Kitobni o'qish: «Введение во храм. Очерки по церковному искусству»

Частное образовательное учреждение высшего образования Свято-Филаретовский православно-христианский институт

2-е издание, исправленное

Рекомендовано ученым советом СФИ

Рецензенты:

Г. Б. Гутнер, доктор филос. наук

Ю. В. Балакшина, канд. филол. наук

Введение Марии во храм. Фрагмент мозаики церкви Успения Богородицы в монастыре Дафни, Греция. Ок. 1100 г.

От автора

Эта книга – для тех, кто хочет войти в храм не как турист. Ее название связано с историей, описанной в одном из древних (конца II в.) христианских текстов, «Протоевангелии Иакова». Там рассказывается, как маленькую Марию, будущую Богородицу, родители впервые привели в иерусалимский храм. Чтобы ребенок не испугался и более того – полюбил храм, они поставили перед входом в него девушек с зажженными светильниками. Но Мария, которой было, по преданию, всего три года, не взглянув на них, сама, прыгая от радости, устремилась к храму, вызвав тем восторг у народа. Поэтому хочется, чтобы вхождение в храм и для читателей этой книги стало не скучноватым, хоть и полезным изучением всех элементов его архитектуры и внутреннего убранства, а радостным узнаванием того, что им уже отчасти о нем известно, или что предчувствовалось, ожидалось быть увиденным там.

Предлагаемая книга не «методичка» и не фундаментальное исследование по церковному искусству. Она – собрание отдельных статей о храмах древних и современных, их внутреннем убранстве, иконах и даже некоторых картинах, имеющих отношение к храму. Но фрагментарность ее во многом кажущаяся. Так, разделы книги («Архитектура», «Росписи», «Икона» и др.) охватывают все основные части храмового «синтеза искусств». При этом каждый раздел построен по хронологическому принципу, что позволяет почувствовать, хотя бы в общем виде, движение внутри видов церковного искусства. А главное, каждое из вошедших в книгу произведений является своего рода опорной точкой, центром, позволяющим двигаться от него дальше самостоятельно, используя прочитанное как своего рода ключи для всё новых и новых «дверей».

О состоянии человека, вошедшего в храм, замечательно сказал в своей проповеди на освящение храма Богоматери Фаросской в Константинополе, во второй половине IX века, патриарх Фотий: «Как будто он вступил на небо, без противодействия с чьей-либо стороны, и осиянный многообразными, со всех сторон открывающимися, подобно звездам, красотами, он остается зачарованным»¹. Однако, наслаждаясь этими красотами, нельзя забыть о проблемах, связанных со строительством новых храмов в наши дни. Об этом тоже пойдет речь в нашей книге. А завершится она размышлением о новом смысле и назначении храма в христианскую, новозаветную эпоху, об опасности для него стать лишь новым вариантом храма ветхозаветного, судьба которого печальна. Стоит вспомнить, как один из учеников Христа, пытаясь провести для Него «экскурсию» по храму в Иерусалиме – тому самому, куда в детстве была введена Богоматерь, – сказал: «Учитель, посмотри, какие камни и какие здания!». Но Христос ответил: «Видишь эти великие здания? Не останется здесь камня на камне…» (Мк 13:1–2).

В заключение хочется сказать слова сердечной благодарности тем, без кого эта книга не появилась бы. За саму ее идею – Ларисе Юрьевне Мусиной, коллеге, заведующей учебно-методическим отделом Свято-Филаретовского православно-христианского института. За предложение напечатать цикл статей, которые легли в основу книги, настойчивость в реализации этого предложения и труды, связанные с их изданием в журнальном варианте – Ладе Валерьевне Клоковой, шеф-редактору журнала «Русский мир. ru». За подготовку книги к печати – сотрудникам издательства Свято-Филаретовского института и Преображенского братства. Особая, самая большая благодарность – священнику Георгию Кочеткову: за приобщение к церковному и мировому искусству и «введение во храм» во всех смыслах автора этой книги.

А. Копировский

15.11.2014 г.

Предисловие

Пройдя проселками Средней России, начинаешь понимать, в чем ключ умиротворяющего русского пейзажа. Он – в церквах. Взбежавшие на пригорки, взошедшие на холмы, царевнами белыми и красными вышедшие к широким рекам, колокольнями стройными, точеными, резными поднявшиеся над соломенной и тесовой повседневностью – они издалека-издалека кивают друг другу, они из сел разобщенных, друг другу невидимых, поднимаются к единому небу. И где бы ты в поле, в лугах ни брел, вдали от всякого жилья, – никогда ты не один: поверх лесной стены, стогов наметанных и самой земной округлости всегда манит тебя маковка колоколенки…².

