. Такая не полезет рыть, чтобы искать сенсацию. Значит, проплаченная. Интересно только, кем. Неужели мой бывший босс все не угомонится?

– Разумеется, нет, следующий вопрос.

Отвечать стараюсь невозмутимо, спокойно, хотя у самого все клокочет внутри. Я вообще не умею с журналистами общаться, оказывается. После обвинений меня задержали, отпустили из СИЗО не сразу, помариновали, пока стало понятно, что кроме обвинений от моего начальника у них больше нихрена нет. Я помню, как вышел, а там – толпа журналистов. Все с иголочки одетые, чистые, с микрофонами и ручками, а я несколько дней не мылся и не брился, вышел в той же одежде, в которой зашел.

– Мы нашли вашего сына, – парирует журналистка. – У нас есть фотографии.

Я сжимаю зубы до хруста. Фотографии у них есть, как же! Мысленно считаю до ста, чтобы не вспоминать, как сильно я ненавижу журналистов.

Фото я получаю через минуту. Ошарашенно рассматриваю мальчика. У него такой же редкий цвет глаз, как у меня. Умно, конечно, приписать мне…

Замираю, потому что вижу последнюю фотографию. Вижу ее. Оля держит на руках того же мальчика и улыбается. Это как удар под дых. Вышибает из груди воздух сразу же, и получить очередную порцию кислорода становится невероятно сложно. Практически невозможно.

– Объясните, почему вы не участвуете в воспитании второго сына?

– Без комментариев.

Я умею отбиваться от них. Пришлось научиться после того, как мои фото сразу после освобождения заполнили интернет-издания и газеты. Меня не полоскали разве что мои довольные клиенты, уверенные на все сто в том, что я действительно умею оперировать. Тогда я этого не знал, отвечал на вопросы неумело, как врач. Потом пришлось нанять юриста, и меня всему научили.

Я расталкиваю журналистов и иду к машине. Самые настойчивые бьют по стеклу и крыше авто, требуя ответа. У меня его нет, потому что ребенка на фотографии я вижу впервые. Олю, конечно же, узнал…

– Что случилось? – ошарашенно спрашивает Ира. – На тебе лица нет, ты побледнел. Что за фотографии?

Ира пытается забрать их у меня из рук, но я их выдираю, держу крепко и не отдаю. Там Оля и мальчик с моим цветом глаз. Какова вероятность, что это просто совпадение? Вдруг после нашего расставания она нашла мужчину с таким же цветом, как у меня? Разве невозможно? Я уверен, что такое может быть, но все равно внутри что-то сжимается.

– Что они сказали? – допытывается Ира, которая сейчас почему-то раздражает.

– Помолчи! – рявкаю резко и уже мягче добавляю: – Мне нужно подумать.

Если Ира и обижается, то виду не подает. Хмуро отворачивается и дает команду Лёше ехать. Личный водитель у меня, кстати, тоже появился не так давно. Вообще, ощущение, что я живу не своей жизнью. Моя была обычной, понятной и спокойной. По утрам я просыпался, собирал сына в сад и шел в больницу. Оперировал до вечера и забирал сына, играл с ним, готовил ужин и укладывал спать. Когда меня вызывали по ночам, приходилось звонить матери. Та уже потом звонила Жанне и привозила ее с собой.

«– У ребенка должна быть мать! – тараторила она. – Дай ей шанс.

– Где эта мать была, когда ему нужно было молоко? – зло отвечал я. – Когда он делал первые шаги?»

Шанса Жанне я давать не собирался. Дал в самом начале, когда узнал о беременности. Прикрываю глаза. Головная боль снова возвращается. Воспоминания давят, вскрывают мою черепную коробку. Жанна ребенка не хотела, это я потом понял. Даже избавиться от него пыталась.

Я сам все похерил. Не знаю, как так вышло, что мы с Жанной проснулись в одной постели. Помню, поссорились с Олей в очередной раз. Она ткнула в то, что я не принимаю помощь ее отца и не хочу идти к нему на работу. Я, сцепив зубы, сказал, что лучше буду подметать дороги, но работать к нему не пойду.

Оля разозлилась, я вспылил. Дома оказалась мама с бутылкой. Я до того дня не пил никогда, но тогда захотелось хотя бы попробовать. Понять, что люди находят в алкоголе. Неужели и правда можно забыться, и станет легче?