Так писал о русских храмах в конце 1950-х годов наш выдающийся соотечественник Александр Солженицын. Эти храмы тогда были по большей части в запустении, разорении и мало кого интересовали. Даже профессиональная реставрация не могла полностью вернуть им первоначальный облик. Ведь с ним неразрывно было связано то, для чего храмы и строились, – молитва к Богу и общение с ближними как Его детьми – а это, казалось тогда, ушло навеки.

Но времена изменились быстрее, чем это можно было ожидать. И теперь уже стоит задача не только сохранить наши древние храмы, но и войти в них всерьез, по-настоящему. Одной из таких «дорог к храму» может стать рассказ о шедеврах церковной архитектуры, стенописи, иконописи и даже живописи (неважно, что такие картины находятся вне храма). Сейчас в отличие от одностороннего, идеологического подхода к любым художественным произведениям, характерного для советских десятилетий, рассказ должен затронуть и связать затем воедино исторические, эстетические и богословские основы «языка» этого искусства. Постараемся, по возможности, так и сделать.

Архитектура

Может ли храм быть иконой?
Церковь Покрова на Нерли

1. Церковь Покрова на Нерли, XII век. Современный вид

Первым в нашем рассказе будет знаменитый храм Покрова Богородицы на Нерли, близ Владимира, стоящий на холме среди луга над малым водоемом-старицей (илл. 1–4). Ему уже восемь с половиной веков. Он был построен повелением сына Юрия Долгорукого, князя Андрея, прозванного Боголюбским, скорее всего, около 1158 года (общепринятая более поздняя дата – 1165 год – обоснованно подвергается сейчас сомнению). Этот одноглавый стройный храм с рельефно выступающими к востоку тремя алтарными полукружиями – апсидами давно привлекает к себе восторженное внимание миллионов людей.

 
По какой ты скроена мерке?
Чем твой облик манит вдали?
Чем ты светишься вечно, церковь
Покрова на реке Нерли?³
 

В самом деле – чем?

На этот вопрос можно ответить по-разному. Например, сравнив эту церковь с тем, что вызывает устойчивые положительные ассоциации, – они и будут «светом». И даже прямо связать ее образ с чем-нибудь светящимся, скажем, со звездой. Правда, в недавние времена выше этого образа фантазия, как правило, не поднималась. И тогда рождались «нестандартные сопоставления» (термин не только информатики, но и музейной педагогики начала 1990-х годов) – на первый взгляд смелые, возвышенные и красивые, но одновременно и настораживающие. Вот школьный педагог пытается рассказать детям о храме Покрова и дает набор сопоставлений, среди которых… романс «Гори, гори, моя звезда». Звезда, да не та!

Величественный, несмотря на малый объем, собиравший под своими сводами людей, прежде всего, для молитвы «о мире всего мира, об укреплении святых Божиих церквей и о единении всех», храм оказывается после слов педагога поводом для сладостного и возвышенного, но очень индивидуального, субъективного переживания. Тогда как поэт в приведенных выше в качестве эпиграфа строчках обращается не к себе и не к кому-то другому, а к самой этой церкви! Она для него – как будто живое существо. И в результате его вопрос – «по какой мерке?» – становится риторическим. Потому что поэт вначале с разных сторон пытался объяснить красоту этого храма (стихотворение длинное!): и через тоску души построившего ее князя, и через ее органическое родство с окружающими полями, холмами, реками, и т. п. Но вдруг понял, что всего этого – мало. И тогда он отказывается от дальнейших объяснений. Ведь подлинно глубокое, на языке философов – «экзистенциальное», то есть затрагивающее саму суть вещей и явлений знание, трудно выразить. Оно, как сказал когда-то Ф. М. Достоевский, «неответчиво».

Но это, конечно, не значит, что остается лишь констатировать невозможность подлинного восприятия храма Покрова. И что нам придется ограничиться собственными смутными ощущениями или строгими оценками специалистов (увы, не всегда и не во всем согласных друг с другом). Нет, нужно просто не выносить поспешных, поверхностных и произвольных, как говорили в старину – «от ветра головы своея», суждений, и послушать то, что скажет нам архитектура этой замечательной церкви.

Язык архитектуры

 
…Из серых камней выведены строго,
Являли церкви мощь свободных сил.
В них дух столетий смело воплотил
И веру в гений свой, и веру в Бога.
Передавался труд к потомкам от отца,
Но каждый камень, взвешен и размерен,
Ложился в свой черед по замыслу творца.
И линий общий строй был строг и верен,
И каждый малый свод продуман до конца.
В стремленьи ввысь, величественно смелом,
Вершилось здание свободным остриём,
И было конченным, и было целым,
Спокойно замкнутым в себе самом.⁴
 

«Серые камни», упомянутые в стихотворении, к церкви Покрова на Нерли не имеют отношения: стихотворение написано о западноевропейских готических храмах. Камень, из которого она сложена – подмосковный мячковский известняк, пожелтевший и потемневший от времени, – изначально был почти белым. «Свободное острие» – тоже от готики. Но все остальные эпитеты, хотя и не исчерпывают всех представлений об этой церкви, к ее виду очень подходят. Даже выражение «спокойная замкнутость» говорит прежде всего о целостности ее архитектурного облика, а не о закрытости его по отношению к окружающему миру, высокомерной превознесенности над ним.

Отметим сразу: церковь Покрова не распадается на отдельные элементы (купол, цилиндрический барабан, полукруглые изгибы сводов, стены, разделенные длинными изящными полуколонками на три части, и т. д.), с какой бы стороны на нее ни смотреть. Наоборот: она соединяет эти элементы вместе так, что ни один из них не существует сам по себе; как сказали бы музыканты – не ведет только свою партию.

2. Вид с юго-запада

3. Западный фасад

4. Восточный фасад. Алтарная часть

5. Алтарные апсиды, аркатурно-колончатый пояс

6. Интерьер: купол, барабан, паруса

Живое единство различных объемов и деталей архитектуры храма тем более поражает, что его конструкции не прячутся от наших глаз, не пытаются выдать себя за что-то иное, более легкое или, наоборот, более фундаментальное, устойчивое. В церкви Покрова последовательно реализован один из главных принципов храмового зодчества зрелого Средневековья: что конструктивно – то и декоративно, т. е. из чего состоит храм, то его, прежде всего, и украшает. Например, вертикальные плоские выступы в стенах (пилястры) необходимы для того, чтобы лучше удерживать тяжесть сводов. Но они же становятся и украшением стен, поверхность которых иначе была бы плоской и однообразной. Приставленные к пряслам тонкие полуколонны и поясок из арочек, опирающихся на совсем маленькие, как будто висящие в воздухе колонки, – всего лишь ювелирные изделия, подчеркивающие уже существующую красоту целого (илл. 5).

Еще один принцип: что снаружи – то и внутри. Это значит: по членениям стен церковного здания, его сводам и барабану, на котором стоит купол, всегда или почти всегда можно догадаться о том, как выглядит его интерьер. Если свод снаружи полукруглый – то же самое вы увидите, войдя в храм и подняв глаза вверх (илл. 6).

О «величественно смелом» стремлении ввысь этого храма говорили и писали сотни раз. Это действительно так. Пропорции здания необычны даже для домонгольской Руси, в которой «башнеобразные» храмы, в отличие от Византии, возводились довольно часто. Его ширина невелика – чуть более 10 метров, а вот высота внутри достигает почти 21 метра! Зодчие явно хотели построить такой храм, которому не было бы прямых аналогов нигде. Не за счет увеличения его размеров и количества куполов (напомним, есть летописные упоминания русских храмов начала XI века «о полтретьядесяти версех», то есть с 25 главами!), а именно с помощью непривычной высотности.

Но внимание! Во-первых, стремление всех объемов храма Покрова вверх во многом задано его постановкой на возвышении. Это не естественный холм, как кажется в настоящее время, а насыпное трехметровое сооружение на каменном фундаменте, да еще и облицованное изначально белым камнем. Светлая, но мощная пирамида высилась прямо перед набережной (храм тогда стоял при впадении Нерли в Клязьму⁵). К храму от набережной вела встроенная в боковой откос «пирамиды» белокаменная же лестница, украшенная, судя по скульптурным фрагментам из раскопок середины XIX века, двумя лежащими каменными львами. Наличием такого могучего постамента высота храма значительно уравновешивалась.

Во-вторых, впечатление особой вытянутости храма вверх в немалой степени достигается «луковичной», с заострением, формой его главки и высоким тонким восьмиконечным крестом на ней. Но «луковичный» купол в XII веке был неизвестен, он появился гораздо позже, в XVI столетии, а на этом храме – еще позже, только после ремонта в начале века XIX-го. Изначально купол был, как считается, значительно меньшим, шлемовидным. Есть даже предположения о его совсем малых размерах и лишь чуть закругленной форме. Крест на куполе был так называемый греческий, то есть не восьми-, а четырехконечный, с расположением перекладины точно посередине, все его концы были одинакового размера. Подобный крест можно увидеть во Владимире, на Дмитриевском, тоже княжеском, соборе конца XII столетия.