Я тогда забылся настолько, что не помнил ничего. Проснулся в одной постели с Жанной, которая смотрела на меня с преданной улыбкой. Возненавидел себя, потому что Жанна мне никогда не нравилась как девушка. Я видел в ней соседку, подругу, может быть, даже сестру, но не более.

Переспать с ней было верхом глупости, но я пошел дальше – попросил ее скрыть, что между нами что-то было. Думал, пронесет. Не пронесло, конечно. Через месяц Жанна сообщила о беременности, и я бросил Олю. Ушел, ничего не сказав. Решил, что это лучше правды. Хотя, оглядываясь на шесть лет назад, понимаю, что просто струсил. Олю любил очень сильно и просто не смог ей признаться в предательстве. Духу не хватило.

– Макар, – Ира аккуратно касается моего плеча.

Возвращает в реальность и смотрит обеспокоенно.

Я же быстро делаю снимки на телефон и отправляю своему помощнику со словами:

– Лебедева Ольга. Найти. Срочно!

Егор работает на меня вместе с Ирой. Его я дергаю в крайних случаях, в таких, где ей ни за что не справиться. Егор отвечает почти сразу, не заставляя себя ждать.

– Понял, принял. Дай мне сутки.

Глава 2

Ирина демонстративно молчит и что-то печатает в телефоне. Обиделась. Я немного прихожу в себя от новостей и отдаю Лёше новое распоряжение:

– Везем Иру домой и едем за Степаном.

Ира поджимает губы, но спорить не пытается. Привыкла уже к тому, что мои указания возражениям не подвергаются. Едем молча, думая каждый о своем. У дома Иры останавливаемся. Она медлит, что-то хочет сказать, но затем лишь протягивает мне упаковку с таблетками и покидает автомобиль.

Я кручу пачку в руках, но пить новую таблетку не решаюсь, хотя голова снова болит. Воспоминания давят, хочется вернуться назад и все изменить. Легко видеть свои косяки спустя годы и твердо знать, как нужно было сделать. А тогда казалось, что правильно. Отпустить, отойти в сторону, последовать совету отца Оли и дать девочке шанс встретить нормального мужика, а не нищеброда.

Я сжимаю зубы до хруста и снова смотрю на фотографию. Оля держит на руках сына, улыбается, когда его целует. Глаза мальчика светятся счастьем. Я уже знаю, что это мой сын. Не сомневаюсь даже, хотя знаю, что Оля бы не скрыла. Даже после того, как я молча исчез. Нашла бы способ рассказать о беременности, если только…

Ее отец. Нетрудно убедить беременную брошенную девочку в том, что не стоит ничего рассказывать тому, кто тебя бросил. Он недостоин знать о скором отцовстве. Нельзя, говорят, поминать мертвых плохими словами, но хорошего мне сказать нечего. Лев Лебедев всегда был мне ненавистен, и его рука отчетливо была заметна в наших отношениях. Иногда Оля, сама того не подозревая, говорила его словами.

– Макар Игнатьевич, предупредите в саду, что опоздаете, тут пробка в паре километров, уже не объедем.

Голос Лёши отвлекает меня от прошлого. Я быстро набираю воспитательницу и говорю, что задержусь, заберу Степана позже обычного.

– Конечно, Макар. Я останусь с ним, вы же знаете.

Конечно, знаю. Я ей доплачиваю за такие вот сверхурочные. Необходимость появляется редко, но бывает. Раньше задерживался на операциях, последнее время в бумагах. Руки просят скальпель, а вместо этого получают ручку. Надоело, но ближайшая операция у меня через несколько недель.

Руки снова тянутся к фотографии, мысли возвращаются к Оле. Она не сказала. Послушала отца и смолчала. И брат ее тоже ни слова не сказал, хотя я спрашивал. И шесть лет назад, и теперь, когда вышел из СИЗО и привел себя в порядок, первым делом поехал к Стасу. Встретили меня, надо сказать, красиво. Мордобоем. После драки Стас сообщил, что Оля уехала, и потребовал ее не искать.

– У нее прекрасно все в жизни, слышишь? Ее замуж позвали, а тут ты. Она себя извела всю за то, что у вас случилось. Жалеет. Вот какого хрена тебе лезть в ее жизнь снова?