Реставрация конца 1980-х годов, вернувшая храму Покрова древнее «позакомарное» покрытие («комара» – свод) и позволившая открыть нижнюю часть барабана, почти на 40 сантиметров скрытого ранее под перекрытием XIX века, к сожалению, купола и креста не коснулась. Очевидно, потому, что реставраторы не хотели вызывать волну возмущения изменением привычного, хотя и не соответствующего первоначальному силуэта храма…

И, наконец, третье. Раскопки 50-х годов ХХ века под руководством одного из основных исследователей храма профессора Н. Н. Воронина показали: храм практически одновременно с постройкой основного объема был окружен с трех сторон (кроме алтаря) галереями шириной 2,5 метра. Специалисты спорят о том, какими они были и можно ли было ходить по их верху. Но, как бы то ни было: стремительный вертикальный взлет общего объема здания сменяется в этом случае плавным ступенчатым нарастанием архитектурных масс. Храм из тонкой «свечи» мгновенно превращается в могучее и даже грозное сооружение, особенно если представить его себе стоящим на первоначальном белокаменном подиуме (илл. 7, 8). Это уже не «белая царевна», вышедшая к реке! Здесь для поэтической характеристики понадобится мужской род.

Не будем, как мы и договаривались вначале, спешить задавать взволнованные вопросы: «почему так случилось?», «что это значит?» и, тем более, «кто виноват?» и «что делать?». Постараемся привыкнуть к мысли, что наши представления даже о, казалось бы, хрестоматийных вещах могут быть существенно расширены. К тому же нам еще предстоит подумать о самом главном – о том, что делает здание храма собственно Храмом: о его «имени», назначении, символике форм и декора. А потом найти возможные подходы если не к решению, то хотя бы к прояснению этих проблем. Задать вопрос, не рассчитывая на мгновенный и простой ответ и, может быть, почувствовать встречный вопрос. Ведь, как писал выдающийся ученый второй половины ХХ века академик Сергей Аверинцев, одна эпоха может обмениваться с другой вопросами, «от которых вещи делаются прозрачнее»⁶.

Вначале постараемся услышать голос еще одного поэта – на сей раз о храмах вообще.

7. Реконструкция Н. Н. Воронина

8. Архитектурный разрез и план

9. Древнейшее из сохранившихся изображений «Покрова Богоматери»: золотая наводка на вратах суздальского собора Рождества Богородицы, 1230-е гг.

 
Но не сотвори себе кумира
из обмеров их, искусствовед.
Мера их земная не от мира
Здешнего – в них тот и этот свет.
Оттого и в камне не коснеют,
и почти прозрачны, как вода —
ПОГРАНИЧНА всяка их черта,
та черта, последняя – за нею,
что за ней, скажи ради Христа.⁷
 

Эпиграф отчасти относится и к первой половине статьи. Там мы занимались в основном именно «обмерами» храма Покрова, оценивали его пропорции, высоту, реконструировали первоначальный вид.

Но и в самом деле: нельзя увлекаться «обмерами», пусть даже говорящими об удивительной архитектурной гармонии. Как и считать, что лирически воспринимаемый сегодня облик этого храма сформировался лишь по вдохновению его строителей (кстати, наличие аркатурно-колончатого пояса, охватывающего храм с внешней стороны посередине, львов на фасаде и на верхней части внутренних столпов и т. п., говорит о том, что главными строителями были, скорее всего, итальянцы). Или из-за печали князя об умершем от ран сыне Изяславе (битва, в которой тот был ранен, произошла позже постройки храма Покрова на Нерли). Поговорим теперь о нем как о «Доме Божием» – месте богослужения и духовного общения.

Начнем с имени храма, то есть его посвящения.

Мафорий Богородицы

В лето 6670 (по древнему счету «от сотворения мира». – Прим. авт.) великий князь Андрей близ Боголюбовския обители… на реке Клязьме в лугу нача здати церковь во имя Пресвятыя Богородицы честнаго Ея Покрова, на устье реки Нерли… И помощию Пресвятыя Богоматере оную церковь единым летом (то есть за один год! – Прим. авт.) соверши⁸.

«Честнаго» – значит, чествуемого, достойного, почитаемого. А что значит «Покров»? Прежде всего – покрывало. Это верхняя одежда замужней женщины, нечто вроде большой шали, закрывавшей голову, плечи и спину. Греки называли его «мафорий». Значит, мафорий самой Пресвятой Богородицы, Девы Марии, матери Господа Иисуса Христа, и есть «покров», давший название нашему храму.