– Мне нужны ее контакты. Не дашь – сам узнаю.

– На вот.

Стас ткнул мне свой телефон. Небольшая статья с фотографией Оли. Писательница Оливьена Браун рассказала, что выходит замуж.

– Не стоит тебе ее искать. Ты ничего ей предложить не можешь. Она тебя никогда не простит и ребенка твоего воспитывать не будет. Она вообще детей ненавидит. Чайлдфри. У них там так принято, популярное течение.

Сомнений в том, что ее заставили смолчать, не остается. Врать до последнего, лишь бы я не узнал и не воспитывал своего сына, лишь бы ничего не говорил. Ее отец знал, что я женился, и брат, конечно же, тоже. И про сына узнали, конечно. Ей ничего не сказали, иначе бы она спросила. При первой же встрече спросила, а она не знала. Хотел ей все рассказать. Спустя годы понимаю, что поступил неправильно. Стоило сказать правду, признаться в том, что сделал. После того, что я узнал, становится не по себе. У меня, оказывается, еще один сын растет. Ровесник Степана. Растет без моего участия.

Не замечаю, как автомобиль паркуется у детского садика. Я выхожу, быстро иду за Степаном. Снежана Юрьевна тут же выходит следом. Улыбается.

– Наконец-то вы приехали. Степа про вас спрашивал. Соскучился.

Я беру сына за руку и веду к шкафчику. Достаю одежду и жду, пока Степа оденется.

– Вы что решили? – спрашивает. – Степан идет в школу в этом году или еще нет?

– Не решил.

– У нас при садике замечательная школа имеется. И психологи. Они помогут вам понять, готов ли Степа к занятиям. Что скажете?

– Попрошу вас не лезть, Снежана. Я сказал – не решил. Как только приму решение – обязательно вам сообщу.

Она замолкает, улыбается уже не так широко, а затем прощается со Степой. Мы выходим на улицу.

– Что будем сегодня делать? – спрашивает.

Я понятия не имею. Не успел придумать. Все мысли были об Оле и о том, что у меня есть еще один ребенок. Тоже сын. Такого же возраста. Интересно, какой он? Пойдет ли в школу в этом году? Есть ли у него успехи в саду? Что он знает обо мне? И знает ли…

– Пап…

– Не знаю. Посмотрим мультфильм?

– Да. Ты нашел интересный?

– Найду.

* * *

Утром по пути в сад перезванивает Егор.

– Слушаю.

– Я там информацию кое-какую собрал. Что смог. Номер телефона достал, сегодня позвонил – рабочий, трубку взяла Ольга.

– Хорошо.

Открываю файл. Информации немного, но достаточно, чтобы понять, что она еще не замужем. И сын точно мой. Дата рождения ровно через девять месяцев после нашего расставания.

В самом низу номер телефона и адрес. Не американские. Российские. Егор ошибся? Перезваниваю ему.

– Ошибки нет. Она переехала сюда месяц назад. Вместе с сыном. Как я понял – не временно. Дом в США выставлен на продажу.

Я сглатываю и нажимаю на отбой. Веду Степана в сад, а затем возвращаюсь в автомобиль и несколько минут буравлю взглядом адрес и номер. Позвонить? И что я ей скажу? Что узнал о сыне? Она, может, замуж вышла и счастлива теперь. Однако все равно называю Лёше адрес. Прошу припарковаться и сижу в машине, не зная, чего жду.

Оля появляется спустя минут десять ожидания. За руку с мальчиком, улыбается, идет, что-то ему рассказывает. Я наблюдаю со стороны и чувствую, как сжимается все внутри. Хочу подойти к ним, хочу поздороваться с сыном, но понимаю, что не имею права вот так врываться в их жизнь. Сейчас я могу только наблюдать со стороны. И жалеть, что ничего ей не сказал.

Они подходят к машине, у которой их ждет высокий мужчина. Лица не вижу, но он ее обнимает. Кладет руку на талию, прижимает к себе. Помогает ребенку залезть в машину, открывает переднюю дверцу для Оли, обходит машину и садится рядом.

– Поедем следом? – спрашивает Леша.

– Нет. В клинику давай. Потом за Ирой.