Приведем кратко описание события, в котором этот мафорий сыграл главную роль. Во время тяжелой осады Константинополя сарацинами в 910 году народ собрался в одном из своих самых любимых храмов – Влахернском. В нем с V века хранились одежда и пояс Богородицы. Бывшему там юродивому, по имени Андрей, было видение: Богоматерь, окруженная святыми, стоя в воздухе, молилась с воздетыми руками. А затем, сняв с себя покрывало, она распростерла его над всеми стоявшими в храме (илл. 9). Такой знак невозможно было понять иначе как ее покровительство (слово «покров» здесь прямо присутствует!), заступничество, защиту. Что и исполнилось: осада была неожиданно снята, враги ушли.

Праздник в честь этой бескровной победы греки ввели у себя только в XIX веке. А вот на Руси, во Владимиро-Суздальском княжестве, он появился уже в XII столетии (если не еще раньше в Киеве, откуда был родом князь Андрей Боголюбский, – такое предположение небезосновательно). Значит, храм Покрова на Нерли, возможно – один из первых, если не первый из русских храмов, посвященных этому событию. Естественно, посвящение не сводилось к воспоминанию о чуде в Константинополе, случившемся много лет назад. Оно, скорее, означало стремление как бы перенести сам Влахернский храм на берега Клязьмы и Нерли. И значит, зримо представить себе и другим образ заступничества Богоматери за Владимиро-Суздальскую землю, ведь место слияния этих рек – своего рода «ворота» в нее.

Смысл и содержание праздника Покрова раскрываются в кратком песнопении в его честь – тропаре, который звучит так:

 
Ныне, благоверные люди, мы радостно празднуем,
осеняемые Твоим, Богоматерь, пришествием,
и, на Твой непорочный образ взирая, с сокрушением взываем:
покрой нас святым Твоим покровом
и избавь нас от всякого зла,
ходатайствуя пред Сыном Твоим, Христом Богом нашим,
о спасении душ наших.
 

К сожалению, не сохранилось ни храмовой иконы из церкви Покрова на Нерли, ни вообще икон Покрова домонгольской эпохи.

Но вернемся к нашему храму. Он ведь тоже «икона» – архитектурный «образ» (eiKiav в переводе с греческого – «образ», «изображение»). Потому что изображает то, что находится, как писал в начале IV века церковный историк Евсевий Кесарийский, «превыше небесного свода»⁹. Именно об этом свидетельствуют его формы и пропорции, не сходные напрямую ни с чем из окружающей природы или из творений человеческой культуры. Естественной реакцией человека, увидевшего такую «икону», будет, прежде всего, благоговейный, радостный трепет. Предчувствие чего-то неизмеримо высшего, чем то, что обычно наполняет его жизнь. Изумление, переходящее в восторг. Оно может быть эстетическим – в самом лучшем смысле этого слова, то есть затрагивающим все чувства и очищающим их. Но может вести и дальше – к поиску самого источника очищения.

Обратимся для этого еще раз к «Крохоткам» А. Солженицына, отрывок из которых приводился в самом начале статьи. Продолжим его:

…И всегда люди были корыстны, и часто недобры. Но раздавался звон вечерний, плыл над селом, над полем, над лесом. Напоминал он, что покинуть надо мелкие земные дела, отдать час и отдать мысли – вечности. Этот звон, сохранившийся нам теперь в одном только старом напеве, поднимал людей от того, чтоб опуститься на четыре ноги.

Придется оговориться: колокольни в церкви Покрова в XII веке не было, потому что тогда на Руси не было колоколов. Они появились в Западной Европе, и только в XIII веке, а на Русь пришли еще позже. Но и сам этот храм стал своего рода «звуком» – молитвой в камне, для которой важны не только слова, но и мелодия, и ритм. Не случайно на его западном, самом значительном фасаде находится скульптурный рельеф с изображением царя-пророка Давида, играющего на псалтири – струнном музыкальном инструменте, похожем на арфу (илл. 10). Слово «псалтирь» перешло и в название сборника, включающего более 150 молитв для чтения и пения – псалмов.

Церковные песнопения звучали не только внутри, но и снаружи, у стен этого храма. Особенно часто – во время крестного хода на Пасху, который повторяется затем ежедневно в течение всей пасхальной седмицы (недели). Крестный ход с пением и чтением Евангелия проводился здесь также по особым случаям. И в первую очередь – в день престольного праздника, Покрова Пресвятой Богородицы. Праздник отмечается по церковному календарю 1-го (по новому стилю – 14-го) октября.

Но основное богослужение, конечно, всегда проводилось внутри храмового здания. Войдем в него и постараемся увидеть, продолжится ли ощущение чуда от созерцания внешнего вида этого храма в его интерьере.