Мне нужно подумать, что делать дальше. И думать нужно быстро, потому что вчерашнее интервью должно выйти на днях. Оля может его увидеть. И сын тоже. Он мальчик взрослый, все поймет. Не хочу, чтобы ему было больно, и он узнавал о существовании родного отца вот так – через репортеров.

Глава 3

Оля

– Я не хочу к зубному, – канючит Тимофей, пока я застегиваю ему куртку. – Там будет больно.

– Не будет, – обещаю ему.

Прежде чем записывать сына, я трижды переспросила, смогут ли они обеспечить максимальную безболезненность и не напугать ребенка. Меня заверили, что да. У них есть телевизор с мультиками, а кабинет раскрашен специально для детей. В крайнем случае, как мне сказали, можно сделать седацию. Один укол – и Тимофей уснет, а доктор сможет спокойно полечить зубик.

Буду надеяться, что до седации не дойдет.

– Будет, – нервничает.

Вижу, как в уголках его глаз скапливаются слезки.

– Не будет, – приседаю, чтобы не смотреть на него сверху вниз, чтобы быть словно на равных. – Я говорила с доктором, он пообещал, что тебе ни капельки больно не будет. Если будет, мы уйдем из этой клиники, хорошо?

Немного подумав, сын кивает.

Я бросаю взгляд на наручные часы и отмечаю, что Динар ждет нас внизу уже минут десять. Я обещала, что спустимся за пару минут, но в последний момент опрокинула на себя чай, и пришлось переодеваться.

С Динаром мы познакомились после моего возвращения. Он оказался моим соседом по лестничной клетке, а кроме того, с золотыми руками. Тревожить брата, который живет со мной в одном городе, не хотелось, поэтому, когда Динар предложил помочь со сборкой кроватки для Тимофея, я согласилась. Пыталась, правда, ему заплатить, но он напрочь отказался брать деньги.

Как-то незаметно мы начали общаться. Он забегал ко мне за солью, я неловко обращалась к нему, когда нужна была крепкая мужская сила. Вчера он пригласил меня на свидание и предложил отвезти нас с сыном к зубному, и я не стала отказывать.

На улице я почему-то оглядываюсь. Ощущение, что за мной кто-то наблюдает, но я отгоняю эту мысль. Некому. Мы в полной безопасности. Я вернулась на родину, потому что больше не смогла писать книги, которыми зарабатывала на жизнь все это время. Жить в другой стране недешево, просить денег у брата я была не намерена и решила вернуться. Здесь моих сбережений хватит на безбедную жизнь на двадцать лет, а все это время я не собираюсь сидеть сложа руки.

Освою новую профессию, устроюсь на работу и буду зарабатывать на еще двадцать лет, да и часть гонораров от продажи уже напечатанных книг мне по-прежнему будут перечислять.

Писать я перестала резко. Полгода назад я с трудом дописывала книгу, а еще встреча с Макаром меня немного подкосила, и, как итог, я закончила роман не так, как хотели издатели и мой агент. Переписывать концовку, как они требовали, я напрочь отказалась и разорвала договоры, решив закончить с писательством. Вышла в последний эфир к читателям, извинилась, сказала, что обязательно сообщу, если вдруг решусь писать, но… чувствовала, что этого не случится. Моя последняя книга так и не увидит свет.

– Оля, – Динар, все это время ожидающий нас у автомобиля, делает несколько шагов и обнимает меня за талию.

Я неловко кладу руку чуть ниже изгиба локтя и моментально забываю о том, что еще минуту назад чувствовала на себе чей-то взгляд. До сегодняшнего дня мы с Динаром общались и флиртовали, но он никогда не позволял себе в отношении меня чего-то больше. А сейчас обнимает. И, если не ошибаюсь, касается губами моих волос.

– Привет, – тихо шепчу, отстраняясь. – Мы немного опоздали.

– Ничего. Я успел прогреть салон.

Динар отпускает меня и помогает Тимофею залезть в автокресло. Я почему-то в этот момент снова осматриваюсь, а затем отвлекаюсь, потому что Динар ведет меня к переднему сиденью и открывает дверцу, помогая забраться внутрь.

Пока едем, я сижу, немного ошарашенная таким поворотом, и не без облегчения отмечаю, что его прикосновения не вызывают во мне отвращения. Я бы даже сказала, мне приятны его объятия и внимание.

Динар видный мужчина, высокий, широкоплечий, статный. На такого не стыдно засмотреться на улице. Из общения узнала, что он владеет своей компанией, небольшой, но достаточно прибыльной. У него личный автомобиль, большая трехкомнатная квартира в самом центре и долгий брак за спиной. Есть ребенок, но ему уже пятнадцать, трудный подросток, поэтому отношения у них складываются плохо.

Мою историю он тоже знает. Не всю, конечно. Я опустила момент, как приезжала сюда полгода назад и снова переспала с бывшим. Правда, об операции сказать пришлось. Он заметил шрамы и удивленно спросил: «Неужели рядом не было мужчины, чтобы подставить свой нос?».

– Выглядишь расстроенной, – замечает.

– Переживаю перед приемом. Тимофей боится стоматологов, – добавляю шепотом, чтобы сын, увлеченный мультиками на планшете, не услышал.

– Понимаю. Мой сын до сих пор их боится. Ни в какую не могу уговорить пойти.

– Его, наверное, сложнее, – замечаю с улыбкой. – Тимофея можно уговорить мультиками и шоколадками.

– Да, с Ринатом это не работает. Ему подавай технику самую дорогую или деньги. Недавно машину запросил, – Динар смеется. – В пятнадцать, представляешь?

– Маленькие детки, маленькие бедки.

– Точно. Главное, не упустить пацана. Мне не удалось. И Тине тоже. Мы были заняты каждый своим, а Ринат рос будто отдельно. Теперь не признает за авторитет ни мать, ни отца.

– Уверена, он подрастет, и вы наладите отношения.

– Да, куда уж он денется. Конечно, найдем. Кстати, наш ужин сегодня в силе?

– Да.

– Мальца есть с кем оставить? – он кивает на Тимофея.

Я задумываюсь. Вообще-то, я планировала взять его с собой, чтобы не просить брата с ним посидеть. Со Стасом у нас натянутые отношения. Он не мог понять моего стремительного решения переехать, и мы поссорились. Я не хотела брать у него денег, он не понимал, с чего вдруг я возвращаюсь. Пока только шли разговоры о переезде, Стас еще молчал, но как только я переехала, почти совсем перестал со мной разговаривать.

– Тебе не нужно на работу? – спрашиваю у Динара, когда меня попросили выйти из кабинета.

Тимофею все-таки сделали седацию. Он разнервничался, разволновался, начал хныкать, а затем устроил истерику. Успокоился, только когда ему сказали, что ему сделают укол. Необъяснимо, но факт – мой сын не боится уколов, но с ужасом смотрит на стоматологическое кресло.

– На работу? – удивленно спрашивает Динар.

– Ну да. Мы и так тебя задержали.

– Не беспокойся. Все нормально. Я поеду позже. В этом преимущество работы руководителем, – смеется Динар. – Можно приезжать в любое удобное время.

Я улыбаюсь в ответ. Бросаю украдкой взгляд на кабинет. Волнуюсь за сына. Вдруг проснется. Маловероятно, конечно, но все равно нервно.

– Во сколько мы выезжаем? – спрашиваю, чтобы отвлечь себя от навязчивых мыслей.

– В семь, думаю. Нормально?

– А вернемся?

Мне нужно знать, чтобы понимать, что говорить Насте. Брату, я уже решила, что звонить не стану. Захочет – наберет сам. Не я с ним в обидки детские играю, это он недоволен приездом сестры на родину, а не наоборот.

Вопрос для Динара неожиданный. Он смотрит на меня удивленно, и видно, что не знает, как ответить. Я и сама осознаю, что вопрос из ряда «лучше бы не задавала», но я должна знать, во сколько приеду за сыном.

– Тебе, как Золушке, к полуночи нужно быть дома? – отшучивается.

– К полуночи поздно. Я сына оставлю с женой брата, максимум в десять его уже нужно забрать, чтобы к одиннадцати успеть вернуться и уложить спать.

Динар смотрит на меня внимательно, а я рассматриваю стену за его спиной. Почему-то легкость, присутствующая в нашем общении, куда-то испаряется. У него есть ребенок. Взрослый, но ведь есть. Я думала, он должен понять мои метания, но он почему-то не выглядит понимающим. Слегка раздраженным и недовольным, но эти чувства быстро сменяются радушной улыбкой и кивком.

– Может, пораньше тогда выедем? В шесть, допустим.

– Можно, – отвечаю с сомнением.

– Ты не подумай, – поясняет он. – Я ничего такого не имею в виду, просто хочу пообщаться с тобой наедине подольше.

Подумать о его словах не успеваю. Дверь в кабинет открывается, и на пороге появляется врач.

– Мы все, – сообщает с улыбкой. – Справились быстрее, чем планировалось.

Тимофей немного сонный, смотрит на меня заспанно, но пока я расплачиваюсь за лечение, разыгрывается и приходит в себя. Хорошо, что все прошло спокойно.

Уже в коридоре Динар сообщает, что не сможет нас отвезти – его срочно вызвали на работу, и ему нужно ехать.

– Я вызвал вам такси, номер у тебя в мессенджере, еще раз извини, что так вышло. Я за ужином расскажу.

Успеваю только кивнуть. Динар прижимает меня к себе, целует в висок и, быстро отстранившись, выходит из клиники.

Наше такси прибывает через несколько минут. Темный внедорожник бизнес-класса останавливается у входа, водитель барабанит пальцами по рулю. При виде меня с ребенком выходит, помогает застегнуть пряжки автокресла.

– Спасибо, – бормочу.

Я заказываю такси «стандарт». Это стоит в несколько раз дешевле, а тратиться на передвижение я не планирую. Стоит, конечно, подумать о покупке автомобиля, но я пообещала себе поразмышлять об этом, как только устроюсь на работу.

По дороге пишу Насте с просьбой забрать Тимофея к себе часиков до десяти. Отвечает она не сразу, потому что видит сообщение поздно.

«Без проблем. Я заеду после садика, ладно? В полшестого где-то».

«Спасибо», – отправляю ей в ответ.

Дома, пока Тимофей складывает конструктор, открываю шкаф. Я не стала забирать все свои вещи и ограничилась только тем, что мне нравится и не утратило свой вид. Остальное отдала в приюты для бездомных. Технику и мебель оставила в квартире. Они уйдут в продажу вместе.

Порыскав в гардеробе, понимаю, что ничего путного, чтобы надеть на ужин в ресторан, там нет. Платья и юбки я не ношу, да и вообще в последнее время сильно расслабилась, накупив множество разнообразных костюмов оверсайз. Люблю большие свободные вещи. В них я почему-то чувствую себя гораздо комфортнее.

Времени на то, чтобы ехать за нарядом, у меня нет, и я решаю написать Насте. У нас с ней примерно одинаковая комплекция. Я на пару сантиметров меньше, но это даже к лучшему. Впрочем, если ничего не найдется, я не особо расстроюсь и пойду в костюме. Слава богу, в столице для женщин дресс-кодом не предусмотрены оголенные ноги для похода в ресторан.

«Рядом с твоей квартирой есть огромный ТЦ. На первом этаже есть детская комната, где можно оставить Тимофея».

Я перечитываю Настин ответ и понимаю, что никакого желания ехать в торговый центр у меня нет. Видимо, Стася слишком хорошо меня знает, потому что спустя минут десять присылает еще одно смс:

«Я привезу тебе платья, так что не спеши утюжить свои балахоны»

К свиданию, надо заметить, я совсем не готовлюсь. Несколько часов сижу в ноутбуке, откладывая заинтересовавшие меня вакансии, а когда время приближается к пяти, одеваю Тимофея и подвожу стрелками глаза. Пожалуй, хватит. Декоративной косметикой я не пользуюсь, лишь ухаживаю за кожей. Для вечернего похода в ресторан, конечно, стоило бы подкраситься: нанести тональный крем, пудру, румяна, накрасить помадой губы. И я даже порываюсь, но быстро себя одергиваю.

Зачем? Для кого?

Динар видел меня в домашнем халате и с грязными волосами и все равно пригласил на свидание. Вряд ли что-то изменится, когда он увидит меня с макияжем. Тем более, что я все равно не начну краситься. Да и времени нет.

Настя приезжает через десять минут. Вваливается в квартиру с Данькой и платьями в чехлах. Осматривает меня с ног до головы критическим взглядом и закатывает глаза.

– Раздевайся, сейчас мы тебя соберем.